91
возникновение и развитие некоего размышления в сознании героя:
текст
«The Discomfited Demon» начинается с воспоминания, к которому
обращается рассказчик: «I never clearly knew why I visited the old cemetery that
night»
172
[Я никогда до конца не знал, зачем я пошел на это старое кладбище
той ночью (прим. – перевод наш.
В.Д.)], которое открывает рассказ о
странной встрече героя. Домом, безопасным локусом в таком случае
выступает не конкретное
физическое пространство, а сама граница моего
осознания себя, пространство моих воспоминаний, моя собственная
идентичность, маркируемая как ситуация «до встречи», то есть «до
изменения».
Поскольку топос дома, исходное «здесь», ассоциируется всегда с чем-
то не только безопасным, но и репрезентирующим идентичность того, кому
это пространство принадлежит, А. Бирс показывает его читателю в качестве
дополнительной характеристики героя. Пустынный темный дом с угасшим
камином,
куда возвращается герой, не столько описательная ремарка,
сколько образ пространства, дополняющий образ главного действующего
лица – дом, где отсутствует человек,
покинутый героем,
оставленный им. С
помощью таких маркеров А. Бирс деконструирует саму антонимию
фронтира, размеченную границей здесь и там – для его героев фактически
не
существует никакого своего пространства, именно здесь, в зоне героя,
обнаруживается его истинная неприглядная сторона: безразличие к близким,
неспособность в принципе к близости, жестокость и насилие к окружающему
миру, которая в последствии замыкается на самом себе, – все, что вступает в
разнообразные формы коммуникации с героями А. Бирса, естественным
образом проявляет их собственные границы и их настоящее лицо,
неприкрытое социальной маской.
Ситуация фронтирной встречи
окончательно разрушается в
каноническом сборнике А. Бирса «О солдатах и гражданских», где даже на
172
Grile D. The fiend’s delight. NY, A.L. Luyster, 1873. P.53.
92
уровне названия заявлена та же контрастная антонимия война / мир, смерть /
жизнь, насилие / любовь.
Любопытно, что контраст на самом деле
нивелируется уже в самом заглавии через вводное объединяющее слово:
буквальный и более точный перевод звучит как «
Истории о солдатах и
гражданских», причем подразумевается, что это не какие-то разные истории
о
разных типах героев, но
единое пространство рассказывания,
объединяющее самые разнородные элементы в своем составе в единый текст.
В первую очередь, действительно,
встречаются сами части в структуре
сборника, которые разводятся подзаголовками «Солдаты» и «Гражданские»
соответственно и тем самым противопоставляются тематически: первая часть
исследует эпизоды жизни персонажей на фронте, в военное время, вторая – в
мирное, уже после событий Гражданской войны, причем подобная структура
формирует у читателя
свой горизонт ожиданий, в том числе в области
топонимики.
Пространство войны действительно является областью интереса
А. Бирса, причем не только как историческое явление прошлого, но и как
состояние, которое витает в воздухе эпохи. Любопытно, что, несмотря на
эпический потенциал темы, Гражданская война А. Бирса не представляется
неким монолитным полотном, а дробится, подобно изображению городского
пространства ранних текстов первых сборников, по принципу калейдоскопа,
мозаики: хаос сознания человека,
помещенного в подобные условия,
фиксируется хаотичным наслоением различных перспектив, выхваченных в
странных пограничных пространствах. Не стремясь к централизации и
глобализации впечатления, А. Бирс помещает
своих героев будто бы на
Достарыңызбен бөлісу: