Гаспаров М. Л. Занимательная Греция

Жалкий, несчастный родитель, троих сыновей я лишился:

Первого сына сгубила, свирепо похитив из норки,

Нашему роду враждебная, неукротимая кошка.

Сына второго жестокие люди на смерть натолкнули,

С необычайным искусством из дерева хитрость устроив, -

Эту пагубу нашу ловушкой они называют.

Третий же сын, был и мой он любимец и матери нежной, -

Ах, и его погубил Вздуломорд, сманивши в пучину!

Но ополчимся, друзья, и грянем в поход на лягушек,

Тело, как должно, свое облачив в боевые доспехи!..

Мыши вооружаются по всем эпическим правилам:

Прежде всего облекли они ноги и гибкие бедра,

Ловко для этого стручья зеленых бобов приспособив, -

Их же в течение ночи немало они понагрызли.

А с камышей прибережных сняв шкуру растерзанной кошки,

Мыши, ее разодравши, искусно сготовили латы.

Вместо щита был блестящий кружочек светильни, а иглы

(Всякою медью владеет Арес!) им как копья служили.

Шлемом надежным для них оказалась скорлупка ореха.

Во всеоружье таком на войну ополчились мышата.

Лягушки - тоже:

Голени прежде всего они листьями мальвы покрыли,

Крепкие панцири соорудили из свеклы зеленой,

А для щитов подобрали искусно капустные листья.

Вместо копья был тростник у них длинный и остроконечный.

Шлем же для них заменяла улитки открытой ракушка.

Так на высоком прибрежье стояли, сомкнувшись, лягушки,

Копьями все потрясали, и каждый был полон отваги.

Зевс, как в "Илиаде", созывает богов и предлагает им помогать, кто кому хочет. Но боги

осторожны. "Не люблю я ни мышей, ни лягушек, - говорит Афина, - мыши грызут мои ткани

и вводят в расходы на починку, а лягушки кваканьем мешают мне спать;

Да и зачем вообще помогать нам мышам, иль лягушкам?

Острой стрелою, поди, и бессмертного могут поранить!

Бой у них ожесточенный, пощады и богу не будет;

Лучше, пожалуй, нам издали распрей чужой наслаждаться".

А на берегу болота уже начинается битва и уже гибнут (в безукоризненно гомеровских

выражениях) первые герои:

Первым Квакун Сластолиза (тот в передних рядах подвизался)

Метким копьем поражает в самую печень по чреву:

С грохотом страшным он пал, и доспехи на нем зазвенели.

Этому вслед Норолаз поражает копьем Грязевого

Прямо в могучую грудь: отлетела от мертвого тела

Живо душа, и упавшего черная смерть осеняет...

Соне Болотному смерть причинил Блюдолиз безупречный,

Дротик свой бросив, - и тьма ему взоры навеки покрыла.

Это увидел Чесночник и, за ноги труп расторопно

Крепкой рукою схвативши, в болото Болотного бросил.

Тут за убитого друга герой Крохоед заступился -

Ранил жестоко Чесночника в печень, под самое чрево:

Тело простерлось бессильно, душа же в Аид отлетела...

Мыши одолевают. Особенно среди них отличается

... Славный герой Блюдоцап, знаменитого сын Хлебоскреба.

Сам Зевс, глядя на его подвиги, говорит, "головой сокрушенно качая":

Боги! великое диво я вижу своими глазами -

Скоро, пожалуй, побьет и меня самого сей разбойник...

Зевс бросает с небес молнию - мыши и лягушки содрогаются, но не перестают воевать.

Приходится применить другое средство:

Вдруг появились создания странные: кривоклешневы,

В латы закованы, винтообразны, с походкой кривою,

Рот - словно ножницы, кожа - как кости, а плечи лоснятся,

Станом искривлены, спины горбаты, глядят из-под груди,

Рук у них нет, зато восьмеро ног, и к тому ж двухголовы.

Раками их называют... И тотчас они начинают

Мышьи хвосты отгрызать, а с хвостами и ноги и руки.

Струсили жалкие мыши и, копья назад повернувши, -

В бегство пустились постыдное... Солнце меж тем закатилось,

И однодневной войне волей Зевса конец наступает.

...А еще о петухах и кошках

Двести лет назад вы прочли бы в учебниках, что "Войну мышей и лягушек" написал,

конечно, сам Гомер. Сто лет назад вы прочли бы, что ее сочинили на два-три века позже, во

время греко-персидских войн (сухопутные персы, земноводные греки - чем не повод для

пародии?). Теперь вы прочтете, что она сочинена еще двумя веками позже, в александрийскую

эпоху, когда люди уже научились думать и писать не по-гомеровски и посмеиваться над

гомеровской манерой стало нетрудно. А впервые усомнились ученые в авторстве Гомера вот

почему. В "Войне мышей и лягушек" богиня Афина жалуется, что кваканье лягушек не дает ей

спать до петушьего пения. А петухи и куры появились в Греции только через двести лет после

Гомера: когда Гомер описывает богатые дома и дворы, там еще нет кур, а есть только гуси.

Разведение кур пришло из Азии, и курица еще долго называлась "персидской птицей". А

домашние кошки, приученные ловить мышей, появились в Европе совсем поздно, уже в

римскую эпоху. Кошки, о которых упоминается в "Войне мышей и лягушек", - только дикие

(лесные или камышовые) и очень хищные.

СЛОВАРЬ I

Все начинается с азбуки

В Паросской хронологической таблице было сказано: "Царь Кадм пришел из Финикии и

научил греков письменности". Здесь миф сохранил память о действительности: в самом деле,

греки заимствовали и очертания, и названия своих букв у финикийцев. А от греков их переняли,

по-разному видоизменив, с одной стороны, римляне с их латинским языком (и за ними все

народы новой Европы), а с другой - славяне, в том числе мы.

С буквами греческой азбуки можно встретиться и в математике, и в физике, и в

астрономии. Поэтому вот вам весь греческий алфавит: двадцать четыре буквы плюс три

добавочных. Слева написаны названия этих букв в финикийском языке и значения этих

названий.

В греческом языке было легкое придыхание, вроде Л в начале английского house или

немецкого Haus (хюдор - вода), и были три придыхательных согласных звука, вроде тх , пх и

кх. Но что значат эти стрелки и что значат эти цифры?

Стрелки значат, что некоторые буквы в разные эпохи произносились по-разному:

например, бета в древности произносилась б, а в средние века стала произноситься в (и

называться вита; отсюда наше слово "алфа-вит"). У этих перемен были некоторые

неожиданные последствия. В старину в русском алфавите было целых три буквы для звука и -

"И", "И с точкой" и "ижица" (писалась V); почему? Потому что русский алфавит вышел из

старославянского, а старославянский был создан в средние века по образцу греческого, а в

греческом тогда для и было как раз три буквы: эта (ита), йота и ипсилон. В русском алфавите

было две буквы для звука ф: "Ф" и "фита"; почему? По тому же самому: русская буква "Ф"

передавала греческое фи, а русская "фита" - греческую тэту. Одни и те же имена перешли в

латинский язык (и оттуда в европейские), когда в них звучали еще древние звуки, а в

славянский (и оттуда в русский), когда эти звуки стали звучать по-новому. Поэтому одно и то

же имя по-немецки или по-французски звучит Теодор, а по-русски Феодор, Федор;

по-итальянски Базилио, а по-русски Василий.

И не только имена. Можно сказать киник, и тогда ато будет означать философа одной

греческой философской школы; можно сказать циник, и тогда это будет означать человека

умного, но грубого и не желающего знать приличий. Почему так переосмыслилось это слово,

вы прочтете в этой книге дальше.

Поэтому на всякий случай помните: на самом деле древнегреческие названия часто

звучали совсем не так, как их произносим мы. Мы говорим Фивы, а грек говорил Тхэбай; мы

говорим Афины, грек говорил Атхэнай; мы говорим Сиракузы, грек говорил Сюракосай.

Впрочем, с названиями это дело обычное: точно так мы называем город Пари Парижем, Рома

- Римом, Ландон - Лондоном, а Вин - Веной.

А цифры значат вот что. У греков не было особых знаков для Цифр: числа обозначались

буквами. Чтобы написать 1994, писали А' E PD: 1000+900+90+4. От 1 до 999 хватало букв

алфавита (правда, к ним пришлось добавить три старинные и малоупотребительные; на таблице

они в скобках), тысячу обозначали А` , десять тысяч I `, а с очень большими числами греки

почти не имели дела. Поэтому слова и числа выглядели очень похоже. Буквы ХIА можно было

прочитать как слово хиа (женщина с острова Хиоса), и можно - как число: 600+10+1=611.

Такой игрой в числовые значения слов увлекались еще много веков спустя после того, как

перешли к более удобной записи чисел. Так, у Льва Толстого в "Войне и мире" Пьер Безухов,

обнаружив, что сумма букв-чисел в его имени и в имени Наполеона одна и та же, делает из

этого вывод, что именно ему предназначено судьбой убить Наполеона.

И не удивляйтесь, что одни и те же знаки "Н", "Р", "X" в русской и латинской азбуке

значат разные звуки. Русский алфавит восходит к восточногреческому, а латинский к

западногреческому, а между ними были небольшие отличия. Что же касается букв "П" и "Р",

то просто они первоначально писались Г и R, и потом в одном алфавите упростились в "П" и

"Р", а в другом в "Р" и "R".

Заодно с буквами вот вам кое-что и о числах. Корень одно- будет моно-, перво- прото-,

дву - ди-, трех - три, четырех - тетра, пяти - пента, шести - гекса, семи -гепта-, восьми -

окто-; десяти - дека-, сто - гекато-, тысяча - хили-, десять тысяч - мирна-. Многие из этих

корней вам знакомы: мон-арх, едино-властник; прото-н, перво-частица; ди-лемма, выбор между

двумя решениями; три-гоно-метрия, наука о соотношении сторон тре-угольников; тетра-дъ, то

есть попросту "четвертка", лист, сложенный вчетверо; пента-гон, "пятиугольник", так

называется здание американского военного министерства, построенное в форме

пяти-угольника. Гекато- исказилось в гект- и вошло в слово "гектар" (сто соток); хили-

исказилось в кило- и присутствует в таких употребительных словах, как "килограмм" и

"километр". А мириада (сто сотен) стало выражением неопределенно большого числа: "на

темном небе лучились мириады звезд..."

Часть вторая

ВЕК СЕМИ МУДРЕЦОВ, или Греция открывает закон

Разрастается доблесть,

Как дерево, мечущее зеленые ветви,

Возносясь во влажный эфир

Меж мудрыми и праведными мужами...

Что сказано хорошо,

То звучит, не умирая,

И ложится на всеродящую землю и море

Светлых дел

Негаснущий луч.

Пиндар

Древнейшие греки представляли себе мир и мировой порядок очень просто. Мир для них

был похож на удобное родовое хозяйство, которое сообща вела большая семья олимпийских

богов с ее домочадцами - низшими божествами, вела собственноручно, заботливо и деловито.

Каждый бог успевал всюду поспеть, каждый знал свое дело, но в случае необходимости мог

исполнить и чужое; каждый, завидев непорядок, тотчас вмешивался сам и восстанавливал

положение. Случались недоразумения и ссоры, как во всяком доме, но быстро улаживались. О

законах никто не думал: когда вы живете в семье, разве вам нужны законы? Здесь все кажется

простым, привычным и само собой разумеющимся: и что кому делать, и кому кого слушаться.

Время шло, жизнь становилась сложнее. Люди жили уже не родовыми поселками, а

городами и государствами, общих дел стало гораздо больше, споров и несогласий вокруг этих

дел - тоже. Раньше все дела были привычные, Повторяющиеся из поколения в поколение;

теперь все чаще приходилось сталкиваться с делами новыми и самим придумывать, как с ними

сообща управляться. В дополнение к старым обычаям понадобились новые законы. Но если

государство не может держаться без законов, то тем более не может держаться без законов

огромный мир: никакому олимпийскому семейству сразу всюду не поспеть, Всего не решить и

обо всем не договориться. Очевидно, и в Мире действуют какие-то общие законы, которым

подчиняются и боги, и звезды, и земля, и люди. Каковы же они?

С этих пор мысль о всеобщих законах, управляющих и природой, и человеческим

обществом, овладела умом грека и уже не покидала его.

Законы природы были предметом теоретическим, до них приходилось доходить умом.

Законы общества приходилось осваивать практически: их нужно было составлять самим. И

здесь начиналась жестокая борьба. Знать говорила: "Мы потомки богов и героев, наши деды и

прадеды правили этим государством и передали свой опыт нам, мы богаты, крепки телом, даже

грамотны - по справедливости власть должна принадлежать нам". Народ говорил: "Нас много,

на войне наш строй спасает государство, в мирное время наш труд кормит государство, без нас

знатные правители бессильны - по справедливости власть должна принадлежать нам".

Справедливость спорила со справедливостью: решать спор должен был закон.

Пока спор происходил в старых городах, борющихся сдерживала старая сила: обычай,

ссылка на заветы отцов. Но когда воздвигались новые города на новых местах, то здесь обычаев

не было. Старались, конечно, сохранить и на новых местах обычаи тех старых мест, откуда

явились основатели и поселенцы. Но их нужно было согласовать, нужно было отбросить что-то

устарелое и добавить что-то непредусмотренное; не приложив ума, с этим было не справиться.

Так появились первые записанные и - что важнее - первые продуманные законы.

А новых городов на новых местах именно в эту пору строилось очень много. Это были

колонии.

Греция - каменистая бесхлебная страна, край пастухов и рыбаков. Плодородных долин

было мало. Перенаселение грозило ей голодом. Спасаясь от голода, Греция искала новых

земель для заселения. Мы видели, как были заселены ближние заморские земли -

малоазиатский берег Эгейского моря. Теперь пришел черед и для дальних заморских земель.

Есть старинное русское слово "выселки" - когда часть жителей селения снимается с

места, перебирается на новое и там ставит отдельное селение. Именно таковы были новые

заморские города греков. Мы их называем латинским словом "колонии". Но не надо понимать

его в современном смысле слова: "зависимые и эксплуатируемые земли". Новые города были

независимы от старых, откуда выселились их жители, и нимало не эксплуатировались ими. Это

было отношение взрослых детей к родителям: независимое, но с почтением. Государство,

основавшее колонию, так и называлось по-гречески: "метрополия", то есть "город-мать".

У греческой колонизации было три направления. Первое - на запад: там были заселены

берега Южной Италии и Сицилии (где вырос город Сиракузы), а передовые поселения

продвинулись еще дальше. Второе - на север: через Мраморное море в Черное море и по его

берегам, вплоть до нынешних Ольвии, Херсонеса, Керчи и Риони. Третье - на юг: через

Средиземное море, в Кирену и окрестные места. Все колонии были приморские. "Греки живут

вокруг моря, как лягушки вокруг болота", - говорил философ Платон. Отправляясь в путь,

переселенцы обращались к дельфийскому Аполлону за советом, куда ехать, зажигали факел от

священного огня "города-матери", садились на суда с женами и детьми и плыли к чужим

берегам. Там договорами или силой отбирали у местных племен кусок прибрежной земли,

ставили храмы, возводили дома и засевали поля.

Иногда целые города бросали старые места и переправлялись на новые. Когда персы

осадили ионийский город Фокею, то фокейцы всем народом сели на корабли, бросили в море

кусок железа, сказали: "Когда это железо всплывет из моря, тогда и мы вернемся под власть

персов!" - и отплыли в западные моря.

Иногда отплывал не целый народ, а целое поколение. Тарент, самый большой греческий

город в Италии, был основан так. Шла первая Мессенская война. Десять лет спартанцы

осаждали мессенцев на горе Ифоме, поклявшись не возвращаться в Спарту до победного конца;

десять лет спартанки в Спарте ждали мужей и не рождали детей. Спартанцы забеспокоились,

что останутся без потомства, и позволили женам взять в наложники илотов. Родились дети,

выросли, потребовали гражданских прав, но война уже кончилась, и им отказали. Тогда они

всем поколением выселились в Италию и основали там Тарент. Во главе переселенцев был сын

того спартайнца, который подал совет завести детей от илотов.

Потомок аргонавтов Батт с острова Феры был заикою. Он отправился в Дельфы спросить,

как ему избавиться от заикания. Оракул сказал: "Выведи поселение в Ливию". Батт удивился,

потому что спрашивал он совсем не об этом, но послушался оракула. Греки высадились на

песчаном ливийском берегу, и Батт вышел в степь вознести молитву Аполлону. Вдруг он

услышал страшное рычание: перед ним стоял лев. Батт взмолился к Аполлону, чтобы бог

охранил его, безоружного, и от потрясения молитва слетела с его губ внятная и незаикающаяся.

Так Батт избавился от недуга, а в Ливии была основана Кирена.

Новые города росли и богатели. Из колоний везли в Грецию зерно, металлы, рабов, из

Греции в колонии - вино, оливковое масло, изделия кузнецов и гончаров. Греческие города в

Италии величали себя "Великой Грецией", и о привольной жизни в них рассказывались чудеса.

В Таренте было больше праздников в году, чем будней; тарентинцы говорили: "Мы одни

живем по-настоящему, а все другие лишь учатся". В сицилийском Акраганте дома и обеды

были так роскошны, что философ Эмпедокл сказал: "Здешние люди строятся так, словно им

жить вечно, а едят так, словно им завтра умереть". А в Сибарисе были такие богачи, которые

спали на розовых лепестках и еще жаловались, что им жестко. Слово "сибарит" с тех пор стало

означать лентяя и неженку:

Червонцев я себе повытаскаю груду -

Так завтра же богат я буду

И заживу, как сибарит.

(И. А. Крылов, "Бедный богач")

ЗАКОНЫ

Здесь, в новых городах, раньше всего явились писаные законы. Для городов Италии и

путали. Потом уже появились в Афинах законы Дракона, в Митиленах законы Питтака и т. д.

Греки помнили: что имеет начало, то имеет и конец. Старинные неписаные законы не

имели начала, они восходили к незапамятным временам и потому соблюдались. Законодатели

боялись, что к новым законам такого уважения не будет, что их станут менять и отменять. А

иметь меняющиеся законы - это все равно что не иметь никаких. Поэтому прежде всего они

заботились о нерушимости своих предписаний.

Кто захочет внести в закон хоть какое-нибудь изменение, постановили Залевк и Харонд,

тот должен явиться в народное собрание с петлей на шее и сделать свое предложение. Если его

отвергнут - он должен тут же на месте удавиться. Если при разбирательстве какого-нибудь

дела одна сторона будет толковать закон так, а другая иначе, то оба спорящих должны явиться

в суд с веревками на шее, и чье толкование будет отвергнуто, тот должен на месте удавиться.

Говорят, что эти меры помогли, и за триста лет в законы Залевка и Харонда внесены были

только два улучшения. Первое было такое. В первоначальном законе говорилось: "Если кто

кому выколет глаз, то сам должен лишится глаза"; к этому было добавлено: "...а если выколет

одноглазому, то должен лишиться обоих". Все согласились, что это справедливо. Второе было

такое. В первоначальном законе говорилось: "Кто развелся бездетным, тому дозволяется взять

новую жену"; к этому было добавлено: "...но не моложе прежней". С этим тоже все

согласились.

Если же от первого брака у человека были дети, то второй брак ему не разрешался совсем.

У Харонда об этом сказано: "Кто в первом браке сумел быть счастлив, тот не порти себе

счастья; кто не сумел, тот не повторяй несчастья".

Закон требовал слушаться всех, кто имел право приказывать. Если врач запрещал

больному пить вино, а больной пил и выздоравливал, больного казнили за неповиновение

врачу. Потому что, кто не слушается приказов, тот не будет слушаться и законов.

За клевету, за трусость, за роскошь наказывали стыдом. Кто уличен в клевете, тот должен

носить, не снимая, миртовый венок, чтобы все видели, с кем имеют дело. Кто уличен в

трусости, тот должен три дня сидеть на площади в женском платье. А о роскоши закон гласил:

"Тонкие ткани и золотые украшения лицам хорошего поведения носить воспрещается, лицам

дурного поведения - разрешается".

Не все законы были такие мягкие. В Афинах первые писаные законы составил Дракон: в

них за все проступки, малые и большие, назначалось только одно наказание - смерть. Его

спрашивали, почему так строго. Он отвечал: "Ни меньшего, ни большего наказания я

придумать не мог". Потомки говорили: "Драконовы законы писаны не чернилами, а кровью".

Встречались, конечно, и такие случаи, которые точно под закон не подходили.

Законодателей спрашивали: "Чем пожертвовать: законом или человеком?" Законодатели

отвечали: "Законом. Лучше, чтобы остался безнаказанным виновный, чем оказался наказанным

невинный: первое - ошибка, второе - грех".

Вообще же законы следовало соблюдать во что бы то ни стало. "Лучше дурные законы,

которые соблюдаются, чем хорошие, которые не соблюдаются", - говорили греки. Оба

древнейших законодателя показали это своим примером. У Залевка сын совершил

преступление, за которое по закону полагалось выколоть оба глаза. Залевк не стал его

оправдывать и только попросил суд, чтобы один глаз выкололи у сына, а второй - у него

самого. Что сказали на это судьи, мы не знаем. Харонд запретил в законе появляться в

народном собрании при оружии, а сам однажды, преследуя врага, вбежал в собрание с мечом на

боку. "Ты нарушаешь собственный закон, Харонд!" - крикнули ему. "Нет, подтверждаю!" -

ответил он, выхватил меч и пронзил себе грудь.

СОЛОН-МИРОТВОРЕЦ

Самым мудрым из законодателей этого времени считался афинянин Солон.

Он был не только мудрец, но и воин и поэт. Первую свою славу он приобрел вот как.

Афины вели войну с Мегарою за остров Саламин. Афиняне потерпели такое поражение, что в

отчаянии собрались и постановили: от Саламина отказаться навсегда, а если кто вновь

заговорит о войне за Саламин, того казнить смертью. Но Солон придумал, как заговорить о

запретном. Он притворился сумасшедшим, который не может отвечать за свои слова.

Всклокоченный, в рваном плаще, он выбежал на площадь, вскочил на камень, с которого

выступали глашатаи, и заговорил с народом стихами. В стихах говорилось:

... Лучше бы мне не в Афинах родиться, а в месте безвестном,

Чтобы не слышать укор: "Сдал он врагам Саламин!"

Если ж афиняне мы, то вперед - и на остров желанный!

Смело на бой, чтобы смыть с родины черный позор!

Услышав эти стихи, народ словно сам обезумел: люди схватили оружие, бросились в

поход, одержали победу и заключили мир. Доводы, которыми помогла им получить Саламин

"сказка на каждом шагу", мы уже пересказали в другом месте.

Когда в Афинах внутренние раздоры дошли до предела, Солон был избран архонтом для

составления новых законов. Он сделал, говорят, очень многое. Он запретил в Афинах долговое

рабство и вернул кабальным должникам отнятые у них наделы. Он допустил к участию в