Евреибелорусси и
жүктеу/скачать 0.61 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- В сегодняшнем Витебске сохранилось не так уж много мест, связанных с жизнью и деятельностью Марка Шагала . Но все же они есть. Угол улиц Ленина и Л. Толстого.
- Т О Ж Е И З Б Е Л О Р У С С И И Абрамович (Рейн) Рафаил
- Анохи (Аронсон) Залман Ицхак
- Ахимеир Абба (Шауль Гейсинович)
- Бакст Леон (Лев Самойлович Розенберг)
- Бен-Авигдор – Авраам Лейб Шалкович
- Григорий Исаакович Богров
- Борейшо (Гольдберг) Менахем
- Бородин (Грузенберг) Михаил Маркович
- Борухович Исаак Борисович
- Брафман Яков Александрович
- Паулина Юлиевна Венгерова
- Фрида Абрамовна Вигдорова
- Залман Давидович Левонтин
М А Р К Ш А Г А Л   За свою более чем десятивековую историю Витебск стал Родиной многих выдающихся людей - деятелей науки и культуры, политиков, военачальников и банкиров. Однако никто из них не прославил его так, как это сделал Марк Шагал. С Витебском связана только четверть жизни художника. Но именно она сыграла решающую роль в его становлении, дала богатые, незабываемые впечатления, вдохновение на все последующие годы.
Марк Захарович Шагал родился 24 июня (6 июля) 1887 года в городе Витебске в семье торговца селедкой. Всего в этой еврейской семье было восемь детей. Марк был первенцем. Первоначальное образование получил в хедере. Осенью 1900 года Шагал поступил в городское четырехклассное училище с ремесленным классом. В 17 лет он "оставил" это учебное заведение. Несмотря на то, что для Марка учеба не была любимым делом, именно в это время в нем проснулся интерес к живописи. Юношу принимает в свою студию знаменитый витебский художник Юдель (Юрий) Пэн. Только два месяца посещает Шагал эту студию, добросовестно срисовывая гипсовые головы и орнаменты, строго повинуясь всем требованиям и указаниям учителя. Но этих месяцев оказалось достаточно, чтобы маэстро полюбил своего ученика. Что же касается Шагала, то он до последних дней своей жизни боготворил своего первого учителя. Уйдя от Ю. Пэна М. Шагал стал работать ретушером, но живопись по - прежнему являлась главным в жизни молодого человека. Вместе с Ю. Пэном он ходил на этюды. В 1907 году М. Шагал уезжает в Петербург на учебу. Не поступив в училище искусств и ремесел барона Штиглица, он отправился в школу при Обществе поощрения художеств. Здесь его приняли, а учил Н. Рерих. Два года, проведенных в этом учебном заведении Марк Захарович впоследствии назовет потерянными напрасно. В 1910 году он переходит в школу искусств Е. Званцевой. Его учителями здесь были Леон Бакст и Мстислав Добужинский. Но одним из первых заметил, выделил и стал покровителем начинающего Шагала известный русский юрист и общественный деятель Максим Винавер. Именно он осенью 1910 года предоставил Марку Шагалу стипендию в размере 125 франков в месяц для продолжения учебы во Франции. Шагал поселился в знаменитом "Улье" на Монпарнасе. Уже в мае 1914 года в берлинской галерее журнала "Штурм" состоялась персональная выставка М. Шагала. А месяц спустя он возвратился в Россию. 25 июля 1915 года состоялась свадьба М.Шагала с Беллой (Бертой) Розенфельд, дочерью богатого торговца ювелирными изделиями. М. Шагал с юношеской страстью любил свою Беллу все 29 лет их совместной жизни. Она была для него не только любимой женщиной, матерью его дочери и хранительницей семейного очага, а и вдохновительницей. Возвратившись в Россию летом 1914 года для женитьбы, М. Шагал не смог из-за начавшейся вскоре 1-ой Мировой войны вновь уехать в Париж. Его мобилизовали в армию. В этой ситуации помог брат Беллы, возглавлявший один из отделов Центрального военно - промышленного комитета в Петрограде. Работа в нем заменяла военную службу, поэтому новоиспеченный родственник забрал в свой отдел художника. Чиновничья служба совсем не привлекала Шагала, но зато давала ему возможность периодически ездить в Витебск и проводить там немало времени. Октябрьские события 1917 года застали М. Шагала в Петрограде. Его кандидатуру выдвигают в министерство искусства. Но месту в министерстве Шагал предпочел родной город. В Витебске Марк Шагал появился в сентябре 1918 года с мандатом уполномоченного по делам искусств Витебской губернии. Главной задачей, которую поставил перед собой М. Шагал - организация Художественного училища. И благодаря огромному энтузиазму и ходатайствам М. Шагала училище было открыто в конце 1918 года. Официальное открытие учебного заведения состоялось 28 января 1919 года. Возглавил народную художественную школу по просьбе Марка Захаровича его учитель по училищу Е.Званцевой Мстислав Добужинский, а сам М.Шагал - одну из мастерских. В феврале 1919 года М.Добужинский возвратился в Петроград. М.Шагалу пришлось самому возглавить учебное заведение. В стенах училища были представлены и свободно функционировали руководства и мастерские всех направлений от "левых" до "правых" включительно, что и привело к разагитации аудитории Шагала. 29 июля 1920 года Марк Шагал вместе с семьей уехал в Москву, совсем не подозревая о том, что навсегда расстается со своим любимым городом. В конце мая художник отправляется в Каунас для организации там своей выставки. Переехав летом 1922 года из Каунуса в Берлин, Марк Шагал познакомился там с владельцем картинной галереи и издателем П.Кассирером, который решил издать мемуары художника с его собственными иллюстрациями. Из-за заминки с переводом текста на немецкий язык в 1923 году Кассирер издал только иллюстрации в виде отдельного альбома. Первое полное издание мемуаров было осуществлено в 1931 году парижским издательством " Сток " в переводе на французский Беллы Шагал. С тех пор " Моя жизнь " М. Шагала неоднократно переиздавалась на многих европейских языках. На русском языке она была впервые выпущена в 1994 году московской фирмой "Эллис Лак" и проиллюстрирована рисунками и офортами " Дом на Песковатиках ", " Улица ", " Дом на улице Покровской ", " Витебск. Железнодорожная станция " и др. В 1941 году, чудом вырвавшись из рук фашистов в оккупированной ими части Франции, он уехал в США. Активно сотрудничал с комитетом помощи СССР, передал ему несколько своих работ. Узнав о страшной судьбе родного города, который за три года немецко-фашистской оккупации был почти полностью разрушен и потерял все население, Шагал написал " Письмо моему родному Витебску ", которое было опубликовано 15 февраля 1944 года в одной из американских еврейских газет. Витебские улицы и площади, памятники архитектуры и влюбленные изображены на многих работах Марка Шагала. Выступая на открытии выставки в Третьяковской галерее летом 1973 года, он сказал: " У меня нет ни одной картины, на которой вы не увидите фрагменты моей Покровской улицы. Это может быть, и недостаток, но отнюдь не с моей точки зрения. " Родной город стал тем источником, из которого Марк Захарович всю свою долгую жизнь черпал вдохновение и сюжеты для работ. За свой долгий век (прожил 98 лет) Марк Шагал многое познал: неудачи и успех, полуголодное существование и материальное благополучие, равнодушие и всемирную славу. Только одного при жизни он был полностью лишен - признания на родине. И очень из-за этого страдал. Но времена меняются. В январе 1991 года прошли первые Шагаловские дни. В июне 1992-го года на Покровской улице открыт памятник художнику, а на его домике - мемориальная доска. Проводятся в Витебске Шагаловские пленэры и музыкальные фестивали. В сегодняшнем Витебске сохранилось не так уж много мест, связанных с жизнью и деятельностью Марка Шагала. Но все же они есть. Угол улиц Ленина и Л. Толстого. " Я рисовал, рисовал и... в конце концов, в один дождливый вечер очутился под брачным венцом.., - писал в своих воспоминаниях Марк Шагал, - Это семейство - подумать только! - владело в нашем городе тремя ювелирными магазинами. В витринах сияли, переливались разноцветными огнями кольца, броши и браслеты. Отовсюду звонили часы и будильники. Мне, привыкшему к другим интерьерам, все это казалось неземной роскошью ". На дореволюционных почтовых открытках сохранился внешний вид здания, в котором жила семья Розенфельдов и в котором размещался один из магазинов тестя художника. Оно находилось на углу Смоленской и Поддвинской улиц (ныне Ленина и Л. Толстого), на берегу Витьбы, у самого моста. Построено здание в середине XIX века и многие годы принадлежало швейцарскому кондитеру Христиану Брози. В нем располагались также одна из крупнейших и фешенебельных гостиниц Брози, кондитерская и ресторан Жан-Альбер, писчебумажный магазин Ш. Ягнина. Второй магазин тестя Шагала Ш. Розенфельда размещался на Вокзальной улице, третий - вероятно, на Замковой улице. На месте бывшего дома X. Брози сейчас находится небольшой сквер. Улица Советская, 18. " Глаза мои горели административным пылом... Я из шкуры вон лез, чтобы раздобыть необходимые для школы краски и материалы. Я ходил на прием в губисполком, чтобы добиться денег из отпущенных городу кредитов. - Как вы думаете, товарищ Шагал, что важнее - срочно отремонтировать мост или дать деньги вашей академии изящных искусств? Если бы не поддержка Луначарского ! Этот отрывок взят из воспоминаний художника " Моя жизнь ". Здание, в котором в первые годы Советской власти размещался губисполком, известно. Это бывший губернаторский дворец, имеющий богатую интересную историю. С ним связано много знаменитых людей, к которым, без сомнения, надо отнести и Шагала. Песковатики. Именно в этом районе города 6 июля 1887 года родился Марк Шагал. В своих воспоминаниях он более конкретно указывает место, где стоял домик его родителей - " у самого (Суражского - А.П.) шоссе, за тюрьмой ". Вскоре после рождения первенца отец художника продал этот дом и купил более просторный там же, на Песковатиках. А после смерти деда будущего художника, отца, Шагалы еще раз поменяли место жительства. Один из их "песковатинских" домов, вероятно, воспроизводится и в альбоме "Возвращение мастера". Все они до наших дней не сохранились. Что же касается самих Песковатиков, его улиц и уголков, то их художник воспроизводил на своих ранних работах, а вместе с Покровской улицей - и на более поздних. Покровская, 11. В конце XIX века Шагалы поселились на Покровской улице. Здесь семья жила до своего отъезда в Петроград в начале двадцатых годов. До наших дней этот кирпичный дом сохранился в перестроенном после войны виде. В дни проведения II Международного Шагаловского пленэра состоялось открытие Дома-музея художника. Улица Калинина, 1. К учебе будущий художник приобщился поздновато и в ней, откровенно говоря, не особо преуспевал. В 13-15 летнем возрасте он посещал хедер - еврейскую начальную религиозную школу, находившуюся, по словам его ученицы А. Кузнецовой, рядом с крупнейшей в городе Заручьевской синагогой. Именно тогда у него и проснулся интерес к Библии, которую хорошо знал и которую в 1930 - 1931 годах иллюстрировал по заказу известного парижского издателя А. Воллара. Ныне в этом здании находится городской радиотрансляционный узел связи. Статья Григория Козовского. « Местечки в творчестве еврейских художников между двумя мировыми войнами ». Картины на сюжеты из жизни еврейского местечка, изображения еврейского быта занимают заметное место в творчестве польских художников уже с конца ХVIII века, а чуть позже к тем же сюжетам обращаются и русские живописцы. Образы евреев, «еврейская тема» становятся основными и для многих художников-евреев первого поколения, младших современников Марка Антокольского. Однако все эти художники как еврейские, так и нееврейские практически не замечали самого местечка, не придавали значения художественным особенностям его весьма характерного облика. Если изображению местечка всё-таки находилось место в их произведениях, то ему, как правило, отводилась роль лишь малозначащего фона жанровых сцен. В этом можно убедиться, в частности, на примере « Свадьбы » русско-еврейского художника Исаака Аскназия (1893). Здесь следует обратить особое внимание на одну незначительную деталь, которая позднее будет играть важную роль, — на православный храм, чьи золоченые купола и колокольня едва обозначены на заднем плане картины. И всё же, повторяю, в центре внимания первого поколения еврейских художников — не само местечко, а главным образом его обитатели, или, как тогда выражались, « еврейские типы », и сцены национального быта. В самом общем виде такой подход можно объяснить особенностями национального мировоззрения и спецификой художественных задач той эпохи *1. Еврейские художники следующей генерации весьма критически оценивали своих предшественников и учителей. Критика творчества предшествующего поколения художников-евреев, чьи представления о национальном, «еврейском», искусстве были ограничены еврейской «тематикой» с её, как казалось позднее, поверхностным историзмом и сентиментальным бытописательством — один из принципиальных элементов художественного мировоззрения молодых еврейских художников, заявивших о себе перед Первой мировой войной. Так, например, два представителя этой генерации, Барух (Борис) Аронсон и Иссахар-Бер Рыбак, в своей программной статье 1919 года, сравнивая своих предшественников с русскими передвижниками, писали: « Почти все художники-евреи в России с самых первых своих шагов на арене европейского искусства обратились к изображению еврейского быта типов евреев и евреек, на улице и в синагоге, торгующих и молящихся, молитвенного экстаза и синагог с их бедным интерьером и мрачным колоритом. Подобно русским, еврейские « передвижники » пытались создать национальное искусство, изображая сюжеты из еврейской жизни. В их живописном воплощении не происходило, однако, художественного переосмысления форм жизни народа. Их поиски в области национального искусства ни к чему не привели »*2. Резкая категоричность Аронсона и Рыбака детерминирована их особым пониманием задач « национального » художника и стремлением дистанцироваться от устаревших, с их точки зрения, культурных и художественных моделей. Мировоззрение еврейских художников их поколения, которым, по выражению их сверстника и единомышленника Лео Кенига, « уже не надо было бежать из гетто, чтобы стать художниками » *3, формировалось, с одной стороны, под влиянием новых тенденций в искусстве, а с другой — в атмосфере стремительного развития национальной идеологии и еврейской культуры *4. В ходе этого процесса, кроме всего прочего, были переосмыслены и преодолены старые стереотипы восприятия местечка. В результате тема местечка, его особенная топография и своеобразная живописность нашли свое художественное воплощение в творчестве еврейских художников. Можно даже утверждать, что в полной мере местечко было « открыто » для искусства именно этой генерацией художников, именно они сконструировали визуальный образ местечка как особого топоса, наделённого своей поэтикой и выразительностью. Хочу сразу оговориться, что, по крайней мере, один из художников, о которых пойдёт речь, — Марк Шагал — изображал исключительно свой родной Витебск. Этот город трудно признать местечком в точном смысле этого слова, если вообще существует строгое определение этого феномена. Однако пример Шагала неизбежен и уместен, так как его творчество оказало огромное влияние на его современников и последующие поколения еврейских художников, а художественные открытия Шагала стали неотъемлемой частью образа местечка в еврейском искусстве.
Один из них можно обнаружить, например, у Иегуды Пэна. Хотя он и принадлежал к первому поколению еврейских художников, тем не менее, его творчество является единственным исключением из того общего для его современников подхода к теме местечка, о котором я говорил выше. В целом ряде своих работ Пэн запечатлел не только живописные берега Витьбы и Двины, но и глухие улочки Задвинья, того района Витебска, где преимущественно селилась еврейская беднота. (В тех же местах он, между прочим, нередко устраивал пленерные занятия для своих учеников *5. Кроме того, эта картина Пэна датируется серединой двадцатых годов, то есть написана в тот период, о котором идёт речь. У Пэна соседство двух народов выражено самым непосредственным образом: два домика примыкают друг к другу, и заставляют вспомнить строчки из романа Цви Гиршкана «Tsvei veltn» («Два мира») с описанием схожей картины: «Zvei haislakh, eins gedekt mit shtroi, goish, dos andere mit bretlakh, yidish» (« два домика, один, крытый соломой, — гойский, другой — под дранкой, еврейский ») *6. Пэн почти с этнографической точностью изображает особенности нееврейского и еврейского домов: первый — расположен за воротами внутреннего двора, а второй — с крашеными ставнями, выходит на улицу. Кроме того, Пэн вводит дополнительные, по сравнению с Гиршканом, детали для обозначения «национальности» каждого жилища: у ворот русского дома спит свинья, а у забора еврейского — пасётся коза. Это весьма полезное животное у еврейских художников превращается в своеобразный национальный символ местечка. Так, например, в картине Авраама Маневича « В местечке » (1918; другое название — « Мстиславль. Ерусалимка ») коза, в сущности, единственное (кроме названия), указание на то, что здесь изображена еврейская часть местечка *7. В том же значении использует этот мотив и Элиэзер Лисицкий в иллюстрациях к сказке Мани Лейба « Ингл-цингл-хват » (1919). При этом, так же, как и Пэн, Лисицкий изображает козу, противопоставляя ее нееврейскому животному — свинье (в нижней части страницы; при этом свинья оказывается у Лисицкого в « еврейской » половине иллюстрации, а коза — в « нееврейской », что, вероятно, должно символизировать размытость границ национального районирования местечка). Так же, как и Пэну, Лисицкому необходимо было показать многонациональный характер населения штетла, о чём говорится и в самой сказке: Гои и евреи жили там в согласии, бедствовали и радовались, добывая себе пропитание. В описании Мани Лейба местечко, где разворачивается сюжет его сказки, выглядит следующим образом: На берегах реки громоздилось множество домишек. Домишки, улочки и рыночная площадь, а за ней — гора. *8. Обращает на себя внимание, что Лисицкий, с одной стороны, довольно точно воспроизводит это описание: речушка, домики на её берегах, ярмарочная площадь и гора — всё это присутствует в иллюстрации. Однако, с другой стороны, художник не иллюстрирует текст буквально, но, опираясь на определённую изобразительную традицию, создаёт свой образ местечка, дополняя его деталями, которых нет у Мани Лейба, как, например, уже упомянутые выше « национальные » животные. Гораздо более существенные компоненты визуального образа местечка здесь — синагога и церковь, стоящие друг против друга на разных берегах реки и также отсутствующие в тексте. Христианский собор и синагога, изображённые рядом или на некотором расстоянии друг от друга — важный и многократно повторяющийся элемент образа местечка у самых разных художников в России и Польше — например, у Иссахара-Бера Рыбака (1917), Соломона Юдовина (1933), или Марцина Китца (1928). Эти примеры легко можно продолжить. Далеко не всегда этот мотив, однако, отражает реальную топографию того или иного конкретного местечка. Достаточно, например, сравнить сделанный Юдовиным снимок деревянной синагоги в Бешенковичах и его более позднее графическое изображение этой же синагоги. На фотографии хорошо видно, что синагога стоит изолированно на площади, на некотором расстоянии от домов, и трудно предположить, что рядом с ней может находиться церковь. Вообще же, расстояние между церковью и синагогой было обязательным, и его величина регламентирована. Эту же синагогу Юдовин изображает в своей ксилографии «Улица в местечке» (1926), где она оказывается на тесной кривой улочке, в ряду других домов, а вплотную к ней расположена православная церковь. Таким образом, Юдовин, точно и подробно воспроизводя конкретные детали, комбинирует их и создаёт собирательный образ местечка. При этом церковь и синагогу, несовместимые в традиционном национальном сознании, еврейский художник намеренно сталкивает и тем самым противопоставляет их друг другу. Та настойчивость, с которой это делается, позволяет предположить особое значение этого приёма. Вспоминая о путешествии по местечкам правобережья Днепра летом 1916 года, во время которого Лисицкий вместе с Рыбаком изучал и копировал стенные росписи старинных синагог, Лисицкий писал: « Синагогу, как правило, старались поставить так, чтобы она господствовала над окружающей её местностью. Так — в Друе, в Дубровне и других местечках: синагога всей своей массой, и, особенно, благодаря крыше, придаёт всему местечку характерный профиль, подобно тому, как характер старых европейских городов определяется их башнями и соборами (домами) » *9. Архитектор по образованию, Лисицкий, естественно, обращает внимание на архитектурно-ландшафтную функцию синагоги. Однако в его высказывании более важным представляется его уподобление местечка средневековому европейскому городу, а синагоги — собору (лехавдиль). Такое восприятие диктует также принципы изображения синагог, облик которых приобретает у еврейских художников черты величественной монументальности. Интерес к местечку у еврейских художников был порождён их поисками национальной и художественной самоидентификации. В воспоминаниях « О Могилёвской синагоге », Лисицкий писал: « Мы (молодые еврейские художники. — Г. К.), едва научившись держать в руках карандаши и кисти, тут же принялись анатомировать не только окружающий мир, но и самих себя. Кто же мы такие? Какое место мы занимаем среди других народов? И что такое наша культура? И каким должно быть наше искусство? Оно уже было создано в местечках Литвы, Белоруссии и Украины и оттуда докатилось до Парижа, но всего лишь его завершение, а не начало, как мы тогда думали » *10. Местечко становится для еврейских художников не только источником нового еврейского искусства, оно представляется им центром оригинальной национальной культуры. На определённом этапе своей творческой биографии эти художники декларировали свою неразрывную связь с этой культурой и ощущали себя её преемниками. В то время некоторые из этих художников — например, Лисицкий, Иосиф Чайков и Марк Шагал — отождествляли себя с безымянными еврейскими мастерами, создавшими росписи синагог, резные надгробия и иллюстрированные рукописи *11. Сопоставляя синагогу и собор, являвшийся в европейской традиции не только центром города, но и центром культуры, художники, тем самым, как бы переносят эти качества и на синагогу. Таким образом, церковь и синагога, изображённые рядом, символизируют противостояние двух типов цивилизации. Чайков в рисунке для обложки упомянутого мною романа « Tsvei veltn » буквально иллюстрирует это противостояние, изображая позади главных героев Гиршкана соответственно — церковь и синагогу. Граница, отделяющая эти два мира друг друга, может быть даже материализована, как это происходит в картинах Шагала. Непременная деталь Витебского пейзажа у Шагала — заборы, мотив, встречающийся практически во всех его картинах и рисунках, посвящённых его родному городу, например, в его известной картине « Над городом » (1914-1918). Пара влюблённых парит над городом, перегороженном заборами. Отношение к ним выражено в маленькой фигурке испражняющегося человека, являющейся буквальной иллюстрацией известного русского выражения. Всегда за забором у Шагала изображается церковь. Он постоянно подчёркивает, что взгляд на церковь — это взгляд из-за забора. Хотя у Шагала, в отличие от Рыбака и Юдовина, синагога отсутствует, тем не менее, ясно, что мы видим церковь из еврейской части города (как, например, в акварели « Старик с очками » (1920), где за забором еврейского дома изображена церковь). Этот вид — церковь за забором — открывается уже сразу за окном дома художника « Вид на Витебск из окна », 1908; существуют ещё две более поздние картины с тем же сюжетом, причём забор здесь даже заслоняет часть окна. Картина « Серый дом » (1917) целиком построена на использовании всё того же мотива — забора, за которым расположены костёлы и церковь. В левом нижнем углу изображена фигура еврея, прижимающего руки к сердцу и обращённого к зрителю с выражением отчаяния на лице. На фигуре по-еврейски написано « Марк », а по-французски « Шагал », — тем самым, этот еврей становится персонификацией самого художника. Такая двуязычная подпись указывает на двойственность Шагала, сочетавшего в себе еврейское и европейское, что находит своё выражение и в одеянии его персонажа — характерный головной убор, длиннополый пиджак и клетчатые штаны. На заборе написано по-русски « дурак ». Это слово, несомненно, имеет отношение к персонажу картины, отторгая его, а значит, и самого Шагала, от того мира, который виднеется за забором. Таким образом, забор превращается у Шагала в непреодолимую преграду между христианской и еврейской частью города, или, как выразился однажды выросший в Витебске Хаим Житловский, между « идишкайт » Задвинья и « цивилизацией » Замковой,- одной из главных улиц аристократического квартала Витебска *12. « Цивилизация » того мира, где господствует церковь, не только притягивает и, в конце концов, отторгает от себя еврея, но и содержит прямую угрозу существованию самого еврейского местечка. Так, в одном из листов серии Рыбака « Погром » (1919) погромщиков возглавляет православный поп, за спиной которого изображена церковь. Вообще же, тема погромов вплоть до середины 20-х годов занимала одно из главных мест в творчестве еврейских художников, и в связи с этим в образе местечка усилились апокалиптические черты. Их можно обнаружить даже у такого умеренного художника, как Маневич, в его картине « Разрушение местечка » (1919), и особенно в экспрессионистской графике художников из группы « Юнг идиш » Марека Шварца (1919) и Ханоха Барчинского (1919)13. Уже в начале 20-х годов у целого ряда художников, главным образом, связанных с модернистскими течениями в искусстве, намечается перелом в их отношении и к теме местечка, и в его оценках. Местечко не могло противостоять грандиозным альтернативам социальных и художественных утопий, и должно было освободить место рождающемуся новому миру. Именно в этот огромный и манящий мир улетает из маленького местечка на волшебном коне Ингл-Цингл-хват. Развёрнутый и красочный образ местечка сужается до схематичного намёка, например, в « Композиции с человеческой фигурой » Сарры Шор (1920). Серповидный луч солнца «разбрасывает» черно-коричневые плоскости и словно вспарывает тьму, расчищая просветы неба и освещая фигуру человека, в молитвенной позе приветствующего зарю. Те же метафоры использует Чайков в рисунке для обложки журнала « Багинен » (1919). В обоих случаях от местечка остался лишь покосившийся домик. Всё это приводит к тому, что тема местечка в творчестве одних еврейских художников совершенно исчезает, а у других — кардинально трансформируется. Так, например, в двух картинах Саши Блондера с одним и тем же названием — « Домик в местечке » (1933) — демонстрируется процесс аналитического разложения реального образа на составляющие его цветовые плоскости. Понятно, что здесь местечко превращается в чисто живописный мотив, в котором художник видит исключительно пластические задачи. В Советской России возрождается старое восприятие местечка, восходящее к негативным изображениям традиционной еврейской жизни у маскилим второй половины ХIX века. Мир местечка снова становится объектом критики и иронии, а для художников большую актуальность приобретает изображение еврейских земледельческих колоний и колхозов. Местечко же представляется безжизненным и оставленным людьми, как, например, на картинах Елены Кабищер (1925) и Ильи Эйдельмана (1928). Местечко с его ценностями и особенным укладом жизни воспринимается как анахронизм, чьи дни сочтены. Поэтому понятно, почему серия гравюр Юдовина, посвящённых местечку, над которыми он работал до конца 1930-х годов, носит название « Былое ». Не случайно также, что старые евреи в картине Исаака Махлиса (1934) напоминают мертвецов (особенно крайний слева — с черепом вместо лица), восставших из могил и пришедших в урочный час помолиться в синагогу. Символично, что весьма распространённым в таком контексте становится сюжет похорон в местечке. В качестве наиболее яркого примера можно назвать одно из самых лучших, на мой взгляд, произведений Юдовина — « Похороны » (1926). Здесь члены погребального братства, хевра кадиша, сопровождаемые плакальщицей, несут на носилках мертвеца на старинное кладбище с покосившимися надгробиями. Их окружают полуразвалившиеся домишки, населенные странными существами, которые словно явились из загробного мира. Жуткую, мистическую атмосферу происходящего подчеркивают горящая свеча, « выпрыгивающая » из-под крыши дома, и огромный глаз, висящий среди туч вместо луны. Сами участники похоронной процессии — древние старцы, также напоминающие тени, а у плакальщицы руки вырастают до небес. Весь этот мир и его обитатели, тем самым, предстают чем-то ирреальным, потусторонним, отжившим. Кроме Юдовина, похороны в местечке изображали и другие витебские еврейские художники. То постоянство, с каким этот мотив встречается у разных художников, превращает похороны в местечке в похороны самого местечка. Примечания *1 См.: Hillel Kazovsky, Jewish Artists in Russia at the Turn of the Century: Issues of National Self-Identification in Art. — Jewish Art, 21/22 (1995/96). — Pp. 20-39; о специфике образа местечка в еврейской литературе (главным образом, на идиш) второй половины ХІХ века, см: Dan Miron. The Image of the Shtetl and other Studies of Modern Jewish Literary Imagination. New York, 2000. *2 В.Rybak, В. Aronson. Di vegn fun der yidisher moleray. Rayones fun a moler. — Ufgang, I (Kiev). — zz. 108, 109 (идиш); русск. пер. см.: Йиссахар-Бер Рыбак, Барух Аронсон. Пути еврейской живописи. Размышления художника. Публикация, предисловие и перевод с идиш Г. Казовского. — Зеркало (Тель-Авив), N 124, май 1995. — C. 19. *3 Leo Kenig. « Di geshikhte fun “ makhmodim ” un “La-Rush” ». — National and Hebrew University Library (Jerusalem), 4* 12699/173 (идиш). См. также: Лео Кениг, « История “Махмадим” и “Ля Рюш” ». Предисловие, перевод с идиш и комментарии Г. Казовского. — Вестник Еврейского Университета, N 2 (20), 1999. — C. 331. *4 Ziva Amishai-Maisels, « The Jewish Awakening: Search for National Identity ». — Russian Jewish Painters in a Century of Change. Ed. by Susan Tumarkin Goodman. New York, 1996. — Pp. 54-70. *5 Заир Азгур. То, что помнится. — Москва, 1969, с. 263; Г. Казовский. Художники Витебска. Иегуда Пэн и его ученики. — Москва, 1992, — C. 57-60. *6 Tsvi Hirshkan. Tsvey veltn. — Kiev, 1919, (идиш). *7 Один из самых ранних известных мне примеров этого мотива — маленькая картина польского художника Войцеха Лещинского « Ночная молитва » (1887) (См.: Zydzi — Polscy. Muzeum Narodowe w Krakowie. — 1989. — Ill. 24.). Как и у других его современников, изображение уголка местечка здесь не имеет самостоятельного значения — убогость окружения (ветхая крыша дома, оторванная ставня) всего лишь выполняет функцию контрастного обрамления фигуры молящегося еврея, являющегося композиционным и смысловым центром картины. О самом Лещинском практически нет никаких сведений, трудно предположить, что его творчество было широко известно. *8 Mani Leyb. Yingl-tsingl-khvat. — Petrograd, 1917 (идиш). *9 El L. [Eliezer Lissizky] « Vegn der molever shul. Zikhroynes ». — Milgroim (Berlin), N 3, 1923. — Z. 9 (идиш). *10 Там же. *11 См., напр.: Mark Shagal. « Bletlakh ». — Shtrom (Moskve), N1, 1922. — zz. 45, 46 (идиш): « Евреи, если им это по сердцу (мне-то — да!), могут сетовать, что нет больше тех, кто расписывал деревянные местечковые синагоги, нет больше резчиков, вытачивавших деревянные « шулклапперы » (ша! я их видел в сборнике Ан-ского — и испугался). Но какая, собственно, разница между моим скособоченным прадедом Сегалом из Могилева, размалевавшим могилевскую синагогу, и мною, расписавшим Еврейский театр (хороший театр) в Москве? Поверьте, немало вшей проползло по обоим, пока мы с ним валялись — кто на мостках, кто на лесах, хоть в театре, хоть в синагоге. И потом, я уверен: перестань я бриться, вы узрели бы точный его портрет... Не будь я евреем (в том самом смысле, который я вкладываю в это слово) — я бы не был художником или был бы совсем другим художником ». (Русск. пер.: Марк Шагал. Ангел над крышами: Стихи, проза, выступления, письма. Перевел с идиш Л. Беринский. Москва, 1989. — сс. 124, 125.) *12 Khaim Zshitlovsky. Zikhroynes fun mayn leben. — New York, 1935. *13 См.: Yungyidish. — (Lodz), 1919, N 1. — Zz. 1-3 (идиш). *14 См.: Г. Казовский. Художники Витебска. Иегуда Пэн и его ученики... Т О Ж Е И З Б Е Л О Р У С С И И Абрамович (Рейн) Рафаил родился в 1880 году в Динабурге, Витебской губернии. Член ЦК Бунда, активист социалистического движения в Российской империи. Неоднократно арестован и сослан в Сибирь. Меньшевик. Выступал против слияния Бунда с партией большевиков. Вместе с Мартовым издавал « Социалистический вестник ». Умер Рафаил Абрамович в 1963 г. АЗИМОВ АЙЗЕК. Родился в 1920 году, в местечке Петровичи. В 1923 году семья уехала из СССР в США. По образованию – биохимик. Профессор Бостонского университета с 1955 года на кафедре химии. Автор множества научных трудов по биохимии, медицине, химии, биологии, истории, астрономии; автор « Биографической энциклопедии науки и техники » (1964), и путеводителя для детей по Библии. Но всемирную славу Айзику Азимову принесли научно-фантастические повести и рассказы, переведённые на многие языки мира, в т.ч. на русский, украинский и белорусский. Амусин Иосиф Давидович. Родился в 1910 году в Бобруйске. Историк – кумрановед. Ученик С.Я.Лурье и В.В.Струве. Фронтовик Великой Отечественной войны. Автор исследований « Рукописи Мёртвого моря » (1960), и « Тексты Кумрана » (1971). Анохи (Аронсон) Залман Ицхак родился в 1878 году в городе Ляды. Еврейский писатель. Жил в Аргентине, откуда переехал в 1924 году в Палестину. Писал на идиш и иврите. Его рассказы проникнуты сентиментальной романтикой жизни евреев Восточной Европы. В 1945 году вышел его сборник рассказов на иврите « Бейн шамаим ва-арец » - « Между небом и землёй ». Умер Анохи в Тель –Авиве в 1947 году.
В конце 1921 года приехал в Иерусалим. Преподавал Талмуд в Учительской семинарии Мизрахи. В открывшемся в 1925 году Еврейском университете читал лекции по истории и литературе периода гаонов и текстов, найденных в Каирской генизе. Был профессором и деканом факультета гуманитарных наук. И одновременно членом верховного суда. Возглавлял институт Иудаики в Университете, а в 1948-50 годах был ректором Еврейского университета. Умер в Иерусалиме в 1953 году.
« Еврейская свадьба », « Канун Субботы ». Ахимеир Абба (Шауль Гейсинович) родился в 1898 году в местечке Долгое близ Бобруйска. Приехал в Палестину в 1912 году. В 1914 году временно вернулся в Россию, вступил в организацию « Цеирей Цион ». После 1-й мировой войны изучал историю в университетах Льежа и Вены. В 1924 году возвратился в Палестину. В 1933 году был обвинён в убийстве Хаима Арлозорова, но был оправдан судом. В 1935 году был арестован за создание нелегального « Брит ха-бирионим » - « Союза бунтарей ». Так же называется его книга, изданная в 1972 году. Под влиянием взглядов Ахимеира формировалась идеология организаций ЭЦЕЛЬ и ЛЕХИ. Умер журналист и писатель Абба Ахимеир в Тель-Авиве в 1962 году. Бакст Леон (Лев Самойлович Розенберг) родился в 1866 году в Гродно. Вместе с А.Бенуа, Б.Анисфельдом и М.Добужинским составили на рубеже 19 – 20 веков объединение « Мир искусства » Леон Бакст работал в технике книжной графики и оформлял театральные постановки в Александринском императорском театре. В 1909 году Бакста, как еврея, не имеющего права жительства в Санкт – Петербурге выслали из столицы. С группой « Русских сезонов » Дягилева он уехал в Париж, где оформлял все балетные спектакли: « Египетские ночи » Аренского, « Нарцисс » Черепнина, « Жар-птица » Стравинского, и другие. Оформлял декорации в театрах Парижа, Рима, Лондона, Брюсселя, Нью Йорка. Умер господин оформитель в 1924 году в Париже.
В 1927 году первым лауреатом литературной премии имени Бялика за сборник рассказов « Сипурим ». Её стиль – сочетание реализма с импрессионизмом. Бат-Мирьям (Железняк) Йохевед родилась в 1901 году в Кеплице. Ещё одна еврейская женщина – писательница и переводчица родом из Белоруссии. В 1928 году Бат Мирьям приехала в Палестину. Она пишет в 1942 году « Ми ширей Русия » - « из песен России », и «1943 – ширим ла-гетто » - « Песни Гетто ». В 1972 году Бат-Мирьям была присуждена Государственная премия Израиля. Белкинды. Семья халуцим – первопроходцев, переселившихся из Белоруссии в Эрец Исраэль. Родились в местечке Логойск. Меир (1827 2 1898) – преподаватель в одной из первых еврейских школ на иврите в Палестине. Раввин Гедеры, он защищал БИЛУйцев от нападок ревнителей религии. Исраэль (1861 – 1929), один из основателей БИЛУ. Выступал против деятельности администрации барона Э. де Ротшильда. Был изгнан из Ришон ле-Циона. Жил в Гедере. Составил географический справочник « Современный Эрец Исраэль ».
В 1891 году стал издавать в Варшаве недорогие книжки серии « Сифрей агора ». Учредил издательства « Тушия » и « Ахисефер ». В 1901 г. издавал детский еженедельник « Олам катан ». В канун массовой репатриации конца ХХ века традиции Бен-Авигдора поддержала массовая библиотека « Алия »: компактная и недорогая, доступная всем.
С коммунистами не сошёлся во взглядах. Жил в Палестине, Германии, Франции, США, где умер в 1942 году. Бовшовер Иосиф родился в 1873 году в Любавичах Могилёвской губернии. Свои анархистские стихи писал на идиш, и читал их публично. Перевёл на идиш « Венецианского купца » Шекспира. Опубликовал 11 поэм на английском языке. Григорий Исаакович Богров (1825-1885) умер в Белоруссии, в селе Деревки Минской Губернии. Родился в семье раввина. Сам изучил русский и другие европейские языки. В 1860-х годах написал по-русски автобиографические « Записки еврея », высоко оцененные Н.А.Некрасовым, и опубликованные в « Отечественных записках » в 1871-73 годах. Богров активно участвует в изданиях журналов « Русский еврей » и « Рассвет ». В повести « Маниак » Богров выступает против палестинофильской идеи. А незадолго до смерти принял христианство. Его внук – Дмитрий Богров, юрист, 1 сентября 1911 года совершит покушение на Премьер-министра Российской империи В.А.Столыпина. Повешен в Киеве..
В 1919 году первый советский генконсул в Мексике. Работал в Коминтерне в Москве. В 1923 году послан в Китай. Был другом Сунь Ят-Сена, главы партии Гоминьдан. В 1927 году выслан из Китая. Занимал посты замнаркома Труда, замдиректора ТАСС, с 1932 года издавал газету « Moscow news ». В 1941-49 годах был главным редактором Советского Информ-Бюро. В 1949 году в разгар анти еврейской кампании арестован, в 1951 году расстрелян. Посмертно реабилитирован в 1956 году.
В возрасте 34 лет принял православие. Преподавал иврит в духовной семинарии в Минске. Писал антисемитские статьи и книги. Был цензором еврейской литературы на иврите и идиш в Вильно и СПб, где находились важнейшие еврейские типографии. Он издал 2-мя изданиями « Книгу Кагала » - 1055 документов решений Минской еврейской общины. Обвинял созданный в 1860 году в Париже Альянс – Всемирный еврейский союз, в том, что он является частью международного еврейского заговора.
Считается основоположником белорусской детской литературы. Умер Ш. Плавник в 1941 году. Вайз Джордж родился в 1906 году в Пинске. Председатель попечительского совета Еврейского университета в 1953-62 годах. Первый президент Тель-Авивского университета (1963-1971), промышленник и социолог. В 1930 году окончил Колумбийский университет. Автор исследований о проблемах, природе и характере диктаторских режимов в Латинской Америке. Шауль Бен Иехуда Валь – глава еврейской общины Брест-Литовского родился в 1541 году в Падуе, Италия. Происходил из семьи учёного талмудиста и философа Иегуды Минца. Валь владел королевской монополией на продажу соли в Литве. О нём рассказывали много легенд. По одной из них в период междуцарствия 1587 Валь был один день королём на польском престоле. Еврейская община Бреста многим обязана Валю. Вархавтиг Зерах родился в 1906 году в Волковыске. Юрист, лидер национально-религиозной партии. В 1960-1973 годах занимал пост министра религии в правительстве государства Израиль. Паулина Юлиевна Венгерова родилась в 1833 году в Бобруйске. По – немецки написала мемуары, воссоздающие картины из жизни русских евреев 19 века. Полагала для евреев европейское образование необходимым. Умерла в 1916 в Минске. Её сын Семён Венгеров принял крещение. Он был известным литературоведом культурно-исторической школы. Руководил изданием « Библиотеки великих писателей ». Венгеров был редактором литературного отдела Энциклопедического словаря Брокгауза и Эфрона. Венгеров организовал и возглавил Российскую книжную палату. Давид Вендровский (псевдоним Залман Вендров) родился в 1877 году в Слуцке. Писал на идиш о жизни Лодзинских ткачей. Жил в Англии, Америке. С 1915 года поселился в Москве. Писал очерки на идиш. Работал в наркомате по делам национальностей. В конце 1940-х годов был арестован и провёл в лагерях 8 лет. После освобождения, а ему было около 80 лет, продолжал литературный труд. Сотрудничал с журналом « Советиш Геймланд ». Фрида Абрамовна Вигдорова родилась в 1915 году в Орше. Писательница на русском языке. В марте 1964 г. присутствовала на процессе над Иосифом Бродским и записала его ход. Эта запись стала мировым достоянием и повлияла на развитие борьбы за права человека в СССР. Её муж – Александр Раскин родился в Витебске. Автор эпиграмм, пародий, популярных детских книг. Залман Давидович Левонтин – уроженец Орши, из обеспеченной хасидской семьи. Работал на купленном для себя участке возле Ришон ле Циона, затем продал этот участок земли управляющим барона Ротшильда. С 1901 года по предложению Теодора Герцля стал одним из директоров Еврейского колониального банка в Лондоне. В 1903 году основал Англо-Палестинский банк – ныне банк Леуми. Левонтин был одним из первых жителей Тель-Авива. Умер в 1940 году. Похоронен Залман Левонтин в Ришон ле-Ционе. Гилель Ривлин – родился в Шклове. В 1809 году во главе группы из 70-ти последователей Виленского гаона приехал в Эрец Исраэль. 10 месяцев ехали они из родной Белоруссии на историческую родину. Первые три года они жили в Цфате. А через три года переехали в в Иерусалим, где возродили ашкеназскую общину. Праправнук Гилеля Ривлина – Йосеф – основатель района за стенами Старого города Нахалат Шива и ещё 11-ти районов. ЗАЛМАН Ш А З А Р  Третий президент Израиля Залман Шазар, уроженец белорусского местечка, современным израильтянам более всего известен как лицо с двухсот шекелевой банкноты, а жителям Иерусалима — как человек, в честь которого назван не худший в городе бульвар. Свою древнееврейскую фамилию Шазар (потомок почтенной хабадной семьи и полный тезка автора
« Тании ») составил из собственных инициалов. В России его звали Шнеур Залман Рубашов. Биография Шазара содержит немало интересных поворотов. Хоть он и перековался в достаточно юном возрасте из любавического хасида в сиониста-социалиста, близкие отношения с духовным лидером ХАБАДа в Нью-Йорке Шазар сохранил до самой своей кончины. В разное время он успел поработать ученым-историком, главным редактором профсоюзной газеты « Давар » и издательства « Ам овэд », функционером международных сионистских организаций... Шазар был соавтором Декларации независимости и министром просвещения в первом израильском правительстве, принявшем закон о всеобщем обязательном среднем образовании. Когда Бен-Гурион пообещал ему пост посла в СССР, Шазар охотно подал в отставку из правительства, готовясь отправиться в Москву, но послом его так и не назначили. Экс-министру пришлось провести 10 лет на разных чиновнических должностях во Всемирной сионистской организации и Сохнуте. После этого товарищи по партии назначили президентом страны. Он провел на этом посту 2 каденции (с 1963 по 1973 год). 5 октября 1974 года Шазар скончался в возрасте 85 лет. жүктеу/скачать 0.61 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|