Эллюль, Жак. Политическая иллюзия. Пер. В. В. Лазарев



бет15/27
Дата06.07.2016
өлшемі1.49 Mb.
#181750
түріСочинение
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   27
Волшебник взмахом своей палочки порождает проблему или заставляет ее исчезнуть. Но однажды вызванная — даже если она ни на чем не основана, — проблема живет, потому что общественное мнение верит, что она существует, и общественное мнение формируется и разделяется в связи с ней. Действительно ли общественное мнение функционирует подобным образом? Конкретные опыты показывают, что да, и популярная игра с летающими тарелками (экспериментальное создание мнения о заведомо несуществующем) всегда увенчивается успехом.

3. Политическое действие


Но какова природа политического действия? Первый принцип, очевидно, заключается в том, что политик будет действовать по отношению к политическим фактам в том их виде, в каком они представлены общественному мнению.
Член кабинета министров может получать информацию из собственных источников, но он предпочитает не разглашать факты, известные ему одному. Все скрытые решения государства, последствия которых рискуют стать предметом общественного мнения под воздействием пропаганды, будут осуждены. Если правительство действует сообразно информации, которою владеет только оно, то вскоре общественное мнение возбудится из-за представленных ему непонятных фактов. В наше время человек с улицы, уверенный в своем политическом разуме и в достоинстве демократии, не потерпит, чтобы его лишали участия в ней1. Он готов принять скандальные действия или несправедливости, совершаемые его правительством, но он не потерпит жизни в политически непостижимом мире или в мире, где он не может играть никакой роли.
В результате правительство оказывается перед следующим возможным выбором:
(1) Оно может предоставить публике все источники информации и все имеющиеся в его распоряжении факты, на основе которых оно принимает свои решения. Но это создаст множество затруднений. Существуют прежде всего трудности с информированием публики2. Затем об-
1 MegretM. L'Action psychologique. P., 1959. P. 80, 81. 2EllulJ. Information et Propagande. Diogene, 1957.
наруживается то обстоятельство, что правительство явно не может раскрыть перед публикой свои секреты. Нередко при принятии решений учитываются такие факты, обнародование которых означало бы крах не только в военной или дипломатической сфере, но также и в области экономики. Кое-кто мог бы утверждать, что подобных секретов нет, а что есть основания полагать наличие в правительстве тенденции к преувеличению значения скрываемых фактов, но здравый смысл подсказывает нам, что, например, стоит довести до сведения публики факт подготовки денежной реформы, и это непременно вызовет далеко не благоприятные последствия.
(2) Правительство может твердо проводить свое намерение не раскрывать факты, которые известны ему одному. Здесь мы видим возможность критически отнестись к тезисам Сови. Он полагает, что правительство действует исходя из фактов, появляющихся в результате экономического анализа, и прежде всего статистики, поступать иначе было бы просто безумием. На первый взгляд его утверждение не вызывает возражений. Но оно приходит в столкновение с тем фактом, что существующее общественное мнение не может быть правильно информировано уже из-за бытующего в обществе предрассудка, в силу которого общественное мнение почитается чистейшим родником политической мудрости — и это факт, на основе которого политический деятель должен действовать. Такой политический деятель примет к сведению общественное мнение, а не тщательно проанализированные факты. И следуя общественному мнению, он станет уверять, что в его распоряжении вовсе не было подобного рода документации, повлиявшей на его решения. Поступая подобным образом, он обратит факты против себя самого, но это намного легче, чем направить против себя общественное мнение.
(3) Наконец, правительство может действовать, исходя из частной информации, которой оно располагает, и в то же время вести пропаганду, оправдывающую его действие, объясняющую его, преобразующую его в политический факт и придающую ему глубокую обоснованность в глазах общественности. Мы выдвигаем здесь тот тезис, что основания, которые предлагаются общественному мнению, отличны от тех, которые правительство хранит в секрете. Если бы секреты раскрывались, то мы имели бы дело по существу не с пропагандой, а с управлением информацией.
В этом отношении советский подход всегда был очень типичным. В ноябре 1962 г., когда велась усиленная кампания десталинизации, компартия дала указание подбирать для распространения такую информацию, которая послужила бы успеху этого дела. (Таким образом, природа хрущевской пропаганды по существу ничуть не отличалась от сталинской.) Илья Эренбург выдвинул знаменитую формулу (в "Воспоминаниях", 1935—1941): "Когда я был еще наивным человеком, я думал, что подлинность информации является ценностью в политической деятельности. Но верным оказалось противоположное. Информация нужна для того, чтобы подтверждать, что избранный политический курс правилен".
В результате создается разорванность в политическом мире, где устанавливается и водворяется мнение. Но, чтобы подобная ориентация была возможной, необходима унифицированная пропаганда; необходимо также авторитарное правительство, которое налагало бы запрет на всякую иную пропаганду. И только таким путем различные виды пропаганды могут в условиях демократии оказывать глубокое воздействие.
В общем, можно считать, что из трех возможных решений демократические правительства выбирают второе.
Больше того, политический деятель должен не только принимать во внимание все факты, известные общественному мнению, но также и это последнее как собственно общественное мнение, как он понимает и как он интерпретирует его. В этом контексте пропаганда играет ведущую роль: каждый, кто предпринимает политическое действие, должен прежде всего манипулировать общественным мнением таким образом, чтобы оно согласилось с истинными или ложными основаниями необходимости предпринять такого рода действие; пропаганда должна манипулировать как самим политическим актом, так и его рациональным осмыслением. Диктаторы знают, как создавать общественное мнение по поводу решения, и затем, приняв решение, они создают атмосферу, в которой решение это представляется ответом на народную волю и выражением чаяний народа. Создание соответствующей среды вокруг мероприятия правительства входит также и в задачу самой публики, и тем самым закладывается предпосылка для экономического или политического мероприятия. После этого манипулятор отбирает факты, которым следует войти в круговорот политической жизни, и преобразует их в политические проблемы так, чтобы общественное мнение потребовало их решения — или по крайней мере приняло их в качестве проблем. Политическая игра основывается тем самым на фактах, которые отобраны с целью придать им жизненность. Это очень просто проводится в жизнь в авторитарных системах, но с большими трудностями — в демократических, где оппозиция подбирает факты, противоречащие действиям правительства.
Во многих случаях цензура оправдана — ведь какая-нибудь паника или страх будоражат общественное мнение или, скажем, абсурдные истолкования некоторых фактов делают невозможными разумные решения. Первым решением Эйзенхауэра во время нападения на Бас-тонь был запрет всякой публичной информации об этом. Он опасался, что моральное состояние общества обострится или подвергнется бесплодной пертурбации, а это послужит препятствием для необходимых решений1.
В такой ситуации политическая игра тяготеет ко все более абстрактной форме, поскольку факты, отбираемые и распространяемые в обоих лагерях, преподносятся с целью получить ожидаемый отклик на них общественного мнения; не следует думать, что оппозиция обнажает ту истину, которую пытается скрыть правительство, например, коммунистическая партия раскроет некую истину, обличающую буржуазный строй; оппозиция акцентирует только негативные, а правительство — только позитивные аспекты. Факт сам по себе переходит в представление и предается забвению, а политическая игра постепенно сводится к манипулированию иллюзиями. Тогда государственный деятель должен действовать с учетом как того рода знания, которое публика может иметь о фактах, так и значения такого знания.
1 Toland J. Battle: The Story of the Bulge. N.Y., 1959.
Важно достичь "чувства", создать "впечатление". Важно заставить людей почувствовать, что они живут в условиях демократии, а правительство представить в глазах общественного мнения демократическим. Некоторые очень демократические правительства оставляют впечатления авторитарных, и, наоборот, некоторые диктаторские правительства знают, как предстать демократическими в глазах общественного мнения, — страны народной демократии, например1.
Но если мы примем в расчет влияние общественного мнения, каким тогда должно быть политическое действие?
Прежде всего всякое действие не должно вступать в противоречие с конгломератом фактов, известных общественному мнению. Это действие должно быть того же порядка, что и факты, распространенные пропагандой, оно должно соответствовать им в глазах масс. Даже несмотря на то что социологи верно подчеркивают алогичный характер массовых мнений, массам просто необходимо отыскивать какую-нибудь видимую логику в действиях своих правителей. Правовая мера окажется пригодной, только если она согласуется с контекстом предшествующего мнения, основанного на знании предлежащего политического факта и на убежденности, что этот факт есть политическая проблема.
Следовательно, те, кто создает общественное мнение, ограничивают действия правительства и заставляют его двигаться в определенных направлениях. Под этим углом зрения принимать во внимание следует только тех, кто контролирует инструменты, способные воздейство-
1 Lambert II L'Opinion publique. Ouvrage collectif. 1957.
вать на общественное мнение. В мире политики нет места тем, кто не имеет средств влиять на формирование представлений о фактах. Виноградари, перекрывая баррикадами шоссе, или учителя, объявляя забастовку в экзаменационный период, преследуют одну цель — обратить на себя внимание общественного мнения. Конечно, их метод крайне элементарен и прост, а потому малоэффективен; однако они и не ждут, что какое-нибудь политическое действие будет предпринято раньше подобного усилия. Только способность изменить политические требования дает группе возможность участвовать в политической игре. Все прочее может быть реальным, но не затронет политического действия. Эффективность политического действия целиком зависит от предшествующих усилий, направленных на обработку общественного мнения.
Во всяком случае, государство обязано знать, что его действие осуществляется внутри мира слов и что мнения имеют прежде всего вербальный характер. Поэтому политическое действие должно подчиняться двоякому принципу: оно должно как бы влиться в поток представлений и стереотипов и не должно приводить к расхождению между реальными фактами и подобными представлениями.
Согласно анализу Уолтера Липмана (W. Lippmann), образы, посредством которых современный человек видит мир, суть схемы, стереотипы. Схемы имеют два аспекта: первый — они находятся между нами и действительностью. Мы не видим действительности, мы не абсорбируем факты; мы постигаем то, что находится вокруг нас, только через круговорот тех стереотипов. Поэтому на всякое политическое действие смотрят сквозь подобные очки, без которых не может обойтись общественное мнение. Надо знать стереотипы группы, чтобы предвидеть, как группа будет интерпретировать то или иное действие, которое, как всякая объективная реальность, не имеет значения само по себе; оно не приносит никакого результата, никакой окрашенности, никакой ценности, кроме той, которая придана ему стереотипами.
В результате эти схемы сильнее самой действительности1 . Человеческая способность объяснять факты и пускать их в дело на пользу себе так же хорошо известна, как и способность забывать и уничтожать факты, которые вступают в противоречие с убеждениями индивида или с его стереотипами. Факты никогда никого не убеждали и не меняли взгляда человека на мир. Поразительное безмолвие, которым коммунисты окружили казнь Райка, или советско-германский договор, или берлинское восстание в июне 1953 г. — это далеко не необычные явления. Не имеет смысла противопоставлять "реальность фактов" тому, что представлено в пропаганде. Политическое действие не может базироваться на подобной объективной и неуловимой реальности. Оно не может противостоять стереотипам с подобными фактами в руках; этим оно ничего не сможет добиться. Все сводится к сериям психологических манипуляций, нацеленных на изменение самих схем и стереотипов при помощи методов, которые становятся все более хорошо известными.
1 Я часто подчеркивал, что сырой "информационный факт" не имеет никакой силы перед стереотипами, гнездящимися в общественном мнении. Известно, что оклеветанные люди никогда не могут полностью реабилитировать себя. Ср., например, статьи Липсета; Хаймана и Шитсли: Яниса. Лумсдайна и Гладстона; и Е. Купера и М. Ягоды в сборнике: Katz e.a. "Propaganda and Public Opinion".
Теперь мы подходим к основному закону, который вменяется пропагандой политическому действию. Последнее должно на деле иметь двойственный характер. В былые дни политические решения получали оценку в терминах фактических следствий — насколько они приложимы к той или иной ситуации или к правлению, или же оценивались с точки зрения их экономических или иных последствий. Обычно действие предпринималось с целью достичь успеха. В результате политические решения оказывали воздействие на вещи и на ситуации. Кроме того, концепция политического действия все еще превалирует в большинстве демократических стран, и особенно во Франции. Чудовищный паралич французского правительства после 1950 г. был прежде всего результатом устаревшей концепции политических действий и решений.
Сегодня политическое действие должно расцениваться с учетом двух перспектив:
— чего можно достичь в военной, административной или экономической сфере (как и в прошлом);
— каковы возможности пропаганды, которая открывает путь подобному действию'.
Говоря о второй перспективе, надо отметить еще одно обстоятельство. До сих пор я только показал необходимость принять во внимание — самопроизвольное или подготовленное — общественное мнение, чтобы добиться какого-то результата; такой подход является первейшим условием всякого действия. Но ведь можно предвидеть, что
1 Леонард Дуб отмечает, что всякое политическое действие следует рассматривать в связи с его психологическим эффектом. (См.: Doob L. Goebbels' Principles of Propaganda. // Katz e.a. "Propaganda and Public Opinion").
общественное мнение способно встать в оппозицию к этому политическому акту. Поэтому мы должны задать себе следующие вопросы:
(1) Будет ли решение иметь театрализованные последствия или, может быть, ему лучше иметь ощутимые результаты, чтобы затронуть общественное мнение?
(2) Несет ли в себе решение элемент пропаганды, и можно ли допускать спонтанное толкование фактов общественным мнением? Ответит ли положительно общественное мнение на предлагаемое действие?
(3) Может ли действие служить импульсом к дальнейшей пропаганде?
"Сырые" факты служат пропаганде, а политические акты суть те самые "сырые" факты. Эти акты, таким образом, могут быть движущей силой для развертывания кампании, или стимулом для обновления условного рефлекса, или же могут куда ярче окрасить какой-нибудь миф. Это не противоречит моему описанию мира представлений; я сказал, что этот мир в большей своей части базируется на "сырых" фактах. Политический деятель должен задаться вопросом, годится ли его акт для такого мира?
Сегодня политические решения стали более важными в силу того воздействия, которое они способны оказать на мнение, а не в силу их практического и объективного значения. То же самое верно и по отношению к политическим фактам. Возьмите хотя бы тот исключительный эффект, который был произведен запуском спутника. Конечно, спутники имеют некоторую практическую значимость, и запуск доказал превосходство Советского Союза в ракетном деле и таким образом также — его известное военное превосходство. Но все это — просто ничто по сравнению с психологическим шоком. Мы стали свидетелями пропагандистской победы. Мы наблюдали кризис в американском общественном мнении, усиление роли разного рода мифов о советском обществе, возросший престиж Советского Союза в глазах слаборазвитых народов и новый интерес к Советскому Союзу приверженцев нейтралитета. Во всех этих областях психологическая реакция была сильнейшей, и Советы поняли, как можно очень и очень разумно эксплуатировать этот факт в своей пропаганде, преобразовав, таким образом, научный факт в факт политический, который хорошо укладывается во всеобщую программу политического действия.
О всяком политическом действии следует судить по его пропагандистскому отзвуку. Это предполагает определенную длительность, продолженность пропаганды и особую ориентированность каждого решения. Невозможно больше принимать экономические меры как функцию только экономических фактов; они должны также еще соответствовать господствующей пропаганде. Пока только коммунисты смогли достичь совершенства в практическом использовании этой комбинации. Центральным моментом здесь выступает длительность, которая покоится на строгой схеме и программе политического действия.
Но нынешнее политическое искусство должно идти еще дальше. Политические действия, каков бы ни был их фактический результат, станут теперь предприниматься прежде всего как прыжки с трамплинов пропаганды; это самый важный элемент. Если решение достигает благоприятных и предусмотренных результатов, то правильно будет обратить на это внимание, воспользовавшись общественным мнением. Но это теперь единственный аспект, который принимается во внимание. Римский полководец, одержав победу, отпраздновал бы свой триумф. Но всепроникающие средства пропаганды изменили все это; если бы решение оказалось ошибочным, если бы враг победил, если предвосхищаемые результаты не были бы достигнуты, смысл действия все равно был бы обречен послужить пропаганде, даже в случае неудачного исхода. Дело совсем не в желании оправдывать опрометчивый шаг или отказаться от фактического объяснения ошибки ссылками на волю Божью и назвать отступление стратегическим маневром; эти трюки теперь общеизвестны, и никто не пустится в подобные лжеобъяснения. Что мы здесь имеем, так это действие, с самого начала рассчитанное следующим способом: либо действие приведет к успеху, и конкретные желаемые результаты будут достигнуты, либо оно потерпит неудачу, и сама неудача все же будет превосходным подходом к делу, каким бы оно ни было.
В такого рода расчете коммунисты показали себя мастерами своего дела. Они всегда ставят своих противников перед дилеммой, и любое ее разрешение служит им на пользу. Если коммунистическая партия выдвигает закон о профсоюзах или о нормах заработной платы, то невозможно знать заранее, ставится здесь цель протащить выдвигаемую реформу или провалить ее, — в обоих случаях результат будет использован пропагандой, направленной против правительства; элементы действительности и пропаганды до того тесно переплетены во всех политических действиях коммунистов, что их невозможно отличить друг от друга: все политические действия коммунистов имеют одновременно как действительные, так и пропагандистские цели. Если скользящая шкала доходов, предложенная коммунистами в парламенте, будет принята, то капиталистическая система подвергнется гораздо большей опасности — неизбежны экономические затруднения, которые, конечно же, вызовут к жизни условия для позитивной пропаганды в пользу коммунистической партии, которая предложила реформу. И правительство не сможет сохранить свой престиж в глазах людей, а коммунистическая партия — сможет. Если же предлагаемая мера отвергнута, начинается бурная пропаганда против буржуазного режима, враждебного рабочему классу, пропаганда, ставящая акцент на противоположности классов и классовых интересов.
Большинство советских предложений на международной арене носит именно такой характер. Каждое советское предложение облечено в психологический наряд таким образом, что оно выглядит резонным, — это предложение о встрече на высшем уровне, о контроле над термоядерным оружием, о выводе оккупационных войск или, например, о нейтрализации Польши. Если эти предложения принимаются, психологическая слава благоприятствует русским, и конкретные результаты служат на пользу Советскому Союзу; если они не принимаются, то те, кто их отвергает, могут быть названы поджигателями войны или врагами мирного сосуществования и сотрудничества. Вообще, метод соединения ряда элементов в единый проект оказывается очень эффективным (например, речь Булганина 1 января 1958 г.).
Устраивая ракетные базы на Кубе в 1962 г., Советский Союз использовал тот же политический прием: либо Соединенные Штаты не осмелятся предпринять что-либо по этому поводу, и в этом случае грозное оружие будет установлено в непосредственной близости от них; либо Соединенные Штаты ответят таким образом, что с точки зрения пропаганды это породит замечательные последствия, т.е. нападением на слабого противника Соединенные Штаты покажут свои империалистические устремления в действии, мировое общественное мнение будет шокировано вмешательством в дела другой страны и т.д. К несчастью для Советского Союза, западные державы не дали ему сыграть на второй возможности.
Эта двойная возможность использования позволяет поддерживать крайне непримиримый подход. Он позволяет не уступать противнику ни в одном аспекте, а если оппонент отказывается идти на уступки, это направляется против него же самого. Реальное же достижение цели не имеет большого значения. Типичным примером могут служить военные переговоры в Панминджоне. Если с точки зрения коммунистов они увенчались успехом — тем лучше; но никаких уступок им не было сделано, поскольку они могли воспользоваться успехом только в том случае, если бы союзники НАТО каждый раз соглашались со всеми пожеланиями китайской стороны. Если они потерпели поражение, то это опять-таки к лучшему; это обернулось ущербом для союзников НАТО, которые продемонстрировали бы свое стремление к войне, а это содействовало бы кампании борьбы за мир. В любом случае противнику приходится морщить нос, когда он поставлен перед лицом разумных на первый взгляд, но неприемлемых притязаний.
Единственным примером такой комбинированной операции, предпринятой американцами, может служить посылка правительством Соединенных Штатов продовольственных товаров населению восточной Германии в 1954 г.: раздача этих товаров была бы прекрасным актом в пользу западной пропаганды (не говоря уж о важном результате — о помощи некоторым голодающим людям). Если бы это не удалось — какой прекрасный повод для пропаганды против коммунистического режима! Пропагандистский смысл этого действия настолько очевиден, что сам акт даже не нуждается в дополнительной пропаганде, он сам делает свое дело. Реакция против коммунистического режима появилась бы автоматически, и тем самым полностью отпала бы необходимость оркестри-ровать целую пропагандистскую кампанию; достаточно было бы предоставить психологическим следствиям самостоятельно развиваться из самих фактов. Здесь мы оказываемся лицом к лицу с такой формой пропаганды, когда само действие вызывает к жизни желаемую пропаганду.
В подобных условиях политическое действие позволяет обойтись без излишних политических усилий, станет ли субъект этого действия использовать акт доброй воли для получения результата, которого в ином случае пришлось бы добиваться силой, или он попытается ослабить сопротивление противника, или снизить расходы на войну. Например, пропаганда, которая сеет страх перед "пятой колонной", или отравляет правительственную атмосферу, или приводит противника в оцепенение — это специфическое политическое средство. Подобное политическое действие может помочь избежать войны и достичь своей цели без кровопролития. Пропаганда Геббельса заставила покориться Австрию и Чехословакию. Пропаганда Сталина в Чехословакии и пропаганда Хрущева на Кубе прибегают к тому же способу: достигнутых в этих странах результатов в иное время можно было добиться только силой.
Все это свидетельствует, что в наше время следует отказаться от такого политического действия, если только оно не нацелено на этот амбивалентный исход. Не столь уж и важно, вправду ли полезно предпринятое действие; главное — его использование этим двусмысленным способом. Каждый политический курс должен быть нацелен на этот подход и уметь применить его на практике. Всякий иной подход есть продукт вышедшего из моды идеализма и недальновидной, узколобой политики.


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   27




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет