Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. Том Философия дух

Во-вторых, согласно различию между рабом и господином, господин в рабе и в его службе имеет наглядное представление значимости своего единичного для-себя-бытия; при этом, однако, именно посредством снятия непосредственного для-себя-бытия это снятие выпадает на долю другого. Однако этот последний, т. е. раб, па службе у своего господина постепенно полностью теряет свою

245

индивидуальную волю, свою самостоятельность, снимает внутреннюю непосредственность своего вожделения и в этом самоовнешнении (Entaufierung) и страхе перед господином полагает начало мудрости — переход к всеобщему самосознанию.

246

Упомянутое рабское повиновение образует, как сказано, только начало свободы, ибо то, чему при этом покоряется природная единичность самосознания, не есть в-себе-и-для-себя-сущая, истинно всеобщая, разумная воля, но единичная, случайная воля другого субъекта. Таким образом, здесь выступает только один момент свободы — отрицательность себялюбивой единичности; наоборот, положительная сторона свободы приобретает действительность только тогда, когда, с одной стороны, рабское самосознание, освобождаясь как от единичности господина, так и от своей собственной единичности, постигает в-себе-и-для-себя-разумное в его независимой от особенности субъектов всеобщности и когда, с другой стороны, самосознание господина — благодаря общности потребностей раба и господина и заботе об их удовлетворении, а также благодаря тому, что господин созерцает предметное снятие непосредственной единичной воли в лице раба,— приводится к тому, чтобы признать это снятие как истинное также и в отношении к себе самому и сообразно с этим и свою собственную себялюбивую волю подчинить закону в-себе-и-для-себя-сущей воли.

г) Всеобщее самосознание

§ 436

Примечание. Это всеобщее новое проявление самосознания — понятие, которое в своей объективности знает себя как субъективность, тождественную с самой собой и потому всеобщую, есть форма сознания субстанции

247

каждого существенного вида духовности — семьи, отечества, государства, равно как и всех добродетелей — любви, дружбы, храбрости, чести, славы. Но это проявление субстанциального может быть также и отделено от последнего и быть удерживаемо само по себе в мнимой чести, в суетной славе и т. д.

248

§ 437

Примечание. Разум как идея (§ 213) выступает здесь перед нами в определении, согласно которому противоположность понятия и реальности вообще, единством чего и является разум, получила здесь более определенную форму для себя существующего понятия, сознания и — в противопоставлении сознанию — внешне имеющегося налицо объекта.

Прибавление. То, что в предшествующем параграфе мы назвали всеобщим самосознанием,— это в своей истине есть понятие разума, понятие, поскольку оно не есть только логическая идея, по существует как идея, развившаяся до самосознания. Ибо, как мы знаем из логики, идея состоит в единстве субъективного, или понятия, и объективности. Но в качестве именно такого единства и раскрылось перед нами всеобщее самосознание, так как мы видели, что в своем абсолютном различии от своего другого оно все-таки в то же время абсолютно тождественно с ним. Это тождество субъективности и объективности и составляет как раз достигнутую теперь самосознанием всеобщность, возвышающуюся над обеими упомянутыми сторонами, или особенностями, и растворяющую их в себе. Достигая, однако, этой всеобщности, самосознание перестает быть самосознанием в собственном или узком смысле этого слова, ибо к самосознанию как таковому и относится как раз стремление прочно держаться особенности нашей самости. Через снятие этой особенности самосознание становится разумом. Термин разум

249

с. Разум

§ 438

В-себе-и-для-себя-сущая истина, которая есть разум, представляет собой простое тождество субъективности понятия с его объективностью и всеобщностью. Всеобщность разума имеет поэтому в равной мере значение объекта, только данного в сознании как таковом, и объекта самого по себе всеобщего, проникающего собою «я» и ого объемлющего, т. е. значение чистого «я», чистой формы, вызвышающейся над объектом и его в самой себе объемлющей.

Самосознание, будучи, таким образом, выражением достоверности того, что его определения в такой же степени предметны — представляют собой определения сущности вещей,— в какой они являются его собственными мыслями,— есть разум, который как таковое тождество есть не только абсолютная субстанция, но и истина в смысле знания. Ибо своеобразно присущей ему определенностью, его имманентной формой, является здесь само для себя существующее чистое понятие, «я», достоверность самого себя как бесконечная всеобщность. Знающая истина есть дух.

250

С

Психологи

§ 440

Примечание. Психология рассматривает поэтому способности или всеобщие способы деятельности духа как такового — созерцание, представление, припоминание и т. д., вожделения и т. д. — частично независимо от содержания, которое проявляется в эмпирическом представлении, а также в мышлении, равно как в вожделении и в воле, частично же независимо от обеих форм — от души и от сознания,— так что они берутся в душе как природная определенность, а в самом сознании — как существующий для себя предмет этого сознания. Это не есть, однако, какая-либо произвольная абстракция; самое существо духа состоит в том, чтобы возвышаться над природой и природной определенностью, равно как над переплетением с внешним предметом, т. е. над материальным вообще, как это вытекает из самого понятия духа. Его дело сводится теперь к тому, чтобы реализовать это понятие своей свободы, т. е. снять лишь форму непосредственности, чтобы снова начать сначала. Содержанием, которое поднимается до созерцаний, являются его ощущения,— равно как его созерцания, превращающиеся в представления,— и непосредственно затем представления, превращающиеся в мысли, и т. д.

Прибавление. Свободный дух, или дух как таковой, есть разум, как он разделяется, с одной стороны, на чистую, бесконечную форму, на беспредельное знание, а с другой — на тождественный с этим знанием объект. Это знание не имеет здесь еще никакого дальнейшего содержания, кроме самого себя, с тем определением, что это знание содержит в себе всю объективность, что, сле-

251

___________________

· Поэтому если люди утверждают, будто нельзя познать истину, то это злейшая клевета. Люди сами не знают при этом, что они говорят. Знай они это, они заслуживали бы того, чтобы истина была отнята у них. Нынешнее отчаяние в возможности познать истину чуждо всякой спекулятивной философии, как и всякой подлинной религиозности. Столь же религиозный, как и мыслящий, поэт Данте выражает свою веру в познаваемость истины с такой ясностью, что мы позволим себе привести здесь ого слова. В четвертой песне «Рая», стихи 124—130, он говорит:

252

§ 441

прибавление. Свободный дух, как мы видели, есть по самому своему понятию полное единство субъективного и объективного, формы и содержания, есть, следовательно, абсолютная тотальность и тем самым бесконечен

_____________

Jo veggio ben che gia mai non si sazia

Nostro intelletto, so'l ver non lo illustra,

Di fuor dal qual nessun vero si spazia.

Posasi in esso como fera in lustra,

Tosto che giunto l'ha; e giunqer polio;

Se non, ciascum disio sarebbe frustra 57.

253

Но в своей непосредственности дух — ибо первоначально и дух как таковой придает себе форму непосредственности — не есть еще истинный дух; на этой стадии его существование скорее не находится еще в абсолютном согласовании с его понятием, с божественным первообразом,— божественное есть здесь еще только подлежащая своему полному выявлению сущность. Следовательно, непосредственно дух не овладел еще своим понятием,— он только есть разумное знание,— но он еще не знает себя в качестве такового. Таким образом, дух, как об этом уже было сказано в прибавлении к предшествующему параграфу, первоначально представляет собой только неопределенную достоверность разума, единства субъективного и объективного. Здесь ему еще недостает поэтому определенного познания разумности предмета. Чтобы ее достигнуть, дух должен освободить в себе разумный предмет от связанной с ним первоначально формы случайно-

254

сти, единичности и внешности и тем самым сделать себя свободным от отношения к чему-то для него другому. Путь этого освобождения и составляет конечную форму духа. Ибо пока этот конечный дух не достиг еще своей цели, он еще не знает себя как абсолютно тождественного со своим предметом, но находит себя ограниченным этим последним.

255

§ 442

Примечание. Не следует думать при этом о развитии индивидуума, связанном с антропологическим развитием, согласно которому способности и силы рассматриваются как выступающие одна за другой и обнаруживающиеся в существовании,— последовательность, познанию которой одно время (начиная с философии Кондилъяка) придавали большое значение, как будто такое мнимое естественное порождение может показать возникновение этих способностей и их объяснить 59. Нельзя не признать здесь стремления сделать понятными многообразные способы деятельности духа, исходя из его единства, и показать необходимую связь между ними. Однако применяемые при этом категории весьма скудны. Главным определением при этом является преимущественно то, что чувственное, правда, совершенно справедливо рассматривается здесь как нечто первое, как нечто, принимаемое за начальную основу, но что дальнейшие определения оказываются вытекающими из этого исходного пункта лишь в форме утверждения, тогда как отрицательная сторона деятельности духа, посредством которой упомянутый выше материал одухотворяется и в качестве чувственного снимается, остается недооцененной и упускается из виду. С указанной здесь точки зрения чувственное есть не только что-то эмпирически первое, но пребывает, как если бы оно должно было быть подлинно субстанциальной основой.

Равным образом, если деятельности духа рассматриваются только как обнаружения, как силы вообще, с опре-

256

Прибавление. Существование духа, знание, есть абсолютная форма,— т. е. форма, имеющая в самой себе содержание,— или существующее в качестве понятия понятие, самому себе сообщающее свою реальность. То обстоятельство, что содержание или предмет есть нечто данное знанию, приходящее к нему извне, есть поэтому лишь видимость, посредством снятия которой дух раскрывается как то, что он есть в себе,— именно как абсолютное самоопределение, бесконечная отрицательность того, что внешне и ему, и самому себе, как нечто идеальное, порождающее из себя всю реальность. Прогресс духа имеет, следовательно, лишь тот смысл, чтобы упомянутая видимость была снята, чтобы знание оправдало себя как форма, из себя развивающая всякое содержание. Деятельность духа не только не ограничивается поэтому простым принятием в себя данного, но скорее, напротив, ее надлежит назвать творческой деятельностью, хотя продукты духа, поскольку он есть только субъективный дух, не обретают еще формы непосредственной действительности, но остаются более или менее идеальными.

§ 443

Подобно тому как сознание имеет своим предметом предшествующую себе ступень — природную душу (§ 413), так и дух имеет или, скорее, делает сознание своим предметом; другими словами, в то время как это последнее только в себе есть тождество «я» со своим другим (§ 415), дух полагает это тождество для себя, с тем чтобы он теперь знал его, это конкретное единство. Его продукты существуют согласно тому определению

разума, что содержание, как в себе сущее, так и сообразно

свободе разума, есть его принадлежность. Поскольку разум определен, таким образом, в своем начале, эта onpeделенность его оказывается удвоенной определенностью — сущего и его принадлежности: первая состоит в том, что бы нечто открывать в себе как сущее, вторая — в том, чтобы нечто полагать только как свое. Путь духа состоит поэтому в том, чтобы быть:

a) теоретическим — иметь дело с разумным как со своей непосредственной определенностью и это разумное полагать теперь как свое; или освобождать знание от его предпосылки и тем самым от его абстракции и делать определенность субъективной. Поскольку определенность полагается как его собственная,— знание, следовательно, как в самом себе в-себе-и-для-себя-определенное, и тем самым как свободная интеллигенция, постольку знание есть

b) воля, практический дух, который первоначально точно так же формален, обладает содержанием только как своим, непосредственно хочет и освобождает свое определение воли от ее субъективности как односторонней формы своего содержания, так что этот дух

c) как свободный дух становится для себя предметным, таким, в котором снята всякая удвоенная односторонность.

Прибавление. Тогда как о сознании — ибо оно имеет объект непосредственно данным — нельзя, собственно, сказать, что оно обладает влечением, дух, напротив, должен быть понят как влечение, потому что он по существу есть деятельность, и именно прежде всего

1) та деятельность, посредством которой объект, кажущийся чуждым, вместо облика чего-то данного, разрозненного и случайного приобретает форму чего-то ставшего внутренним, субъективного, всеобщего, необходимого и разумного. Благодаря тому что дух начинает производить в объекте это изменение, он реагирует на односторонность сознания, относящегося к объектам как к непосредственно сущим, не знающего их как субъективные,— и есть таким образом теоретический дух. В нем господствует влечение к знанию — тяга к познаниям. О содержании познаний я знаю, что оно есть, обладает объективностью и в то же время, что оно есть во мне и, следовательно, субъективно. Объект не имеет здесь, следовательно, уже более — как это имело место на ступени

258

сознания — определения чего-то отрицательного по отношению к «я».

Теоретический и практический дух взаимно восполняют друг друга именно потому, что они в указанном смысле отличны друг от друга. Это различие не является, однако, абсолютным, ибо и теоретический дух имеет дело со своими собственными определениями, с мыслями; и, наоборот, цели разумной воли не суть что-либо принадлежащее особеному субъекту, но нечто в-себе-и-для-себя-сущее. Оба способа проявления духа суть формы разума; ибо как в теоретическом, так и в практическом духе — хотя и различными путями — порождается то, в чем состоит разум,— единство субъективного и объективного. В то же время, однако, упомянутые выше двойственные формы субъективного духа имеют тот общий недостаток, что и в той, и в другой приходится исходить из кажущейся разобщенности субъективного и объективного, и единство этих противоположных определений только еще должно быть произведено; недостаток, который заложен в природе духа, так как этот последний не есть нечто сущее, непосредственно завершенное, но скорее нечто само себя порождающее,— чистая деятельность,— снятие им же самим сделанной предпосылки противоположности субъективного и объективного.

§ 444

Как теоретический, так и практический дух находятся еще в сфере субъективного духа вообще. Их нельзя различать друг от друга как пассивный и активный дух. Субъективный дух есть дух порождающий; но его продукты формальны. Рассматриваемый с внутренней стороны продукт теоретического духа есть только его идеальный мир и достижение им абстрактного самоопределения в себе. Правда, практический дух имеет дело только

с самоопределениями, со своим собственным, но также еще формальным материалом, следовательно, с ограниченным содержанием, которое сам он и наделяет формой всеобщности. Рассматриваемые с внешней стороны его продукты,— поскольку субъективный дух есть единство души и сознания и тем самым сущая, сразу и антропологическая, и соответствующая сознанию реальность,— в теоретической области представляют собой слово, а в практической (еще не действие и не поступок) — наслаждение.

Примечание. Психология, как и логика, относится к числу тех наук, которые в новое время всего меньше извлекли для себя пользы из всеобщего образования духа и из более глубокого понятия о разуме; она все еще находится в весьма скверном состоянии. Правда, в силу направления, которое было дано ей философией Канта, за ней было признано большее значение. Ей придавали даже то значение, что она, и притом в ее эмпирическом состоянии, должна дать основу для метафизики, так как эта наука будто бы состоит не в чем ином, как в том, чтобы эмпирически постигать и расчленять факты человеческого сознания, и притом как факты в том их виде, как они даны. После того как психология заняла это положение,— причем она смешивается с теми формами духа, которые раскрываются на стадии сознания, а также с антропологией,— в ее собственном состоянии ничего не изменилось, но оно лишь осложнилось тем, что теперь в отношении метафизики и философии вообще, и духа как такового пришлось отказаться от познания необходимости того, что есть в-себе-и-для-себя: от понятия и истины.

Прибавление. Только душа пассивна, свободный дух по существу активен, производителен. Поэтому ошибаются, когда иногда различают теоретический дух от практического по тому признаку, что первый обозначают как нечто пассивное, а последний, напротив, как нечто активное. По внешнему виду различие это в известном смысле, несомненно, правильно. Теоретический дух, по-видимому, только воспринимает то, что наличествует, тогда как практический дух должен создать нечто такое, чего внешне еще нет налицо. Однако на самом деле, как это уже было указано в прибавлении к § 442, теоретический дух не есть только пассивное принятие в себя чего-то другого, некоторого данного объекта, но он обнаруживает

260

свою активность тем, что переводит разумное в себе содержание предмета из формы внешности и единичности в форму разума. Однако, с другой стороны, и практический дух также имеет в себе некоторую сторону пассивности, ибо его содержание первоначально — хотя, правда, не извне, но изнутри — все же оказывается ему данным, и тем самым есть непосредственное содержание, не положенное деятельностью разумной воли; таким положенным оно должно быть сделано впервые лишь посредством мыслящего знания, следовательно, лишь при посредстве теоретического духа.

Оба способа обнаружения субъективного духа — как интеллигенция, так и воля — первоначально обладают все же лишь формальной истиной. Ибо в них обеих содержание не соответствует непосредственно бесконечной форме знания, так что эта форма, следовательно, но заполнена еще в подлинном смысле.

В теоретической области предмет, с одной стороны, несомненно, субъективен, но, с другой стороны, здесь остается еще некоторое содержание предмета, лежащее за пределами его единства с субъективностью. Поэтому субъективное образует здесь лишь некоторую, не абсолютно проникающую собой объект форму, и объект тем самым не есть нечто, целиком и полностью положенное духом. — В сфере практической, напротив, субъективное

261

Когда дух преодолеет свой только что указанный недостаток, когда его содержание не будет, следовательно, более находиться в разладе с его формой, когда достоверность разума, единство субъективного и объективного, уже не будет более формальным, а, напротив, окажется наполненным, когда идея будет, соответственно этому, составлять единственное содержание духа,— тогда субъективный дух достигнет своей цели и перейдет в объективный дух. Этот последний знает свою свободу — он познает, что его субъективность в своей истине составляет саму абсолютную объективность — он постигает себя не только в самом себе как идею, но и порождает как действительно существующий вовне мир свободы.

§ 445

Примечание. Различение интеллигенции от воли часто приобретает тот неправильный смысл, что обе они берутся как неизменные, отделенные друг от друга суще-

262

ствования,— как если бы воля могла существовать без интеллигенции, или деятельность интеллигенции могла быть лишена всякого участия в ней воли. Возможность того, что — как это принято говорить — рассудок может образоваться без сердца, а сердце — без рассудка, что существуют односторонние безрассудные сердца и бессердечные умы, свидетельствуют во всяком случае лишь о том, что существуют дурные, в самих себе неистинные существования. Но не дело философии принимать за истину такие неистинности наличного бытия и представления — дурное принимать за природу вещи. — Множество иного рода форм, которыми пользуется интеллигенция,— что она извне получает впечатления и принимает их в себя, что представления возникают вследствие воздействия внешних вещей как причин и т.д. — относится к той стадии развития категорий, которая не является точкой зрения духа и философского рассмотрения.

Деятельность интеллигенции как теоретического духа была названа познаванием не в том смысле, что она, между прочим, также и познает, но, кроме того, еще и созерцает, представляет, вспоминает, воображает и т. д. Такое рассмотрение ее связано прежде всего с только что подвергнутым нами осуждению изолированием,

263

способностей духа; но с этим связан, далее, также и великий вопрос нового времени о том, возможно ли истинное познание, т. е. познание истины; так что если бы мы признали, что оно невозможно, то нам пришлось бы отказаться и от стремления к нему. Многие стороны, основания и категории, посредством указания на которые внешняя рефлексия бывает склонна преувеличивать значение этого вопроса, найдут свое разрешение в своем месте; чем более внешне проявляет себя при этом рассудок, тем более расплывчатым становится для него простой предмет. Здесь надо рассмотреть то простое понятие познания, которое выступает против слишком общей точки зрения в только что упомянутом вопросе — именно в вопросе о возможности вообще подвергнуть сомнению истинность познания и считать делом произвола, заниматься познанием или отказаться от него. Понятие познания раскрылось для нас как сама интеллигенция, как достоверность разума: действительность интеллигенции есть само познание. Отсюда следует, что нелепо говорить об интеллигенции и в то же время признавать, что она может по произволу познавать или не познавать. Но познание является истинным именно постольку, поскольку интеллигенция ого осуществляет, т. е. полагает для себя его понятие. Это формальное определение имеет свой конкретный смысл в том же, в чем его имеет познание. Моменты его реализующей деятельности суть созерцание, представление, воспоминание и т. д.; эти деятельности не имеют никакого другого имманентного смысла; их цель есть исключительно понятие познания (см. примечание к § 445). Только если они изолируются, возникает условие для представления, что они отчасти могут быть полезны еще и для чего-то другого, кроме познания, отчасти же сами по себе дают удовлетворение, причем обычно восхваляют то наслаждение, которое дает нам деятельность созерцания, воспоминания, фантазии и т. д. И изолированные, т. е. лишенные духа, созерцание, фантазирование и т. д. также могут, конечно, доставлять удовлетворение. Основное определение физической природы составляет внеположность моментов имманентного разума, взятых как внешние друг относительно друга; то же самое в интеллигенции отчасти может быть осуществлено произвольно, отчасти же происходит в ней, поскольку сама она является еще только природной, еще необразованной. Но истинноe удовлетворение — в этом с нами согласятся все —

дает только созерцание, проникнутое рассудком и духом, только разумное представление, порождение продуктов фантазии, проникнутых разумом и изображающих собой идеи и т. д., т. е. только познающее созерцание, представление и т. д. То истинное, что приписывается такому удовлетворению, заключается в том, что созерцание, представление и т. д. даны налицо не изолированно, но лишь как момент тотальности, как момент самого познания.

Прибавление. Как уже было указано в прибавлении к § 441, даже и дух, опосредствованный отрицанием души и сознания, сам первоначально имеет еще форму непосредственности,— следовательно, видимость быть внешним по отношению к самому себе — подобно сознанию, относиться к разумному как к чему-то вне его сущему, лишь преднайденному, а но им самим опосредствованному. Однако через снятие обеих упомянутых, предшествовавших ему, главных ступеней развития, этих, им самим для себя сделанных предпосылок, дух раскрылся уже перед нами как нечто само-себя-с-самим-собой-опосредствующее, как нечто такое, что из своего другого возвращается к самому себе,— как единство субъективного и объективного. Деятельность духа, возвратившегося к самому себе, содержащего в своей глубине объект уже как снятый в себе, с необходимостью сводится поэтому к тому, чтобы снять также и упомянутую видимость непосредственности его самого и его предмета,— форму простого нахождения объекта.

Деятельность интеллигенции проявляется поэтому сначала, правда, как формальная, ненаполненная,— дух же, следовательно, как нечто еще не обладающее знанием; и дело идет прежде всего о том, чтобы устранить это незнание. В конце концов интеллигенция заполняет себя непосредственно данным ей объектом, который,— как раз вследствие своей непосредственности,— обременен всеми чертами случайности, ничтожности и неистинности внешнего наличного бытия. На этом принятии непосредственно раскрывающегося содержания предметов интеллигенция, однако, не останавливается; напротив, она скорее очищает предмет от того, что в нем оказывается чисто внешним, случайным и ничтожным. Тогда как у сознания, таким образом, дальнейшее его образование, как мы видели, кажется начинающимся от самого по себе происходящего изменения определений

265

его объекта,— интеллигенция, напротив, положена как та форма духа, в которой сам он изменяет предмет и посредством его развития развивает и себя самого дальше в направлении к истине. Интеллигенция, превращая предмет из внешнего во внутренний, и самое себя делает внутренней. Эти два факта — превращение предмета во внутренний предмет и сосредоточение духа в самом себе — есть одно и то же. То самое, о чем дух имеет разумное знание, становится именно в силу того, что оно познается разумно, разумным содержанием. Интеллигенция отнимает, следовательно, у предмета форму случайности, постигает его разумную природу, полагает ее тем самым субъективно и преобразует таким путем одновременно и субъективность до формы объективной разумности. Так первоначально абстрактное, формальное знание превращается в конкретное, наполненное истинным содержанием, следовательно, объективное знание. Когда интеллигенция достигает этой ее собственным понятием поставленной цели, тогда она поистине является тем, чем она первоначально только должна была быть,— именно познанием. Это последнее должно быть решительно отличаемо от просто знания. Ибо уже сознание есть знание. Свободный дух не удовлетворяется, однако, простым знанием; он стремится познавать, т. е. он хочет знать не только, что предмет есть и что он вообще собой представляет, равно как и то, чем он является по своим случайным, внешним определениям, но он хочет знать также, в чем состоит определенная субстанциальная природа предмета. Это различие знания и познания есть для развитого мышления нечто совершенно обычное. Так, например, говорят: мы знаем, правда, что бог существует, но мы не в состоянии познать его. Смысл этого утверждения состоит в том, что об абстрактной сущности бога мы, правда, имеем некоторое неопределенное представление, но тем не менее не в состоянии будто бы понять его определенной, конкретной природы. Те, кто так говорит, могут быть, говоря от своего лица, совершенно правы. В самом деле, хотя та теология, которая объявляет бога непознаваемым, тоже усердно занимается им экзегетически, критически и исторически, разрастаясь, таким образом, до очень пространной науки,— она все же достигает знания только о внешней стороне и, напротив, отстраняет от себя субстанциальное содержание своего

предмета как нечто для ее слабого духа непереваримое. Тем самым она отказывается от познания бога, ибо, как мы видели выше, для познания недостаточно знания только внешних определенностей; для этого необходимо понимание субстанциальной определенности предмета. Такая наука, как только что названная, стоит на точке зрения сознания, а не на точке зрения истинной интеллигенции, которую иногда справедливо называли также способностью познания,_ с той лишь оговоркой, что выражение способность имеет несколько неправильное значение голой возможности.

Для удобства обозрения мы заранее наметим теперь формальный ход развития интеллигенции до познания. Ход этот таков:

первоначально интеллигенция имеет непосредственный объект;

далее, во-вторых, некоторый в самое себя рефлектированный, приобретший внутренний характер материал;

наконец, в-третьих, некоторый столь же субъективный, сколь и объективный, предмет. Так возникают три ступени:

б) знание, относящееся к непосредственно единичному объекту, имеющее как бы материальный характер,— или созерцание;

в) интеллигенция, которая перестает относиться к единичности объекта, сосредоточивается в самой себе и относит объект к всеобщему, или представление;

г) интеллигенция, понимающая конкретно всеобщее предметов, или мышление, в том определенном смысле, что то, что мы мыслим, также и есть,— имеет также объективность,

б) Ступень созерцания,

непосредственного познания, или сознания, положенного с определением разумности и проникнутого достоверностью духа, в свою очередь распадается на три подразделения:

1) интеллигенция начинает здесь с ощущения непосредственного материала;

2) развивается затем далее до внимания, столь же отделяющего от себя объект, сколь и фиксирующего его,

3) и на этом пути становится подлинным созерцанием, полагающим объект как нечто самому себе внешнее.

267

в) Что касается второй главной ступени интеллигенции — представления, то она включает в себя три ступени:

вв) силу воображения,

гг) память.

г) Наконец, третья главная ступень в этой области, мышление, имеет своим содержанием:

1) рассудок,

2) суждение и

3) разум.

а) Созерцание

§ 446

Дух, который в качестве души определен чертами природы, в качестве сознания существует в отношении к этой определенности как к внешнему объекту,— а как интеллигенция сам себя находит так определенным,— есть 1) смутное движение в самом себе, в котором он для самого себя является как бы вещественным и обладает всем материалом своего знания. Вследствие непосредственности, в которой он, таким образом, первоначально существует, он есть безусловно только как единичный, в обыденном смысле этого слова субъективный дух и потому проявляется как чувствующий.

Прибавление. Нам уже дважды приходилось говорить о чувстве, однако, каждый раз в различном отношении. Прежде всего нам пришлось рассматривать чувство, когда речь шла о душе, и притом, точнее, там, где эта последняя, пробуждаясь от своей замкнутой в себе природной жизни, в самой себе находит определения содержания своей еще спящей природы и тем самым становится ощущающей, через снятие же ограниченности ощущения поднимается до чувства своей самости, своей тотальности, и, наконец, постигая себя как «я», пробуждается к сознанию. На стадии сознания второй раз шла речь о чувстве. Но там определения чувства были отделены от души в форме самостоятельного объекта, яв-

268

ляющегося материалом сознания. Наконец, теперь, в-третьих, чувство получает значение той формы, которую дух как таковой, образующий собой единство и истину души и сознания, прежде всего дает самому себе. В этом последнем содержание чувства освобождено от двойной односторонности, которую это содержание имело, с одной стороны, на стадии души, а с другой — на стадии сознания. Ибо теперь это содержание приобретает определение, согласно которому оно является в себе в такой же мере объективным, как и субъективным; и деятельность духа направляется теперь лишь па то, чтобы установить единство субъективного и объективного.