Foreign business Джаред А. Коэн
жүктеу/скачать 4.27 Mb.
|
|
Даже руководители военного ведомства признают преимущества, которые приносят эти изобретения. «В каком-то смысле армии помог спрос, сформированный на полях сражений в Ираке и Афганистане, – объясняет Сингер. – В Афганистане пилоты штурмовых вертолетов морской пехоты перед вылетом закрепляли iPad у себя на коленях и использовали его карты вместо встроенной системы навигации»[47]. И добавляет, что военных беспокоит возможный спад в применении инновационных обходных путей после того, как уменьшится прессинг военных действий. Остается только надеяться, что что-то изменится и инновации смогут пробиться через злосчастную систему военных закупок. В прошлом благодаря технологическим прорывам Соединенные Штаты имели огромные стратегические преимущества. После создания первых ракет с лазерным наведением многие годы ни у одной из стран не было оружия, способного сравниться с ними по смертоносной силе и дальности действия. Однако со временем технологические преимущества в результате их копирования или утечки информации утрачиваются, сложные виды вооружения не являются исключением. Рынок беспилотных летательных аппаратов уже стал международным. Долгие годы лидировал Израиль, сейчас активно продвигает и продает свои БПЛА Китай, а в 2010 году Иран раскрыл информацию о создании иранскими инженерами беспилотного бомбардировщика. Даже Венесуэла присоединилась к этому клубу, использовав свой военный альянс с Ираном для начала реализации программы по производству имеющих «исключительно оборонное назначение» беспилотных летательных аппаратов, которую возглавили иранские инженеры-ракетчики. Когда венесуэльского президента Уго Чавеса попросили подтвердить слухи об этой программе, он ответил: «Да, мы делаем это и имеем на это право. Мы свободная и независимая страна». Со временем беспилотные самолеты и вертолеты станут компактнее, дешевле и эффективнее. В большинстве случаев, если только продукт оказывается на рынке (неважно, беспилотник это или компьютерная программа), ограничить его распространение не удается. Мы спросили бывшего директора DARPA Регину Даган, как США относятся к высокой ответственности, которая связана с производством такого рода оружия: понятно, что просчитать все возможные последствия его создания не может никто. По ее словам, «людей всегда беспокоят побочные эффекты технологических новинок, особенно революционных. Действительно, можно привести примеры и позитивных, и негативных последствий их появления». Даган напомнила о том, какую озабоченность вызвали первые сенсационные сообщения о расшифровке генома человека: если у вас будет выявлена предрасположенность к синдрому Паркинсона, как изменится отношение к вам со стороны работодателя и страховой компании? «Но потом пришло понимание, что мы должны не стыдиться открытия, которое позволит выявлять генетическую предрасположенность к заболеванию, а создать систему правовой защищенности, которая гарантировала бы, что люди, у которых она выявлена, не будут лишены медицинской помощи», – объясняет она. Появление технологических новшеств и разработка защитных мер, которые могут потребоваться в связи с этим, должны происходить одновременно и сбалансированно. Даган характеризует свою роль в агентстве так: «Вы не выполните свою миссию, нацеленную на достижение постоянного стратегического превосходства, если не готовы делать то, из-за чего люди могут почувствовать дискомфорт». Но в работе нужно активно использовать обратную связь: очень важно выслушивать предложения других людей и принимать от них помощь. «Агентство не может все сделать само. В обсуждении проектов должны участвовать другие заинтересованные структуры», – говорит она. Приятно слышать, что в DARPA серьезно относятся к своей ответственности за развитие новых технологий. Однако далеко не все правительства разделяют этот разумный и осторожный подход. Широкое распространение беспилотных летательных аппаратов вызывает особую озабоченность: даже очень небольшим армиям они обеспечивают огромные преимущества. Не каждое правительство или армия в мире владеет технической инфраструктурой и людскими ресурсами для того, чтобы иметь собственный флот беспилотников: приобрести их, открыто или тайно, могут лишь очень состоятельные покупатели. Но в конечном счете владение военными роботами, особенно БПЛА, станет стратегической прерогативой каждой страны: кто-то будет покупать их для того, чтобы получить преимущество, остальные – просто чтобы сохранить паритет. Помимо соперничества на государственном уровне начнется борьба за обладание беспилотниками и роботами и использование их в своих интересах среди обычных людей и неправительственных структур. Сингер напоминает, что «и бизнес, скажем, медиагруппы или сельхозпроизводители, опыляющие посевы с воздуха, и правоохранительные органы, и даже преступники и террористы – все уже используют беспилотные летательные аппараты». В 2007 году довольно специфическая частная военная компания Blackwater, позже переименованная в Academi, LLC, вывела на рынок необычную услугу – аренду БПЛА для слежки и разведки. В 2009 году она подписала контракт с ЦРУ об оснащении бомбами принадлежащих управлению беспилотников. Известно много случаев, когда частные компании по собственной инициативе создавали и использовали беспилотные летательные аппараты. Компании, обладающие недвижимостью, применяют беспилотники для аэрофотосъемки своих владений. Некоторые университеты приобрели их в исследовательских целях (так, в Университете Канзаса можно получить диплом в области беспилотной авиации). А в 2012 году нам попалась информация об услуге «Такокоптер» (если вы нестерпимо захотели пирожок тако[48], можете выбрать его с помощью смартфона, указать свои координаты и ждать беспилотника с заказом). Правда, потом оказалось, что это мистификация – но вполне реализуемая с технической точки зрения – и, вероятно, скоро это будет сделано. Мы уже говорили о том, что легкие и недорогие «повседневные» БПЛА, разработанные для военных целей, станут особенно популярным товаром на международном рынке вооружений и на подпольных рынках оружия. Дистанционно управляемые самолеты, автомобили и катера, способные вести наблюдение, перехватывать цели противника и нести и приводить в действие бомбы, добавят новый класс задач армии в зонах боевых действий. И если «гражданские» версии вооруженных беспилотников станут достаточно совершенными, мы вполне можем оказаться свидетелями их воздушного боя. Возможно, впервые это случится в Мексике, где у наркокартелей есть и желание, и ресурсы для приобретения такого оружия. Правительства постараются ограничить доступ к ключевым технологиям, облегчающим производство беспилотников для широкой потребительской аудитории, но регулировать их распространение будет очень сложно. Прямой запрет нереален, и даже скромные попытки контролировать гражданское их использование во вполне мирных странах не увенчаются успехом. Если правительство США потребует от населения регистрировать свои беспилотные летательные аппараты и запретит их полеты в определенных местах (скажем, вблизи аэропортов и государственных объектов) и пересечение ими границ штатов, совсем нетрудно представить упрямцев, которые сумеют найти способ обойти запреты, внося изменения в конструкцию своих беспилотников, делая их анонимными или снабжая их каким-то подобием технологии «стелс». И все же могут быть подписаны международные договоры о запрещении экспорта крупных БПЛА в обход государственных каналов. Страны, имеющие самые большие возможности для поставок БПЛА, могут прийти к заключению некоего аналога Договора об ограничении стратегических вооружений (ОСВ), целью которого было сократить количество единиц ядерного оружия у США и СССР во времена холодной войны. Государствам придется много работать над задачей защиты своих морских и сухопутных границ от растущей угрозы со стороны вражеских беспилотных летательных аппаратов, поскольку их трудно обнаружить. Так как автономные системы навигации становятся все доступнее, беспилотники превращаются в миниатюрные крылатые ракеты, которые невозможно перехватить после запуска. Разведывательные беспилотники не так страшны, как ракетоносные, но будут расцениваться как угроза, поскольку обнаружить их нелегко. Возможно, самым эффективным способом уничтожить вражеский БПЛА окажется электронный – взлом его киберзащиты, а не применение грубой силы. После этого начнется, по словам Сингера, «битва за контроль» – борьба за то, чтобы заставить машину сотрудничать и «убедить» ее сделать не то, что предполагает ее миссия. В конце 2011 года власти Ирана с гордостью продемонстрировали совершенно неповрежденный американский беспилотник RQ-170 Sentinel. Как утверждалось, его обнаружили в иранском воздушном пространстве и посадили на землю благодаря тому, что удалось взломать его систему защиты (представители США, в свою очередь, сообщили лишь о том, что БПЛА был «потерян»). Неназванный иранский инженер рассказал газете The Christian Science Monitor, что они с коллегами заставили беспилотник «приземлиться там, где захотели, не взламывая сигнал системы дистанционного управления и каналы связи» с командным центром американцев, поскольку знали об уязвимости в системе GPS-навигации самолета. Версия с передачей ложных координат (эта техника известна как «спуфинг») возможна, но маловероятна, поскольку эта задача невероятно трудна в реализации (чтобы добраться до GPS, иранцам нужно было преодолеть армейское шифрование, заглушив сигналы связи и подменив их своими). Вполне возможно, что государства придут к подписанию международных договоров с обязательством не посылать беспилотные летательные аппараты в воздушное пространство друг друга или достижению договоренности считать разведывательные беспилотники допустимым нарушением. Или появятся международные требования о том, чтобы разведывательные БПЛА легко отличались от тех, которые несут вооружение. Трудно сказать определенно. Некоторые страны создадут объединенный «щит от беспилотников», напоминающий ядерные альянсы времен холодной войны, и мы увидим первые в мире зоны с запретом полетов беспилотных летательных аппаратов. Если небольшие и не очень богатые страны не смогут позволить себе создание или покупку собственных беспилотных бомбардировщиков, но опасаются нападения с воздуха своего агрессивного соседа, они будут вступать в альянсы с одной из сверхдержав, чтобы гарантировать себе некоторую защиту. Но маловероятно, чтобы страны, не имеющие беспилотников, не попытались изменить ситуацию: захваченный иранцами БПЛА-шпион Sentinel стоил всего $6 млн. Распространение роботов и беспилотных летательных аппаратов увеличит количество конфликтов в мире – получив в свое распоряжение такие инструменты, государства будут стремиться их испытать, – но снизит вероятность полномасштабной войны. На то есть несколько причин. Одна из них заключается в том, что это достаточно новое явление: все международные соглашения, касающиеся различных видов вооружения (Договор о нераспространении ядерного оружия, Договор по ПРО, Конвенция о запрещении химического оружия и так далее), были подписаны задолго до появления БПЛА. Необходимо обозначить границы, установить правовые нормы, а политики должны научиться использовать эти инструменты ответственно и с учетом общей стратегии. Существуют и этические аспекты, которые следует обсудить публично (сейчас такая дискуссия идет в США). Все эти соображения заставят власти разных стран проявлять осторожность в период активного распространения беспилотников. Мы должны не забывать и о такой проблеме, как возможность потери контроля над беспилотными летательными аппаратами, как это было с ядерным оружием. Существуют обоснованные опасения, способны ли такие страны, как Пакистан (по некоторым оценкам, он владеет примерно сотней ядерных зарядов), обеспечивать безопасность своего ядерного арсенала и не допустить их кражи. По мере появления больших флотилий БПЛА повышается риск того, что какой-то из них попадет «не в те руки» и будет использован против иностранного посольства, военной базы или культурного центра. Представьте себе следующий теракт, сравнимый по масштабам с 11 сентября 2001 года, но проведенный не путем угона коммерческих авиалайнеров, а с помощью беспилотников, похищенных у государства. Такая опасность подтолкнет к заключению договоров, в которых будут выработаны требования по должной охране БПЛА. Государствам придется совместно или по отдельности выработать правила использования БПЛА и решить, попадут ли они под те же нормы регулирования суверенности воздушного пространства, что и обычные самолеты. Взаимные опасения будут удерживать власти от эскалации конфликта с участием беспилотников. Даже когда выяснилось, что американский БПЛА Sentinel нарушил воздушное пространство Ирана, реакция Тегерана свелась к хвастовству и демонстрации захваченного трофея, а не к мести. Снижение смертности среди военнослужащих благодаря использованию беспилотных летательных аппаратов будет благосклонно воспринято обществом и снизит вероятность полномасштабного военного конфликта. У нас уже есть статистика, которую можно изучать: новости о беспилотниках в США появляются на протяжении нескольких лет. За несколько месяцев до президентских выборов 2012 года в результате утечек информации из правительства появились подробные статьи о секретных операциях с использованием БПЛА, санкционированных Бараком Обамой. Судя по реакции американцев на удары беспилотных бомбардировщиков как в «официальных» зонах боевых действий, так и в «неофициальных» – в Сомали, Йемене и Пакистане, – операции по ликвидации террористов с участием беспилотников кажутся обществу гораздо более приемлемыми, чем использование солдат. Такие акции вызывают меньше вопросов и протестов. Некоторые сторонники сокращения присутствия США в мире даже поддерживают расширение программы применения БПЛА в качестве законного способа выполнения этой задачи. Мы лишь недавно научились воевать так, чтобы не соприкасаться с противником физически и эмоционально, до определенной степени лишив войну личностной составляющей, и пока не знаем всех политических, культурных и психологических последствий этого. Сейчас «дистанционные» военные действия ведутся чаще, чем когда бы то ни было, а в будущих конфликтах их роль станет еще более заметной. Исторически к ним относилось использование ракет, но в будущем станет возможным еще более значительное дистанцирование действующих лиц от поля битвы. В конце концов, жертвы другой стороны редко становятся важным фактором международной политики и объектом общественного внимания: если американские войска не подвергаются опасности, интерес публики тут же резко падает. Это, в свою очередь, означает меньшую озабоченность населения вопросами национальной безопасности: когда на горизонте не предвидится опасности для наших солдат, тише голоса и «ястребов», и «голубей». Чем больше у властей вариантов действий, не привлекающих общественного внимания, тем больше задач по обеспечению безопасности они могут выполнить без объявления войны или отправки войск, что снижает вероятность возникновения крупномасштабного вооруженного конфликта. Можно только приветствовать прогнозируемое снижение жертв среди мирного населения и материального ущерба, а также риска ранений и гибели военнослужащих, однако переход к полностью автоматизированному ведению боевых действий принесет новые проблемы. Главная из них – обеспечение кибербезопасности оборудования и информационных систем. Обмен данными между всеми устройствами, наземными роботами, беспилотными летательными аппаратами и их командным пунктом управления, где находятся люди, должен быть быстрым и безопасным. Необходимо обеспечить качественную инфраструктуру или хорошую связь между боевыми частями и их базами. Вот почему армия обычно создает собственные коммуникационные сети, а не полагается на имеющиеся. Пока роботы, действующие на поле боя, не обзаведутся автономным искусственным интеллектом, помехи или разрыв связи могут превратить эти машины в бесполезную груду железа, к тому же еще и опасную, ведь захват вражеского робота поможет получить доступ к секретной технологии. И не только к технологии: это позволит изучить его программное обеспечение, использованные инженерные решения, а также секретные данные вроде координат расположения вражеских боевых частей. (Трудно представить себе, что государства откажутся от соблазна провести кампанию дезинформации и сознательно посадить на чужой территории – или позволить противнику захватить – беспилотник-приманку с записанной в нем ложной информацией и собранный с использованием вводящих в заблуждение компонентов.) В войнах с участием роботов обе противоборствующие стороны для пресечения вражеской активности будут использовать кибератаки, применяя или спуфинг (то есть выдавая себя за авторизованного участника сети), или ложные цели, чтобы запутать датчики и ослабить боевые порядки противника. Конечно, производители попытаются встроить в свои устройства отказоустойчивые механизмы для снижения вреда от таких атак, но сделать роботов «пуленепробиваемыми» для любых технологических хитростей будет очень трудно. Военнослужащие и создатели роботов столкнутся с ошибками, допущенными при разработке. Уязвимости и ошибки встречаются в любой сети, и часто единственный способ их исправить – это дождаться, когда о них узнают хакеры или независимые специалисты по компьютерной безопасности. Разобраться в программах, которые необходимы для работы столь сложных устройств, крайне нелегко: там миллионы и миллионы строк кода, и вероятность ошибок очень высока. Даже когда разработчики знают об уязвимых местах, их не так просто устранить. Считается, что о бреши в защите системы GPS, которой воспользовались иранцы, напав на американский беспилотник и посадив его, Пентагону было известно с боснийской кампании 1990-х годов. В 2008 году в распоряжении спецслужб США впервые оказался изъятый у шиитских повстанцев в Ираке ноутбук с записями видеокадров, снятых американскими беспилотными летательными аппаратами, которые иракцам удалось перехватить, просто направив на него спутниковую тарелку и использовав дешевую программу SkyGrabber, которую можно купить в сети за $26. Предназначается она для пиратского скачивания фильмов и музыки. Линии обмена данными между беспилотником и его пунктом управления тогда не шифровались. В ближайшем будущем управлять этими устройствами будут люди и ошибок избежать не удастся. Если человек с его хрупкой психикой оказывается в условиях боевых действий, в ситуации непредсказуемости, это может привести к посттравматическому стрессу, тяжелым эмоциональным расстройствам и психическим срывам. Пока люди будут участвовать в войнах, будут и ошибки. Устройства, способные воевать без участия человека, не смогут заменить людей ни непосредственно в бою, ни в центре принятия решений до тех пор, пока искусственный интеллект не заменит человеческий мозг полностью. Ошибки совершают даже самые умные машины. Как отмечает Питер Сингер, когда во время Первой мировой войны на полях сражений появился танк, он казался непобедимым, пока кто-то не придумал противотанковый ров. Бывший министр обороны Афганистана Абдул Рахим Вардак, с которым мы познакомились в Кабуле незадолго до его отставки, с улыбкой рассказывал нам, как в 1980-е годы он вместе с другими моджахедами боролся с советскими танками, замазывая грязью их смотровые щели и сооружая покрытые ветками и листвой ямы-ловушки вроде тех, которые за десять лет до этого вьетконговцы использовали против американских солдат. Сингер проводит более современные параллели: «Наземные роботы, которых наши солдаты используют в Ираке и Афганистане, поразительно высокотехнологичны, однако повстанцы поняли, что они могут бороться с ними с помощью простых ловушек, всего лишь выкапывая глубокие ямы, в которые те падают. Они даже подобрали определенный угол наклона стен, чтобы роботы не выбирались обратно». Интеллект этих роботов ограничен, и, пока они проходят полевые испытания, их операторы и разработчики будут постоянно сталкиваться с вражескими контрмерами, которые не смогли предугадать. Им придется постоянно совершенствовать свои продукты. Подобные асимметричные ответы противника окажутся непреодолимой трудностью даже для самых совершенных технологий. Однако человеку мало одних лишь навыков решения задач. Есть уникальные человеческие черты, важные в военных условиях, которые даже определить трудно, не то что наделить ими роботов: это свое мнение, эмпатия и доверие. Что-то наверняка будет утрачено, если роботы возьмут на себя функции солдат. В ходе наших бесед с военнослужащими сил специального назначения все они, ссылаясь на свой боевой опыт, подчеркивали чрезвычайную важность доверия к однополчанам и чувства братства. Некоторые из них учились вместе и многие годы воевали бок о бок, изучив привычки и почти без слов понимая действия и ход мыслей друг друга. По их словам, они могут общаться при помощи взгляда. Смогут ли роботы когда-нибудь перенять человеческие способности считывать невербальные подсказки? Способен ли робот на смелый поступок? Может ли пожертвовать собой? Может ли робот, обученный обнаруживать и уничтожать цель, иметь какие-то понятия об этике или сдержанности? Сможет ли он когда-нибудь отличать ребенка от невысокого взрослого? Если робот застрелит мирного жителя, кого в этом винить? Представьте, что лицом к лицу столкнулись вооруженный наземный робот и шестилетний мальчик с аэрозольным баллончиком краски, которого послали повстанцы. Как бы ни действовал робот, автономно или под управлением человека, у него есть две возможности: выстрелить в невооруженного ребенка или оказаться выведенным из строя, поскольку мальчишка просто ослепит его, распылив краску на высокотехнологичные камеры и датчики. Как бы поступили вы, управляя роботом, задает вопрос Сингер. Мы не можем отдавать роботов под трибунал или как-то еще наказывать их. Еще многие годы доминирующую роль в военных операциях будут играть люди, несмотря на то что роботы становятся все более разумными и все лучше интегрируются в «человеческие» боевые подразделения. Новые способы вмешательства Переход конфликтов на новую стадию, для которой характерно применение виртуального и автоматического оружия, означает, что в будущем в распоряжении государств-агрессоров окажется более широкий диапазон средств ведения войн. Расширятся возможности для вмешательства в конфликт со стороны граждан, бизнес-сообщества и иностранных государств. На международном уровне единственным органом, который, с одной стороны, представляет все страны мира, а с другой – способен придать легитимность иностранному военному вмешательству, является Совет безопасности ООН. Маловероятно, что страны мира в достаточной мере серьезно пересмотрят полномочия, которыми была наделена организация при ее создании в 1945 году, несмотря на призывы к действию и все возрастающее давление на власть со стороны гражданского общества. Почти невозможно будет получать новые мандаты и право на интервенцию, учитывая то, что для изменения Устава ООН требуются голоса 194 стран-участниц. В некоторых областях международных отношений появятся и окажутся жизнеспособными новые формы иностранного вмешательства, организованного в рамках альянсов с ограниченным числом участников. Вполне возможно, что в какой-то чрезвычайной ситуации несколько стран решат совместными усилиями вывести из строя военных роботов «заблудшего» государства. Можно также представить себе, что в рамках НАТО кто-то из его стран-участниц добьется введения нового типа мандатов на вмешательство в конфликт, которые будут давать право на ввод войск с целью установления буферных зон безопасности с независимыми и защищенными сетями связи. Это могло бы стать популярным методом: фактически речь идет о естественном расширении доктрины «Обязанность защищать», которая легла в основу принятого в 2011 году решения Совета безопасности ООН о разрешении военной интервенции в Ливию (включая авиаудары по стране), начатой впоследствии НАТО. Вполне возможно, что мы станем свидетелями того, как члены НАТО мобилизуют беспилотники для организации над районом, контролируемым повстанцами, – первой в истории зоны, свободной от полетов, которая функционирует без участия человека и поэтому не предполагает риска для жизней солдат. жүктеу/скачать 4.27 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|