Foreign business Джаред А. Коэн
жүктеу/скачать 4.27 Mb.
|
|
Легче начать… По мере распространения интернета и подключения к нему все новых уголков мира по сети будут распространяться ростки революции, причем все более внезапно и чаще, чем когда-либо раньше. Пользуясь недавно обретенным доступом к виртуальному пространству и его технологиям, постараются не упустить своего различные группы людей. Движимые давними или новыми обидами, они станут действовать упорно и убежденно. Многие лидеры, возглавившие такие движения, будут молоды, и не только потому, что невероятно молодо население многих государств, недавно получивших доступ в сеть (примерами стран, большинство жителей которых младше 35 лет, могут быть Эфиопия, Пакистан и Филиппины), но и потому, что именно для молодых людей характерно сочетание активности и высокомерия. Они уже убеждены, что знают, как сделать правильно, так что не преминут воспользоваться представившейся им возможностью. В будущем все страны, включая давно знакомые с интернет-технологиями, столкнутся с теми или иными формами протеста, причем инструментом его организации, мобилизации и вовлечения международного сообщества будут служить телекоммуникации. Те платформы, которыми сегодня пользуются протестующие – Facebook, Twitter, YouTube и тому подобные, – станут еще действеннее, поскольку разработчики из разных уголков планеты найдут новые способы применения видеороликов, изображений и сообщений в своих целях. Мир узна́ет еще больше «цифровых» активистов, ставших героями своих сообществ в результате сознательной работы в этом направлении. В странах, где еще не было крупных протестных движений, они вспыхнут, причем в мировом масштабе: весь мир будет следить за ними и, вполне вероятно, их поддерживать. Для демократических обществ более характерны протесты, вызванные социальной несправедливостью и экономическим неравенством, в то время как жители государств с репрессивными режимами будут выступать против проблем иного рода: нечестных выборов, коррупции и жестокости полиции. Вряд ли появятся принципиально новые причины для протестов – скорее, вырастет количество их участников и возникнут новые формы мобилизации сторонников. Когда-то инициатива восстания была прерогативой определенного круга хорошо обученных и вооруженных людей, пользующихся поддержкой из-за рубежа. Этому пришел конец: телекоммуникационные технологии устранили все возрастные, половые и общественно-экономические барьеры, которые прежде ограничивали круг активистов. Больше не нужно терпеть несправедливость в изоляции и одиночестве, и возможность получить глобальную обратную связь, то есть комментарии и реакцию людей со всего мира, позволит жителям многих стран встать во весь рост и заявить о том, что они чувствуют. Как показала «арабская весна», стоит только людям преодолеть так называемый «барьер страха» и понять уязвимость правительства, как к революции без колебаний присоединяются даже прежде вполне лояльные и тихие граждане. Одним из позитивных последствий участия в арабских революциях социальных СМИ стала более активная роль женщин, у которых появился выбор. Они могли выражать себя в социальных сетях даже тогда, когда на улицу выходить было слишком рискованно (хотя многие женщины шли и на физический риск!). В некоторых странах люди будут время от времени устраивать ежедневные протесты онлайн или на улицах просто потому, что могут это делать. Мы видели это в Ливии в 2012 году. На встрече с министрами переходного правительства в Триполи кто-то из них невзначай обронил, что небольшие группы протестующих собираются практически каждое утро. «Беспокоит ли вас это?» – спросили мы. Большинство присутствующих отрицательно покачали головами: нам с усмешками заявили, что это нормальная реакция после сорока лет репрессий. В виртуальном пространстве постоянно возникают новые возможности для проявления несогласия и участия в протестных действиях, а также появляются новые средства защиты потенциальных революционеров. Скорее всего, большинство диссидентов почувствуют, что их мир благодаря массовому распространению коммуникационных технологий стал более безопасным, несмотря на то что физические риски остались прежними. (Но не всех активистов новые технологии защищают одинаково: в странах с технически «продвинутыми» властями диссиденты в интернете могут оставаться столь же уязвимыми, как и на улицах.) Аресты, преследования, пытки и физические расправы не исчезнут, но в целом анонимность интернета и сетевая мощь коммуникационных технологий обеспечат активистам и потенциальным участникам протестов дополнительный «изолирующий слой», поощряя их продолжать свою деятельность. Некоторые достижения высоких технологий окажутся особенно полезными для активистов и диссидентов. Высокопроизводительное программное обеспечение для видеотрансляций в режиме реального времени позволяет держать в курсе пользователей за рубежом. Надежные средства доступа к внешней информации и связи с диаспорами помогают противостоять деструктивным действиям государства и заметно увеличивать базу поддержки оппозиции. А безопасные электронные платформы для перевода денежных средств и передачи данных еще теснее связывают участников протестов с иностранными источниками помощи, не раскрывая при этом местонахождения получателей. В этих новых революционных движениях будет больше анонимных активистов и активистов «по совместительству», чем сегодня, просто потому, что у людей появится свобода выбора, когда и как им протестовать. Когда-то быть революционером означало полностью посвятить себя революции. Сегодня, а в еще большей мере в будущем универсальные технологические платформы позволят кому-то участвовать в ней постоянно, а кому-то вносить посильный вклад во время обеденного перерыва. Активистам поможет коллективное знание других активистов и обычных пользователей со всего мира, особенно когда речь идет о средствах защиты: протоколах безопасности, инструментах шифрования и прочих электронных системах, которые станут гораздо более доступными и понятными. Большинство тех, кто в следующем десятилетии получат доступ в сеть, живут в странах с авторитарными или полуавторитарными правительствами, а история учит нас, что в эпоху свободного распространения информации режимы теократии, культа личности и диктатуры поддерживать все сложнее (достаточно вспомнить, какую роль в крахе Советского Союза сыграла политика гласности). В итоге возникнет новая модель поведения в мире, при которой народы, имеющие доступ к новой информации в виртуальном пространстве и недовольные своим репрессивным или недостаточно прозрачным правительством, будут участвовать в непрерывных онлайн-акциях протеста, фактически постоянно поддерживая состояние революционного напряжения. Всеобщий доступ в сеть изменит наши взгляды на оппозицию. В странах продолжат действовать «реальные» общественные организации и партии, но появление на виртуальной центральной площади огромного количества новых участников драматически преобразует пейзаж политической активности. Большинство людей будет волновать не конкретная проблема – они скорее присоединятся к движению, выступающему за решение целого спектра проблем и действующему на территории нескольких стран. Для организаторов кампаний здесь есть и плюсы, и минусы: это позволит легко оценивать и визуализировать размер сети сторонников, однако усложнит понимание степени их заинтересованности в общем деле и преданности ему. В странах, где свобода собраний ограничена или вовсе отсутствует, возможность общаться и планировать действия в виртуальном пространстве кажется манной небесной независимо от состава участников. А вообще именно лидеры, принимающие стратегические решения, должны будут разобраться, действительно ли у их движения есть массовая поддержка, или оно представляет собой огромную эхо-камеру. Оппозиционным силам виртуальный мир позволяет по-новому решать критически важные задачи сбора средств и создания собственного бренда. Некоторые из них будут по-разному позиционировать себя в различных частях интернета для того, чтобы добиться внимания нужных целевых групп. Так, оппозиционная организация из Центральной Азии может приглушить свои религиозные обертоны на платформе с англоговорящими пользователями из западных стран, а в рамках сетей своего региона повести себя противоположным образом. Уже сегодня нечто подобное делают «Братья-мусульмане» и другие исламистские партии; именно так отличаются по тону и подбору тем независимые друг от друга редакции канала «Аль-Джазира», которые вещают на английском и арабском языках. (К примеру, в день проведения одной из первых акций протеста в Сирии в 2011 году в сообщении «Аль-Джазира» на английском языке были приведены данные о множестве погибших демонстрантов. Та же «Аль-Джазира» на арабском, как ни странно, вместо этого рассказала о какой-то незначительной инициативе Башара Асада, относящейся к проблеме курдского меньшинства страны. По мнению некоторых аналитиков, этот дисбаланс отражает политическую зависимость катарского телеканала от Ирана, союзника Сирии и соседа Катара.) Одновременно с тем, что у оппозиционных групп становится все больше возможностей для создания своего бренда, меняется традиционная модель их организации: сегодня у оппозиции вместо офисов – сайты, вместо сотрудников – фолловеры и члены сообщества; они используют бесплатные и открытые платформы, позволяющие сократить накладные расходы. В будущем «цифровых оппозиционеров» будет так много, что им придется яростно конкурировать за внимание публики. В результате появления в интернете такого изобилия новых голосов и шума, который они будут производить, потребуется точнее определить само понятие «диссидент». В конце концов, диссидентом может называться не каждый, кто выражает в интернете свое мнение: так делают практически все, кто имеет к нему доступ. Лидерами следующей волны диссидентского движения станут лишь люди, способные вести за собой других и с помощью краудсорсинга обеспечивать себе поддержку в сети, имеющие навыки использования цифровых инструментов продвижения и, что самое главное, готовые подвергнуть себя физической опасности. Активность исключительно в сети, особенно удаленная или анонимная, снижает привлекательность диссидента в глазах потенциальных последователей, поэтому истинные лидеры будут рисковать в реальной жизни в отличие от их виртуальных сторонников. Так что больше шансов остаться позади окажется не у тех, кто плохо знаком с механизмами проведения конституционных реформ, строительства общественных институтов и государственного управления, а у тех, кто не обладает техническими навыками других активистов: таким людям труднее возглавить виртуальную толпу и сравниться с другими, молодыми лидерами (молодежь может просто не понять истинную значимость их опыта). Как отмечалось, будущие революционные движения окажутся транснациональными и более массовыми, чем многие (хотя и не все) революции прошлого, выходя далеко за пределы традиционных национальных, этнических, языковых, половых и религиозных границ. Во время нашей поездки в Тунис в 2011 году мы встретились с активистами «жасминовой революции» – это было примерно через год после их успешного выступления. На наш вопрос о том, почему их революция вызвала настоящую цепную реакцию восстаний, они вначале упомянули об одинаковых проблемах, ставших их первопричиной, а затем рассказали о региональной сети контактов. Оказалось, что им легко удается налаживать отношения с любыми иностранцами, говорящими по-арабски и живущими на Ближнем Востоке, причем не только благодаря общности языка и культуры, но и потому, что часто у них есть общие друзья. Обширные социальные контакты, возникшие еще до начала революции, активизировали и ускорили распространение революционных настроений по региону, позволили обмениваться стратегиями и инструментами, обеспечивать финансовую и моральную поддержку. Однако даже у этих крупных сетей существовали пределы, соответствующие границам арабского мира. В будущем все изменится. Благодаря продвинутым программам-переводчикам, способным учитывать региональные особенности языков и переводить в режиме реального времени, говорящий по-арабски активист из Марокко сможет координировать действия другого активиста, скажем, в Бангкоке, не знающего никакого иного языка, кроме тайского. Инновационные голосовые переводчики, интерфейсы управления жестами и в конечном счете голографические проекции позволят сформировать виртуальные сети гораздо более обширные, чем существующие. У разных народов невероятно много общих культурных черт, плохо изученных из-за языкового барьера и связанных с этим проблем коммуникации. В ходе будущих революций благодаря, казалось бы, почти случайным связям между находящимися очень далеко друг от друга сообществами и отдельными пользователями будут возможны обмен знаниями, аутсорсинг некоторых задач и новые неожиданные способы распространения идей. Кому-то телекоммуникационные технологии позволят участвовать в борьбе, не подвергая себя риску, и чувствовать себя активистом, не прилагая особых усилий. Ведь сделать ретвит антиправительственного лозунга или поделиться видеороликом о жестоких действиях полиции, находясь в безопасности, довольно легко, особенно по сравнению с риском, на который шел тот, кто его снимал. Даже не участвующие непосредственно в оппозиционном движении люди могут испытать ощущение всемогущества, делая хоть что-то, и онлайн-платформы предоставляют им возможность подключиться и почувствовать свою ценность – пусть то, что они делают, мало на что влияет. Впрочем, если для жителей стран, власти которых обладают определенными техническими навыками, и есть шанс быть пойманными, виртуальная храбрость практически не несет никаких рисков. Внести значительный вклад в какую-либо кампанию в другой части света может любой тинейджер из Чикаго или Токио. После того как режимом Мубарака была отрезана связь Египта с внешним миром, многие наблюдатели в поисках достоверной информации переключились на аккаунт в Twitter, созданный старшекурсником из Лос-Анджелеса Джоном Скоттом-Рэйлтоном, который размещал там последние известия, полученные из египетских источников по телефону. Некоторое время его аккаунт @Jan25voices был основным источником информации о восстании, несмотря на то что он не был журналистом и не говорил свободно по-арабски. Однако, хотя Скотт-Рэйлтон и смог привлечь к своим твитам некоторое внимание общественности, возможности таких людей ограниченны. В любом случае влиятельными фигурами им не стать. Более показателен пример Энди Карвина. Он курировал один из самых заметных источников информации о египетской и ливийской революциях с десятками тысяч подписчиков, в том числе огромным количеством журналистов. Последние знали, что Карвин придерживается профессиональных журналистских стандартов, и поэтому его твиты и ретвиты содержат только достоверные сведения. Он стал чрезвычайно авторитетным источником, отбирая и проверяя всю поступавшую к нему информацию. Тем не менее, сколь бы талантливыми ни были люди, подобные Энди Карвину и Джону Скотту-Рэйлтону, тяжелая работа революции делается «на земле», жителями страны, которые готовы выйти на улицу. Вы не сможете взять штурмом здание министерства внутренних дел при помощи мобильного телефона. А вот инструменты, которые позволяют проявлять виртуальную храбрость, будут влиять и на поведение протестующих на улицах. Благодаря глобальным социальным сетям потенциальные активисты и диссиденты могут поверить в то, что их многие поддерживают, независимо от того, так ли это. Иногда организации переоценивают степень своей онлайн-поддержки и в результате пренебрегают другими возможностями, которые действительно обеспечили бы им преимущество (скажем, переманивание в свой лагерь видных представителей правящего режима). Наличие большой виртуальной сети последователей может подвигнуть какую-нибудь оппозиционную группу пойти на больший риск, причем не в самый удачный момент. И вот ее руководители, преисполненные уверенности и окрыленные успехом в виртуальном мире, уже развязывают кампанию, плохо подготовленную и обреченную на поражение – неизбежное следствие пренебрежения контрольными механизмами революционных движений. И до тех пор, пока оппозиционеры не научатся эффективно использовать «виртуальное» воодушевление как лидеров, так и их последователей, такая тенденция сохранится. Скорее всего, возросшая информированность общества о революциях и кампаниях протеста во всем мире приведет к возникновению культуры революционных «помощников». Их будет много: и полезных, и не очень, и даже откровенно опасных. Мы увидим талантливых инженеров, которые разрабатывают приложения и средства защиты для диссидентов, и успешных интернет-агрегаторов, которые используют голоса множества людей для давления на власть и привлечения внимания к своим требованиям. Обязательно появятся те, кто разрабатывает специализированные телефоны для дальнейшего тайного ввоза в страну, охваченную протестами. Такие телефоны, благодаря предустановленным секретным приложениям, позволят пользователям размещать информацию (тексты, фотографии, видео), не оставляя никаких следов в памяти устройства. А если не будет следов, телефон не сможет стать уликой, попав в руки агентов спецслужб. А еще мы увидим волну «революционеров-туристов» – людей, весь день прочесывающих интернет в поисках каких-нибудь протестных онлайн-кампаний и готовых присоединиться к ним просто для того, чтобы пощекотать себе нервы. Такие участники помогают движению набирать ход, поскольку распространяют информацию о нем. Однако если их не контролировать и не отфильтровывать, они способны исказить истинные масштабы поддержки и навредить тем, кто организует практическую работу и рискует по-настоящему. Ключевым для действительно эффективных лидеров оппозиции, понимающих, как много требуется для проведения успешной революции, станет вопрос: как привлекать новых сторонников, не теряя контроля над их качественным составом и эффективно управляя ожиданиями? …Но труднее закончить Стремительное распространение революционных движений в странах, недавно получивших доступ к интернету, в конечном счете окажется не столь опасным для их властей, как предсказывают некоторые наблюдатели. Ведь несмотря на то, что с развитием телекоммуникационных технологий баланс силы действительно смещается в пользу граждан, помогая революции, существуют критически важные факторы перемен, над которыми технические средства не властны. И главный из них – появление первоклассных лидеров, то есть людей, способных провести оппозицию сквозь трудные времена, вести переговоры с властями в случае их готовности начать реформы или бороться за власть, победить и дать людям то, что они хотят, после бегства диктатора. Если человек не обладает чертами, необходимыми для управления государством, то ему не помогут никакие технологии. В последние годы мы видели, что множество молодых людей, «вооруженных» всего лишь мобильными телефонами, могут стремительно разжигать революции, бросая вызов десятилетиям авторитарного правления и тотального контроля, – а ведь прежде на это требовались годы. Теперь понятно, что высокотехнологичные платформы в умелых руках помогают свергать диктаторов. Но если учесть диапазон возможных последствий: жестокие репрессии, смену режима, гражданские войны, переход к демократии, – становится очевидным, что решают судьбы революций люди, а не инструменты, которые они используют. Когда на виртуальные площади выплеснутся онлайн-толпы, традиционные компоненты гражданского общества окажутся особенно важными: в то время как некоторые из новых участников революционного движения (вроде активистов-организаторов) проявят себя как адекватные и влиятельные фигуры, многие другие – мы уже говорили об этом – на протяжении всего процесса останутся всего лишь генераторами и усилителями шума. В ходе будущих революций многие люди станут знаменитыми, но эта особенность развития любого оппозиционного движения задержит появление истинных лидеров, способных довести дело до конца. Ведь технологии помогают отыскать людей с лидерскими качествами – мыслителей, интеллектуалов и т. п., но не способны создать их. Народные восстания могут смести диктаторов, однако успех зависит от того, есть ли у оппозиции план и возможности его реализовать. В противном случае результатом будет или восстановление прежнего режима, или скатывание к стране с недееспособным правительством. Создание странички в Facebook – это не план; истинные навыки управления – это когда революцию доводят до успешного завершения. Для описания событий «арабской весны» и наблюдатели, и участники использовали эпитет «революция без лидеров», но это не совсем точно. Конечно, на этапе ежедневных демонстраций вполне возможно сохранение децентрализованной структуры управления: так безопаснее, поскольку у режима нет возможности парализовать протест, просто схватив его лидеров. Однако со временем должно возникнуть централизованное руководство движением, если оно развивается в каком-то определенном направлении. Мятежники, которые многие месяцы противостояли Муаммару Каддафи, не были единой армией, но к 27 февраля 2011 года, через две недели после начала публичных протестов в Ливии, в Бенгази был сформирован Переходный национальный совет (ПНС). В него вошли известные оппозиционеры, видные члены правительства, перешедшие на сторону восставших, бывшие военные, ученые, юристы, политики и бизнесмены, а его исполнительный комитет действовал как оппозиционное правительство и вел переговоры с представителями иностранных государств и НАТО об их участии в борьбе с диктатором. Председатель ПНС Махмуд Джибрил исполнял обязанности временного премьер-министра страны до конца октября 2011 года, когда был схвачен и убит Муаммар Каддафи. А вот в Тунисе революция развивалась так быстро, что времени на формирование оппозиционного правительства, аналога ливийского ПНС, не было. Когда из страны бежал тогдашний президент Зин эль-Абидин Бен Али, государственный строй Туниса остался прежним. Население не прекращало протесты, пока из правительства не ушли последние члены президентской Конституционно-демократической партии, на смену которым пришли устроившие оппозицию фигуры. Но, отреагируй руководители на требования народа иначе, начни они репрессии вместо того, чтобы пересмотреть свою позицию, Тунис мог бы пойти по другому, гораздо менее стабильному пути. (Интересно, что многие лидеры, победившие на выборах в октябре 2011 года, оказались бывшими политзаключенными, к которым у жителей страны был иной, вероятно, более высокий уровень доверия, чем к тем, кто вернулся из-за границы.) Премьер-министр Туниса Хамади Джебали, сам бывший политзаключенный, рассказывал нам, что, с его точки зрения, первый министр внутренних дел после падения режима Бен Али должен был быть «жертвой министерства внутренних дел». И поэтому он назначил на этот пост Али Лараеда, который провел 14 лет в тюрьме, причем большую часть времени – в одиночке. Недостаток такого ускоренного роста оппозиционных движений состоит в том, что у организаций и их идей, стратегий и лидеров очень мало времени на «созревание». История показывает нам, что оппозиционным движениям нужно время на полноценное развитие и что в результате такого развития они набирают силу, а их лидеры лучше понимают нужды населения, которое собираются увлечь за собой. Возьмем Африканский национальный конгресс (АНК) в ЮАР. За несколько десятилетий борьбы с системой апартеида организация прибрела опыт, а у тех, кто потом становился президентом ЮАР (Нельсон Мандела, Табо Мбеки и Джейкоб Зума), было время заработать репутацию, заслужить доверие и выстроить связи, одновременно оттачивая управленческие навыки. То же самое можно сказать и о Лехе Валенсе и его польском профсоюзе «Солидарность»: прошло десять лет, прежде чем лидеры «Солидарности» смогли завоевать места в парламенте и их победа подготовила почву для падения коммунизма. жүктеу/скачать 4.27 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|