Тобольская противомусульманская миссия

Главный противомусульманский миссионер-священник Ефрем Елисеев, происходивший из «старокрещенных» татар Казанской губернии, состоял вторым священником при Иоанно-Введенском женском монастыре, а приданный ему псаломщик миссии Иоанн Петров (в дальнейшем он проживал в качестве толмача в с. Куларово) состоял псаломщиком при Тобольском кафедральном соборе. В течение года миссионер вел частные беседы с мусульманами, которых приглашал к себе в гости, или сам ходил в гости к ним. При этом он помогал татарам писать письма, давал книги для чтения и сам брал у них книги на татарском языке. Весной по приглашению миссионера его стали посещать муллы из различных селений близ Тобольска, а некоторые приезжали даже со своими учениками, как, например, мулла из юрт Ямбаевских или Мянджеля, как они сами говорили, «столпа мусульманства в Сибири».

17 февраля 1902 г. в Тюменском Свято-Троицком монастыре было совершено крещение 6 человек из числа сибирских татар, о чем сообщалось в местной печати. Крещены были «татарин из Муллашевских юрт, из потомков Кучума, Валиша, его жена Фатима, дочери, Кульфинас, 6 лет, Шарфинас, 4 годов, и новорожденная Фатиха, татарин Мухамеджан, 18 лет»¹¹⁷. Чин таинства св. крещения был совершен для бывших мусульман на татарском языке. Имена новокрещенных записаны в синодик миссии. Двух новокрещенных девочек зачислили кандидатками для поступления в Иоанно-Введенскую монастырскую школу, на что они изъявили свое желание. «Пусть через этих неофитов засияет свет Христовой истины и разольет свои благодатные лучи!» - заключил свой отчет главный миссионер.

В 1903 г. Тобольское епархиальное начальство ходатайствовало перед Св. Синодом об увеличении миссии и повышении жалования: настоятелю до 1700 руб. в год с разъездными; помощнику – 1200 руб.; двум псаломщикам – по 400 руб.; на устройство миссионерского дома с церковью, школой и приютом – 10 000 руб.

Тобольские владыки, встречая поддержку и взаимопонимание в столице, настаивали на открытии новых миссионерских станов, для руководства которыми выписывали священнослужителей из числа крещенных татар из волжских городов. Епископом Антонием (Каржавиным) в 1904 г. были направлены миссионеры для вступления в контакты с мусульманским населением в селения, находящиеся вблизи традиционного проживания сибирских татар: в Куларово, Вагай, Бегишево, Кармаки. В отчете Тобольской противомусульманской миссии за этот год сообщалось: «Все выписанные сотрудники служат без жалования за миссионерство, ведут беседы с русскими и татарами, представляют дневники. С татарами они говорят без запинок на казанском наречии, что важно для здешнего татарина, так как они казанских татар считают выше и культурнее себя, ставя их обиход жизни и язык в образец. Местные же инородческие наречия отличаются крайней неустойчивостью и разнообразием»¹¹⁸. В том же отчете сообщается, что «особым усердием и умелым ведением дела отличался толмач – диакон Иоанн Петров, диакон Иоанн Купцов вел две беседы и представил дневник, написанный для большей точности на татарском языке. Михаил Патрушев в Кармаках убедил к принятию православия одного татарина. По прибытии на места каждому сотруднику выдавался словарь, сведения о христианской вере с переводом и прочие руководства»¹¹⁹.

В 1904 г. был издан «Краткий русско-татарский словарь» на местном наречии татар Тобольской губернии и начато издание книги «Об Иисусе Христе и Мухаммеде». Словарь раздавался татарам бесплатно ректором Тобольской духовной семинарии, и они охотно приходили в семинарию для его получения.

В 1905 г. епископ Антоний пригласил для миссионерской работы нескольких крещенных татар, выпускников Казанской учительской семинарии. Они были направлены в близлежащие селения в 50–70 верстах от Тобольска, где находились населенные пункты сибирских татар. Свои отчеты они направляли в виде дневников, которые были опубликованы в разных номерах «Тобольских епархиальных ведомостях» за 1906 г. Приведем некоторые отрывки из записей, содержащих документальные свидетельства их деятельности.

Диакон Волков сообщал: «По своему происхождению я принадлежу к татарскому племени. Родился я 14 апреля 1879 г. в крещено-татарской деревне Казанской губернии. Образование я получил в Казанской крещено-татарской школе, которую кончил в 1896 г. со свидетельством на звание учителя сельских инородческих училищ. В сан диакона рукоположен 14 августа 1905 г. в село Дубровинское Тобольского уезда на штатную диаконовскую вакансию в Троицкой церкви»¹²⁰.

Далее он писал, что в селе Дубровном насчитывается около 35 дворов жителей. В приходе – 15 деревень исключительно с русским населением. В районе этого прихода лишь одна деревня с мусульманским населением – Супринские юрты в 5 верстах от села, а также юрты Катангуйские – 15 в., Ренчиповские – 20 в., за Иртышом - Елташевские – 8 верст.

Население села приняло нового диакона с недоумением, поскольку раньше в их приходе диаконов не было, а содержать его приходилось на средства деревенской общины. Татары, которые посещали село, к его приезду отнеслись равнодушно и при встречах лишь здоровались с ним, совсем стали избегать после того, как он сделал нескольким из них предложение перейти в христианство.

Волков пересказывает историю, которую услышал от местного священника Русанова. Тому прислали из Тобольского миссионерского комитета несколько книг на татарском языке, которые он отправил знакомому мулле, который через несколько дней неожиданно приехал к нему в гости. Мулла выказал удивление, почему ему одному присланы эти книги, а не всем мусульманским священнослужителям.

В сентябре проповедник Волков встретил приехавшего в село татарина Муслима и заговорил с ним о том, что неплохо бы татарских детей (сыновей) научить русскому языку, поскольку «государство у нас русское, законы русские и живете вы среди русских, так что без знания русского языка и грамоты будешь плохой человек в государстве»¹²¹. Проникшись уважением к проповеднику, Муслим поинтересовался, дорого ли будет стоить обучение его сына русскому языку. Когда Волков ответил, что может учить мальчика бесплатно, то собеседник потерял к нему интерес и более они не встречались. Как выяснилось позже, сибирские татары были не против обучения своих сыновей русскому языку, если им за это будут платить деньги или освободят от уплаты налогов.

В деревне Лукиной Волков встретил местного жителя, который назвался Кондратием, хотя по его виду был видно, что он из сибирских татар. Миссионер поинтересовался, получил ли тот имя при крещении или его так называют лишь русские? Выяснилось, что почти у всех сибирских татар есть православные имена, которые им дали местные жители, но ни одного крещеного среди них не было. Миссионер решил воспользоваться ситуацией для обращения нового знакомого в православие, предложив ему: «Кондратий! Вот ты носишь христианское имя, как хорошо было бы, если бы ты и сам стал христианином». На что «Кондратий поник головой и, не проронив в продолжение моей речи ни единого слова, простился со мной».

С Волковым приехала его сестра, которая тоже хорошо знала татарский язык. Со временем к ней потянулись женщины из татарских селений за разными советами. Как-то раз девушка предложила женщинам перейти в христианство, на что услышала: «Переходи, девочка, в нашу веру: наша вера лучше вашей».

На неоднократные предложения проповедника местному населению об их переходе в православие все они единодушно отвечали отказом.

Другой миссионер, приехавший также из Казани, Василий Дмитриевич Мрязев, был направлен в с. Адбашское Тобольского уезда. Он сообщает, что из-за дальности расстояний до ближайших татарских селений (верст 30–75) он ни разу не побывал там, а беседовал лишь с теми татарами, кто приезжал в село. На все его высказывания, что «православие превосходит магометанство», в ответ получал возражения, а чаще всего - молчаливое несогласие¹²².

Диакон Иоанн Купцов был направлен в село Бегишевское Тобольского уезда, где татары из соседних селений к его появлению «отнеслись недоверчиво»: на предложенные им вопросы они старались отвечать по возможности на русском языке, считая его за русского, «понимающего по-татарски». В местной русской школе обучались два мальчика из татар. Купцов провел 14 бесед на темы «Страшный суд», «Почитание святых икон», «О постах», «О молитвах христианских» и т. п.

В своем дневнике он пишет: «Для улучшения миссионерского дела, по моему мнению, нужно обучать татарских детей русской грамоте бесплатно». Купцов совершил несколько поездок по ближайшим татарским селениям, во время которых пытался завести дружбу с местным муллой. Но допустил во время разговора несколько нетактичных высказываний о мусульманской вере, после чего обиженный мулла замолчал, а затем и совсем вышел из дома. Не откликнулись на предложения миссионера о перемене веры и рядовые жители, а некоторые, наоборот, начали приглашать его перейти в мусульманство.

Миссионер Гурий Кассианович Михайлов из «старокрещенных татар» после окончания Казанской учительской семинарии был сельским учителем, а затем рукоположен в сан священника. Его направили в село Карачино, куда прибыл 5 мая 1905 г. Жители села приняли его весьма радушно, поскольку раньше крещенных татар никогда не видели. Михайлов объяснил им, что его предки были крещены еще во времена покорения Казани Иваном Грозным.

Михайлов отмечал в своем дневнике, что дела Тобольской противомусульманской миссии складываются не совсем удачно, «потому что здесь приходится иметь дело уже не с крещеными татарами, а с татарами-магометанами, в высшей степени фанатиками, которых убедить креститься очень трудно». Он считает, что в короткое время вряд ли что можно изменить, поскольку не готова еще материальная база, нет пособий для бесед.

Перед приездом священника Михайлова в 1905 г. в Карачино сгорела церковь, а потому первое, чем ему пришлось заняться, – это строительство нового храма. Но в июне месяце он сумел выкроить время для перевода на татарский язык «Рукописи о. миссионера Елисеева о превосходстве христианской религии над магометанской …».

Первая его беседа с татарами произошла на берегу Иртыша возле перевоза. Она, как и беседы у других миссионеров, закончилась тем, что каждая из сторон осталась при своем мнении, и другие его беседы положительных результатов не дали. В его дневнике есть запись о том, что в Карачино находится «министерская школа», в которой татарские дети не обучаются¹²³.

Миссионерам приходилось постоянно разъезжать по татарским селениям, где они знакомились с муллами, учениками медресе и мектебе. Беседы велись на татарском языке, и на нем же происходили обряды крещения, что усиливало воздействие на новокрещенных: так, один из принимавших крещение, глава семьи Гизатулла, во время обряда постоянно вздыхал и говорил: «Как понятно и прекрасно! От родного отца не слыхал я того доброго наставления, что слышу теперь. Оказывается, все хорошее есть и у вас, т. е. христиан; я напрасно медлил с крещением, думая, что нет в христианстве того, что слышу»¹²⁴.
*** *** ***

Наиболее яркой личностью среди миссионеров, работавших с мусульманами, являлся на тот период священник Ефрем Константинович Елисеев. С начала 1900-х гг. его статьи, в которых подробно повествуется о ходе противомусульманской деятельности в Западной Сибири, начинают регулярно появляться на страницах «Тобольских епархиальных ведомостей» и в центральный изданиях: «Православный благовестник», «Церковные ведомости» и др. На основе публикаций нам представляется энергичный человек, готовый «живот положить за други своя» и выступающий со страстной критикой ислама и всего, что с ним связано. Некоторые его умозаключения и призывы хочется назвать фанатичными, ультрасовременными, выходящими за рамки высказываний того времени. Но после изучения всех его материалов приходишь к выводу, что автор во многом прав, и лишь его горячность и полемический пыл не позволили ему пересмотреть и объективно сформулировать свои воззрения по мусульманскому вопросу и тому роду деятельности, которому он без остатка посвятил свою жизнь и творческие силы. Именно Елисееву принадлежит впервые сформулированная и опубликованная идея о трех главных направлениях деятельности православных миссионеров: противоязыческой, противораскольнической и противомусульманской, (к подобной идее вполне самостоятельно пришел и автор этих строк, тогда еще не знакомый с трудами Е. Елисеева, а, узнав о своем предшественнике, лишь утвердился в правильности этой идеи).

Происходивший, как и большинство сибирских противомусульманских миссионеров, из крещенных татар Поволжья, Ефрем Константинович 25 июля 1892 г. занял пост главы Буконского стана Киргизской миссии, а с открытием миссии той же направленности в Тобольске в первые годы XX столетия переехал в центр губернии, где благодаря знанию языков и своей активности вскоре стал ведущим миссионером края. Приходится удивляться, как ему за столь небольшой временной промежуток удалось перевести и выпустить в свет такое количество книг и публикаций, направленных на обличение мусульманства. К тому же Елисеев частый гость в различных селениях сибирских татар, где так же горячо и со знанием дела беседовал, читал вслух христианскую литературу, агитировал мусульман принимать православие.

В 1905 г. силами Тобольской епархии была напечатана брошюра «Об Иисусе Христе и Мухаммеде» тиражом 1000 экземпляров. Сам Е. К. Елисеев был автором следующих публикаций: «Записки миссионера Буконского стана Киргизской миссии», «Учреждение противомусульманской миссии в Тобольской епархии», «Важность и значение миссионерства. Ответ Г. П. Петрункевичу», «Первоначальные сведения об православной христианской вере, сообщаемые татарину Тобольской губернии, готовящемуся ко святому крещению. На русском языке и на наречии татар Тобольской губернии», «Иоанно-Введенский монастырь в г. Тобольске», «Единой истинной вере. Миссионерско-христианская апологетика. На русском языке и на наречии татар Тобольской губернии». Все эти книги были выпущены в начале 1900-х годов в С-Петербурге довольно значительными тиражами (не менее 1000 экземпляров) и распространялись не только в Западной Сибири, но и по всей России. Публикации Е. К. Елисеева представляют исторический и этнографический интерес, поскольку в них содержались сведения о верованиях тобольских татар, описания их жилищ, где автор неоднократно бывал. «Записки» Е. Елисеева являются также и краеведческим источником, где он приводит статистические сведения о жителях, их роде занятий»¹²⁵.

В «Тобольских епархиальных ведомостей» за 1906 г. № 3 Е. К. Елисеев извещает читателей об издании по инициативе Миссионерского комитета новой книги под названием «Русско-татарский разговор, или практические уроки русско-татарского языка». Авторы разговорника, исходя из того, что у сибирских татар не существовало собственной письменности, а при написании они пользовались арабским алфавитом, самостоятельно разработали «новый татарский алфавит» с использованием русских букв, на основе чего и была составлена подборка наиболее часто употребляемых слов и выражений, что, по их мнению, должно способствовать еще большей «близости сибирских татар с русским населением». Разговорник предназначался для миссионерских проповедников и учащихся семинарий, которым в дальнейшем предстояло общаться с местным татарским населением. В книге помещены общеупотребительные фразы, благодаря которым можно поинтересоваться о здоровье, о родстве и пр. на местном наречии. Авторы полагали, что «книга окажется не бесполезной в руках читателя».

В одной из своих публикаций Елисеев обращает внимание на то, что число поселений в отдельных местах Тобольской губернии с татарским населением в несколько раз больше, чем с русским, и во многих имеются мечети, а иногда и татарские школы. Он приводит данные о численности татарского населения в ряде мест за 1901 г. По его данным в Тоболтуринских юртах было три двора, 13 душ мужского пола и 9 душ женского пола, мечеть, мулла и магометанское училище, а в селе Енбаево насчитывалось 190 дворов, 534 человека мужского пола и 542 – женского. В селе действовали две мечети, два мусульманских училища. Елисеев пишет, что «с нашей стороны необходима полномерная и постоянная работа многих сотен и даже тысяч работников-сотрудников, которые бы со временем смогли несколько сместить акцент в деле противостояния меж двумя главными конфессиями, исповедуемыми населением Западной Сибири»¹²⁶.

В статье за 1908 г. Ефрем Константинович «разоблачает» священника Громова из Уфимской губернии, который якобы со всем своим приходом принял ислам. «Перебежчику» он ставит в пример мусульманина Имадеддина (переводится как «столб веры»), который обратился в христианство, поскольку был не согласен с изречением пророка Мухаммеда, что «каждый смертный без исключения и сомнения попадает в ад». Елисеев приводит различные выдержки из газеты «Санкт-Петербургские ведомости» за 11 июля 1907 г., из газеты «Колокол» за 28 октября 1907 г., на страницах которых велась полемика о переходе священника Ивана Александровича Громова в мусульманство. В своем «разоблачении» он говорит, что «леность и безответственность удовлетворения требований разнузданной плоти в мусульманстве, – все это и было причиною уклонения Громова в мусульманство». По его мнению, Громов сменил веру не из идеологический соображений, а, скорее, из чисто бытовых, а также из-за принадлежности «к революционной шайке»¹²⁷.

В 1909 г. Е. К. Елисеев участвовал в съезде миссионеров Сибири и Поволжья, проходившем в Казани, где он выступил с докладом, который затем был опубликован на страницах «Тобольских епархиальных ведомостей»¹²⁸. В своем выступлении Елисеев отметил, что деятельность противомусульманских миссионеров в Сибири направлена, прежде всего, на то, чтобы обратить в христианскую веру «магометан из татар, бухарцев, сартов, инородцев, именуемых оброчно-чувальщиками и казаков из потомков Кучума». С трибуны съезда Елисеев высказывал крайне негативные взгляды по отношению к исламской части населения Сибири, считая, что «ненависть к христианам мусульманин всосал с молоком матери …». Всем мусульманам он приписывал «беспощадную жестокость, коварство и ненависть …». Для более плодотворной деятельности миссии он предлагал повысить жалование тобольскому центральному миссионеру до 3000 руб. в год в связи с тем, что значительная часть средств тратится на многочисленные поездки, «так как Тобольская губерния равняется по своей территории Франции».

1. 
   Настоятельно нужно ввести преподавание татарского языка и обличение магометанства в Тобольской духовной семинарии, сделав предметы эти обязательными. Татары есть везде и всюду, поэтому преподавать татарский язык и обличение ислама целесообразно.
   
2. 
   Устроить школы для Тобольских татар с преподаванием в них по системе Н. И. Ильминского.
   
3. 
   Не позволять татарам в газетах и литературе употреблять «правоверный» и по адресу христиан «кяфир» (неверующий, нечестивец), так как это относится ко всем христианам и самому Государю.
   
4. 
   Издавать на русском и татарском языке книги противомусульманского характера.
   
5. 
   Позволить всем священникам крестить мусульман без разрешения от епархиального начальства, а для руководства принять составленные и изданные мною «Практические советы и разъяснения по вопросам миссионерской практики».
   
6. 
   Просить законодательным порядком воспретить католическому духовенству (ксендзам) перевод жителей, проживающих в России, из православия в католичество без согласования с ведомством православного исповедания.
   
7. 
   Программу журнала «Православный Благовестник» расширить открытием отдела «Справочное бюро по делам мусульманской печати», пригласив особого сотрудника, который имел бы в своем распоряжении все мусульманские газеты и в русском переводе печатать их.
   
8. 
   Расширить программный курс Казанской крещено-татарской школы.
   
9. 
   Расширить и увеличить программу миссионерских курсов Казанской духовной академии, поскольку это единственная миссионерско-пастырская школа.
   
10. 
    Все миссионеры должны быть в священническом сане.
    
11. 
    За счет «Православного Палестинского Общества» ежегодно командировать из каждой миссии в Палестину по одному инородцу.
    
12. 
    В законодательном порядке объявить, что все новокрещенные, принявшие православие, в том случае, если будут просить о переходе в «иноверие», то установить им срок (например, 3 года) для окончательного разрешения возникающих сомнений.
    
13. 
    Желательно во всех приходах иметь миссионерские кружки под руководством настоятеля, сотрудника миссии из членов причта и ревностных прихожан.
    

В 1906 г. «Тобольскую противомусульманскую миссию» переименовали в «Тобольскую центральную миссию» В отчете Братства Дм. Солунского это объяснялось тем, что «ведению миссии подлежат не только мусульмане, но и все инородцы Тобольской епархии, кроме северной ее части». По новому положению миссионер и толмач в миссии состояли на епархиальной службе, совмещая ее с миссионерской деятельностью. Кроме них в миссии находилось 12 сотрудников (9 священников, 2 диакона и 1 псаломщик), но жалование за миссионерскую деятельность они не получали, состоя на службе в тех или иных приходах. Все они происходили из крещенных татар, а потому татарским языком владели в совершенстве. Всего в ведении миссии находилось около 100 000 мусульман, проживавших в 437 селениях, в которых находились 134 мечети и 268 татарские школы. За время существования миссии было окрещено 64 мусульманина из 38 семейств. Кроме этого, ведению миссии подлежали переселившиеся из России чуваши, черемисы, мордва. По данным статистического комитета, число переселенцев мусульманского вероисповедания к 1909 г. достигло 30 000 человек.

Знаменательным событием для миссионерства Тобольской епархии явилось издание в 1910 г. в Санкт-Петербурге книги Е. К. Елисеева «О единой истинной вере», которая была посвящена «обличению мохаммедданства». Первоначально свою рукопись он предложил перевести на татарский язык мулле из Старицких юрт, но тот отказался, сославшись на занятость. Тогда Елисеев обратился за помощью к дворянину Кульмаметьеву, который с радостью согласился. Выходу книги предшествовала большая работа по согласованию ее содержания и иллюстраций с высшим духовным начальством, и согласно указу Св. Синода от 9 сентября 1906 г. за № 9680, она была напечатана в Санкт-Петербургской синодальной типографии в количестве 1000 экземпляров. Объем книги составил 281 страницу с 5 рисунками. Большая часть тиража была направлена в Тобольскую, Казанскую, Омскую и Томскую епархии. Первоначально печатать книгу планировалось в Тобольске. Уже собирались закупить арабский шрифт, но потом разобрались, что «мы тем самым положили бы начало татарской типографии, татары бы стали печатать брошюры и сборники против христианского направления; у татар сейчас лежит в губернском правлении разрешенное ходатайство об открытии татарской типографии в Тобольске». Поэтому была найдена типография в Петербурге, издававшая газету на татарском языке «Ульфет» (Просвещение). Но издатель «оказался несостоятельным и за дела свои был принужден скрыться в Китай». Поэтому корректуру Елисееву пришлось взять на себя, поскольку столичные редакторы не знали многих слов из местных наречий, а также употребляемых в Сибири оборотов «сартских и бухарских слов». В связи с этим Елисееву «за разъяснением приходилось постоянно обращаться к дворянину-мусульманину А. Кульмаметьеву за 16 верст от Тобольска». Этим и вызвана была задержка в издании, длившаяся с 1906 по 1910 гг. Ефрем Константинович Елисеев утверждал, что его книга «единственная в своем роде», и ее издание было осуществлено лишь Алтайской миссией¹³⁰.

Одна из публикаций Е. К. Елисеева вызвала критику автора, который пожелал укрыться за инициалами Д. М. К.¹³¹. Он был не согласен с Елисеевым в вопросе о принципах организации управления миссионерской деятельностью в Западной Сибири, на что Елисеев ответил молчанием, не посчитав нужным вступать в спор с анонимом¹³².

По официальным данным из отчетов обер-прокурора Св. Синода и благочинных Тобольской епархии приняло православие следующее число мусульман¹³³:

В начале 1910 гг. в Абатскую волость Ишимского уезда на поселение были сосланы 5 крестьян из Казанской губернии, принадлежащие к мусульманской секте «Васьевцев», или «Божьему полку». С первых дней пребывания в Сибири они принялись за агитацию, в основном на сельских ярмарках, в Ишимском и Ялуторовском уездах, разъясняя основополагающие идеи своей секты. Основателем секты был житель г. Казани некто- Ваисов, который за основу всего учения принял полное неподчинение правящей власти, а, следовательно, Российскому правительству и законам империи. Согласно представлениям сектантов, отрицание власти изложено в Коране, где сказано: «власть … принадлежит одному только Богу»¹³⁴. Сектанты отвергали военную службу, не платили налоги, а в присутственных местах не снимали шапок перед портретом Государя, отказывались приветствовать и представителей власти. Миссионерам Тобольской епархии предстояла нелегкая задача по борьбе с влиянием новой секты. Св. Синод в октябре 1911 г. на своем заседании обсуждал мероприятия «по противодействию исламской пропаганде среди мусульман России»¹³⁵. Отмечалась «фанатичная ненависть ко всему русскому и христианскому, искусно и искусственно раздуваемая мусульманским духовенством», а также сепаратный характер их деятельности.

Указом Св. Синода от 2 марта 1911 г. в Тобольской епархии была утверждена должность епархиального противораскольнического и противомусульманского миссионера-проповедника с жалованием в 3000 руб. в год¹³⁶.

Сибирские миссионеры ратовали за то, чтобы новокрещенным мусульманам предоставлялась возможность селиться совместно на свободных землях и образовывать новые поселения неподалеку от русских деревень. Это объясняется тем, что мусульмане по присущей им крайней фанатичности изгоняли христиан из своего общества всевозможными притеснениями и преследованиями, ввиду чего принявший христианство татарин не мог пользоваться земельными угодьями в своем обществе, вынужден был прекратить свое хозяйство и идти в наймиты к русским¹³⁷. Такие поселения новокрещенных возникли в начале XX в. в Оренбургской, Томской и Иркутской епархиях, но лишь в 1913 г. стали отводиться земли в Велижанской волости Тюменского уезда Тобольской губернии. Но дальше отведения земель дело не пошло, и в августе 1917 г. выпускается воззвание, призывающее прихожан жертвовать личные средства на «новокрещенную колонию»¹³⁸. Миссионер И. Петров собрал около полутора тысяч рублей, которые он сдал в Епархиальный училищный совет. После событий 1917 г. деятельность противомусульманских миссий в Западной Сибири была прекращена.

2. 
   Миссионерская деятельность в Алтайском крае
   

В первой половине XIX в. начинается активная миссионерская деятельность на юге Западной Сибири, в частности среди «киргизов» (казахов) и язычников Алтая, которая стала возможна в связи с реформами М. М. Сперанского, подготовившего «Устав сибирских инородцев». Именно с этого момента государственные структуры начинают активно поддерживать и местами даже направлять миссионерскую деятельность православной церкви в Западной Сибири. На наш взгляд, именно после принятия «Устава» стало возможным открытие православной духовной миссии в Бийском и Кузнецком округах, что и было Высочайше утверждено 15 декабря 1828 г. В «Положении» об учреждении Алтайской миссии, в частности, говорится: «...в трех частях Отечества нашего, где жительствуют народы, не познавшие еще христианской веры, или по обращении в оную не довольно в ней наставленные. Св. Синод предписывает Преосвященному Тобольскому употребить в горах Алтайских служение архимандрита Макария, предложившего себя на дело проповедования и по сему присланного из Курской епархии в Тобольскую»¹³⁹.

Следует указать, что к началу XIX в. территория, на которой предстояло действовать миссионерам, отличалась сложным смешанным составом проживающих там народов и подвижной чересполосицей их кочевий¹⁴⁰. Формирование этнической группы казахов Горного Алтая стало результатом активных этнополитических процессов в Центральной Азии и в восточных провинциях Российской Империи XIX - начала XX вв. История региона определялась расстановкой сил различных этнотерриториальных группировок кочевой ойкумены, втянутых в орбиту геополитических интересов России, Китая, Монголии и Казахских ханств¹⁴¹.

Дальнейшее развитие ситуации было связано с демаркацией границ Российской и Цинской империй. Только в 1864 г. был подписан Чугучакский договор, который впервые обозначил границу России от Алтая до Тянь-Шаня. Договор включал и вопрос о народонаселении спорных территорий: «Где помянуты народы жили до сего дня, так по прежнему и должны оставаться»; «к какому государству отошли места кочевок этих народов, к тому государству вместе с землею отходят и самые люди, и тем государством управляются»¹⁴².

Наряду с внешнеполитическим фактором существенную роль в корректировке этнополитической карты региона играли административные и земельные реформы XIX - начала XX в. на окраинах Российской Империи. Активная колонизация пограничных степных районов привела к сокращению традиционных пастбищных угодий. Тогда же в станах Алтайской духовной миссии осели принявшие православие казахи из Прииртышья и от Бийской казачьей линии. В 1869 г. в Бийском округе было зарегистрировано около 500 мусульман. В последней трети XIX в. в результате обострения земельного вопроса началась направленная миграция казахских родов из Прииртышья, Монголии и Китая в пограничные области южного Алтая¹⁴³. Установление фиксированной границы изменило традиционные маршруты кочевания и вызвало дробление пограничных этнических, в том числе казахского, ареалов. Во власти Китая оказались многочисленные группы казахов Среднего Жуза - родовые подразделения кара-кереев (племени найманов), абак и айшемайлы (племени кереев),

которые сохранили устойчивые связи с казахской степью и Алтаем¹⁴⁴.

Российские власти пытались нейтрализовать усиление казахов-мусульман на Алтае, направляя туда миссионеров-проповедников, но это не смущало мусульман-миссионеров из Средней Азии и Поволжья, которые также активно вели пропаганду ислама среди местного населения¹⁴⁵.

Алтайская духовная миссия была открыта 29 августа 1830 г., когда миссионер Макарий (Михаил Яковлевич Глухарев) (1792-1847) «у самых врат Алтая» основал в с. Улале и с. Майме два больших миссионерских стана¹⁴⁶. Архимандрит Макарий стоял у истоков миссионерского движения в Сибири, являясь организатором и первым начальником Алтайской миссии¹⁴⁷. Кроме того, он известен как автор перевода на русский язык Библии, за что постоянно получал не только нарекания, но и наказания от властей, а за свои предсказания назван недругами «непризванным истолкователем судеб Божиих»¹⁴⁸.

Макарий родился в семье священника и после окончания семинарии в Вязьмах, где показал блестящие способности к языкам, был направлен в Санкт-Петербургскую духовную академию. Там он, несмотря на разницу в возрасте, сблизился с ректором академии Филаретом (Дроздовым), которому «почти ежедневно исповедовал свои помыслы». В 1818 г. Макарий принял монашеский постриг, в 1821 г. стал ректором семинарии в Костроме с возведением в сан архимандрита. В отзывах современников он характеризовался не совсем лицеприятно: «При строгой, прямо монашеской жизни и честном поведении часто примечается задумчивым, часто вспыльчивым. Подвержен частым припадкам. Крайне слабогласен. К продолжению должностей впредь кажется малонадежным».

Поменяв несколько мест службы 34-летний архимандрит ушел «на покой» в Глинскую пустынь (1826 г.), где занимался переводами православных подвижников и западных авторов, а в 1829 г. обратился с просьбой принять его для миссионерского служения в Сибири. Интерес к миссионерской службе возник у него задолго до основания миссии. Он уделял много внимания трудам католических и протестантских миссионеров, заодно изучая иностранные языки. И когда возникла необходимость в миссионере - проповеднике православия среди сибирских «инородцев», Макарий отнесся к новому делу с увлечением и восторженностью, найдя в нем свое истинное призвание. Первое время миссия существовала в условиях крайней бедности, держась на энтузиазме миссионеров. По словам Г. П. Флоровского «миссия была для Макария подлинным апостольским подвигом. История Алтайской миссии при Макарии - это один из самых героических и святых эпизодов в нашей истории», а ее настоятель был «одним из самых замечательных людей той эпохи»¹⁴⁹.

Взяв с собой в качестве помощников двоих семинаристов из Тобольска, он в конце августа 1830 г. прибыл в Бийск, а вскоре отправился в Улалу. Сначала его одолевали сомнения, он думал отказаться от этой деятельности, потому что люди там, как ему казалось, не готовы были стать христианами, но затем целиком ушел в работу, забыв про прежние сомнения. В Тобольске Макарий получил инструкции для православных миссионеров, разработанные Св. Синодом еще в 1769 г. и уже совершенно устаревшие. На свой страх и риск он составил собственную миссионерскую программу для Алтая. Он писал: «Одного боюсь: не дали бы в сотрудники вам тамошнего белого духовенства. Все испортят. Домогайтесь, чтобы миссия ваша состояла из отрешенных от мира миссионеров»¹⁵⁰.

Главный смысл разработанной Макарием программы состоял в том, чтобы сделать «инородца» грамотным, приучить к культурному и более рентабельному способу ведения хозяйства. За всем этим должна стоять фигура миссионера, который должен знать алтайский язык, основы естественных наук и медицины. Для этих целей он выписывал в миссию русскую и иностранную литературу, семена садовых и огородных культур, лекарственных трав, сельскохозяйственные орудия. Многое из того, что предпринял он на Алтае, история миссионерства не знала вообще. Например, впервые им была организована работа с новообращенными женщинами. В миссии был создан институт женщин–помощниц, среди которых известны такие, как Прасковья Ландышева, француженка София Вальмон и другие. Они обучали крещенных алтаек уходу за детьми, шитью, приготовлению хлеба, медицине и основам акушерства. Сам же Макарий предполагал ввести для своих сотрудников специальные курсы, чтобы познакомить их с основами сельского хозяйства, медицинского ухода, с ланкастерской системой школьного образования. Он не гнушался никакой работы, занимаясь всем тем, что входило в обязательный круг деятельности местных народов. С двумя помощниками Макарий устраивал «киновию», аналог первохристианских общин: «Желаем, да будет у нас все общее: деньги, пища, одеяние, книги и прочие вещи, и сия мера да будет для нас удобностью к единодушию»¹⁵¹. Он обучал прихожан навыкам земледелия, для чего выписывал книги по агрономии, чтению, добывал для них орудия труда, пищу и одежду, лечил болезни и даже помогал принимать роды (пытался привлечь к этому женщин, но его решения власти отклоняли).

Первым из сибирских миссионеров архимандрит Макарий стал применять на практике «Положение» Государственного Совета от 17 июня 1826 г. о новокрещенных, согласно которому новокрещенные освобождались на три года от всех податей, повинностей и рекрутчины, им оказывалась посильная материальная помощь. В 1839 г. он выдвинул проект, который назывался «Мысли о способах к успешнейшему распространению Христианской веры между евреями, магометанами и язычниками в Российской державе», в котором предлагал учредить в Казани миссионерский центр и создать «особый миссионерский институт-монастырь со строгим общежительным уставом, но и с довольно пестрой учебной программой».

Особенно характерен случай, когда однажды архимандрит Макарий выгнал из с. Майма, куда на церковный праздник должны были съехаться новокрещенные со всего Алтая, торговцев вином, намеревавшихся получить большие доходы. Те пожаловались в Петербург. Макарий был крайне возмущен и написал императору Николаю I письмо в довольно дерзком тоне, из-за чего его едва не сослали в Соловецкий монастырь.

Но главное внимание он уделял переводам Библии на язык местных народов, предвосхитив знаменитую систему Ильминского, построенную на обращении иноверцев в православие с помощью их родного языка. Уже в первые годы службы в Алтайской духовной миссии Макарий быстро овладел алтайским языком. Но алтайские народы не имели своей письменности. Тогда о. Макарий разработал алтайский алфавит, составил лексикон из 3000 слов. Позже он пришел к выводу, что лучше всего провозглашать Евангелие примером, а не словами.

За время пребывания архимандрита Макария начальником миссии им были переведены на телеутское наречие Четвероевангелие, несколько апостольских посланий, многие псалмы и выборочные места из Ветхого Завета, краткая Священная история, краткий катехизис митр. Филарета, огласительные поучения и сборник молитв. На рубеже 30-40-х годов XIX столетия он составил вероучительные пособия, причем не только для крещенных алтайцев, но и для проживающих на Алтае русских. Макарий писал св. Филарету: «Одно из важнейших дел, составляющих службу Миссии, есть обучение новокрещенных инородцев грамоте не только природных наречий их, но и славянской и русской, потому что они призваны участвовать в общественном богослужении»¹⁵². Архимандрит Макарий видел деятельность миссии и ее цели гораздо шире, чем только просвещение «язычников-инородцеви». Кроме того, миссия окормляла и православных русских, живших в районе ее действия. Там миссионеры столкнулись с крайне низким уровнем религиозной грамотности среди местного населения¹⁵³.

За 14 лет своей миссионерской деятельности отец Макарий окрестил лишь 675 взрослых, пожелавших добровольно принять православие, что в сравнении с успехами его коллег было более чем скромной цифрой. Но в этом есть свои причины, поскольку он сначала оглашал (до двух недель), а потом старался ввести новообращенного в церковную общину. Им было замечено, что местные православные христиане, из русских, слабы в вопросах веры, что также послужило желанию перевести Библию на современный русский язык, и хотя Св. Синод позволял переводить Св. Писание на языки «инородцев» для приобщени я их к христианству, переводы на русский язык были строго запрещены.

Еще в годы его обучения в С.-Петербургской академии активно работало Российское Библейское общество по переводу Священного Писания на русский язык, против чего восстали мистик Фотий (Спасский), «славянолюб» Шишков и многие другие. Все закончилось закрытием Общества и сожжением в 1824 г. отпечатанных экземпляров русского Пятикнижия. Переводческая деятельность алтайского миссионера совпала со «временем застоя» в этом направлении, за что ему пришлось неоднократно поплатиться и испытать на себе все мрачные стороны николаевского правления.

Несмотря на правительственный запрет о переводе Библии на русский язык, Макарий в 1834 г. обратился к московскому митрополиту Филарету, своему бывшему наставнику в Московской духовной Академии, с просьбой о разрешении ему Св. Синодом закончить перевод, начатый членами Библейского общества, но тот не ответил и не предпринял никаких шагов на этот счет. Уже в 1837 г. Макарий приступил к переводу книги Иова и представил начало своего труда Комиссии духовных училищ. Он обосновывал необходимость перевода Библии тем, что русский народ достоин иметь «полную российскую Библию», сетуя, что Коран целиком переведен на русский язык, а Святое Писание все еще нет. Но ответа не последовало.

Тогда архимандрит Макарий попытался издать свой «Алфавит Библии». Рукопись попала к обер-прокурору Синода Протасову, который «веровал в церковные книги более, нежели в слово Божие», хотел объявить славянскую версию Писания неприкосновенным каноническим текстом и ратовал за запрет на чтение Библии для мирян. Он распорядился отцу Макарию «держаться своих только миссионерских занятий, а не пускаться в другие дела, и саму рукопись сдать в синодальный архив». Не взирая на скрытую угрозу, Макарий в 1837 г. взялся на свой страх и риск за перевод Библии масоретского (еврейского) языка, полагая, что именно он наиболее достоверно передает основные события древности.

Он писал митрополиту Филарету: «Весною нынешнего года претерпевал я сильные искушения от уныния и тоски; и, думаю, что Само Провидение Божие, милосердно пекущееся о таком грешном черве, как я, навело меня на одно занятие, в котором душа моя находила утешение и подкрепление. Это перевод книги Иова с еврейского языка на российский...»¹⁵⁴. Филарет, сам в прошлом довольно активным участник Библейского Общества, отвечал «...посев ваш пришел не на готовую землю и не во время сеяния. Сомнения о полезности перевода, доселе сделанного, и прекословия о достоинстве его или не прекратились, или возникли вновь...» (Синодальный перевод издан будет лишь через четверть века).

Тогда «романтический миссионер» в 1838 г. послал в Св. Синод свой перевод книги Исайи, который без просмотра был отправлен в архив. Рискуя навлечь на себя гнев императора, Макарий написал ему: «Если Владимир Великий просветил Русский народ святым крещением, то ныне царствующий Монарх просветит Святой Библией на Российском наречии». Ответа, естественно, не последовало. В 1839 г. беспокойный миссионер сам приехал в Петербург, обращался в различные высокие инстанции с просьбой о рассмотрении и издании своего перевода Библии. В ответ ему угрожали ссылкой, лишением сана.

После возвращения на Алтай Макарий вновь послал очередной фрагмент перевода, на что последовала епитимья Св. Синода. В тот же год он, подобно ветхозаветным пророкам, отправил в Св. Синод письмо с обличениями, где перечислил стихийные и политические катаклизмы: петербургское наводнение 1824 г., бунт декабристов, холеру 1830 г., пожар Зимнего дворца, связывая их с запретом на издание перевода Библии. Последовала очередная епитимья за «предоставление правительству мыслей и желаний своих в рассуждении о полной Библии на российском языке в переводе с оригиналов». В ответе Св. Синода было сказано: «Рассуждения архимандрита Макария сколько неосновательны и нелепы, столько же несообразны». Преосвященному Томскому поручили вызвать архимандрита Макария и вразумить его, а «для очищения совести его от поступка, несообразного со смирением..., назначить ему молитвенную епитимию с поклонами по силе и усмотрению преосвященного». В наказание неуемный архимандрит должен был в течение 40 дней ежедневно служить литургию. Лишь после этого, поняв, что все старания напрасны, отец Макарий сложил с себя обязанности начальника миссии, подготовив в преемники своего помощника отца Стефана Ландышева.

В 1844 г. Макария назначили настоятелем Троицкого Оптина монастыря в Орловской епархии, а в 1847 г. он решился ехать в Святую Землю, где думал поселиться в пещере блаженного Иеронима (отца латинской Библии), чтобы там довести свой труд до конца. Но за день до отъезда, 18 мая 1847 г., Макарий скоропостижно скончался, произнеся перед смертью: «Свет Христов просвещает всех».

Подводя итог деятельности этого выдающегося миссионера своего времени, следует отметить, что он впервые пошел нетрадиционным путем, первоначально приобщив местные народы к традиционной русской культуре, а лишь затем перейдя к вопросам веры. Он придерживался либеральных взглядов, и это отразилось в его миссионерском проекте, который, разумеется, не мог быть тогда принят. Современники считали Макария вольнодумцем и чуть ли не еретиком за то, что он общался с лютеранским пастором Дитрихом, французским аббатом Отраном и английскими квакерами Алленом и Грелье. Разница вероисповеданий не мешала ему находить с людьми духовную близость, но зато такое поведение давало повод для недовольства Синоду. Он мечтал о воссоединении христианской церкви; ему принадлежит такое высказывание: «Отчего бы в Москве не построить такого храма, в котором бы, как в Иерусалимском, совершалось в трех пределах священнодействие трех главных христианских вероисповеданий: православного, римско-католического и лютеранского? Такая братская веротерпимость скорее и надежнее словопрений послужила бы общему христианскому единению».

Имея выдающиеся способности и блестящее образование (владел многими языками, в том числе древнегреческим и ивритом), Макарий мог бы стать видным деятелем церкви, но предпочел более скромную долю миссионерского служения. В его деятельности выделяются две стороны. Он был миссионером и в то же время страстным гебраистом. Им овладела идея перевода так называемого масоретского текста Ветхого Завета (на иврите), считавшегося им «божественным оригиналом».

Макарий находился в дружественных отношениях с декабристами М. А. Фонвизиным и П. С. Бобрищевым-Пушкиным, с которыми познакомился в Тобольске в 1840 г. По его просьбе они переводили на русский язык экзегетические произведения (толкования Библии), проявляли интерес к просветительской деятельности миссионера, к вопросам религии и религиозной философии. Их отношения не прекратились и после отъезда Макария в Оптину пустынь: декабристы по его просьбе переводили труды швейцарского богослова Остервальда (в том числе и приложение к Евангелию от Матфея и Иоанна)¹⁵⁵.

Думается, что «библейский пафос» Макария (Глухарева) не потерял актуальности и сегодня. Многие поднятые им вопросы остаются спорными и по сей день. Митрополит Филарет, человек весьма осторожный, относился к пророчествам Макария вполне серьезно. «И, конечно, примечательно, что он во время нескорбное предрекал скорби за небрежение о распространении Слова Божия; и скорби потом пришли», – написал митрополит уже после смерти Макария. Ему же принадлежит такое высказывание: «Макарий был истинный слуга Христа Бога».

Большие знания сочетались в Макарии с чистотой души, простотой, искренностью и самоотверженностью. Он во многом опередил свой век, и некоторые его идеи не могли быть в полной мере поняты и приняты. Но они все же оказались реализованы гораздо позднее, когда Синод в 1858 г. наконец решился издать русскую Библию Переводы Макария послужили одним из главнейших пособий к этому. Алтайская духовная миссия продолжала существовать еще 72 года после того, как Макарий покинул ее, и трудившиеся там миссионеры стремились следовать просветительским традициям, заложенным ее основателем.

Во второй половине XIX в. под руководством С. Ландышева (1843–1865) деятельность Алтайской духовной миссии расширилась: образовалось 12 оседлых селений и открылось 7 миссионерских школ. Миссия вела работу с новокрещенными алтайцами, прививая грамотность и навыки хозяйствования. О положительных результатах этой работы свидетельствовали и путешественники, проезжавшие по Алтаю. Исследователь В. Радлов в 1860 г. так описывал крещенных алтайцев: «Одежда крещенных инородцев опрятна и сходна с одеждой русских крестьян; при этом должен заметить, что холст ткут женщины сами, между тем, как у кочующих калмыков они умеют только выделывать войлок. Некоторые занимаются уже хлебопашеством, имея в порядке все необходимые для этого принадлежности. Многие завели домашнюю птицу, кур и гусей, чего нельзя встретить у некрещеных. Короче, во всем заметен значительный шаг к лучшему».

Таблица 4

Таблица обращенных инородцев в Алтайской миссии за 1875-1882 гг.

С 1865 г. начальником миссии был назначен архимандрит Владимир. При нем на Алтае насчитывалось 9 миссионерских станов (8 – в Бийском округе и 1 – в Кузнецком). Ему принадлежала заслуга открытия в Улале миссионерской больницы с аптекой и приюта для детей, где содержались сироты со всех станов миссии. В 1876 г. при миссии была создана переводческая комиссия, занятая переводом религиозной литературы в сотрудничестве с И. М. Ильминским, известным педагогом того времени.

Немалый вклад в миссионерское дело на Алтае внес ученик Макария (Глухарева) протоиерей Василий Вербицкий. Он пользовался у своих коллег-миссионеров особенным доверием и любовью у новокрещенных. Ему принадлежит немалый вклад по изучению быта и обычаев алтайцев. За 37 лет своей деятельности он оставил после себя многочисленные научные труд, посвященные описанию быта, религиозных верований, языка, народных преданий, обычаев, нравов и условий жизни алтайцев. Его книга «Алтайские инородцы» представляет богатейший этнографический материал, благодаря ей были сохранены языческие предания, утратившиеся в национальной среде. Вербицкий занимался ботаникой и метеорологическими наблюдениями. Он способствовал развитию на Алтае пчеловодства и много лет посвятил изучению флоры Алтая, переписываясь с известным ботаником Анненковым. Известны его труды по лингвистике «Краткая грамматика алтайского языка» и «Словарь алтайского и аладагского наречий тюркского языка», на составление которых он потратил более тридцати лет. Его вклад в отечественную тюркологию неоценим.

С последним периодом в истории Алтайской духовной миссии связана деятельность Михаила Андреевича Невского (1835–1926). После окончания в 1854 г. Тобольской духовной семинарии он был направлен на миссионерскую службу¹⁵⁷. В 1861 г. принял монашеский постриг и в честь основателя миссии Макария (Глухарева) принял имя Макария. Занимался переводами на алтайский язык литургии Св. Иоанна Златоуста, Священной истории Нового Завета, воскресного Евангелия. При его участии в 1867 г. в Казани был издан первый «Алтайско-русский словарь». В 1864 г. он стал наместником Благовещенского монастыря, затем игуменом и помощником начальника Алтайской духовной миссии. Был награжден орденами св. Анны 2-х степеней. Занимался организацией школьного образования. По его инициативе было создано противораскольничье братство во имя Святителя Димитрия Ростовского. Выступал против движения белого бурханизма среди алтайцев. Его перу принадлежит ряд ценных трудов: «Библейские повествования Нового Завета» (на алтайском языке) (Томск, 1901); «Полное собрание проповеднических трудов» (Сергиев Посад, 1914).

С 1887 г. Макарий (Невский) вел переписку с К. П. Победоносцевым, обер-прокурором Св. Синода, который в записке для цесаревича Николая Александровича, совершавшего поездку в Сибирь, сообщал о заслугах Макария (Невского): «Вы увидите, как идет это дело и каких требует самоотверженных трудов ...». К тому времени миссия стала хорошо отлаженным механизмом, выполняющим заказ гражданских властей и проводящим политику жесткой христианизации, выгодной государству. В 1892 г. Макарий стал епископом Томской епархии, в 1906 г. – архиепископом и в 1912 г. - митрополитом Московским и Коломенским¹⁵⁸.

В 1879 г. в состав Алтайской миссии входили: 12 миссионеров (игумен, протоиерей, 3 иеромонаха, 7 священников), 2 диакона, причетники, школьные учителя и толмачи общим числом в 25 человек; 32 церкви и молитвенных домов, «а всех лиц служащих делу Божию более 50-ти»¹⁵⁹. За год миссию посетило более 5000 человек богомольцев-паломников.

В женском миссионерском Никольском монастыре кроме настоятельницы находилось 76 сестер и 6 девочек «на воспитании и обучении»¹⁶⁰. При миссиях было открыто 20 школ, где преподавали 25 учителей. Учащихся в школах 303 мальчика и 159 девочек, а всего 462 чел. Из них: русских 116 человек, остальные - дети местных аборигенов. Закончили курс обучения 17 мальчиков и 4 девочки, т. е. всего 21 чел.¹⁶¹.

В 1911 г. в миссии насчитывалось 380 селений с православным населением 57542 человека обоего пола, с 39 церквями и 50 молитвенными домами, тремя монастырями, тремя детскими приютами. При них: 28 миссионеров-священников, 2 миссионера-иеромонаха, 6 диаконов, 31 псаломщик, 52 учителя и 6 учительниц¹⁶².

В 1911 г. открылись новые станы: Тарабинский (отделился от Челукоевского отделения) с 978 православными прихожанами и язычниками количеством 231 чел.; Пызанский (он же Агаевский; выделился из Кондомского отделения) с русским населением 346 человек, инородцев – 834, раскольников – 53 и язычников – 275 чел.; Эдиганский стан (отделился от Чуйского отделения); Чибитский стан (отделился от Чуйского отделения).

В катехизаторском училище обучалось 123 ученика. А всего в отчетном году в Алтайской миссии насчитывалось 62 школы с 1970 учащимися. Из них 4 воскресные школы: Баранаковская Нарымского уезда с 6 ученицами, Осколковская Барнаульского уезда (данные об учениках не предоставлены), Средне-Краюшкинская с 47 учащимися и Комарьинская Барнаульского уезда с 23 учащимися¹⁶³.

Таблица 5

Второклассные школы Алтайской миссии