Эллюль, Жак. Политическая иллюзия. Пер. В. В. Лазарев
жүктеу/скачать 1.49 Mb.
|
| Но не следует думать также, что высшая политическая власть дает направление целому. Между различными секторами (единственная забота которых — результативность) устанавливается лишь определенная степень ко-ординированности; устанавливаются некоторые взаимоотношения между иерархиями. Но это не те иерархии, которые предусмотрены законодательством или административными статусами. По многим и даже очень основательным причинам, проистекающим от самого социального организма, на основании фактора государственности или большей или меньшей действительности того или иного органа, различные административные отрасли имеют различные ценности и различное значение.
Например, в свое время финансы служили ключом ко всему прочему. Нельзя полагать, что теперь это целиком так. Зависимость от другой страны, пропаганда, полиция или научные и технические исследования могут иметь гораздо больший вес в принятии решений. Во Франции (на локальном уровне) администрация, ведающая горными дорогами и мостами, оказывается всемогущей; ее решения не могут оспариваться, и все другие административные организации того же порядка должны преклоняться перед ней. Мы приводим этот пример только для того, чтобы показать, что административная организация имеет свои особые структурные и развивающиеся принципы, мотивации, независимые от чистой политики. Но, как уже отмечалось, эта бюрократия, прежде всего в силу своей стабильности, имеет тенденцию двигаться по определенным фиксированным путям, чтобы делать свое дело, и обнаруживает известную строгость, ригоризм. Дж. Лапассад (G. Lapassade) сказал: "Система администрации распространяет идеологическую ортодоксию, догматизм и косность которой суть отражение этой системы власти". Конечно, администрация, кроме той, что предназначена для пропаганды, не служит агентом распространения идеологии. Но бессознательно и невольно она порождает эту косность в социальном организме. Понятным примером этого служит в наше время развитие общественных отношений, нацеленных только на обеспечение большей эффективности работы администрации, которой стремятся достигнуть путем полного психического и морального приспособления социального организма к этой администрации. Наконец, имеются еще два важных закона: анонимность и секретность1. Принятые решения анонимны. Это было с полной очевидностью установлено в связи с судебным процессом по окончании войны над чудовищ- 1 Ardant G. Technique de l'Etat; Catherine R., Le Fonctionnaire frangais. P., 1961. ными злодеяниями, совершенными нацистскими военными преступниками. Оказывается, никто, никогда не принимал решения! Это же повторялось в деле Эйхмана. Не следует говорить: это-де уловка юриста, ложь. Напротив, это было точной копией всего происходящего в современном государстве. Все, что может сделать руководитель, — это отдать общее распоряжение, обычно не включающее в себя конкретные решения, а потому и не означающее подлинной ответственности за конкретные действия, появляющиеся на другом конце. Новые решения, принятые на каждом уровне, суть по необходимости анонимные плоды усилий ряда бюро, техницистов и обстоятельств. В конечном счете каждое решение становится независимым от принявших его лиц, обезличенным, анонимным; также и критерии суждения, процессы, методы действия каждой службы или всякого бюрократического элемента совершенно скрыты. Здесь следует проводить различение между официальными публичными юридическими формами и правилами, известными только заинтересованным сторонам, поскольку они слишком многочисленны и носят технический характер, и решающими нормами, которые остаются совершенно секретными. Это проистекает из того обстоятельства, что в конечном счете бюрократия не знает никакого закона, кроме закона необходимости. Никогда ни для какого административного работника и для самих административных органов не может существовать никакой подлинной свободы выбора. Они способны только принимать решения, продиктованные необходимостью, что лучше всего иллюстрируют положения, которые мы развивали в первой главе. Не могут приниматься на так называемом политическом уровне и всеобъемлющие решения, прежде всего из-за бюрократической структуры государства. Иллюстрировать это положение можно хорошо известным примером конфликта между либеральным государством и имперской администрацией. Свобода никоим образом не включается в бюрократическое устройство. 2. Администрация и человек Социологи возражают: "Администрация — это не организм; она не подчиняется органическим законам и не функционирует в соответствии с определенными правилами. Это абстракция. В действительности администрация состоит из людей и подвержена человеческим слабостям; беспорядочности и личным склонностям, а также не чужда человеческих чувств и личных решений. Некоторые чиновники имеют гораздо большее, чем их коллеги влияние; существуют "неформальные" пути организации и коммуникации, наличествуют чисто человеческие привычки, используемые или оспариваемые системы ценностей, а психологический и моральный элементы значительно важнее, чем всякий автоматизм. Между чиновниками случаются профессиональные конфликты, и качество их работы в конце концов зависит от продвижений по службе и от поддержки чьего-нибудь личного статуса. Бюрократия всецело живет таким соперничеством и ситуациями, в которых, как в зеркале, отражаются личностные отношения. Это включает в себя и классовые бои; и классы нередко разделены по политической линии и в зависимости от характера труда. И когда происходят великие политические перемены, захват важных административных постов равнозначен дележу добычи; в такой момент политический аспект удерживает за собой всю свою внушительность, весь свой авторитет"1. На деле все это имеет второстепенное значение2. Чтобы оправдать это, можно подвести метафизические основания для утверждения человеческой свободы, но этой 1 Крозье (в "Феномене бюрократии") проанализировал воздействие элемента чисто человеческих отношений в бюрократическом процессе, показав, как это создает круговую поруку и в конечном счете усиливает бюрократический процесс. 2 Крозье (в "Феномене бюрократии") в своем мимолетном анализе ничуть не меняет веберовскую концепцию функционирования бюрократической системы в государстве и ее воздействия на государство. Крозье правильно отмечает важность отношений власти в бюрократической организации; но это не меняет того факта, что бюрократическая система в конечном итоге элиминирует все внешние ей политические силы. Продолжая веберовский анализ, Крозье показал, как следует вести анализ, раскрывающий связь между целенаправленным устройством, рациональным характером бюрократии и ее "дисфункциями" (рутинерством, угнетением), он показал также, как следует анализировать отношение между системой и входящими в нее людьми. Но он отвергает "макросо-циологический" аспект. Когда он утверждает, что "бюрократические" черты были более резко проявлены в организациях старого типа, чем в нынешних, он не учитывает того факта, что в прежних бюрократиях система была более прагматической и парциальной, тогда как отличительной чертой нашего современного государства и нашего современного общества стала универсализация бюрократической системы. Когда бюрократия приобретает универсальный характер, некоторые ее наиболее жесткие черты могут "смягчаться". Чем более бюрократизированным становится общество, тем большие последствия влечет за собой бюрократия. И хотя она остается такой же рационализированной, безличной, иерархизи-рованной и т.д., но в результате того, что она простирается все шире, ее "дисфункции" ощущаются гораздо слабее ввиду всеохватывающей тенденции к обеспечению "безопасности". процедурой будет скрыта систематически расчлененная природа целого. Это типичный случай неспособности увидеть из-за деревьев леса. Слишком усердно пытаясь провести "наблюдение над чиновником в его среде", забывают о самой бюрократии. Названные выше факты верны, но они находятся внутри описанной системы и зависят от приведенной выше системы. Только благодаря внутренним особенностям, присущим самой бюрократии, бюрок- По этой причине я сомневаюсь в правильности той контрастности, которую представил Крозье, проводя сопоставление французской и американской бюрократических систем. Американское бюрократическое давление носит иной характер. Оно более инте-риоризировано и проявляется больше через внешние психологические средства воздействия, потому что бюрократический нажим здесь — более всеохватывающий и глубоко укоренен в саму жизнь. Централизация здесь менее зрима, но это компенсируется усилиями загнать каждого в бюрократическую систему методами, которые называют "человеческими отношениями". Власть безличного здесь пребывает также в стадии возрастания, и когда Крозье противопоставляет безличные правила, определяющие процесс труда, работы (французский тип), правилам процедур разрешения конфликтов (американский тип), то это не подлинное противопоставление, скорее это форма бюрократического развития, и мы во Франции находимся в процессе приближения к американскому типу. По-видимому, это как раз то, что полагает и сам Крозье, поскольку он приходит к выводу, что бюрократия вынуждена менять свои формы и методы под давлением быстро растущего индустриального общества. Но он останавливается на фрагментарном рассмотрении бюрократии. Мне представляется, что Бенсман и Бернард Розенберг понимают гораздо лучше, чем Крозье, что бюрократия не есть явление, которое можно было бы изучать изолированно от других явлений. Эти авторы правы, подчеркивая, что мы имеем здесь дело с новой формой общества как целого. См.: Mass, Class, Bureaucracy. Englewood Cliffs. N.Y., 1963. рат достигает небольшой степени свободы, продвижения по служебной лестнице и возможности конкурировать на этой стезе.Здесь нет противоречия, и нет даже компенсации. Мы должны также помнить, что отмеченные выше "человеческие" элементы обычно неблагоприятно воспринимаются общественным мнением; общественное мнение требует, чтобы администрация функционировала, как машина, целенаправленно, объективно и быстро. Общественное мнение не понимает внутренней борьбы сил в этой игре и быстро приходит в негодование, рассматривая подобные явления как признак коррупции и как симптом слабости в деле организации. И общественное мнение явно и действенно вменяет модель, согласно которой должна быть построена бюрократия. Само государство также стремится предотвратить влияние подобных клик и нормализовать и отрегулировать функционирование механизма. Конечно, мы никогда не достигнем чисто механического уровня, и капризы человеческого элемента в бюрократии всегда неизбежны, но они будут сведены к узкому полю неопределенности — очень важному только для каждого отдельного бюрократа, но не способному действенно влиять на характер бюрократии в целом1. 1 Я не берусь обсуждать эти факты, но хочу привлечь внимание к мысли Джозефа Шумпетера, который полагает, что администрация есть власть, имеющая свою специфику, и ее прерогативы не могут подчиняться вмешательству политических деятелей. Только администрация действенна, а демократия в индустриальном обществе поразительно недейственна. Больше того, тот, кто отвергает идеи Шумпетера и желает демократизировать исполнительные органы, всегда соглашается, что это невозможно осуществить применительно к экономическим отношениям (см.: Capitalism, Socialism, Democracy. N. Y., 1950. Chap XXIII). Что может противопоставить этому политический деятель, министр, депутат или парламент? Политический деятель обычно некомпетентен в том, что касается разрешения стоящих перед ним проблем, особенно если (теперь это представляется неизбежным) он превратился в специалиста в области политических отношений. Но мы должны проводить различение, потому что мы поставлены здесь перед странным смешением терминов, касающихся мира политики. Хорошо известно, что значит "заниматься политикой": всегда существует некоторая методичная деятельность, направленная на достижение власти; эту цель нет надобности преследовать по карьеристским соображениям, или ради личного успеха, или для того, чтобы приобрести побольше денег, — достаточно просто вкуса к владычеству. И в этом отношении нет никакого различия между капиталистическими и социалистическими странами. Никита Хрущев был умным политиком в своем методичном стремлении к достижению вершины власти, ничем не отличался от Тардье, Лаваля или Гитлера. Методы могут слегка варьировать, сущность остается неизменной. Соперников должно уничтожить, сподвижников — организовать, узловые пункты и стратегические позиции — занять и т.д. Прежде чем занять верховное положение, политик укрепляет свои позиции внутри партии. Это ожесточенная борьба против "товарищей" по партии. Мало забраться на вершину — нужно удержаться на ней. В то же время надо помочь партии приобрести больший вес, друзей и избирателей. Судьба партии связана с судьбой ее лидера, и наоборот; и если человек достигает власти, его главной заботой становится ее упрочение и защита от всякого рода конституциональных, юридических, полууголовных или чисто политических засад и ловушек. Политический лидер должен быть политическим деятелем по профессии, это значит быть умным техницистом в захвате и защите позиций. Ситуация та же, что и при диктатуре. Гитлер был настоящим тактиком, но в течение всего своего правления вынужден был защищаться, дабы не угодить в сети, которые ему расставляли его же друзья. Ясно, мы очень далеки от намерения выставлять лозунги, характерные для благородных и идеалистических устремлений в политике: "Общее благо, установление справедливых общественных институтов, хорошая организация городов и т.д." Из двух подходов стремление к власти несомненно приоритетно, не потому, что профессиональный политический деятель — непременно бессовестный и крайне злонамеренный интриган, а потому, что он не может предпринять желаемые реформы или защитить общее благо, если он прежде не достигнет власти и не удержит ее в своих руках. Тогда это должно стать его первой заботой. И даже когда он уже достиг власти, это остается его основным делом, которому он должен подчинять все конструктивные политические цели. Фактически эти две формы политики несовместимы. Они требуют совершенно различных индивидуальных качеств и противоположных направлений деятельности. Чтобы уметь умно лавировать, преследуя цель достичь высшей власти, не требуется никаких качеств, предполагающих стремление к общему благу, принятию справедливых решений, нет надобности в политической просвещенности или искушенности в экономических проблемах. Напротив, если человек обладает моральными достоинствами и интеллектуальной компетентностью, если он способен к подлинному мышлению и сможет выдвинуть подлинно политическую программу и привести ее в действие, то это еще никоим образом не означает, что он обладает необходимыми качествами для достижения вершины власти. Специалист по части политической карьеры не является и никогда не станет благотворителем для государства или даже хранителем благосостояния нации (если бы он даже и возложил на себя такую задачу, для этого у него просто не хватило бы времени). Это не есть общая оценка политического карьеризма, а только наблюдение над происходящим в современном государстве с его обширными и сложными политическими "механизмами", партиями и административными органами. Это не имеет больше ничего общего с политической жизнью в греческом городе-государстве. И пример Перикла нам здесь плохой помощник' . Поэтому сам тот факт, что политический деятель, неважно при каком режиме, вынужден вступать в эту игру, делает его неспособным к размышлению над подлинно политическими проблемами. Он обречен навсегда остаться дилетантом, наскоро обученным, наскоро информированным, никогда не находящим времени поразмыслить о политике. С совершенно иной точки зрения — если мы вспомним проблему бюрократии — предельно ясно, что политический деятель не имеет никакого веса по сравне- 1 Шумпетер прав, когда он подчеркивает этот аспект политической карьеры. нию с бюрократией1. Он слабо осведомлен о ее каналах, и в его руках мало средств, которыми он мог бы принудить бюрократию повиноваться себе, он разве что заменит чиновников своими людьми. Он может обладать способностью крещениям, особенно "теоретическим", тем более, что технически он не вполне компетентен, тогда как бюрократия имеет совершенно достаточное в этом отношении знание. Он не может использовать даже феодальную систему, чтобы привязать к себе вассалов. Если же он делает это, вскоре поднимается скандал. Следовать за одной и той же политической партией — это единственная для него гарантия лояльности его подчиненных, поскольку они стремятся к росту своей личной карьеры. Однако он должен уверовать в бюрократию и возложить на нее свои надежды, поскольку все, что он желает сказать в публичном выступлении, и все декреты, которые он подпишет, — все это проистекает от нее. Более того, политический деятель ежедневно подписывает несколько сотен документов, буквально не имея времени их прочитать. В этом и заключается сложность ситуации: политический деятель принимает на себя ответственность за действия и решения, за которые он по существу отвечать не может, потому что ничего не знает или имеет весьма поверхностное представление об их содержании. И все же в глазах парламента и общественного мнения он ответствен. В конечном счете полити- 1 Валине в "Докладах на сессии по политическим проблемам" ("Rapports des Scissions politlques", 1961) хорошо проанализировал власть администрации в ее отношении к политической власти и ее способность вовлекаться в техническое противодействие. ческий деятель, противопоставленный правлению бюрократии, оказался бы не чем иным, как козлом отпущения, — роль, которая вряд ли пришлась бы ему по вкусу1. Но чем шире разрастается бюрократический аппарат, тем меньше шансов остается у политического деятеля получить эффективное знание о нем или реальную власть над ним, чтобы действительно направлять его деятельность. Даже если он сумеет на деле произвести некоторые кадровые изменения в чиновничьем аппарате, это, как мы видели, на деле ничего не меняет. Вес административной структуры слишком велик2. Если вдруг начинаются реформы управления и административная структура меняется, наступает великий беспорядок, отнюдь не приводящий, однако, к значительным переменам в соотношении веса политического деятеля и бюрократа. На короткий момент первый может тешиться иллюзией свободы и своего господства, но вскоре заплатит за это спадом эффективности работы администрации в стране. Из такого положения остается только один 1 Здесь уместно привести замечание Крозье (в "Феномене бюрократии", с. 72): "Решения неизбежно принимаются людьми, которые не имеют непосредственного знания ни об области, в которой эти решения проводятся, ни об отклонениях, которые могут повлиять на окончательные их результаты. Из-за отсутствия непосредственного знания те, кто ответствен за решение, должны полагаться на информацию, предоставляемую им подчиненными, в интересах которых (подчиненных) скрыть истину от первых... Тот, кто не имеет необходимого знания, не имеет власти решать. Тем, кто имеет власть решать, отказано в информации, в которой они нуждаются". Поэтому те, кто имеет информацию, т.е. бюрократы, неизбежно кончают тем, что принимают на себя власть решать. 2 См.: MeyitaudJ. Les groupes de pression de France. P., 1958. выход: политический деятель может усовершенствовать административные методы, привести в порядок административные органы, усилить контроль, улучшить координирование; он может, конечно, дать бюрократии определенные импульсы: мы постоянно наблюдаем, как это происходит в Советском Союзе. Но эти импульсы всегда действуют только в одном направлении: сделать организацию более эффективной, усовершенствовать бюрократию и предоставить ей еще большую автономию. Другими словами, все реформы, предпринятые политическими деятелями, способны только сделать администрацию более самостоятельной и еще больше ослабить эффективность политических решений. Может ли бюрократия достичь вершины своего развития и клониться к закату? "Отмирание" государства, обещаемое коммунизмом, лишь открыло путь к триумфальному шествию бюрократии и к тотальной бюрократизации. Но мы обнаруживаем здесь тревожащую мистерию. В той мере, в какой бюрократия во всякой стране проникает в политический механизм и "блокирует" всякую способность к решению, она по существу становится государством. Сказать, что бюрократия выживает — значит попросту считать, что государственная форма меняется быстрее — и не иначе — в Советском Союзе, чем где-либо еще, хотя по существу она остается тем же, чем она является. С одной стороны, возражают: чтобы сократить бюрократию, чтобы легче было овладеть всеми ресурсами, достичь большей социальной мобильности, потребовалось бы широкое распределение власти и соперничество между различными мощными и резко выраженными политическими группами, потому что была бы необходима победа какой-нибудь определенной силы (С.Дассо). Хорошо, но наши общества не развиваются в этом направлении1 . С другой стороны, нам говорят, что рост бюрократии связан с развитием промышленного труда, со специализацией служб в нашем обществе, с увеличением представительных властей на всех уровнях, усилением государственной власти. Разве наше общество — спонтанно и целиком — не движется прежде всего в этом направлении? Чем более авторитарным становится государство, тем больше функций оно принимает на себя; и таким образом государство поглощает свою бюрократическую систему. Спонтанное развитие общества и умеренное, постоянное усиление государства идут в этом направлении. Однако современные революционные правительства все еще верят, что в силах ликвидировать бюрократию и систему государственных чиновников в своих странах. Все диктаторы, порождая расширенный бюрократический аппарат, делают это с проклятьями: "Черт бы побрал эту бюрократию!" Это было одним из основных направлений у Гитлера, предмет его самых саркастических нападок 1 Я не вполне разделяю оптимизм Крозье в его "Феномене бюрократии", когда он рассматривает бюрократическую систему как силу, защищающую индивидов от определенного общества, и когда он говорит, что процесс централизации происходит лишь до поры до времени. Он, по-видимому, отвергает те воздействия, которые оказывает государство, развившееся до национального масштаба, когда оно порождает определенный тип бюрократии. Вместе с тем Крозье не вполне понял систему децентрализации, которая позволяет самой централизации как бы продолжить саму себя, за границы, — ведь иначе она бы сама ограничила себя увеличивающимся объемом своих функций на демократию. Затем Сталин (по крайней мере десяток раз между 1947 и 1953 г.), Хрущев и Насер подвергали бюрократию нападкам, делая ее козлом отпущения за все неполадки. За ними, как и подобает всякому порядочному диктатору, Фидель Кастро произнес тот же суровый приговор бюрократии в августе 1963 г.: "Правительственные органы полнятся людьми, которые ничего не делают... Когда эти люди обнаруживают, что жалование им обеспечено, они не чувствуют больше потребности служить обществу... Наши товарищи в Институте аграрной реформы должны подать в отставку...". Но все эти руководители мудро возвращались на путь бюрократической организации, — правда, обстоятельства вынуждали их идти на это. Государство, которое хочет делать все и все изменить, никак не обойдется без помощи огромного бюрократического аппарата. Антибюрократические литании — того же порядка, что и магические заклинания, и абсолютно не способны вызвать ни малейшего подлинного изменения бюрократической автономии. Даже согласно отчетам, недавно полученным из Советского Союза, бюрократия переживает теперь период невиданного расцвета и непомерного роста численности в этой стране. И не следует забывать, что Хрущев достиг высшего поста только при поддержке руководителей бюрократической машины, которые впоследствии отшатнулись от него. Подобно тому, как бароны в свое время заслужили прозвище "делатели королей", так бюрократия "делает" теперь политических лидеров. Конечно, можно вспомнить хорошо известный аргумент о параллельных иерархиях и государственных партиях. Во время революции 1789 г. во Франции представители миссий или народные общества проводили контроль, водворяя и снимая чиновников. Но Франция никогда не впадала в полное административное оцепенение, администрация не была парализована, несмотря на террор, правительство демонстрировало свою удивительную беспомощность. Элементы, представленные для выбора, ясны: правительство, берущее на себя ответственность за весь круг вопросов национальной жизни, вынуждено либо создавать администрацию, которая со временем перехватит всю полноту власти из его рук, либо, отвергнув бюрократию, встать на путь террора. жүктеу/скачать 1.49 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|