Старикова Н.Н. (Москва). Ф. Прешерн И С.Л. Челаковский (к проблеме словенско-чешских литературных связей)

Старикова Н.Н. (Москва). Ф. Прешерн И С.Л. Челаковский (к проблеме словенско-чешских литературных связей)

Определяющей для литературного творчества Челаковского была ориентация на народную поэзию, в которой он видел незаменимый источник самобытного национального искусства. Он целенаправленно осваивал формы народной поэзии, собирал народные песни славян. Итогом этой подвижнической деятельности стало уникальное собрание «Славянских национальных песен» в трех томах (1822, 1825, 1827), включающее песни почти всех славянских народов, в том числе и двенадцать словенских.

Переписка, инициатором которой выступил Челаковский, велась по-словенски. Увлеченность чешского филолога и поэта славянским фольклором, его авторитет в этом вопросе, его книга, известная в Словении, – все это, безусловно, оказало на Прешерна, в ранние творческие годы довольно скептически относившегося к национальной фольклорной традиции, определенное влияние. Внимание к народному поэтическому творчеству подогревалось, конечно, и той популярностью, которой пользовалось народное искусство, прежде всего южнославянское, у таких европейских литераторов, как Гете, Мериме, Пушкин.

В начале 1830-х годов Прешерн сам обращается к фольклорному материалу. Первые четыре обработки словенских народных песен – «Красавица Вида», «Король Матьяж», «Рошлин и Верьянко», «Предостережение» – были опубликованы в третьем номере альманаха «Краньска чбелица». Влияние эстетики романтизма на идейную и художественную интерпретацию этих народных песен несомненно. Первоисточники интересны поэту в первую очередь с точки зрения архетипичности национальных сюжетов и образов, которые можно и должно приспосабливать к нуждам высокой литературы. Наиболее привлекательной оказалась для Прешерна тематика, связанная с мотивом женской любви, отсюда – обращение к трагически окрашенным любовным фабулам и интригам (в «Красавице Виде» – к истории молодицы, мучимой совестью из-за смерти брошенного ею больного младенца, в «Рошлине и Верьянко» – к теме преступной страсти, толкающей женщину в объятия убийцы собственного мужа и ребенка). В общей сложности среди прешерновских стихотворений есть около тридцати переложений народных песен.

В дальнейшем Прешерн принимал деятельное участие в проектах, пропагандирующих народное творчество словенцев. Осознав, как важны для неокрепшей литературы фольклорные первоисточники, он пытался по мере сил способствовать их опубликованию. Например, предвидя сложности с венской цензурой, он в 1833 году просил Челаковского помочь напечатать собрания словенских народных песен А. Смоле и М. Кастельца в Праге, а когда проект не удался, помогал поэту А. Грюну подготовить их немецкое издание. Позднее работал вместе с Э. Корытко над сборником «Словенские песни краинского народа» (1839–1844).

Тюрина А.А. (Москва). Из истории чешской литературной критики: предпосылки зарождения структурализма

К сожалению, систематизированно чешская критика в России не изучалась, на русский язык переведено ничтожно мало работ чешских ученых, упомянутых выше. Первым и на данный момент практически единственным человеком в российской научной среде, последовательно занимавшимся историей чешской критики, была Р.Р. Кузнецова. Задуманная ею «История чешской литературной критики», к сожалению, не получила полной реализации: в 2001 г. вышел только 1-й том учебного пособия для студентов, где освещаются теоретические аспекты понятия «литературная критика» и исследованы основные течения и персоналии чешской критики XIX в. Последняя глава посвящена Ф.Кс. Шальде.

Отдаленные отголоски будущего структурализма можно найти уже в деятельности Яна Неруды и «маевцев», в их борьбе за реалистическую литературу (1860–80-е гг.). Становление реализма в Чехии, как известно, было длительным и сложным процессом, что во многом связано с сильным влиянием национально-патриотических тенденций в чешском искусстве. Тогдашняя критика несколько односторонне судила о ценности художественного произведения, принимая во внимание лишь то, насколько отчетливо выражена у того или иного автора национальная идея. Тем самым вопрос о собственно художественной ценности произведения оказывался вторичным. Борьба за реализм порождала споры общеэстетического характера, где ставились вопросы о целях и понимании задач искусства. Первыми серьезными работами по эстетике были исследования одного из «маевцев» – Йозефа Дурдика, профессора философского факультета Карловского Университета с 1881 года, основателя Гербартовской школы в Чехии. Его работы «Всеобщая эстетика» (1875) и «Поэтика как эстетика поэтического искусства» носят синтезирующий характер. Автор делает акцент на форме и структуре как двух важнейших факторах при анализе художественного произведения.

Следующим этапом в формировании доструктуралистической мысли были деятельность Чешской Модерны и одного из ее активных участников и соавторов манифеста 1895 года Ф.Кс. Шальды. Конец XIX века знаменуется активным проникновением в чешскую литературу модернистских тенденций, пристальным вниманием к внутреннему миру человека, психологии его поступков. Акцент с проблематики общенационального окончательно смещается в область индивидуального. Можно сказать, что манифест Чешской Модерны письменно закрепил этот общий для чешской культуры мировоззренческий сдвиг, провозгласив «превыше всего индивидульность» и требуя: «будь самим собой и только собой!» Соответственно, новые тенденции в искусстве привносили новые способы подачи материала, а модернистские течения и вовсе требовали экспериментирования с формой (что было частью смыслового замысла). Все это меняет взгляд на форму, обнаруживая способность традиционно формальных элементов нести смысловую нагрузку.

В плоскости общих вопросов эстетики и искусства развитие этих тенденций можно проследить в работах О. Гостинского и его ученика О. Зиха.

В своих исследованиях Гостинский во многом приблизился к выводам, к которым позже пришли пражские структуралисты, а именно: к понятию функциональности и к концепции единства художественного произведения, взаимосвязи всех его элементов. Например, в статье «О художественном реализме» (1890) свое понимание реализма Гостинский выводит на примере двух эстетических категорий: прекрасного и правдивости. Что есть цель искусства: стремление к достижению абсолютной красоты или правдивое изображение действительности в ущерб прекрасному? Долгое время в искусстве категория прекрасного была наивысшей целью художника и правда воспринималась как «разрушительница красоты». Но если это так, рассуждает Гостинский, то и красоту можно воспринимать как «разрушительницу правды». Поэтому он настаивает на мнении, что нет превосходства идеалистического произведения над реалистическим, что художник должен выбрать те художественные средства, которые требуются для наилучшего разрешения поставленной им перед собой художественной задачи. Из всех факторов, влияющих на этот выбор, наиважнейший – это сам характер изображаемого предмета. И в этом заявлении видится принципиально новая тенденция – смещение внимания с личности автора, с внешней действительности на внутреннюю смысловую направленность произведения (позднее Я. Мукаржовский назовет это смысловым жестом и подробно разработает этот термин). Этот подход вылился в идею об имманентном развитии литературы, во внимание к внутреннему строению отдельного произведения.

О. Зих, как и его учитель Гостинский, выбрал предметом своего наиболее пристального научного внимания область драматургии и музыки. В начале своего научного пути Зих был сторонником психологической эстетики, однако постепенно он приходит к выводу, что объективные свойства художественного произведения не зависят от индивидуальной психологии. В последнем большом труде «Эстетика драматического искусства» он пытается постичь объективные законы построения драмы, увидеть ее как некое художественное единство всех факторов, влияющих на ее эстетическое восприятие.

Несомненно, для той научной высоты, которая была достигнута чешскими структуралистами в 30–40-е гг. XX в., влияния национальных исследователей в области теории искусства было недостаточно, и огромную роль в становлении структуралистической концепции Пражского лингвистического кружка сыграли работы женевского лингвиста Ф. де Соссюра, а также деятелей русской формальной школы. Но связь пражцев с национальной культурой и научной традицией огромна. Несомненно, данный период, который можно назвать преструктурализмом, требует пристального научного внимания, детального изучения для понимания специфики такого крупного явления, как чешский структурализм.