Гаспаров М. Л. Занимательная Греция

Шел осел через реку с грузом соли, поскользнулся и упал; соль подтаяла, и ему стало

легче. Он обрадовался и в следующий раз, подойдя к реке, упал уже нарочно. Но на этот раз

был на нем груз губок, губки от воды разбухли, отяжелели, и осел утонул.

Зевс устроил праздник и для всех животных выставил угощение. Не пришла одна

черепаха, сказавши: "В гостях хорошо, а дома лучше". Рассердился Зевс и заставил ее вечно

таскать на спине свой собственный дом.

Шел человек зимой по лесу и заблудился. Пожалел его лесной сатир, привел в свою

пещеру, предложил горячей похлебки. Вошел человек, стал дышать себе на руки. "Что ты

делаешь?" - "Отогреваю их". Сел человек, стал дуть на похлебку. "Что ты делаешь?" -

"Стужу ее". Помрачнел сатир, вывел гостя и прочь послал. "Видно, - говорит, - двуличный

ты человек, если у тебя из одних и тех же губ и тепло идет, и холод".

У отца было две дочери. Одну он выдал за огородника, другую - за горшечника. Пришел

навестить первую, спросил, как дела; та отвечала: "Да вот молим богов, чтобы дождь пошел и

овощи напились". Пришел навестить вторую, спросил, как дела; та ответила: "Да вот молим

богов, чтобы солнышко светило и горшки хорошенько просохли". Сказал отец: "Если так, то с

кем же из вас молиться мне?".

Сделал мастер статую Гермеса и понес на рынок. Никто не подходил; тогда он стал

кричать: "Вот продается бог, податель благ, хранитель прибыли!" Спросил его прохожий: "Что

же ты такого полезного бога не у себя держишь, а на рынке продаешь?" Мастер ответил: "От

него польза нескорая, а мне нужна скорая".

Был человек бегун и прыгун, только неудачливый. От досады он уехал из родных мест, а

потом вернулся и стал рассказывать, как хорошо выступал он в других городах, а на Родосе

сделал такой прыжок, какого никто не делал; все, кто там был, это видели! Но на это сказал

один из земляков: "Дорогой мой, если ты правду говоришь, зачем тебе свидетелей звать? Вот

тебе Родос, тут ты и прыгай!"

МЕРА, ВЕС, МОНЕТА

"Закон - это мера", - говорили греки, и повторяем мы. Но ведь у слова "мера" есть и

прямое значение - единица измерения. Греки его не забывали и даже, как мы помним,

называли, кто у них первый завел точные меры, вес и монету: аргосский царь Фидон. Это была

первая система мер в Европе; посмотрим же на нее.

Стадий = 100 охватов ~ 185 м.

Охват = 4 локтя = 6 ступней ~ 1 м 85 см.

Локоть = 2 пяди ~ 46 см 2 мм.

Ступня = 4 ладони ~ 30 см 8 мм.

Пядь = 12 пальцев ~ 23 см 1 мм.

Ладонь = 4 пальца ~ 7 см 7 мм.

Палец ~ 1 см 9 мм.

И удобство и неудобство этой системы сразу бросаются в глаза. Удобство - в том, что

все единицы почти точно соответствуют размерам человеческого тела, от пальца до охвата рук

(по-русски - "сажень", "сяжень", насколько можно "досягнуть" руками), - смерьте! -

незачем и линейку с собой носить. Неудобство - в том, что пересчет из одних единиц в другие

очень громоздок: попробуйте быстро сказать, сколько ладоней в охвате? Ничего не поделаешь,

так уж сложено человеческое тело. Зато нетрудно представить, какой хорошей школой

изучения пропорций были эти меры для художников и скульпторов.

Почему греческий стадий был именно такой длины, этому я читал два объяснения.

Первое: это расстояние, которое может пройти пахарь за плугом от передышки до передышки

(само слово "стадий" приблизительно и значит "стоянка"). Второе: это расстояние, которое

может пробежать бегун на самой высокой скорости. Я спросил моего знакомого специалиста по

античному спорту, так ли это. Он посчитал данные современных олимпийских рекордов, и

оказалось: да, так, самую высокую скорость бегун развивает не на стометровке, а на

двухсотметровке! Разница, конечно, маленькая-маленькая; какова же была, зоркость греков, что

они это заметили!

Бочка для зерна (медимн) = 48 дневных пайков ~ 52,2 л.

Дневной паек (зерновой) = 4 кружки ~ 1,1 л.

Бочонок для вина (амфора) = 12 кувшинов " 39,3 л.

Кувшин = 12 кружек ~ 3,3 л.

Кружка = 6 черпаков ~ 0,27 л.

Черпак (киаф) ~ 0,045 л.

Здесь тоже легко понять систему мер: в основе ее - кружка, которую удобно держать в

руке, паек, который человек съедает в день, и другие столь же практичные меры. Греческая

кружка - чуть цоболыпе нашего стакана, а греческий черпак - точь-в-точь такой, каким и

сейчас хозяйки пользуются на кухне.

Талант = 60 мин ~ 26,2 кг.

Мина (фунт) = 100 драхм ~ 436,6 г.

Драхма (горсть) = 6 оболов ~ 4,4 г.

Обол (прут) ~ 0,7 г.

Происхождение мер веса немного более запутанно. Талант (нагрузка, полный вес) - это

тяжесть, которую может нести на себе один носильщик; это можно себе представить. Обол -

это столько, сколько весят 12 ячменных зерен, этих простейших подручных разновесков. А

соотношения и названия установились лишь тогда, когда греки приступили к чеканке монеты.

Монеты обычно чеканились из серебра, потому что золота в Греции почти нету. Такое

количество серебра, на которое можно было купить барана или бочку ячменя, стало главной

монетой и весовой единицей - драхмой. А названия "драхма" и "обол" перешли на эти

монеты с тех времен, когда и серебро еще не было в ходу, а вместо денег служили бронзовые и

железные прутья (такие, какие еще долго ходили в Спарте). Промежуточная же единица "мина"

была заимствована с Востока, и название ее - не греческое. Мина - это примерно столько

бронзы, сколько можно купить за один обол серебра.

Сперва денег чеканилось мало, и поэтому ценились они дорого: баран стоил драхму, бык

- пять драхм. Но так как чеканить деньги все-таки легче, чем разводить скот и сеять хлеб, то

количество денег в обороте росло быстрее, чем количество быков, баранов и бочек ячменя.

Поэтому деньги постепенно дешевели, а товары дорожали: через полтораста лет бык уже стоил

50 драхм, а баран 10 драхм. Поэтому подсчитывать, скольким рублям и копейкам равняется

драхма, мы не будем: в разные времена это было по-разному.

Монеты в одну драхму и меньше были маленькие, как серебряные чешуйки; вместо

кошелька их носили во рту за щекой. Чеканить предпочитали тетрадрахмы - монеты по

четыре драхмы. Величиной они были с наши прежние пятнадцати-, двадцатикопеечники. В

Афинах на лицевой стороне тетрадрахм изображалась голова богини Афины, на оборотной -

ее священная птица, сова. ("Не носи сов в Афины", - говорила греческая пословица; это

значило: в Афинах и так денег много.) В Коринфе изображали на монетах крылатого Пегаса, в

Эфесе - пчелу, в Фокее - тюленя (по-гречески тюлень - "фока"), в Эгине - черепаху

(морскую, пока Эгина была великой морской державой, и сухопутную - потом).

Впоследствии, когда деньги подешевели, монеты пришлось делать крупнее, и на них стало

возможно изображать целые мифологические сцены; по тонкости чеканного рисунка они часто

замечательны.

ТЕРПАНДР И АРИОН

По-гречески "закон" будет "номос". Слово это многозначно, и одно из его значений

неожиданно. Оно значит: "музыкальное произведение строгой формы". Почему? Потому что

для грека музыка была самым совершенным выражением порядка. Когда все звуки согласованы

со всеми, они звучат прекрасно; когда хоть один выбивается из согласия - вся гармония

гибнет. Там, где в мире все упорядочено до совершенства, сама собой возникает музыка: глядя

на мерное круговое движение небесных светил, греки верили, что они издают дивно

гармонические звуки, "музыку сфер", и мы ее не слышим только потому, что с младенчества к

ней привыкли. И наоборот, там, где возникает музыка, все вокруг из беспорядка приходит в

порядок: когда мифический Орфей играл на лире, то слушавшие его дикари переставали быть

дикарями, подавали друг другу руки, договаривались об общих законах и начинали жить

семьями, городами и государствами.

В самых древних лирах нижней частью корпуса служил панцирь черепахи (хороший

резонатор для звука!), а верхней - два рога козы. В более поздних кифарах полый корпус

изготовлялся из дерева или металла. Лиры изображены в верхнем ряду, кифары - в нижнем

Орфей погиб, растерзанный вакханками - неистовыми служительницами бога Диониса,

которые хотели жить не по закону, а по природе, как ветер дует и трава растет. Его голову и

лиру бросили в море. Их понесло волнами и вынесло по другую сторону моря - на остров

Лесбос. И Лесбос стал колыбелью греческой музыки. На нем родились Терпандр и Арион.

Спарта была сильна мужами и крепка оружием. Но два раза это не могло выручить ее из

беды - и тогда ее спасало не оружие, а песня. Один раз это было во время внешней войны - с

Мессенией: тогда Спарту спас афинский гость - поэт Тиртей. Другой раз это было опаснее -

во время внутренних раздоров: тогда Спарту спас лесбосский гость - Терпандр.

Из-за чего возникли раздоры, никто не помнил, но они были страшные: город был как

безумный, люди бросались друг на друга с мечами и на улицах и в застольях. Обратились в

Дельфы; оракул сказал: "Призовите Терпандра и почтите Аполлона". Призвали Терпандра. В

руках у него была невиданная лира - не четырехструнная, какую знали раньше, а

семиструнная, какой она и осталась с тех пор. Он ударил по струнам - и, слушая его мерную

игру, люди стали ровнее дышать, добрее друг на друга смотреть, побросали оружие, взялись за

руки и, ступая в лад, повели хоровод в честь бога Аполлона. Он играл перед советом и

народным собранием - и несогласные приходили к согласию, непримиримые мирились,

непонимающие находили общий язык. Он играл в застольях и домах - ив застольях

воцарялась дружба, а в домах - любовь. Потомки ничего не запомнили из песен Терпандра -

разве что несколько строчек. Но память его благоговейно чтили во все века.

Как Терпандр приплыл с Лесбоса в Спарту, так Арион прибыл с Лесбоса в Коринф -

учить греков закону гармонии. Это было уже при тиране Периандре. Угождая народу,

Периандр завел в Коринфе праздники в честь Диониса, бога вечно возрождающейся природы.

На праздниках выступали хоры; участники хоров были одеты сатирами - веселыми

козлоногими спутниками Диониса; они пели песни о его деяниях - не такие торжественные,

но такие же стройные, как и в честь Аполлона, а сочинял эти песни Арион.

Отслужив Периандру, Арион поехал с песнями в другие города, заработал там много

денег и пустился обратно в Коринф. Корабельщики, с которыми он плыл, увидели его богатство

и решили Ариона убить, а деньги его поделить. Разжалобить их было невозможно. Тогда Арион

попросил об одном: он споет свою последнюю песню и сам бросится в море. Ему позволили.

Он надел свой лучший наряд, взял в руки лиру, встал на носу корабля, громким голосом пропел

высокую песнь и бросился в море. И случилось чудо: из моря вынырнул дельфин, принял

Ариона на свою крутую спину и после долгого плавания вынес его на греческий берег.

Изумленный Периандр воздал Ариону почести, как любимцу богов, корабельщики были

наказаны, а на том берегу поставили медную статую человека верхом на дельфине.

Двадцать пять веков спустя от имени этого Ариона написал свое аллегорическое

стихотворение Пушкин - о том, что, несмотря ни на какие бедствия, он верен своим идеалам:

Я гимны прежние ною И ризу влажную мою Сушу на солнце под скалою.

МЕДНЫЙ БЫК

Благо было тем городам, в которых закону удавалось примирить народ и знать! Но

случалось это редко. То тут, то там вспыхивали усобицы, дело доходило до оружия, и пощады

не было никому. В городе Милете народ выгнал аристократов, а детей их бросил на ток и

растоптал бычьими копытами. А когда аристократы вернулись, они схватили детей своих

противников, вымазали в смоле и заживо сожгли.

Собираясь у алтарей богов, аристократы произносили присягу: "Клянусь быть черни

врагом и умышлять против нее только злое..." На пирах они под звуки флейт повторяли стихи

Феогнида Мегарского: "Крепкой пятою топчи пустодумный народ беспощадно, бей его острым

бодцом, тяжким ярмом придави!.." А народ отвечал им такою же ненавистью.

Знать была сильна единством. Но иногда это единство нарушалось. Или род ссорился с

родом, или находился талантливый одиночка, считавший, что строгие нравы

аристократического равенства сковывают его силы. Тогда он мог обратиться к народу: "Я ваш

друг; соперники мои - ваши угнетатели; помогите мне против них - и я помогу против них

вам". Если такой человек показал себя удачливым на войне и щедрым в мире, то народ за ним

шел. Он захватывал власть, расправлялся с врагами, и враги называли его тираном.

В наше время слово "тиран" значит просто "жестокий правитель". У греков это слово

значило "правитель, незаконно захвативший власть". Нашего Павла I, хоть он и был жесток,

греки тираном не назвали бы. А Наполеона назвали бы.

Знать ненавидела тиранов, народ им не доверял. Со знатью тираны расправлялись, народ

они привлекали добычами от войн и доходами от торговли. Расправы были действительно

страшные, а рассказы о них - еще страшней...

Самым знаменитым был рассказ о медном быке Фаларида, тирана из Акраганта в

Сицилии. Медник Перилл сделал для него статую быка, пустую внутри; в боку была дверца, а

под медным брюхом разжигали костер. Кого Фаларид хотел казнить, того он бросал внутрь

быка и сжигал заживо. Крики умирающих гудели в полой меди, и казалось, что бык мычит.

Перилл не самостоятельно изобрел эту смертельную машину. У сицилийских греков был

опасный сосед: карфагеняне. Город Карфаген, колония финикиян, стоял напротив Сицилии на

африканском берегу. Рассказывали, что когда-то финикийская царица Дидона, изгнанная из

родных мест, приплыла сюда и попросила африканцев продать ей столько земли, сколько

обнимет бычья шкура. Они согласились. Тогда Дидона разрезала бычью шкуру на тонкие

ремни, оцепила ими крутой прибрежный холм и на этом холме выстроила крепость Бирсу:

по-финикийски это слово означает "крепость", а по-гречески - "бычья шкура". Вокруг

крепости вырос город Карфаген. В нем молились финикийским богам, а в трудные времена

приносили им человеческие жертвы. Говорили, будто в их храме стояла медная статуя бога с

пустым туловищем и в ней сжигали в дар богу детей-первенцев, а родители должны были

смотреть на это с радостными улыбками. Вот этому карфагенскому изобретению и подражал

Перилл, когда делал своего медного быка. Смертоносную технику часто перенимают охотнее и

раньше, чем технику, полезную для жизни.

Впрочем, не все верили этим рассказам о Фалариде. Говорили, будто Перилл

действительно сделал и поднес ему страшного быка, но Фаларид этому так ужаснулся, что

приказал схватить Перилла и самого сжечь в его медном чудовище. (Судьба его стала

примером пословицы: "Не рой другому яму, сам в нее попадешь".) А потом над медной статуей

совершили очищение, как после убийства, и отправили ее в Дельфы, в дар Аполлону.

Кстати, о тиране Фалариде

Тиран Фаларид, сжигавший людей в медном быке, имел еще одну удивительную славу.

Очень долгое время он считался самым первым в Греции писателем-прозаиком. Первый поэт -

Гомер, а первый прозаик - Фаларид. Получилось это вот как.

В древнегреческих школах - много позже, уже после Александра Македонского и потом

при римских императорах, - были упражнения по развитию речи. Одним из них было

сочинение писем от имени старинных исторических лиц. Что написал бы Анахарсис Салону,

предлагая стать его другом? Что ответил бы ему Солон? Что написал бы мудрец Фалес царю

Крезу, когда тот решил воевать с персами? Как оправдывался бы Фемистокл, когда ему

пришлось - вы об этом еще прочитаете - бежать в Персию? Какие письма разослал бы

друзьям перед смертью Сократ? И, конечно: как оправдывался бы тиран Фаларид в своих

злодействах? Может быть, ссылался бы на то, что и другие тираны не лучше его? А может

быть, уверял бы, что все - клевета, быка он посвятил богам и никого в нем не сжигал?

Таких писем-упражнений сочинялось очень много. Лучшие из них переписывались по

многу раз, собирались в сборники. Проходили столетия, прошлое забывалось, люди

становились легковернее и думали, что эти письма и вправду писали Анахарсис, Солон, Фалес,

Фемистокл, Сократ, Фаларид. Фаларид был из них самым древним, письма его были написаны

не менее красиво, чем другие, поэтому к ним относились с уважением. Отсюда и слава

тирана-литератора.

Только в XVII в. один английский филолог написал разбор, в котором показал, что в

"письмах Фаларида" и события упоминаются такие, о которых он еще не мог знать, и слова

употребляются такие, которые появились в языке лишь много позже. В истории науки о

древности это стало большим событием.

КИЛОНОВА СКВЕРНА

Самыми знаменитыми тиранами этой поры были Кип-сел с Периандром в Коринфе,

Поликрат на Самосе и Писистрат с сыновьями в Афинах. Но прежде чем рассказывать о них,

нужно рассказать о Килоне, которому так и не удалось стать тираном.

Это было еще за поколение до Солона. Знатный афинянин Килон одержал победу на

Олимпийских играх и почувствовал себя избранником богов. Он решил стать тираном в

Афинах. Друзей у него было много, соседние тираны обещали ему поддержку, а народ мог

легко увлечься славой олимпийского победителя. Килон дождался летнего праздника Зевса

Олимпийского и с отрядом товарищей захватил афинскую крепость - акрополь.

Но народ не пошел за Килоном. Афиняне сбежались с оружием и осадили акрополь.

Осаду возглавил архонт Мегакл из рода Алкмеонидов. Осада затянулась, осажденные начали

страдать от голода и жажды. Килон пал духом и бежал из акрополя, оставив товарищей на

произвол судьбы. Тогда они прекратили сопротивление, а сами сели вокруг алтаря перед

храмом Афины. Здесь они были под защитой богини. Но сидеть там без конца тоже было

нельзя: если бы кто-нибудь из них умер от голода, это стало бы осквернением святыни.

Мегакл и его родичи Алкмеониды предложили пленным выйти из храма и явиться на суд

ареопага. Им обещали не делать ничего дурного. Но пленники мало доверяли этим обещаниям.

Они взяли длинную веревку, привязали конец ее к алтарю Афины и, держась за другой ее

конец, сошли нетвердыми шагами с Акрополя. Это значило, что и здесь они остаются под

покровительством Афины.

Тут и совершилось злодеяние, запятнавшее весь род Алкмеонидов. Когда пленники были

уже на полпути между холмом акрополя и холмом ареопага, веревка вдруг разорвалась - или

кто-то ее перерезал. "Бейте их: богиня от них отрекается!" - крикнул архонт Мегакл. Толпа

бросилась на кучку беззащитных и растерзала их.

Потом, как водится, пришла расплата: моровые болезни, неудачи в битвах, дурные

знамения со всех сторон. Решили, что это гнев Афины и нужно произвести великое очищение

всего города от скверны убийства. Для этого был приглашен самый святой человек в Греции -

критский гадатель Эпименид.

Вы не читали американскую сказку о Рип ван Винкле? Точно такой рассказ был у греков

об Эпимениде. Когда он был еще юношей, отец послал его в поле за пропавшей овцой. Его

застиг полдень, он прилег переждать жару и проспал пятьдесят семь лет. Проснувшись, он стал

искать овцу, не нашел, вернулся в усадьбу и увидел, что там все переменилось и хозяин новый;

пошел в город, там незнакомые люди стали спрашивать его, кто он такой; и, только отыскав

своего младшего брата, уже седого и дряхлого, он понял, в чем дело. После этого чуда его стали

почитать любимцем богов. А всего, говорят, он прожил сто пятьдесят семь лет, из которых

пятьдесят семь - во сне.

Великое очищение Эпименид совершил так. Он велел согнать на место преступления

стадо черных и белых овец, дать им разбрестись, куда хочется, и, где какая ляжет, там принести

жертву и воздвигнуть жертвенник с надписью: "Неведомому богу". А Мегакл, зачинщик

скверны, был изгнан из Афин, и с тех пор угроза изгнания вечно висела над каждым его

потомком.

Афиняне хотели дать Эпимениду талант денег, но он отказался и попросил только ветвь

от их священной оливы - той, которую взрастила сама богиня Афина. С нею он и вернулся на

Крит. А по разным концам Аттики еще долго стояли алтари с загадочной надписью:

"Неведомому богу". И когда семь веков спустя (так рассказывают христиане) в Афины пришел

с проповедью новой веры апостол Павел и его привели на Ареопаг и спросили: "О каком новом

боге говоришь ты нам?" - он будто бы показал афинянам на такой алтарь и сказал: "Вот об

этом, которого вы, сами не зная, чтите".

КИПСЕЛ И ПЕРИАНДР

На перешейке между средней и южной Грецией, между двух морей стоял город Коринф с

гаванями на обоих морях. Крепость его возносилась на неприступной скале так высоко, что с

нее можно было видеть с одной стороны Афины за широким проливом, с другой - Парнас над

дальними Дельфами. Через город шли пути и сухопутные - с юга на север, и морские - на

запад и восток. Коринф был могуч и богат.

Правил Коринфом знатный род Бакхиадов. Каждый год они выбирали градоправителя из

членов своего рода, а чтобы крепче держать власть, они по старинному обычаю выдавали

дочерей замуж только внутри рода. Но у одного из Бакхиадов была хромая дочь - Лабда. Ее

никто не хотел брать в жены, и поэтому ее выдали, в нарушение обычая, за простого

крестьянина. У Лабды родился сын. Она Послала к оракулу спросить о его судьбе. Оракул

сказал:

Камень тобою рожден, и раздавит он лучших в Коринфе.

убить. За ним послали Десять человек в деревню к Лабде. Посланные сговорились: кому

первому она даст ребенка, тот и ударит его головой о камень. Молодая женщина радостно

вынесла им спеленутого младенца: она думала, что это ее отец хочет Увидеть внука. Один из

посланных взял младенца на руки и, перед тем как ударить его о камень, заглянул ему в лицо.

Младенец тоже взглянул в лицо нагнувшемуся надним воину и доверчиво улыбнулся. У воина

дрогнули руки - вместо того чтобы бросить ребенка оземь, он быстро передал его другому и

отошел в сторону. Второй посмотрел на малютку и отдал его третьему, третий - четвертому, а

когда он дошел до последнего, тот поколебался мгновение и вернул дитя матери. Лабда,

недоумевая, унесла ребенка в дом, а десятеро посланных набросились друг на друга, упрекая в

малодушии. Наконец решили войти в дом все сразу и умертвить малютку вместе. Но Лабда

стояла за дверью и слышала их разговор. Она испугалась и спрятала младенца в ларец. Воины

вошли в дом, обыскали все комнаты, но в ларец не заглянули. Мальчик остался жив, и звали его

с этих пор Кипсел, что по-гречески значит "ларец".

Когда он вырос и узнал об оракуле, полученном при его рождении, он решил захватить

власть в Коринфе. На всякий случай он еще раз обратился к оракулу. Оракул сказал:

Благословен, о Кипсел, ты и дети твои, но не внуки!