Е. П. Блаватская «Голос» с того света



бет3/5
Дата09.07.2016
өлшемі0.82 Mb.
#188261
1   2   3   4   5

V
Празднование 4 июля в Америке. – Модель пожарной команды. – Смертоубийства, самоубийства и всякие другие преступления. – Как у нас пасторы отделываются от старых жен. – Заключение.
4 июля! Великий знаменательный день для граждан Соединенных Штатов; у нас нет большего праздника во всей республике. Это день прокламации независимости страны, [подписанной] сто три года тому назад в Филадельфии отцом Америки – Вашингтоном и «дядюшками» ее – разными другими великими гражданами. До июля месяца они дрались за свою свободу и сильно колотили англичан; в июле 1775 года109 они окончательно изгнали красные мундиры110 из страны и объявили страну свободной республикой. И вот с тех пор граждане празднуют ежегодно 4-е июля и на радостях – особенно гражданята, мальчишки, – совершают убытку городам и деревням на весьма значительные суммы. Три дня до знаменательного дня несколько сот тысяч подростков-граждан и еле вышедших из пеленок янки уже закупают ракеты, звезды, приготовляют бенгальские огни и разные другие, столь же опасные игрушки, в которых револьверы и пистолеты играют одну из важных ролей. С 3-го на 4-е число пушка на батарее у гавани возвещает о заре вожделенного дня, как начинаются во всех улицах и закоулках ужасающая трескотня и пальба. Несметные тысячи мальчишек и даже девочек запружают улицы, строят фейерверки и потешные огни среди улицы, на тротуарах; пускают ракеты из окон; стреляют куда и во что попало, невзирая ни на крики ужаса прохожих, ни на вопли нервных гражданок. Нет того города, той деревушки, где бы ни было несколько случаев пожара. В этот день ракеты лопаются между ног злополучных граждан, влетают под юбки гражданок, зажигают цветы на соломенных шляпках и обжигают физиономии пешеходам... [В] нынешний год ввиду всеобщих жалоб, было, запретили это удовольствие мальчишкам; поэтому и несчастных случаев было менее. Но, несмотря на строгое запрещение, невзирая на фаланги полисмэнов на всех улицах, 4-е июля все-таки взяло свое. День был страшно жаркий и полицейских щедро потчевали все кабачники. Так что к четырем часам пополудни они все перепились и пошла потеха!

Ракеты подожгли девять домов и конюшню, дома и лошади сгорели, обгорел до смерти и один полисмэн. Одной почтенной даме, которая сидела у себя в гостиной нижнего этажа, шальная пуля прострелила живот и она была убита на месте. Другому гражданину оторвало нос, третьему перебило ноги. Особенно усердно праздновалось 4 июля в большом саду сквэра, возле баттарей111. В этом саду, где в прошлом столетии стояла бронзовая статуя короля Георга ΙΙΙ112, теперь стоит статуя Свободы. В то время будущие граждане разбили статую короля и, вылив из нее пушечные ядра, поубивали останками низвергнутого британского величества множество его английских подданных; а сто с небольшим лет после того, т.е. два дня тому назад, неукротимые мальчишки свободной Америки разгромили ракетами физиономию богини Свободы, в честь которой именно и усердствовали.

Упоминая о пожарах, нельзя не упомянуть с величайшими похвалами о лучшей организации в мире, а именно, о пожарной команде во всех городах Америки и особенно Нью-Йорка. Не дурно было бы учредить подобную систему и в Европе. Каждый квартал города имеет на каждой своей улице, так называемый, «пожарный столб». Лишь загорится где дом тотчас полисмэн той улицы бросается к столбу и приводит в движение электрический звонок, который сообщается с пожарной станцией того квартала. Например, горит дом под №14 на 3-ей улице 27 участка и звонок передаст эти номера в конюшню пожарной команды. При первом его ударе сама отстегивается со стены механическая упряжь и быстро протягивается вдоль стойл на высоте лошадиных спин. Пожарные же лошади выучены не хуже лошадей любого цирка. Услыхав звон, умные животные, не дожидаясь конюхов своих, поворачиваются и сами пристегиваются к хитро придуманной упряжи, составляющей с экипажами пожарных орудий одно. Дежурные пожарные или, как их здесь зовут, firemen113, «огненные люди», не должны раздеваться ночью. От первого звонка до выезда пожарных из конюшни им дается всего 12 секунд; на тринадцатой они уже мчатся, как вихрь, на место пожара. В подобной системе не может быть места ни малейшему замедлению, ни ошибке... «Голос» живет возле пожарной станции и имел возможность многократно наблюдать за этой интересной организацией. Почти все пожарные – здоровенные великаны на подбор из кентук[к]ского штата, славящегося своим рослым населением и храбростью жителей; любо видеть их за работой. Это не чета разленившимся после войны гражданам-милиционерам, которые во время прошлогодней питтсбургской стачки рабочих удирали от последних по железной дороге, переодевшись в женские платья, а иные так и совсем спрятавшись под юбками сердобольных кумушек-гражданок. Как саламандры бросаются наши пожарные в огонь; словно живут и дышат в нем; и много, много геройских дел совершают они ежегодно. А американские пожары-то поопаснее будут наших российских. Восьми- и девятиэтажные дома, соединенные один с другим общей стеной, тянутся словно звенья одной цепи во всю длину улицы. Теперь эти дома начинают строить со «спасительными от огня» балконами под окнами каждого этажа и несгораемыми веревочными лестницами. Гибель нескольких тысяч народа в прошлогодних пожарах в Чикаго и Нью-Йорке заставила домовладельцев быть осторожнее. Дома начинают выглядеть уморительно смешными: точь-в-точь громадные корабли с перепутанными снастями. Зато спится гражданам спокойнее. Но ведь эта предосторожность спасает лишь от одного рода смерти...

Несмотря на то, что ни в какой стране Европы не существует такого огромного количества компаний для страхования жизни человеческой, как у нас, но зато также и нигде эта жизнь не подвергается стольким разным опасностям, как в Америке. Страницы статистик о смертоубийствах, самоубийствах и всяких других убийствах увеличиваются у нас с каждым годом. Мания самоубийства распространяется с ужасающей быстротой во всех классах общества, в рядах детей и между взрослыми. Третьего дня утопилась красавица-жидовка, жена банкира Верт[г]еймера; вчера было пять случаев felo de se114, как выражаются у нас коронеры (судебные следователи по части само- и смертоубийств), два из коих совершены 14-летним и 11-летней девочкой. Последняя, прежде чем повеситься на крючке комнатных качелей в детской, оставила раздушенную записку, в коей объявляла родным (отец ее сенатор Джонсон), что ей жизнь надоела (sic); что так как закон страны не дозволяет ей выйдти замуж в ее года за любимого мальчика и ей придется ждать три года еще до 14 лет, то она предпочитает расстаться с жизнию!!!

Сегодня в газетах появляется ужасающий рассказ о том, как шестилетний мальчик Уилли Мак-Гайр убил товарища своих игр Джонни Тирриана. Мальчики играли в «орлянку» у дверей дома первого, сына богатейшего контрактора115 Нью-Йорка. Сестра шестилетнего преступника, девочка лет пяти, смотрела на них из окна. Уилли проигрывал и горячился. Наконец, он закричал сестре: «Брось мне из окна мой нож». Девочка повиновалась, и этот шестилетний ребенок, хладнокровно выточив нож на каменных ступеньках крыльца, подошел к товарищу – девятилетнему Джонни и, всадив ему нож в грудь до рукоятки, подобрал все пенсы на тротуаре и, войдя в дом, запер дверь. Мальчика подобрали и нашли, что нож перерезал легкое: через час он умер! «Голос» не мог поверить этому и отправился нарочно в дом убитого мальчика. Старик-отец, бедный работник, рыдал над трупом единственного сына. Говорят, богач-контрактор предложил ему, с условием замять дело, сто долларов! Вчера вечером на 47-й улице под моими окнами совершено другое убийство тоже десятилетним мальчиком. Изгнанный из среды играющих детей за что-то, он вернулся домой, взял со стола у отца заряженный револьвер, подошел к группе оскорбивших его мальчиков и дал по ней несколько выстрелов. Один пятилетний мальчик убит наповал; другому раздробило ногу...

Обоих маленьких убийц арестовали и их, конечно, посадят до 18 лет в исправительное заведение малолетних преступников. Повесить их, понятно, невозможно. И что ж? Они будут находиться многие года в обществе самых порочных детей страны; выйдут на волю и, без сомнения, начнут тотчас же применять на практике все изученные ими в юношестве пороки.

А вот еще одно оригинальное убийство, делающее честь американской изобретательности. Один богатый землевладелец Марк Кофлан, молодой человек, был сделан опекуном своей малолетней племянницы. В духовном завещании сестры было добавлено, что в случае смерти дочери до замужества, все ее миллионы должны перейти к дяде. Это несчастное прибавление и погубило девочку. Дядя жил в Неваде, стороне, наполненной змеями. Заманив девочку в большой сад, Кофлан привел ее в бесчувственное состояние хлороформом, затем задушил, сев к ней на лицо, и боясь, чтобы она не вернулась к жизни, он сделал ей сильный укол на ноге толстой колючкой, влив в ранку очень сильный яд, и придав телу неестественное положение, как будто она умерла в сильных конвульсиях, положил возле нее убитую ядовитую змею. В свою очередь эта змея и выдала его преступление.

На крики его сбежались соседи. Послали за коронером; тот осмотрел девочку и решил, что она умерла от укуса змеи. Но некий сосед, известный охотник и хорошо изучивший змей, полюбопытствовал осмотреть гадину. Он нашел, что жало было цело и мешочки полны яда! Стало быть, эта змея не могла укусить девочку. Случай этот повел к более серьезному осмотру тела. Кофлан был арестован и сознался во всем.

Не правда ли, как изобретательны наши граждане?

Надеюсь, что добродетельные жители вашего Тифлиса не примут вышесказанного за американские «утки»? Факты налицо. Не угодно ли вам просмотреть нью-йоркские газеты за последние два месяца? Ручаюсь, что у вас волосы встанут дыбом от этого чтения. В них вы увидите, как Бен[д]жамин Гентер, богатый квакер города «друзей», застраховав жизнь своего беднейшего партнера, Армстронга, за 27000 долларов и взяв документы о застраховании в залог за 1200 дол[ларов], должные ему последним, нанял убийцу и, заманив жертву за город, смотрел из-за пустой бочки за углом, как тот убивал его партнера, раздробив ему голову молотком. Во время процесса узнали кроме того, что сей маститый старец отравил двух обесчещенных им молодых женщин и спровадил на тот свет родного брата (ради наследства) и трех незаконных детей. Когда ему объявили о единодушном приговоре присяжных к смертной казни, то он выслушал приговор весьма стоически и, приведенный назад в тюремную келью, стал петь во все горло:


Лишний день работы для моего Иисуса,

Одним днем меньше для меня!


После же гимна преспокойно захрапел, осведомившись сперва, когда его станут вешать...

А то не угодно слушать, как пастор города Вержен116, в вермонтском штате, Эзра Смитт, имеющий жену и взрослых детей, вздумал влюбиться в супругу честнейшего и несчастнейшего своего плотника. Влюбившись, он недолго колебался. Застраховав жизнь престарелой и верной спутницы жизни, вероятно, чтобы уж заодно соединить и «приятность», и выгоду, он купил стрихнину, якобы для слишком обжорливых крыс в амбаре, и преспокойно стал кормить малыми дозами свою старуху ядом. Она свалилась и на четвертый день после ужасных мучений, в продолжение которых любовница пастора мисс Клемс постоянно ухаживала за своей законной соперницей и совершенно бросила и мужа, и детей, – жертва протянула ноги. Преступление, быть может, и осталось бы тайным, когда бы брат покойной, приехав из другого штата поздно ночью, когда уже все, сторожащие мертвое тело, спали, не наткнулся, входя в комнату смерти, на достойного пастора и его возлюбленную. Не ожидая быть прерванными, наши голубки тут же, в двух шагах от умерщвленной покойницы-жены, изволили покоиться в объятиях друг друга на диване. Костюм обоих был таков, что брату не оставалось ни малейшего сомнения на счет их, как бы это выразить?.. Ну, «преступного разговора»117, как это называется в Англии. Вышел страшный скандал. Брат, пошумев, уехал, но вернулся через два дня с позволением освидетельствовать тело. Несчастную мисс Смитт, уже похороненную, выкопали опять и внутренности ее были посланы известному химику Доремусу118 для исследования. В животе не нашли ничего, кроме стрихнина. Впрочем, удивляются, как с такой дозой она могла еще прожить несколько дней. Преподобного собираются повесить.

Третьего дня мисс Лейдекер бросилась в воду, утопив предварительно четырех детей. Затем богатый мануфактурист отравил жену пивом, куда насыпал тоже стрихнина. Самуэль Геббард, женоубийца, – благочестивый член епископальной церкви. Пастор другой, церкви Троицы, убежал с женой своего дьякона и, пойманный, убил из револьвера двух полисмэнов...

Вообще говоря, от одного утреннего чтения любой газеты о происшествиях прошлого дня от непривычки голова закружится. Вот, например, menu119 сегодняшней газеты Sun – 7 июля:

Полдюжины утопленников – неосторожное купание; 5 самоубийств; 2 братоубийства; 4 отце- и матереубийства; 14 смертоубийств – полагают бродягами; и т.д., и т.д. В одном нью-йоркском штате насчитывают 60000 бродяг без работы и всяких средств к жизни. Еще несколько лет эмиграции из Ирландии и других разоренных стран и можно будет положительно ожидать, что случаи естественной смерти будут считаться как редкое и исключительное явление в Америке.
VI
Великое горе в миниатюрных сердечках. Смерть самой маленькой из матерей в целом свете. – Черное облако над Белым Домом. – Возмездие краснокожих. – Благочестивый патриарх Лот Америки и его дочери. – Ильи Муромцы Бродьуея120 Нью-Йорка.
Несколько дней тому назад я побывал в Мидль-Боро121, в Массачусетсе, где происходила умилительная сцена. Даже твердые сердца крепко-нервных мужчин поддались сожалению, и я видел много грубых, загорелых рук, вытиравших украдкой слезы. Дамы плакали навзрыд, и все население искренно разделяло общее горе...

Хоронили миниатюрнейшую мать и самого крошечного ребенка в Соед[иненных] Штатах. Минни Уорен122, самая молодая и красивая, как и самая любезная и остроумная из колонии карликов, подобранной Барнумом, умерла в родах. Минни была ростом ровно в 36 дюймов123. Она жена Ньюеля124, прозванного Генералом Грантом-младшим, карлика, рост которого не превышает 40 дюймов, и сестра Лавинии125, супруги знаменитого Генерала Тома Пуса126. Все девять карликов, составив себе огромные состояния, поселились в прелестной деревушке возле Мидль-Боро, построили дачи, накупили земель и жили припеваючи. Минни и сестра ее Лавиния были младшими крошечными сестрами шестерых здоровенных детей зажиточного фермера; каждый из них в противуположность этим двум карлицам великан ростом! Минни было всего 23 года, когда она умерла. Она весила 42 фунта127. Когда Генерал Том Пус женился на сестре ее (38 дюймов), все ждали, что крошечный Коммодор Нет128 (nut – орех), предложит Минни руку и сердце. Он это и сделал, но, к несчастию, получил отказ! Вследствие некоего скандала с толстой и дородной вдовой трехаршинного роста, которая подала на него в суд прошение, обвиняя бедного в коварном обольщении ее, саженной вдовы, разлетелось счастие Нета.

Крошка Нет ростом своим доходил ровно до подвязок пламенной вдовы. Минни была честной и деликатной девушкой и в ее миньятюрном тельце билось сердце героини. Она подавила любовь свою к красивому карлику и – вышла замуж за Ньюеля – Генерала Гранта-младшего, по прозванью.

Бедный маленький Нет выказал такое отчаяние, что его товарищи стали бояться за его рассудок. Раз, в припадке любовного безумия (то был день свадьбы Минни), он бросился под громадные ноги самого свирепого слона из зверинца. Но слон, который ревел и отчаянно рвался из цепей своих, увидав под ногами маленького человека, вдруг остановился, понюхал карлика и, приняв его вероятно за букашку, схватил поперек тела хоботом и осторожно откинул на скирду сена.

– Ничего, Коммодор, – утешал его веселый Барнум, – утешься, дружище! Мы найдем тебе лучшую невесту.

– Благодарю вас, сэр, – злобно ответил карлик. – Я не женюсь теперь на лучшей красавице. Но – я отомщу всем женщинам!

И он сдержал слово. Где бы ни проезжал цирк Барнума – там и любовный скандал. Коммодор-орешек стал страшнейшим ловеласом и все его заработки уходили на денежные штрафы, которые, как всем известно, одни служат целительным бальзамом для разбитых сердец прекрасных американок.

Между тем, Минни готовилась сделаться матерью, и дамы Нью-Гэвена129 и Мидль-Боро целые дни перешептывались, передавая друг другу впечатления после своих визитов к Минни. Рассказывали о крошечных рубашечках и чепцах, приготовляемых словно для детской куклы. Маленькая Минни и муж ее радовались и с нетерпением ожидали критической минуты. Один доктор грустно качал головою.

И вот родился на свет 20 июля крошка, весящий три фунта с четвертью, но увы! Он жил всего два дня. Обессиленная страданием, мать не выдержала горя – умерла!

«Поноси меня на руках, Кэти», – сказала крошечная женщина за полчаса до смерти своей шестифутовой, здоровой сестре. И сестра взяла ее на руки и со слезами стала убаюкивать ее, как ребенка. «Похороните вместе со мной дитя мое», – прошептала Минни и тихо скончалась.

Услышал о смерти ее, «Голос» тотчас же отправился в Нью-Гэвен. В красивой вилле, утопающей, как гнездо в зелени, в столовой стоял маленький гробик и в нем, вся покрытая дорогими оранжерейными цветами, лежала крошечная мать и еще более крошечный ребенок ее. Они словно спали оба! Не могло быть более умилительного, трогательного зрелища, как это детское, прелестное даже в смерти личико маленькой матери, приникшее к головке ребенка, которого она крепко прижимала к своей мертвой груди. Муж ее тут же истерически рыдал, спрятавшись в белоснежных складках атласного покрова. «Голос» чуть не наступил на него. Генерал Том Пус сперва храбрился, утешая жену, но не выдержал и тоже стал горько плакать. Даже у миллионера Барнума (бывшего содержателя их), нарочно приехавшего из Нью-Порта130 на похороны своей любимой карлицы, были слезы на глазах. Гроб понесли шесть карликов и поставили на маленькую траурную колесницу, которую везли четыре крошечных пони. На другое утро нашли Коммодора Нета, лежащего без памяти на свежей могиле Минни. Его унесли домой; злые языки уверяют, что маленький Дон Жуан был просто пьян.

От самых маленьких людей Америки поднимемся к самым великим. Президенту Гэйзу изо дня в день не легче. Демократическая партия, работающая без устали с самого дня его плутовских выборов в президенты, предъявила свидетеля – некоего полковника Робертса из Нового Орлеана, который показал, что Гэйз во время электоральных выборов прошлого года подкупил 13000 голосов в Луизиане, обещав различным нечистым на руку гражданам высшие должности в Луизиане с предоставлением им полного права грабить страну и обирать ее, как заблагорассудится. Подкуп доказан тем, что Гэйз, как только овладел президентским креслом, тотчас же отправился в Луизиану и назначил поименованных мошенников на обещанные места. Если это будет вполне доказано, то г[осподина] президента не только что вытолкают из Белого Дома, но даже оденут в серую куртку и посадят в чернейшую тюрьму. Скандал будет на весь мир. Между тем, грантовская партия не дремлет и его собираются опять сделать президентом. Впрочем, Гранта131 обвиняют еще в худших замыслах против конституции. Демократическая пресса кричит на все лады, что почтенный Улисс, в противуположность древнему Улиссу132 Итаки, уехал из своего бывшего царства, захватив с собой Пенелопу и Телемака лишь из одной хитрости, дабы предоставить отсутствием своим еще более свободы своей партии хлопотать за него; что он гнет не более и не менее как на то, чтобы превратить республику в монархию; что он, подобно Наполеону III133, добивается совершить coup detat134 и короноваться королем, если не императором; что он во время настоящего путешествия водится лишь с коронованными особами, а на плебу135 смотрит с презрением, забывая, что он сам тридцать лет тому назад убирал навоз на скотном дворе своего хозяина, фермера, и т.д. и т.д. В заключение сенсации пресса – особенно газета Sunобъявляет прямо, что при первой его попытке обратить республику в монархию Гранта убили бы, как собаку. Eviva la liberta136!

Между тем, индейцы бунтуют и режут под видом возмездия (впрочем, весьма заслуженного) целые семейства белых сетлеров. В обвинительной статье «Как христиане цивилизуют краснокожих» газета Геральд с негодованием протестует против правительства. Генерал Крук137, которого никто не обвинит в сентиментальном пристрастии к индейцам, говорит следующее: «…Индейцы наши никогда еще не находили правосудия у нас; и не было примера, чтобы белый американец когда-либо пострадал за свои преступления против краснокожего. Я знал скуой138 (женщин), которых сетлеры ловили, бесчестили, засекали до смерти, а когда краснокожий заступался за жену или дочь – в него стреляли и убивали, как дикую кошку...» Генерал Поп139 говорит в своем адресе140 к жителям Цинцинати141, что «все возмущения индейцев, – все до одного, – были лишь возмездием за кровавые поступки с ними с нашей стороны... Целые орды белых, хорошо вооруженных бродяг и разбойников, проникают в степи, обитаемые индейцами, и грабят, и убивают несчастных дикарей беспрепятственно…»

То, что белый творит с индейцем, – остается навеки сокрытым от публики; но лишь только индеец, доведенный до бешеного отчаяния, осмелится защищаться, этот проступок тотчас же доводится до сведения читателей... Вдобавок ко всему этому генерал Шерман разразился в бурной речи к конгрессу следующими фактами: «Не довольно того, – говорит он, – что краснокожие были постоянно обмануты сделками правительства, что их грабили, отымали у них земли, травили их, как диких зверей; что агенты наши их морили с голоду и холоду на собственных уделах, а солдаты стреляли в них, как в зверей, как только те переходили границы этих уделов, но краснокожие еще вдобавок теперь вынуждаемы бежать до пределов континента и буквально утопать в море перед этим безобразнейшим жестокосердом, так красноречиво называемым в речах наших ораторов: наступающей волной цивилизации!..» «Да! – вздыхает честный Геральд. – Последние постоянные открытия в рядах избирателей и ужасы, произведенные правительственными агентами с несчастными индейцами, выставляют в глазах света нашу благочестивую, христианскую нацию – нацией лгунов, воров и животных».

А дабы убедиться, как заслужен этот каталог прилагательных имен, не угодно ли взвесить следующие происшествия? Наши газеты от 15-го августа гласят следующее: «Привлеченный ужасающими криками детского голоса, полисмэн – сержант Фролей побежал по направлению темной аллеи Центрального парка, откуда слышались крики. Набегу он подал сигнал товарищам, и прибежавшие полицейские вырвали из объятий почтенного старца девятилетнюю девочку, которую тот насиловал. Старец оказался – преподобный Франсис Лий, пастор церкви баптистов. Ему 65 лет. Он умолял сержанта, самым трогательным образом, отпустить его и не бесчестить его семейство (!). Франсис Лий состоит вдобавок к пасторству и учителем воскресной школы, в которой он и влюбился в девочку, посещавшую это благочестивое заведение. В карманах престарелого преступника, которого заперли в полицию, найдены, меж множеством трактатов и памфлетов благочестивого церковного содержания, непозволительно безнравственные гравюры...»

Назидательное происшествие, не правда ли?

А вот еще одно, получше: от августа 14 (во всех газетах). Эдуард Вест, дьякон142 и старшина пресвитерианской церкви в Бруклине, был арестован вчера полицией, позванной его старшим сыном, заставшим отца своего на самом акте изнасилования собственной его, Эдуарда Веста, 8-ми летней дочери (!!). Каковы нравы?.. В довершение сенсации представляю еще выписку из газет о последнем происшествии 15 августа (См. Геральд, авг[уста] 15).

«Страшное, неслыханное, даже у нас, преступление подняло на ноги всю тихую улицу Парк-стрит в Униллиамсбурге143 (предместье Нью-Йорка). Богатый мраморщик В.Бертон в припадке бешенства (без сомнения) убил свою мать за то, что она, забеременев от него и не будучи в состоянии скрывать своей беременности, стала упрекать его в своем положении и грозила открыть обоюдное преступление. Он убил ее топором; затем, заметив престарелую бабушку свою, которая вошла в комнату, преступник повалил ее и изрубил в куски. Маленькая сестра Бертона, которая слышала всю сцену и видела, как брат, убив мать, борется с бабушкой (здесь газеты прибавляют возмутительные подробности), выскочила в окно и криками своими привлекла, наконец, полицию».

Эти милые факты дают вам некоторое понятие об уровне нравственности свободной, слишком свободной Америки.

С другой стороны, грабители и ночные воровства с взломом совершенно одолели публику. Было у нас время, когда эти почтенные промышленники добивались целей своих хитростью и лукавством. Замки бывали осторожно взламываемы, крепкие сундуки отправлялись тихонько через окно и сокровища как-то чудодейно испарялись под самым носом ошеломленной жертвы. Но те блаженные времена давно прошли. Воры предпочитают теперь аргумент грубой силы всякому другому. Еле нью-йоркская полиция оправилась от изумления при виде грабежа среди белого дня и в многолюдной улице обессиленного кассира, которого мгновенно повалили хлороформом и отняли мешок с 3000 долларов, как случилось еще нечто лучшее: четыре человека преспокойно входят в вагоны экстренного поезда на пасифической144 железной дороге и, приставив четыре револьвера к головам кондуктора и агента, везшего 50000 дол[ларов] в Омаго145, заставляют последнего выдать им кассу, а затем остановить поезд, дабы ворам было удобнее выйдти!.. Все это совершилось четыре дня тому назад и в одно мгновение ока деньги исчезли; грабители ушли; ограбленные остались с разинутыми ртами. Картина!.. Дело дошло до того, что кассиры, переезжая из одного банка в другой и из своих мануфактур в банки и обратно, вынуждены теперь ездить в каретах с полдюжиной вооруженных людей для протекции146, и это в Нью-Йорке, среди белого дня! Этот факт уму непостижимый, но, тем не менее, – факт. Наш передовой, цивилизованный, залитый газом, многолюдный и многорельсный Брод-Уей147, этот увеличенный в пять раз Невский проспект Нью-Йорка, – превратился в блаженной памяти муромский лес!



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет