Энциклопедический

С. о. исходит из факта связи человеч. поведения с язы­ком, абсолютизируя непосредств. определяемость по­ведения словом. Сторонники С. о. требуют сведения к минимуму опасности подмены действит. структуры мира языковой, а реакции на предмет — реакцией на слово. Этому служат принципы С. о.: нетождественно­сти (слово не тождественно вещи, а вещь — самой себе); «не-всего» (языковое выражение не даёт полной кар­тины явления); саморефлексии (анализ языкового об­разования имеет дело лишь с ним самим, но не с дейст­вительностью). Отсюда вытекают абс. релятивизм и агностицизм: «объективный уровень» действительности не может быть выражен словами; «мы должны указывать пальцем и молчать, иначе мы никогда не достиг­нем этого уровня» (Korzybski A., Science and Sanity, Lancaster, 1945², p. 399). Этот вывод усугубляет­ся номиналистич. теорией абстракции и теорией значе­ния С. о., основанной на идеях чувств. верификации и операционализма. Значение сводится в С. о. к чувствен­но данному референту и соответств. операции.

С. о. изучает влияние языка на мышление и поведе­ние людей и формирование «массовой культуры», пато­логию языка в её воздействии на поведение. Предста­вители С. о. необоснованно связывают социальные противоречия и катастрофы с тем, что люди подменяют факты «абстракциями» типа «прогресс», «демократия», «свобода», «коммунизм», «труд», «капитал» и т. д. и ут­верждают, что «если бы знание семантики было всеоб­щим, то такая катастрофа едва ли могла бы разразить­ся» (Chase St., The Tyranny of Words, N. Y., 1938, p. 13—15).

• Б ρ у т я н Γ. Α., Теория познания общей семантики, Ер., 1959; Богомолов A.C., Бурж. философия США 20 в., М., 1974; The use and misuse of language, Greenwich, 1962; Hayakawa S. J., Language in thought and action, N. Y., 1964²; Rapoport Α., Philosophie heute und morgen, Darm­stadt, 1970.

В рамках С. как единого комплексного науч. направ­ления возможна интерпретация перечисленных слож­ных систем как систем знаков, могущих в принципе служить для выражения нек-рого содержания, причём совместное рассмотрение чрезвычайно разнообразных знаковых систем оправдывается аналогиями в их строе­нии (и принципах функционирования), выражающи­мися такими отношениями, как изоморфизм и гомомор­физм.

Семиотич. подход к изучению знаковых систем по су­ществу проявился уже в логико-математич. работах Лейбница (кон. 17 в.), предвосхитившего своей концеп­цией «универсального исчисления» осн. принципы ма-тематич. логики и С. Швейц. лингвист Ф. де Соссюр (кон. 19 в.) рассматривал естеств. языки как знаковые системы, разрабатывая теорию значения знаков в рам­ках науч. дисциплины, названной им «семиологией». Осн. принципы С. были сформулированы в явном виде Пирсом (2-я пол. 19 в.), к-рый ввёл и самый термин «С.», и развиты в работах Ч. Морриса, Р. Карнапа, А. Тарского и др.

Для семиотич. подхода характерно выделение трёх уровней исследования знаковых систем, соответствую­щих трём аспектам семиотич. проблематики: 1) с и н­т а к т и к а посвящена изучению синтаксиса знако­вых систем, т. е. структуры сочетаний знаков и правил их образования и преобразования безотносительно к их значениям и функциям знаковых систем; 2) семан­тика изучает знаковые системы как средства выра­жения смысла — осн. её предмет представляют интер­претации знаков и знакосочетаний; 3) прагмати-к а изучает отношение между знаковыми системами и теми, кто воспринимает, интерпретирует и исполь­зует содержащиеся в них сообщения. Одна из важней-

ших проблем С. состоит в выяснении того, в какой мере эти уровни исследования взаимосводимы друг к другу.

Структуралистская программа де Соссюра (отчасти предвосхищенная лингвистич. идеями В. фон Гум­больдта) легла в основу семиотич. исследований в кон­кретных науках. Первой такой семиотич. дисциплиной явилась намеченная ещё в его работах и интенсивно развивающаяся с 1920-х гг. в ряде стран (Чехослова­кия, СССР, США, Дания и др.) структурная лингви­стика. В наст. время разрабатываются как её синтак-сич. аспект (теория т. н. формальных грамматик, ос­нованная на логико-математич. и отчасти теоретико-множеств. методологии), так и семантический («модель Смысл ↔ Текст»), а также методологич. (напр., поиски т. н. языковых универсалий в работах Н. Хомского и его школы) аспекты и многочисл. прикладные направле­ния (вероятностно-статистич. описания языковых структур; работы Ю. В. Кнорозова по дешифровке древних письменностей и др.). По примеру и образцу лингвистики выявление внутр. структур и их модели­рование получили развитие в литературоведении («фор­мальная школа» Ю. Н. Тынянова, В. Б. Шкловского и Б. М. Эйхенбаума, классич. монография В. Я. Проп­па «Морфология сказки», работы Ю. М. Лотмана и др. по структурной поэтике, ряд работ Μ. Μ. Бахтина) и эстетике (как в прикладном плане — семиотич. изу­чение «языков» кино, театра и др. видов иск-ва, так и в общетеоретическом), в психологии и педагогике (швейц. школа Ж. Пиаже, работы Л. С. Выготского и др. сов. психологов, а также «установочная» концеп­ция трудовой и общей педагогики А. К. Гастева), в эт­нологии, антропологии и культурологии (структурная антропология К. Леви-Строса), в социологии, эконо-мич. науках и др.

Теоретич. (или формальная) С. представляет собой совокупность синтаксич. и семантич. исследований знаковых систем (относимых часто к металогике) при­менительно к искусств. формализов. языкам, т. е. ло-гич. и логико-математич. исчислениям, рассматривае­мым совместно с их интерпретациями (семантика) или независимо от них (синтаксис): метаматематич. ис­следования Рассела, Уайтхеда, Гильберта, Гёделя, Г. Генцена, А. Чёрча и др., логико-семантич. и теоре­тико-модельные работы Фреге, Карнапа, Чёрча, Дж. Кемени, Тарского и его школы, А. И. Мальцева и его учеников и др., а также выполненные в рамках конструктивного направления (см. Конструктивное направление) работы сов. математиков А. А. Маркова, Н. А. Шанина и их учеников по общей теории исчисле­ний. К теоретич. С. относятся также, наряду с про­граммными работами Пирса и Морриса, работы Вит­генштейна и Карнапа (посвящённые логико-филос. принципам моделирования мира), генетич. анализ ло-гико-познават. структур в работах школы Пиаже и более поздние работы по «структурной эпистемологии». На стыке общетеоретич. исследований по С. и различ­ных семиотич. дисциплин разрабатываются много­числ. описания алгоритмич. языков и языков програм­мирования, реализующие на достаточно высоком уровне абстракции (но в применении к совершенно конкретным знаковым системам) общие принципы С. и математич. логики (напр., получивший широкое распространение в кибернетич. работах в СССР и за рубежом язык РЕФАЛ). В рамках теоретич. С. аспекты семиотич. исследований — синтактика, семантика и прагмати­ка — могут пониматься как разделы этой науки (по­добно тому как, напр., в теоретической механике выделяются кинематика, статика и динамика). Проб­лема взаимной редукции задач и результатов, отно­сящихся к этим разделам С., получает здесь точную постановку.

СЕМИОТИКА 601

Практич. и филос. важность С. обусловлена тем, что она трактует различные знаковые системы как модели определ. фрагментов внеш. мира, строящиеся в ходе познават. и практич. деятельности людей. Типичным примером такого моделирования служит широкий круг кибернетич. исследований, объединяемый под об­щим наименованием «искусственный интеллект». См. также Моделирование, Синтаксис, Семантика, Праг­матика.

• Витгенштейн Л., Логико-филос. трактат, пер. с нем., М., 1958; Карнап Р., Значение и необходимость, [пер. с англ.], М., 1959; Труды по знаковым системам, в. 1—11, Тарту 1964—79; С те п а но в Ю. С.,С.,М., 1971; С. и инфор­матика, в. 16, М., 1981; R с у - D e b о т е J., Semiotique, P., 1979. В. К. Финн.

«СЕМЬ МУДРЕЦОВ», др.-греч. представители ранней этич. рефлексии, выражаемой в близких к пословицам, кратких и, как правило, императивных «сентенциях» («гномах») на темы «житейской мудрости», но отличаю­щихся от фольклорных пословиц: 1 (подчёркнутым ав­торским характером, 2) нефигуративностью и стремле­нием к отвлечённым формулировкам этич. принципов. Сам тип «С. м.» восходит к древней мифологеме, имею­щей индоевроп. или др.-вост. корни (ср. «С. м.» в Вави­лоне и Др. Индии). По-видимому, уже в 6 в. до н. э. название «С. м.» закрепилось за группой историч. лиц (гл. обр. политич. деятелей 1-й пол. 6 в. до н. э.). Со­став «С. м.», так же как и атрибуция отд. изречений, в различных источниках варьируется (всего 17 имён в разных комбинациях); неизменное ядро составляют: Фалес, Биант из Приены, Питтак из Митилены, Солон Афинский. В каноне «С. м.», составленном в 4 в. до н. э. Деметрием Фалерским (к-рому принадлежит самый древний из сохранившихся сборников изречений «С. м.»), к ним добавлены Клеобул из Линда, Периандр из Коринфа и Хилон из Лакедемона. Образцы «гном» из собрания Деметрия Фалерского (авторство во всех случаях условно): «мера — лучше всего» (Клеобул), «ничего слишком» (Солон), «поручись — и беда тут как тут» (Фалес), «что возмущает тебя в ближнем — того не делай сам» (Питтак), «большинство людей — дурны» (Биант), «наслаждения смертны, добродетели бессмертны» (Периандр); см. также «Познай самого себя». Год (582/581 до н. э.), в к-рый, согласно Деметрию Фа-лерскому, «семеро были названы мудрецами», совпадает с первым зарегистрированным годом Пифийских игр (в честь Аполлона в Дельфах): «состязание в мудрости», на к-ром (предположительно) выбирались «С. м.», луч­ше всего объяснило бы странный синтез древней ми­фологемы и конкретных историч. лиц.

• Фрагменты: D К I, 61—66; Snell В., Leben und Meinungen der sieben Weisen, Münch., 197l⁴; в рус. пер.— в кн.: Изречения древнейших греч. мыслителей, выбранные из соч. Диогена Лаэрция, Плутарха, Стобея и др., Харьков, 1887; Диоген Лаэртский, О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов, кн. 1, М., 1979.

Применяя понятие С. к первобытному обществу, Ф. Энгельс обозначал им круг лиц, между к-рыми были разрешены половые отношения. В указанном смысле можно говорить о кровнородственной семье, в к-рой брачные отношения имеют лишь одно ограничение — принадлежность к разным поколениям, о групповой семье, к-рая возникла в результате запрещения поло­вых связей не только между родителями и детьми, но и между братьями и сестрами и имела эндогамную и эк­зогамную разновидности, наконец, о парной семье,

к-рая предполагала брачные отношения лишь одного мужчины с одной женщиной, но эти отношения были ещё непрочными и легко расторжимыми. Можно пред­положить существование дислокальной парной семьи, когда каждый из супругов жил в своей родовой группе.

На всех этих ступенях развития С. осн. формой трудовой и бытовой общности людей был род, имев­ший матриархальную или патриархальную организа­цию.

В качестве устойчивого социального объединения С. возникла в эпоху позднего неолита с разложением ро­дового строя и появлением частной собственности, при­бавочного продукта и классов. Первая историч. форма моногамной С.— патриархальная С., управляемая от­цом, стала возможной благодаря закрепощению жен­щины, происшедшему в результате уменьшения её экономич. роли и сосредоточения богатства в руках собственника — мужяины. Патриархальная С. была строго моногамной лишь для женщины. Перед мужчи­ной же развитие рабства и др. форм зависимости и гос­подства открыло новые возможности многоженства (наложничество рабынь, гетеризм, проституция). В странах Востока многоженство было возведено в ранг законной формы брака, но даже европ. патриархальная С. вклюяала в себя как родственников, потомков одного отца с их жёнами и детьми, так и домашних рабов, в т. я. наложниц (лат. слово familia означает совокуп­ность принадлежащих одному человеку рабов); поэтому Энгельс определяет её как «промежуточную форму» между многоженством и моногамией. Патриархальная С. являлась одновременно производств. объединением и обычно была многочисленной. В классич. виде она существовала на первых этапах рабовладельч. форма­ции, но различные её модификации сохранились у мн. народов и при феодализме.

С переходом к феодализму «...моногамия, развившая­ся на развалинах римского мира в процессе смешения народов, облекла владычество мужчин в более мягкие формы и дала женщинам, по крайней мере с внешней стороны, более почетное и свободное положение, чем ког­да-либо знала классическая древность» (Энгельс Ф., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 21, с. 72). Распространение мировых религий, прежде всего христианства, усилило идеологические узы, скреп­лявшие С. На «экономическом каркасе» брака по­явился «трогательно-сентиментальный покров». Гос­подствующий класс, освобождённый от экономи­ческих забот, достиг такой стадии духовного и нравст­венного развития, при к-рой могли появиться «рыцар­ское отношение к женщине» и «рыцарская любовь». Но поскольку частная собственность оставалась осно­вой браяно-семейных отношений, эти ценности возникли не в браке, а вне его, как его антиподы. Противоречие в С. между «поработителем — мужчиной и порабощён­ной женщиной» было дополнено не менее острым кон­фликтом между экономич. целями собственнич. моно­гамии и избирательностью полового влечения, к-рая наиболее сильно проявляет себя в чувстве любви. Ка-питалистич. индустриализация разрушила — по край­ней мере в городах — характерную для феодализма связь между жизнью С. и произ-вом, а из всех эконо­мич. функций оставила у многих С. лишь функцию организации быта. Большинство С. стало состоять лишь из супругов и их детей (нуклеарная семья), а семейные отношения приобрели менее иерархич. и авторитарный характер. Женщины получили широкий доступ к рабо­те на пром. предприятиях и в сфере услуг. Это в не­сравненно большей, чем при феодализме, степени обе­спечило экономич. самостоятельность женщин и их независимость от мужчин, даже несмотря на сохраняю­щуюся в бурж. гос-вах дискриминацию в оплате жен. труда. Под влиянием революц. борьбы пролетариата женщинам во мн. странах были предоставлены гражд. права, в т. ч. право на развод. Среди классов и социаль­ных групп, непосредственно не связанных с частной

собственностью, брак из экономич. института всё боль­ше превращался в морально-правовой союз мужчины и женщины, основанный на любви и личном выборе. Произошло известное перераспределение обязанностей мужа и жены в С. в ведении домашнего х-ва и воспи­тании детей. Развитие системы бытового обслужива­ния, досуга, детских учреждений позволило С. пол­ностью или частично освободиться от ряда прежних обязанностей (т. н. редукция функций С.). С. всё боль­ше сосредоточивалась на своей внутр. жизни, возра­стала роль внутрисемейных отношений в обеспечении её стабильности и прочности. Ослабление контроля об­ществ. мнения (в результате урбанизации), а также экономич., правовых и религ. уз, скреплявших преж­нюю С., резко увеличило «нагрузку» на моральные узы.

В капиталистич. обществе действуют две противо­речивые тенденции изменения С.: её обновление, «ре­конструкция» на основе пром. и культурного прогресса и дезорганизация. Первая из этих тенденций наиболее характерна для трудовых семей, вторая — для пара-зитич. слоев. Экономич., политич. и моральные проти­воречия капитализма стимулируют отчуждение С. от общества. Закономерное сосредоточение С. на внутр., семейных проблемах принимает форму её «самоизоля­ции». В то же время возрастают возможности внутри-семейных коллизий и уменьшаются шансы их урегули­рования без ущерба для единства С. Всё это ведёт к не­устойчивости С., росту числа разводов.

В результате социалистич. преобразований семейные отношения освобождаются от социальных установле­ний старого общества (собственнического права, влия­ния церкви, классовых, сословных и нац. предрассуд­ков и т. д.). Уничтожаются все формы дискриминации женщин и одновременно систематически расширяется сеть обществ. учреждений, призванных помогать С. в воспитании детей и ведении домашнего х-ва. Рост благосостояния и культуры населения ведёт к форми­рованию социалистич. типа С.

Марксизм-ленинизм отвергает бурж. и анархистские утверждения, будто обобществление средств произ-ва в социалистич. и коммунистич. обществе должно обя­зательно сопровождаться «обобществлением» женщин и детей, разрушением С. В действительности коммуни-етич. идеалом отношений между полами является «...гражданский брак с любовью...» (Ленин В. И., ПСС, т. 49, с. 56). Социалистич. С. отличается от соб­ственнической С. по мотивам брака и характеру внутри-семейных отношений. Подавляющее большинство бра­ков в социалистич. обществе заключается не по эконо­мич. расчёту или родительскому принуждению, а по личному выбору будущих супругов. В связи с этим внутрисемейная организация характеризуется при социализме гораздо большими, чем в любом другом обществе, равноправием супругов и сплочённостью семейной группы. Всё большее выражение получает тен­денция к дроблению больших С. и раздельному житель­ству старшего и младшего поколений. Главными обществ. функциями С. при социализме становятся обес­печение потребностей мужчины и женщины в супру­жестве, отцовстве, материнстве и воспитание детей. Функция накопления частной собственности отмирает уже в ходе социалистич. преобразований, а хозяйствен­но-бытовая функция осуществляется не как цель, а как условие семейной жизни. Существенно изменяется и характер взаимоотношений между С. и обществом, гос-вом, повышается социальная активность С. Вместе с тем определ. число С. и в условиях социализма не сво­бодно от феод.-религ., мещанских и др. пережитков. На прочность С., рождаемость и семейное воспитание негативное влияние оказали порождённые 2-й мировой войной дсмографич. диспропорция, разрушение жи­лищного фонда, экономич. трудности.

Возрастание в условиях зрелого социализма роли С. как фактора, упорядочивающего воспроизводство насе­ления и обеспечивающего первичную социализацию де-

тей обусловило активизацию теоретич. и практич. ра­боты, направленной на укрепление брачно-семейных отношений. В 1968—70 были приняты Основы законо­дательства СССР и союзных республик и новые союзно-респ. кодексы о браке и семье. Конституция СССР устанавливает, что С. находится под защитой гос-ва. Забота о воспитании детей является одной из осн. кон­ституционных обязанностей сов. граждан. В стране создаётся служба С., включающая подготовку молодё­жи к семейной жизни, организацию помощи одиноким людям, желающим вступить в брак, систему консульта­ций по вопросам планирования материнства, психоло­гии супружеских отношений, ухода за детьми и их вос­питания.

Вопреки прогнозам нек-рых бурж. теоретиков, пред­сказывающих замену уже в недалёком будущем С. «свободным сожительством», марксизм-ленинизм ис­ходит из того, что в ходе строительства коммунизма С. будет развиваться и совершенствоваться.

• Энгельс Ф., Происхождение С., частной собственности и гос-ва, Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 21; Ле­нин В. И., [Письмо] Инессе Арманд 23 мая (5 июня) 1914, ПСС, т. 48; его же, [Письмо] от 4 (17) янв. 1915 г., там же, т. 49; Ковалевский М., Очерк происхождения и развития С. и собственности, СПБ, 1895; Морган Л. Г., Первобытное общество, пер. с англ., М., 1900; X а р ч е в А. Г., Брак и С. в СССР, М., 1979²; Юркевич Н. Г., Сов. С., Минск, 1970; X а р ч е в А. Г., Голод С. И., Проф. работа женщин и С., М., 1971; Дарский Л. Е., Формирование С., М., 1972; Семенов Ю. И., Происхождение брака и С., М., 1974; Чуйко Л. В., Браки и разводы, М., 1975; В а с и л ь е-в а Э. К., С. и ее функции, М., 1975; Герасимова И. А. Структура С., М., 1976; Изменение положения женщины и С., М., 1977; Демографич. проблемы С., М., 1978; X а р ч е в А. Г. Мацковский М. С., Совр. С. и ее проблемы, Μ., 1978; С ы-с е н к о В. А., Устойчивость брака, М., 1981; Аннотированная библиография работ по проблемам С. в СССР (1957—1971) в. 1—2, М., 1972; С о о d e W. J., World revolution and family patterns, Chi., 1963; Handbook of marriage and the family ed. H. T. Christensen, Chi., 1964; A modern introduction to the family, ed. N. Bell and E. Vogel, rev. ed., Ν. Υ., 1968· Sussman М. В., Sourcebook in marriage and the family' N.Y., 1968³; Hill R., Family development in three genera­tions, Camb. (Mass.), 1970; Rapoport R., R a p o-p or t R. N., Leisure and the family life cycle, L., 1975; K ei­nig R., Die Familie der Gegenwart. Ein interkultureller Ver­gleich, Münch., 1977; Chombart de Lauwe P.-H., La vie quotidienne des families ouvrieres, P., 1977^s; Contempo­rary theories about the family. Research-based theories, ed W. R. Burr (e. a.), V. 1, N. Y.—L., 1979. А. Г. Xapчeв.

СЕН-ВИКТОРСКАЯ ШКОЛА, богословская школа при Сен-Викторском аббатстве (abbayc de Saint-Victor) каноников-августинцев, существовавшем в Париже с 1113, междунар. центр ортодоксально-католич. фило­софии в 12 в. Основатель С.-В. ш.— Гильом из Шампо (ок. 1068—1121), представитель крайнего реализма, противник Абеляра. Общая атмосфера С.-В. ш. опре­делена традициями ср.-век. мистики, восходящими к Августину и отчасти к Псевдо-Дионисию Ареопагиту, но получившими новый импульс от Бернара Клерво-ского. Нек-рые деятели С.-В. ш. выступали во имя этих традиций против схоластич. рационализма как таково­го (трактат Вальтера Сен-Викторского «Против четы­рёх лабиринтов Франции», где под «лабиринтами» подразумеваются системы Абеляра, Жильбера Порре-танского, Петра Ломбардского и Петра Пуатевинского). Однако виднейшие мыслители С.-В. ш.— Гуго Сен-Вик-торский (ок. 1096—1141) и Ришар Сен-Викторский (ум. 1173) — стремились к созданию мистики и рацио­нализма в духе ср.-век. платонизма на основе принци­пов Ансельма Кентерберийского (постановка вопроса о «необходимых логич. основаниях» даже «таинств веры», но при подчинении разума вере).

• Трахтенберг О. В., Очерки по истории зап.-европ. ср.-век. философии, М., 1957; D um e ige G., Richard de St.-Victor et l'idee chretienne de Гатоиг, Р., 1952; Grab­mann M., Die Geschichte der scholastischen Methode, Bd 2 B., 1957.

афр. личности (в отличие от эллинско-европейской) присущи особые чувства интуиции, сопереживания, об­разности и ритмики (формула: «эмоция принадлежит негру, а разум — эллину»), и потому негро-афр. и эллино-европ. культуры принципиально различны. Позднее С. отошёл от субъективистских крайностей не-гритюда, рассматривая «африканизм» как культуру, ос­нованную на ценностях солидаризма и гармонии в отно­шениях между человеком и миром. В утверждении культурной независимости Африки С. видит основу её самоопределения и в др. сферах, но при этом выступает и за синтез афр. культурных ценностей с научно-технич. ценностями зап. цивилизации. Эти взгляды подвергались критике за преувеличение роли субъек­тивных и ценностных факторов, за несостоятельность расового распределения ценностей, за ограниченность «культурной критики» неоколониализма.

С. подчёркивает также специфику социального раз­вития Африки, пытается обосновать возможность осо­бого реформистского «афр. социализма». По С., фор­мы распределения и труда, присущие традиционной об­щине, носят солидаристский характер и тем самым, исключив классовые конфликты и эксплуатацию, мо­гут стать основой для создания гармонич. отношений в масштабах всего общества. С. пытается показать так­же особый солидаристский характер афр. демократии, гос-ва и партии.

Не принимая марксизма в целом — материалистич. понимания истории, учения о классовой борьбе, С. пы­тается эклектически соединить нек-рые его принципы (гуманизм, всестороннее развитие личности) с теорией «афр. социализма».

• Nation et voie africaine du socialisme, P., E1961]; Nigritude et humanisme, P., 1964; On African socialism, N. Υ.— L., 1964; Prose and poetry, L., 1965; в рус. пер.— Песнь ночи и солнца, М., 1965.

• Ерасов Б. С., Тропич. Африка: идеология и проблемы культуры, М., 1972; M a p т ы ш и н О. В., Социализм и нацио­нализм в Африке, М., 1972; Мосейко А. Н., «Негритюд» и совр. философско-эстетич. и теоретико-лит. борьба в странах Тропич. Африки, в кн.: Теории, школы, концепции. Художеств. процесс и идеологич. борьба, М., 1975.