Foreign business Джаред А. Коэн
жүктеу/скачать 4.27 Mb.
|
|
В ближайшие десятилетия мир увидит появление первого в истории «умного» повстанческого движения. Конечно, для смены правительства по-прежнему необходимы оружие и люди, но теперь есть новые стратегии и современные технологии. Еще до объявления о начале кампании можно атаковать государственные линии связи, зная, что те представляют собой фактический (хотя и неофициальный) костяк оборонительной системы властей. Для этого повстанцам нужно получить от симпатизирующих им иностранных правительств все технические компоненты, необходимые для атаки: компьютерных червей, вирусы и биометрическую информацию, а затем вывести сети из строя – извне или изнутри. Виртуальный удар по инфраструктуре должен застать власти врасплох, а если атакующим удастся не оставить следов, то еще и заставить ломать голову над тем, откуда пришла беда и кто за ней стоит. Желая еще больше запутать противника, повстанцы могут оставить ложный след, чтобы подозрения пали на кого-то еще. Пока правительство будет залечивать виртуальные раны, повстанцы нанесут новый удар, на этот раз методом «спуфинга» («обманывая» сетевое оборудование и выдавая себя за авторизованных пользователей), чтобы еще больше дезориентировать и нарушить сетевые процессы. (Если взломщикам удастся получить доступ к биометрической базе, это позволит похитить данные высших чиновников и от их имени делать в интернете какие-то заявления или совершать подозрительные покупки.) А затем повстанцы нацелятся на материальные активы, скажем, линии электропередач, и отключат их, чем вызовут волну недовольства населения, ошибочно направленного против правительства. Так «умное» повстанческое движение без единого выстрела, с помощью всего трех виртуальных ударов сможет мобилизовать массы на борьбу с правительством, даже не подозревавшим до этого момента о наличии внутреннего врага. После этого можно начинать военную операцию против властей, открыв второй фронт уже в реальном мире. На будущие конфликты повлияют еще две четкие и в целом позитивные тенденции, ставшие следствием широкого доступа к мобильной связи и интернету. Во-первых, коллективная мудрость виртуального сообщества, во-вторых, невозможность полного удаления данных, которые могут использоваться в качестве доказательств (мы уже обсуждали это), ведь из-за этого тем, кто виновен в насильственных действиях, труднее отрицать свои преступления или преуменьшать их масштаб. Коллективная мудрость виртуального сообщества – вещь неоднозначная. Многие наблюдатели осуждают некоторые крайности, присущие онлайн-среде, такие как агрессивная посредственность «стадного мышления» (консенсус, вырабатываемый группами пользователей) и характерная недоброжелательность посетителей форумов, социальных сетей и других виртуальных площадок, подпитываемая анонимностью интернета. В свою очередь их оппоненты указывают на высокую степень точности и надежности основанных на краудсорсинге информационных платформ вроде Wikipedia. Каким бы ни было ваше мнение по этому поводу, ясно, что коллективная мудрость пользователей так или иначе скажется на будущих конфликтах. Учитывая возросшую роль информации, к силовому противостоянию подключится большее количество людей, внося свой вклад в фиксацию происходящего. Благодаря распространению мобильных телефонов о происходящем будет знать больше жителей страны, чем в прежние времена, а с помощью интернета в конфликт окажется вовлеченным множество иностранных наблюдателей. В среднем на стороне добра людей всегда больше, чем на стороне агрессора. При наличии осведомленного о противостоянии населения есть потенциальная возможность мобилизации граждан против беззакония или пропаганды: если недовольных достаточно много, они найдут способ быть услышанными и начнут действовать, даже если поводом для их недовольства станет спор о приготовлении карри, как в Сингапуре. Неуправляемость интернета может приводить к виртуальным самосудам, что иллюстрирует история с китайскими «поисковиками человеческой плоти» (ренроу соусуо инцинь). По сведениям Тома Доуни, которые он привел в своей нашумевшей статье, опубликованной в марте 2010 года в New York Times Magazine, несколько лет назад в виртуальном пространстве Китая возникла тревожная тенденция: пользователи интернета стали объединяться для травли лиц, вызвавших общественный гнев, выследив или вычислив их. (Это явление не ограничивается определенной онлайн-платформой или только китайским сегментом интернета, просто в этой стране оно особенно заметно благодаря нескольким громким случаям такого рода.) В 2006 году на китайских форумах появился страшный видеоролик о том, как женщина в туфлях на высоких каблуках насмерть затоптала котенка, и вся страна начала ее розыски. В результате скрупулезной детективной работы общими усилиями убийцу обнаружили в небольшом городке на северо-востоке Китая, и, когда ее имя, номер телефона и место работы стали известны общественности, ей пришлось спасаться бегством, как и тому, кто снимал этот видеоролик. Оказалось, что не только компьютеры могут отыскать иголку в стоге сена: на то, чтобы найти эту женщину среди более миллиарда китайцев, понадобилось всего шесть дней. Такое поведение толпы может привести к хаосу, но это не значит, что стоит отказаться от попыток обуздать его и направить в правильное русло. Предположим, что целью китайских пользователей была бы не травля убийцы котенка, а намерение отдать ее в руки правосудия. Если объединить усилия множества людей в ситуации внутреннего конфликта, когда государственные институты разрушены или потеряли доверие населения, это позволит получать более полную и точную информацию о происходящем, выслеживать находящихся в розыске преступников и заставлять их нести ответственность за содеянное. Важность и полезность правосудия, основанного на краудсорсинге, блекнет в сравнении с еще одной приметой времени: невозможностью полного удаления данных. Очень важно как можно быстрее доводить информацию о совершаемой где-то жестокости до глобальной аудитории, а также хранить ее бесконечно долго и сделать доступной для всех, кто хочет на нее сослаться (для наказания виновных, отправления правосудия или для дальнейшего изучения). Возможно, власти и террористы обладают преимуществом благодаря автоматическому оружию, танкам и авиации, но им придется бороться с трудным противником – невозможностью уничтожить следы своих преступлений. Если правительство попытается блокировать связь, ему удастся сбить поток документальных материалов, уходящих за границу, но полностью остановить его не получится. Главное, что наличие этих свидетельств, пусть поначалу и вызывающих у кого-то сомнения, повлияет на пути развития конфликта, способы его разрешения и возможные последствия. Преступника страшит наказание за содеянное или хотя бы его угроза, именно поэтому он стремится уничтожить следы. А в отсутствие неопровержимых улик противоположные версии событий могут запутать следствие и суд, причем это касается как граждан, так и государств. В январе 2012 года Франция и Турция были втянуты в дипломатический конфликт после того, как французский сенат принял закон (отмененный месяц спустя Конституционным советом страны), в соответствии с которым отказ признавать массовые убийства армян в Оттоманской империи в 1915 году геноцидом приравнивался к преступлению. Власти Турции, отрицавшие факт геноцида и утверждавшие, что было убито гораздо меньше 1,5 млн армян, назвали закон «расистским и дискриминационным» и заявили, что судить о тех убийствах должны историки. При наличии имеющихся у нас уже сегодня технологических устройств, онлайн-платформ и баз данных правительствам будет гораздо труднее оспаривать подобные факты, и не только потому, что оригинальные материалы будут храниться вечно, но и потому, что у всех желающих появится равный доступ к ним. В будущем такие инструменты, как сверка биометрических данных, отслеживание SIM-карт и простые в использовании платформы для создания контента, обеспечат невиданный доселе уровень ответственности перед обществом. Свидетель преступления зафиксирует увиденное на своем телефоне и почти мгновенно идентифицирует преступника при помощи программного обеспечения распознавания лиц, не подвергаясь непосредственной опасности. После этого информация о преступлении или насилии со стороны полиции будет автоматически загружена в «облако» (что позволит сохранить данные в случае конфискации телефона свидетеля) и, возможно, направлена в международные контрольные или судебные органы. Рассмотрев представленные документы, международный суд начнет виртуальный процесс, за ходом которого смогут наблюдать жители страны, где живет обвиняемый. Возможно, главарей режима риск публичного позора и уголовного преследования и не испугает, но рядовые исполнители в следующий раз хорошо подумают, прежде чем применить насилие. Проверенные профессионалами свидетельства будут доступны на сайте Гаагского трибунала еще до начала судебного заседания, на котором свидетели смогут выступить заочно, не подвергаясь опасности. Конечно, колеса судебной машины крутятся медленно, особенно в запутанном лабиринте международного права. И пусть система не сразу начнет реагировать на виртуальные свидетельства, механизм хранения проверенных данных создавать нужно уже сейчас – он сможет повысить эффективность правосудия. Помочь донести до конечных пользователей информацию о наиболее опасных преступниках могло бы бесплатное приложение для смартфонов, созданное под эгидой Международного уголовного суда или иного авторитетного органа. Точно так же как китайский «поисковик человеческой плоти» позволяет точно вычислять местонахождение и контактные данные человека, можно было бы искать нарушителей закона, объявленных в розыск. (Не забывайте, что даже в самых отдаленных местах люди будут пользоваться мощными телефонами.) С помощью той же платформы сознательные пользователи всего мира могут собирать денежные средства для награды за поимку преступников, стимулируя быстрое их задержание. И тогда этих людей ждал бы не самосуд толпы, а суд и тюрьма. Коллективная мощь населения виртуального мира явится серьезной сдерживающей силой для тех, кто проявляет жестокость по отношению к другим, замешан в коррупции и даже в преступлениях против человечности. Естественно, есть монстры, для которых не существует сдерживающих факторов, но для остальных потенциальные издержки антиобщественного поведения в цифровую эпоху вырастают очень заметно. Растет риск быть пойманным, а также вероятность того, что свидетельства о совершении преступления будут собраны и сохранены навечно, а свидетели используют все технические возможности, чтобы сообщить о случившемся максимально большему числу людей. Что касается потенциальных перебежчиков, то у них появится мощный стимул – возможность избежать обвинений в соучастии в задокументированных преступлениях. Будет разработана программа онлайн-защиты свидетелей, в рамках которой им будут предоставляться новые виртуальные личности (вроде тех, что продаются на черном рынке, – мы обсуждали это выше), чтобы мотивировать их на сотрудничество. Сохраненные в цифровом виде свидетельства помогут вершить правосудие после окончания конфликта. Будущим комиссиям по установлению истины и примирению предстоит иметь дело с огромным количеством цифровых материалов, спутниковых изображений, любительских видео– и фотоматериалов, результатов вскрытия и свидетельских показаний. (Об этом речь впереди.) Страх наказания может оказаться сдерживающим фактором для потенциальных агрессоров или по меньшей мере заставит их снизить уровень насилия. Благодаря «облачному» хранению данных можно не только документировать насилие. Эта технология окажет людям, живущим в зоне конфликта, и другую очень важную услугу. В виртуальном пространстве информация и документы будут в большей сохранности, чем в реальном мире. Конечно, иногда вспышки насилия происходят неожиданно и застают людей врасплох. Но в ситуации с постепенной эскалацией конфликта можно предугадать, что придется бежать, и подготовиться к этому. Даже оказавшись за границей или в лагере беженцев, собственники смогут подтвердить права на свои дома, имущество и бизнес, поскольку будут располагать доказательствами, в том числе данными о границах участков, отмеченными при помощи Google Maps и GPS. Они сохранят копии свидетельств о собственности и иных документов в «облаке». Помочь в разрешении спора смогут цифровые платформы. Люди, оказавшиеся в зоне конфликта и вынужденные стать беженцами, смогут сделать фотографии всего своего имущества и воссоздать модель дома в виртуальном пространстве. А после возвращения точно сказать, что утрачено, и воспользоваться социальными сетями для поиска украденных вещей (после того как с помощью цифровой верификации подтвердят свое право на них). Автоматическое оружие Будущие участники конфликта, переходящего в стадию военных действий, столкнутся с тем, что поле битвы будет совершенно не похоже на то, что было в прошлом. Появление виртуального фронта не означает, что исчезает потребность в сложных видах вооружения и солдатах, действующих в реальном мире, и не умаляет роли человека. Если армия хочет вызывать симпатии своего населения, то ее командованию придется учитывать существование этих двух миров (и свою ответственность в обоих), иначе оно столкнется с тем, что, несмотря на новые технологии, которые превращают военнослужащих в совершенные машины убийства, общество относится к ним со все большей неприязнью. Появление современного автоматического оружия благодаря достижениям в таких областях, как робототехника, искусственный интеллект и беспилотные летательные аппараты (БПЛА), представляет собой самый значительный сдвиг в технологии ведения войны с момента изобретения огнестрельного оружия. Или, как заметил военный историк Питер Сингер в своей прекрасной книге «Война с дистанционным управлением»[44], мы оказались в точке сингулярности (так в научном мире называют «состояние, в котором все меняется настолько радикально, что старые законы перестают действовать, поэтому мы не можем спрогнозировать происходящее там»). Как и в других случаях сдвига парадигмы в истории (микробная теория, изобретение книгопечатного пресса, теория относительности Эйнштейна), почти невозможно предсказать точно, как окончательный переход к полностью автоматическому оружию изменит ход человеческой истории. Все, что в наших силах, – это изучить имеющиеся сегодня подсказки, представить мышление людей на передовой и попытаться сделать какие-то выводы. Идея интеграции информационных и военных технологий не нова: исследовательское подразделение Пентагона DARPA было создано еще в 1958 году в ответ на запуск первого в мире советского искусственного спутника Земли[45]. Настрой правительства США – ни в коем случае не дать застать себя врасплох еще раз – был столь решителен, что миссия DARPA определялась буквально так: «поддерживать технологическое превосходство вооруженных сил США и не допустить того, чтобы технологические новшества могли нанести ущерб национальной безопасности». После этого США стали мировым лидером в использовании передовых военных технологий, начиная от «умных» бомб и заканчивая беспилотными летательными аппаратами и роботами-саперами, предназначенными для обезвреживания взрывных устройств. Но Соединенные Штаты могут потерять свое преимущество. Поговорим об этом позже. Легко понять, почему правительства и военные любят роботов и вообще автоматическое оружие: роботы не устают, не чувствуют страха, не испытывают эмоций, имеют сверхчеловеческие возможности и безукоризненно выполняют приказы. Как отмечает Сингер, они уникально подходят для выполнения скучной, грязной и опасной работы. Тактические преимущества военных роботов ограничиваются лишь возможностями их производителей. Сегодняшние роботы не боятся пуль, имеют ультрасовременное вооружение, умеют распознавать и обезоруживать цели и несут на себе огромную нагрузку в суровых условиях жары, холода и отсутствия видимости. У военных роботов выносливость выше, а реакция быстрее, чем у любого солдата, и политики с гораздо большей готовностью пошлют в бой их, чем людей. Большинство из нас согласится с тем, что участие роботов в военных операциях на земле, на море или в воздухе в конечном счете приведет к меньшим человеческим жертвам как среди военных, так и среди мирного населения и меньшему материальному ущербу. В ходе американских военных операций уже используется множество различных роботов. Больше десяти лет назад, в 2002 году, компания iRobot, которая изобрела робот-пылесос Roomba, представила робота-сапера PackBot – машину весом 21 килограмм, на гусеницах, как у танка, с видеокамерами и некоторой автономной функциональностью. Этого робота военные могли использовать для обнаружения мин, признаков химического или бактериологического заражения и самодельных взрывных устройств (СВУ), заложенных на обочинах дорог и в других местах[46]. Еще один производитель роботов, компания Foster-Miller, выпускает конкурента PackBot под названием TALON, а также первый вооруженный робот для использования в бою SWORDS, или «специальную боевую систему наблюдения и разведки». Еще существуют беспилотные летательные аппараты. Помимо широко известных БПЛА Predator в армии США используется как его уменьшенные (Raven, который запускается с рук и используется для воздушной разведки), так и более крупные версии (Reaper, который летает выше и быстрее, чем Predator, а также несет бо́льшую нагрузку). Из попавшего в редакцию журнала Wired и опубликованного в его блоге секретного документа Конгресса США следует, что в 2012 году на долю БПЛА приходился 31 % всех военных самолетов (для сравнения: в 2005 году они составляли всего 5 %). Мы разговаривали со многими бывшими и действующими военнослужащими сил специального назначения, чтобы узнать их мнение о том, какое влияние окажет в следующие десятилетия на военные операции развитие роботостроения. По словам Гарри Уинго, сотрудника Google, в прошлом бойца отряда «морских котиков», компьютеры и «боты» полезно использовать для наблюдения, а боевые роботы хороши для того, чтобы занять опорную точку, преодолевая участок под огнем противника, или при зачистке здания. Он считает, что в следующем десятилетии на долю роботов будет приходиться больше операций с использованием огнестрельного оружия, «включая зачистку помещений, когда на прицеливание есть считаные доли секунды». Поначалу роботами будут управлять солдаты из укрытия, но в конце концов, уверен Уинго, «они смогут самостоятельно обнаруживать и уничтожать цель». В армии США вооруженные роботы SWORDS, способные в полуавтоматическом режиме распознавать противника и стрелять в него, применяются с 2007 года, хотя считается, что в реальном бою их пока не используют. Но от солдат-людей в армии не откажутся, ведь полностью автоматизировать все их функции пока не удается. Ни один из существующих сегодня роботов не может действовать совершенно автономно, то есть обходиться без команд человека. Кроме того, в бою бывает необходимо оценивать ситуацию и принимать решение, опираясь на интуицию, чего роботы не смогут делать еще много лет (мы поговорим об этом позже). О том, какие технические устройства дополнят живых солдат и как будут выглядеть боевые подразделения, мы спросили бывшего бойца отряда «морских котиков», который, как выяснилось, принимал участие в операции по захвату убежища Усамы бен Ладена в мае 2011 года. Во-первых, он считает, что военнослужащих экипируют современными и безопасными планшетными компьютерами, которые позволяют получать информацию с камер БПЛА, загружать данные разведки и видеть передвижение других подразделений. У этих устройств будут уникальные, постоянно обновляющиеся карты, которые подробно описывают местность и содержат сведения об исторической значимости улиц и зданий, о владельцах домов, о передвижениях людей в помещениях, зафиксированных беспилотными разведчиками при помощи инфракрасных лучей, чтобы солдаты лучше понимали, где находится их цель и чего нужно опасаться. Во-вторых, изменятся обмундирование и снаряжение военнослужащих. Униформа будет производиться с применением тактильных технологий, что позволит получать сигналы в виде легкого сжатия или вибрации в определенном месте. (Предположим, сжатие левой икры может означать то, что подлетает вертолет.) Шлемы смогут обеспечивать лучший обзор. Встроенная в них система коммуникаций позволит командирам видеть то же, что и солдаты, и управлять их действиями с «заднего сиденья», то есть дистанционно, с базы. Система камуфляжа позволит менять цвет, текстуру, узор и даже запах униформы. А сама униформа станет «звучащей» и сможет маскировать передвижение солдата, например издавать какие-то природные звуки, скрывающие шум шагов. Использование легких и долговечных источников питания обеспечит надежность устройств: они не подведут в критический момент, не будут зависеть ни от перепадов температуры, ни от подзарядки. Кроме того, у солдат появится возможность уничтожить на расстоянии все свои технические устройства в случае их захвата врагом, чтобы не допустить утечки важной информации. Конечно же, потребуется недоступный в гражданских технологиях высочайший уровень кибербезопасности, который позволит наладить мгновенную передачу данных и их надежную электронную защиту. Ведь если не обеспечить безопасность, никакие из перечисленных новшеств не будут стоить огромных затрат, необходимых на их разработку и внедрение. К сожалению, создание новых видов оборудования станут тормозить подрядчики Пентагона. В США компании военно-промышленного комплекса уже работают над некоторыми из описанных инициатив. Под руководством DARPA ими созданы уже принятые на вооружение роботы. Однако по своей природе ВПК плохо приспособлен для инноваций. Часто из-за бюрократических процедур, свойственных подрядчикам и самому министерству обороны, глохнут даже инициативы DARPA, хотя финансируется агентство относительно щедро. Инновационный бум, характерный для американского сектора высоких технологий, отсекается от армии нелогичной и устаревшей системой закупок, в результате чего страна упускает большие возможности. Без реформ, которые позволят военным агентствам и подрядчикам вести себя скорее как небольшие компании и стартапы (с их маневренностью и способностью принимать быстрые решения), неминуемое снижение военных расходов приведет не к эволюции, а скорее к укоренению существующей системы. Военным хорошо знакома эта проблема. По словам Сингера, «как им вырваться из оков этой неработающей системы – стратегический вопрос для них». Крупные оборонные проекты застревают на стадии прототипа, на них не хватает времени и денег, в то время как коммерческие технологии и продукты придумывают, создают и выводят на рынок в рекордно короткие сроки. Работа над проектом объединенной тактической системы радиосвязи, которая должна была стать для армии новой сетью коммуникаций – аналогом интернета, началась еще в 1997 году; в сентябре 2012 года самостоятельный проект был закрыт, а функции заказчика подобных работ переданы структуре под названием «Объединенный тактический центр связи». К этому моменту затраты на него составили миллиарды долларов, тем не менее он до сих пор не готов к использованию в боевой обстановке. «Такого рода вещи недопустимы», – говорит Сингер. Одним из выходов для военного ведомства и его подрядчиков могло бы стать использование коммерческих готовых продуктов, то есть покупка уже имеющихся на рынке технологий и устройств вместо разработки их «с нуля». Однако интеграция созданных внешними производителями продуктов – дело непростое, возможны длительные задержки хотя бы из-за необходимости выполнять специфические армейские требования (к надежности, удобству использования и безопасности). По словам Сингера, бюрократическая и неэффективная система подписания контрактов на закупки для нужд армии вынуждает находить поистине гениальные способы обойти препоны и получить результат. Иногда приходится покупать то, в чем возникает срочная нужда, за пределами стандартного процесса закупок, принятого в Пентагоне. Так, после начала эпидемии самодельных взрывных устройств в Ираке удалось быстро доставить на фронт защищенные от подрыва и атак из засад бронеавтомобили класса MRAP. Кроме того, военнослужащие часто адаптируют для своих нужд и успешно используют коммерческие продукты. жүктеу/скачать 4.27 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|