Foreign business Джаред А. Коэн
жүктеу/скачать 4.27 Mb.
|
|
Важно не только решить базовые проблемы безопасности, но и привлечь население к процессу восстановления страны. При наличии качественных мобильных платформ и желания правительства обеспечить прозрачность рядовые граждане смогут отслеживать достигнутые успехи, сообщать о коррупции, вносить свои предложения и включиться в диалог между правительством, НКО, другими международными организациями – и все это при помощи мобильного телефона. Мы разговаривали с президентом Руанды Полем Кагаме, одним из самых технически грамотных руководителей в Африке, и спросили его, как мобильные технологии меняют отношение людей к местным проблемам. По его словам, «когда людям что-то понадобится – в социальном, экономическом плане или в плане безопасности, – они обратятся к своим телефонам, потому что телефоны будут их единственным способом самозащиты. Если кому-то нужна срочная помощь, он ее получит». Кагаме считает, что мобильная связь полностью изменила правила игры для населения развивающихся стран, особенно в тех случаях, когда страна пытается оправиться от недавнего конфликта или кризиса. Доверие к правительству жизненно важно, а благодаря использованию открытых платформ оно возникает быстрее: «Мы в Руанде запустили программу общественного контроля и реагируем на информацию, которой с нами делятся члены местных сообществ». Эффективность этой программы повышается за счет применения современных технологий, подчеркивает Кагаме. Поскольку участие общественности становится неотъемлемой чертой установления власти закона (по крайней мере если стране приходится бороться с последствиями конфликта или стихийного бедствия), постепенно в обществе повысится и ответственность за свои действия. Страх перед грабителями или мародерами останется, но в будущем люди станут хранить документы, подтверждающие владение личными вещами и семейными реликвиями, в виртуальном пространстве, так что после восстановления порядка будет несложно доказать, что именно было утрачено. Можно стимулировать отправку на определенный адрес фотографий грабителей с добычей (даже если это полицейские), назначив за это, например, вознаграждение. Конечно, остается риск мести со стороны преступников, однако большинство людей преодолевают его и согласны рисковать. А чем больше свидетелей готовы сообщить о преступлении, тем сильнее снижается риск для каждого. Представьте, что ограбление знаменитого Багдадского музея 2003 года произошло на 20 лет позже: как долго воры могли бы прятать украденные сокровища (не говоря уже о том, чтобы попытаться продать их), если бы об этом случае мгновенно узнала вся страна и люди были мотивированы на то, чтобы сообщить о местонахождении преступников? Кража исторических ценностей задевает гордость нации и наносит урон ее культуре, но кража оружия представляет собой бо́льшую опасность для стабильности страны. Тяжелое вооружение и стрелковое оружие обычно «исчезает» после завершения конфликтов и оказывается на черном рынке (его размер оценивается в $1 млрд в год), а затем попадает в руки членов неформальной милиции, гангстеров и военных других стран. Эту проблему поможет решить радиочастотная идентификация (RFID) с использованием радиометок. Радиометки содержат цифровую информацию и могут иметь размер с рисовое зернышко. Сегодня их можно встретить на чем угодно – от телефонов и паспортов до продуктов, которые мы покупаем. (Их используют даже владельцы домашних животных: вживление радиометки под кожу или закрепление на ухе помогает отыскать потерявшихся любимцев.) Если бы крупные страны – производители оружия договорились устанавливать неизвлекаемые радиометки на все свои продукты, это упростило бы поиск тайников с оружием и помогло пресекать незаконные поставки вооружения. Учитывая, что сегодняшние радиометки можно легко уничтожить, «поджарив» их в микроволновке, следующее поколение должно быть лучше защищено от уничтожения и подделки. (Думается, что начнется очередная технологическая игра в «кошки-мышки» между правительствами, которые хотят отслеживать поставки оружия с помощью радиометок, и подпольными торговцами оружием, которые не склонны афишировать свои сделки.) Если обнаружено вооружение с радиометками, то можно узнать источник его происхождения при условии, что конструкция чипов позволяет хранить такие данные. Скорее всего, это не остановит нелегальные поставки оружия, но окажет давление на крупнейших игроков рынка. Страны, которые спонсируют повстанческие движения и снабжают их оружием, хотят контролировать его использование. При наличии радиометок провести расследование довольно легко. Точное количество ливийских революционеров не было известно практически никому, и, учитывая невозможность проконтролировать распределяемое среди них оружие, властям стран, которые этим занимались, приходилось взвешивать выгоды от проведения успешной революции и возможные последствия того, что это оружие окажется на черном рынке. (В начале 2012 года часть оружия, которым пользовалось ливийское ополчение, оказалось в Мали, в руках воинственных туарегов. После возвращения в страну состоящих из туарегов подразделений бывшей армии Каддафи это создало условия для вооруженного мятежа.) При создании системы электронного контроля за поставками вооружений придется преодолеть множество трудностей: разработка оружия с радиометкой потребует крупных затрат; производители часть прибыли получают за счет черного рынка их продуктов; и властям, и торговцам оружием выгодна анонимность существующей системы дистрибуции. Трудно представить, что какая-то из сверхдержав ради долгосрочного блага добровольно пожертвует возможностью создавать тайные склады оружия или продавать его через посредников. Более того, они могут заявить, что есть опасность возникновения нового конфликта, если кто-то подбросит в зону противостояния оружие из непричастной к нему страны. Впрочем, многое зависит от мнения международной общественности. К счастью, существует множество других путей использования технологии RFID в процессе восстановления страны. С помощью радиометок можно отслеживать поставки гуманитарной помощи и других жизненно важных товаров, проверять подлинность лекарств и иных продуктов, тем самым снижая коррупцию и «откаты» при реализации крупных контрактов. Всемирная продовольственная программа проводила эксперимент: отслеживание поставок продовольствия в Сомали с помощью штрихкодов и радиометок, чтобы определить, какие поставщики ведут себя честно и действительно доставляют продукты в нуждающиеся в них регионы. Благодаря такой системе контроля – недорогой, универсальной и надежной – можно заметно оздоровить ситуацию с распределением гуманитарной помощи, повысив ответственность и собирая информацию, которой можно воспользоваться для измерения успешности и эффективности этой работы даже в регионах с низким проникновением интернета. В посткризисный период для решения проблем бывших участников боевых действий власти могут воспользоваться таким инструментом, как мобильные устройства. Обмен оружия на мобильные телефоны способен стать ключевым элементом любой программы разоружения, демобилизации и реабилитации. При всей неоднозначности правительства Поля Кагаме с точки зрения соблюдения прав человека и государственного управления оно провело успешную демилитаризацию десятков тысяч бывших солдат в рамках Руандийского проекта демобилизации и реабилитации. «Мы считаем, что те, кто воевал, смогут изменить свою жизнь, только если мы дадим им инструменты», – объясняет Кагаме. В пакет предложений участникам боевых действий входила «некоторая сумма денег, а еще мобильные телефоны, чтобы они могли увидеть открывающиеся перед ними перспективы». Большинство участников этой продолжающейся программы также проходят обучение, которое готовит их к интеграции в общество. Важным компонентом является психологическая подготовка. Мы видели реализацию программы в действии: больше всего это напоминает летний лагерь с учебными классами, общежитием и спортивными играми, что понятно, ведь многие участники боевых действий в Руанде еще практически дети. Главное здесь – собрать их вместе с сотнями таких же, имеющих похожий опыт, и развить в них уверенность в том, что жизнь продолжается и после окончания войны. Слова Кагаме свидетельствуют о том, что не за горами те времена, когда так же будут поступать и другие страны. По окончании любого конфликта высшим приоритетом является разоружение его участников. (Цель разоружения, которое иногда также называют «демилитаризацией», или «сдачей оружия», состоит в том, чтобы лишить участников конфликта, будь то повстанцы, народное ополчение или армейские подразделения, оставшиеся от прежнего режима, возможности вести боевые действия.) В соответствии с типичной программой разоружения, демобилизации и реабилитации участники конфликта в течение определенного времени сдают оружие миротворцам, часто получая за это определенную компенсацию. Чем дольше длился конфликт, тем больше времени нужно на разоружение. Для создания государства Южный Судан (нам представилась возможность посетить его в январе 2013 года) потребовались годы борьбы между армиями севера и юга Судана, и новое южносуданское правительство сразу признало необходимость провести полномасштабную программу разоружения. На эту программу правительствами Китая, Японии, Норвегии и США, а также ООН было выделено больше $380 млн, а власти по обе стороны границы договорились до 2017 года разоружить около 200 тысяч человек. Два соседних государства, Уганда и Кения, обеспокоенные возможностью превращения бывших бойцов в наемников и нелегального перетекания оружия через их границы, также пообещали поддержку в усилении системы национальной безопасности обеих стран, что представляет собой критически важный элемент плана. Однако в районе Великих Африканских озер продолжают сохраняться очаги конфликтов, ситуация там непредсказуемая, так что к этим заверениям стоит относиться с определенной долей скепсиса. В большинстве случаев после окончания вооруженного конфликта приходится иметь дело с участвовавшими в нем вооруженными, а теперь не имеющими работы, цели в жизни, социального статуса и места в обществе людьми. Если эти проблемы не решать, бывшие солдаты могут вернуться к насилию, особенно если у них есть оружие. И может так оказаться, что для властей страны, стремящихся мотивировать участников конфликта сдать свои АК-47С, хорошим выходом будет обменивать их на смартфоны. Бывшие солдаты нуждаются в компенсации, статусе и возможности сделать следующий шаг. Если им объяснить, что смартфон – это не просто устройство для связи, но и инструмент для получения льгот и платежей, он превращается в инвестицию, на которую имеет смысл обменять оружие. В рамках такой инициативы каждое общество в зависимости от своих культурных особенностей и уровня технических знаний предложит свой, несколько отличающийся от остальных компенсационный пакет. В его основе будет лежать универсальный набор: бесплатный смартфон из премиального сегмента, дешевые тарифные планы на звонки и передачу SMS, кредит на приобретение мобильных приложений и субсидирование передачи данных, чтобы можно было недорого пользоваться интернетом и электронной почтой. Эти смартфоны должны быть более качественными, чем те телефоны, что в среднем использует население, и дешевле в применении. В них могут быть заранее загружены привлекательные для бывших солдат приложения, которые ускорят их развитие, например уроки английского или базовый курс обучения грамоте. И тогда подросток из лагеря беженцев в Южном Судане, еще в детстве разлученный с родителями и взявший в руки оружие, получил бы устройство, которое позволит ему связываться не только с родственниками, но и с потенциальными кураторами из суданской диаспоры, возможно, с ровесниками, нашедшими прибежище в США, и начать новую жизнь. На начальной стадии подобные программы могли бы оплачивать государства-доноры, впоследствии перекладывая бремя расходов и контроль за их реализацией на сами пострадавшие от конфликта страны. Тогда власти получат возможность присматривать за бывшими участниками вооруженного конфликта и их интеграцией в общество с помощью программного обеспечения, заранее загруженного в телефон и позволяющего в течение некоторого времени следить за передвижениями его владельца или анализировать посещенные им сайты. Если выяснится, что бывший солдат нарушает определенные правила, он потерял бы право пользоваться выгодным тарифным планом или даже самим телефоном. Государство могло бы применять политику трех предупреждений: после первого раза, когда участник программы пропустил виртуальный аналог встречи с сотрудником службы пробации[54] в заранее оговоренное время, он получает короткое видеопредупреждение; второе нарушение – и на некоторый период приостанавливается тарифный план; третье – и право пользования тарифным планом прекращается, а телефон изымается. Конечно, добиваться выполнения этих правил нелегко, но в таком случае у правительства есть хоть какой-то рычаг воздействия в отличие от схемы с разовой выплатой компенсации. Впрочем, помимо использования полезных приложений и статусных телефонов существуют другие способы сделать эту программу привлекательной. Бывшие солдаты, скорее всего, будут рассчитывать на материальные льготы или пенсии, чтобы обеспечивать свои семьи, поэтому увязать такие платежи с мобильным телефоном – разумный способ удержать их на правильном пути. Однако для того чтобы проект «оружие в обмен на телефоны» заработал, он должен стать частью масштабной программы, поскольку одной раздачи телефонов недостаточно для интеграции в мирную жизнь тысяч бывших солдат. Следует предусмотреть возможность выплачивать ее участникам дополнительную денежную компенсацию или выдавать какие-то аксессуары к их телефонам в обмен на фотографии тайников с оружием или мест массового захоронения. Чтобы отказаться и от оружия, и от ощущения силы, которое оно дает, бывшие солдаты должны почувствовать уважительное отношение к себе и получить справедливую, по их мнению, компенсацию. Вернуться к мирной жизни таким людям помогут занятия по развитию определенных профессиональных навыков. В Колумбии очень успешно реализуется программа разоружения, демобилизации и реабилитации бывших партизан, в рамках которой создана большая сеть центров поддержки, предлагающих им образовательные, юридические и медицинские услуги. В отличие от многих аналогичных программ, правительство Колумбии сознательно размещает центры реабилитации в наиболее важных районах. Оно стремится вызвать максимальное доверие со стороны как участников боевых действий, так и общества. Такие центры устроены по принципу домов для сбежавших из дома подростков и в конечном счете становятся частью местного сообщества, поскольку к их работе постепенно подключаются жители района. Власти используют бывших партизан в качестве проводников идеи, что насилие не может помочь в решении проблем страны. Участники программы, выходцы из Революционных вооруженных сил Колумбии – террористической организации, созданной сорок восемь лет назад, – часто выступают в университетах и проводят круглые столы. Однако пока неясно, ускорят коммуникационные технологии процесс примирения в обществе или замедлят его. С одной стороны, широкое распространение мобильных устройств поможет гражданам в ходе конфликта собрать доказательства нарушений, чтобы после его окончания могло восторжествовать правосудие. С другой – если будет обнародовано огромное количество документов, зафиксировавших случаи насилия и страдания (к тому же способных храниться вечно и активно распространяться по сети), социальная или этническая группа, ставшая жертвой конфликта, может ожесточиться еще больше. Излечение общества, разорванного на части вооруженным конфликтом, – процесс достаточно болезненный, требующий в каком-то смысле коллективной «потери памяти». Чем больше свидетельств, тем больше придется прощать. В будущем окажется возможным с помощью высоких технологий документально фиксировать и сохранять ход различных юридических процедур, в том числе репараций, люстраций (как в случае запрета занимать государственные посты членам иракской партии «Баас»), заседаний комиссий по установлению истины и примирению и даже судебных процессов. Это повысит прозрачность таких процедур и информированность общества в целом. В этом есть и плюсы, и минусы. Для многих иракцев телетрансляция суда над Саддамом Хусейном стала своего рода катарсисом, но при этом превратила скамью подсудимых в сцену, с которой диктатор и его сторонники могли обратиться к своей аудитории. Как говорит Найджел Сноад, бывший руководитель миссий ООН, ныне работающий в Google, «группам борцов за права человека и торжество правосудия стоит разработать информационную систему для фиксации своих воспоминаний и рассказов об убитых и пропавших без вести в ходе конфликта». И если затем свести воедино эти свидетельства и воспоминания «с обеих сторон, то, несмотря на противоречивые версии событий и эпизодические перепалки на форумах и в комментариях, возникнет пространство, где можно будет попросить прощения, рассказать правду и постепенно примириться с прошлым». Медленный и болезненный процесс примирения с появлением интернета не изменится. Общество, выздоравливающее после конфликта, станет свидетелем публичного признания вины, приговоров, наказания и великодушных жестов прощения, и это станет сильнейшим психологическим потрясением. Привычные модели уголовного преследования на международном уровне за преступления против человечности работают слишком медленно, бюрократизированы и поощряют коррупцию. Десятки преступников месяцами находятся в Международном уголовном суде (неофициально его называют «трибунал в Гааге»), прежде чем начнется рассмотрение их дела. В настоящее время после завершения конфликта предпочтительнее использовать местную судебную систему, чем неповоротливые международные институты. Распространение технологий эту тенденцию, скорее всего, усилит. Благодаря огромному объему цифровых свидетельств преступлений и насильственных действий крепнут ожидания, что правосудие рано или поздно восторжествует, а черепашья скорость реакции таких международных органов, как Международный уголовный суд, не позволяет надеяться на их быструю адаптацию к происходящим изменениям. Трибунал в Гааге вряд ли когда-либо примет в качестве доказательств вины неверифицированные видеоролики, снятые мобильным телефоном (хотя такие организации, как Witness, и пытаются этого добиться). А вот местные суды, действующие более гибко и в условиях меньших ограничений, могут оказаться открытыми к последним достижениям технологии цифровых водяных знаков, которые позволяют провести успешную аутентификацию оригинальных материалов. И люди будут все больше отдавать предпочтение этим судебным органам. Местный характер правосудия означает, что лицо, принимающее решение, будь то формальный судья, вождь племени или неформальный лидер общины, должен очень глубоко разбираться в ситуации и жить жизнью своего сообщества: чувствовать происходящие в нем процессы, знать главных героев и злодеев, понимать все то, в чем с таким трудом пытается разобраться далекий международный суд. Столкнувшись с цифровыми свидетельствами, такой человек не будет нуждаться в их верификации, поскольку и люди, и места, на них изображенные, ему хорошо знакомы. После завершения кризиса люди, как правило, очень хотят как можно быстрее воздать преступникам по заслугам. Неизвестно, будут ли местные суды справедливее международных, но что они будут действовать быстрее – это совершенно точно. Эта тенденция проявится в будущих комиссиях по установлению истины и примирению – временных юридических структурах, возникших после завершения крупного конфликта. После геноцида в Руанде новые власти страны отвергли использованную в ЮАР модель установления истины и примирения, заявив, что примирение возможно только после того, как будут наказаны виновные. Но у формальной судебной системы на осуждение предполагаемых организаторов геноцида ушло слишком много времени: более 100 тысяч жителей Руанды провели в заключении несколько лет, ожидая своей очереди предстать перед судом. Поэтому была создана новая система местных судов, основанная на традиционном способе разрешения конфликтов на уровне общины, который называется «гакака». В «гакакских» трибуналах обвиняемых судило местное сообщество, назначавшее им смягченное наказание в случае, если они признавали свою вину, откровенно рассказывали о случившемся или идентифицировали останки своих жертв. Несмотря на то что в основе «гакака» лежит «народное правосудие», это довольно сложная система многоступенчатого принятия решений. Первая ступень – так называемый «уровень первичной ячейки»: обвиняемый предстает перед трибуналом из представителей общины, где было совершено преступление. Этот трибунал определяет степень серьезности преступления и решает, где следует судить обвиняемого: в суде общины, района или провинции, – причем во всех трех случаях возможна апелляция. Система пока далека от совершенства. Ей присущи все традиционные культурные предрассудки, в том числе исключение женщин из числа судей и более мягкие наказания за преступления, совершенные против женщин. Но в остальном правосудие вершится быстро, и сообщество, как правило, удовлетворено его результатом. Поэтому правительствам других стран мира, столкнувшимся со схожими проблемами в посткризисной ситуации, стоит присмотреться к этой модели и адаптировать ее, учитывая, насколько успешно она решает задачу примирения. Независимо от того, решат ли люди передать свои цифровые свидетельства в трибунал в Гааге или в местный суд, у них, конечно же, будет больше возможностей участвовать в переходном процессе, целью которого является отправление правосудия и примирение общества. Они смогут мгновенно загружать документы, фотографии и иные материалы, имеющие отношение к участникам конфликта или к бывшему репрессивному режиму, в международный «облачный» банк данных, информация в котором структурирована и распределена в соответствии с различными делами. Позднее эти свидетельства могут использовать судьи, журналисты и другие заинтересованные лица. Возможность сохранять воспоминания участников событий и помещать отзывы о них позволит людям выразить свою обиду организованно (например, используя алгоритмы агрегирования наиболее содержательных комментариев) и поддержит их уверенность в том, что по окончании конфликта ничто не будет утрачено. Пользователи интернета смогут следить за ходом суда над наиболее крупными фигурами бывшего режима на экране своего мобильного телефона в режиме реального времени, в какой бы стране мира он ни проходил, и иметь под рукой всю информацию о любой стадии судебного процесса. Сохранение документальных свидетельств (как физических, так и виртуальных) о преступлениях павшего режима служит не только целям правосудия: если будут обнародованы все грязные секреты прежнего правительства, никогда больше власть не решится на подобные шаги. Политических экспертов часто беспокоит опасность скатывания государства назад, к авторитарному режиму, после завершения конфликта, и они внимательно следят за признаками такого поворота; предотвратить это поможет полное раскрытие информации о преступлениях прежнего режима: как именно преследовали диссидентов, как шпионили за населением в интернете, как выводили деньги из страны. Из всех рассмотренных нами тем будущее возрождения страны, вероятно, внушает наибольший оптимизм. Мало что может сравниться по разрушительности с вооруженным конфликтом или стихийным бедствием, или и тем и другим одновременно, но мы видим четкую тенденцию: восстановление после кризиса происходит все быстрее и со все более удовлетворительными результатами. В отличие от других аспектов геополитики мир действительно учится на каждом примере восстановления, разбираясь, что работает, что нет, а что может быть улучшено. Разумное применение коммуникационных технологий и повсеместный доступ в сеть ускорят восстановление после кризиса, помогут информировать людей, дадут им больше полномочий и помогут сделать общество лучше, сильнее и жизнеспособнее. И все, что для этого нужно, – немного творчества, хорошие каналы связи и воля к инновациям. жүктеу/скачать 4.27 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|