Гийом Мюссо Бумажная девушка


Одиночество (Одиночества)



бет20/34
Дата24.04.2016
өлшемі1.29 Mb.
#80258
түріКнига
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   ...   34

23

Одиночество (Одиночества)



Одиночество — это основа человеческого бытия. Человек — единственное существо, которое чувствует себя одиноко и ищет другого.

Октавио Пас
Муниципалитет Ла-Пас

Вторая половина дня
С рюкзаком на спине Кароль прыгала с уступа на уступ по изрезанному морем побережью.

Она остановилась и взглянула на небо. Ливень шел всего десять минут, но успел промочить ее до нитки. Одежда прилипла к телу, по лицу стекала вода, теплые струйки щекотали тело под футболкой.

«Вот дура!» — подумала Кароль, выжимая волосы. Взять дорожную аптечку и еду, но забыть полотенце и сменную одежду!

Тучи разошлись, мягкое осеннее солнце осветило побережье, но его лучи почти не грели. Чтобы окончательно не замерзнуть, Кароль отправилась дальше. Она шла быстрым шагом, любуясь живописными бухточками, которые открывались за каждой скалой, и покрытыми кактусами горами, возвышавшимися вдалеке.

Она спускалась к морю по крутой тропинке, как вдруг на повороте перед ней вынырнул мужчина. Кароль попыталась обойти его, но зацепилась ногой за торчавший из земли корень. Вскрикнув, она картинно упала прямо в объятия незнакомца.

— Кароль, это я! — успокоил ее Мило, прижимая к себе.

— Что ты здесь делаешь? Следишь за мной? Ты псих! — крикнула она, отталкивая его.

— Ну вот, сразу обвинения…

— И хватит смотреть на меня голодными глазами.

Кароль внезапно заметила, что одежда прилипла к телу, подчеркивая ее формы.

— У меня есть полотенце и сухая одежда, — сказал Мило, роясь в сумке.

Кароль выхватила пакет и исчезла за пинией.

— Не смей подглядывать, старый извращенец. Я не Кассиопея и не Орион!

— Знаешь, тебя не так просто разглядеть за этой ширмой.

Кароль сняла мокрые шорты и футболку и кинула их Мило.

— Что ты здесь делаешь?

— Хотел побыть с тобой. И кое о чем спросить.

— Ну? Готовлюсь к худшему.

— Ты сказала, что «Трилогия ангелов» спасла тебе жизнь. Что это значит?

Она немного помолчала, а потом сурово ответила:

— Когда ты хоть чуточку поумнеешь, может, и расскажу.

Странно. Мило ни разу не видел ее в таком настроении, но все же попытался продолжить разговор:

— Почему ты не позвала меня прогуляться вместе?

— Хотела побыть одна. Тебе это не приходило в голову? — спросила она, надевая растянутый свитер.

— Мы и так подыхаем от одиночества! Это самое ужасное, что только может быть!

Кароль вышла из-за дерева. Одежда Мило висела на ней как на вешалке.

— Самое ужасное — это терпеть идиотов вроде тебя.

— В чем я виноват?

— Забей, мне и трех часов не хватит, чтобы все перечислить, — бросила она, направляясь к морю.

— Нет уж, расскажи! Мне интересно, — настаивал Мило, спускаясь вслед за ней.

— Тебе тридцать шесть, а ведешь себя как восемнадцатилетний пацан: безответственный, бестактный, только и думаешь, с кем бы переспать, в жизни тебя интересуют всего три вещи…

— Какие же?

— Тачки, пиво и секс.

— Это все?

— Еще нет. Ни одна женщина не сможет чувствовать себя спокойно с тобой.

Она бросила ему в лицо это обвинение уже на пляже.

— Объясни.

Кароль стояла перед Мило подбоченившись и глядя ему в глаза.

— Ты один из тех ковбоев, с которыми женщины могут развлечься, когда им одиноко, провести ночь-другую, но им в жизни не придет в голову, что такой человек может стать отцом их детей.

— Не все так думают! — попытался оправдаться Мило.

— Все. Абсолютно все женщины, у которых есть хоть одна извилина, думают так же, как и я. Сколько нормальных девушек было у тебя за эти годы? Ни одной! Мы видели тебя с кучей девиц, но все они были либо стриптизерши, либо шлюхи, либо несчастные пьяные девочки, которых ты подбирал под утро в дешевых клубах, пользуясь их слабостью!

— Скажи на милость, а ты хоть раз познакомила нас с порядочным мужчиной? Ой, прости, совсем забыл — тебя вообще ни разу не видели с мужиком! Странно, правда? Женщине за тридцать, а у нее не было ни одного романа!

— Может, дело в том, что я не отправляю факс, как только мне кто-то встречается?

— Ну конечно! Знаешь, что я думаю? Ты воображаешь себя женой писателя, которую упоминают на обороте книги. Что-то вроде: «Том Бойд живет в Бостоне, штат Массачусетс, со своей женой Кароль, двумя детьми и лабрадором». Ты на это надеешься, признайся?

— У тебя не все дома. Пора завязывать с травкой.

— А из тебя такая же обманщица, как из меня лифчик.

— Бедный Мило, все мысли о сексе! У тебя явно проблемы.

— Это у тебя проблемы! Почему ты не носишь юбки и платья? Почему никогда не ходишь на пляж? Почему отдергиваешь руку, стоит случайно к ней прикоснуться? Может, ты женщин предпочитаешь?

Не успел Мило договорить, как Кароль влепила ему пощечину, по силе равную удару кулаком. Он едва успел схватить ее руку, чтобы избежать второй оплеухи.

— Пусти!


— Не отпущу, пока не успокоишься!

Кароль вырывалась изо всех сил, в результате ей удалось лишить Мило равновесия. Потянув его за собой, она упала навзничь на песок. Тяжело рухнув, он попытался высвободиться, но почувствовал у виска дуло пистолета.

— Отвали! — приказала Кароль, взводя курок.

Ей чудом удалось выхватить из сумки пушку. Она могла забыть сменную одежду, но не табельное оружие.

— Хорошо, — бесцветным голосом ответил Мило.

Не понимая, что происходит, он медленно поднялся и грустно посмотрел на Кароль: она убегала, обеими руками вцепившись в пистолет.

Она давно исчезла из виду, а Мило все стоял в небольшой лагуне с белым песком и бирюзовой водой.

В тот день Мак-Артур-Парк дотянул свои щупальца до мексиканского полуострова.



24

Ля кукарача



Любовь как ртуть: можно удержать ее в открытой ладони, но не в сжатой руке.

Дороти Паркер
Ресторан «Ла иха де ла луна» 64

21.00
Роскошный ресторан возвышался на краю обрыва, из окон открывался вид на бассейн и море Кортеса. Даже в темное время суток эта панорама завораживала — конечно, деталей было не разглядеть, зато вокруг царила таинственная, романтичная атмосфера. На увитых виноградом перегородках висели медные фонари, а лампы из цветного стекла освещали столики теплым светом, располагающим к откровенной беседе.

Билли в платье, расшитом серебряными пайетками, первая подошла ко входу. Девушка-администратор радушно встретила нас и проводила к столику, за которым уже ждал Мило. Он изрядно выпил и никоим образом не мог объяснить, где сейчас Кароль.

Неподалеку от нас, в самом центре террасы, сидели Аврора и Рафаэль Баррос. Они выставляли напоказ свою недавнюю любовь, словно шедевр ювелирного искусства.

Ужин проходил в мрачной обстановке. Даже Билли, обычно такая веселая, потеряла энтузиазм, заметно побледнела и выглядела усталой и разбитой. Я не видел ее весь день, а вечером, войдя в спальню, обнаружил лежащей в кровати — оказывается, она проспала всю вторую половину дня.

«Тяжелое путешествие выдалось», — бросила девушка.

Мне стоило немалых сил вытащить ее из-под одеяла.

— Что случилось с Кароль? — спросила она Мило.

Его глаза покраснели, казалось, он вот-вот уронит голову на стол и захрапит. Когда наконец Мило попытался объяснить, что произошло, тишину прорезал громкий тенор:


La cucaracha, la cucaracha,

Ya no puede caminar.65


Возле нашего стола неожиданно возникла группа мариачи и завела свою серенаду. Оркестр выглядел впечатляюще: две скрипки, две трубы, гитара, гитаррон и виуэла.
Porque no tiene, porque le falta

Marijuana que fumar.66


Костюмы поражали своей вычурностью: черные штаны с расшитыми лампасами, короткие пиджаки с отложным воротником и серебряными пуговицами, элегантно завязанные галстуки, пояса с пряжками в виде орла и блестящие ботинки. Ну и, конечно, сомбреро размером с летающую тарелку.

На смену жалобному голосу солиста пришел оглушительный хор, который тщетно силился выразить бурную искреннюю радость.

— Какой китч!

— Вы шутите! Они такие классные! — воскликнула Билли.

Я с недоумением посмотрел на нее. Очевидно, мы по-разному понимали слово «классный».

— Господа, берите с них пример! Вот это называется мужественность, — заявила она, поворачиваясь к нам с Мило.

Гордый похвалой солист пригладил усы и затянул новую мелодию, приплясывая в такт:
Para bailar la bamba,

Se necesita una роса de gracia.

Una роса de gracia pa mi pa ti.

Arriba у arriba.67


Концерт продолжался довольно долго. Переходя от стола к столу, мариачи исполняли народные песни, в которых говорилось о любви, смелости, женской красоте и пустынных пейзажах. Меня этот жалкий спектакль утомлял, Билли же считала музыкантов воплощением гордой души народа.

Представление близилось к концу, и тут вдалеке послышалось тихое жужжание. Все посетители разом повернули головы в сторону моря. На горизонте появилась светящаяся точка. Звук приближался, и вот на фоне неба возникли очертания гидросамолета. На бреющем полете железная птица обогнула ресторан, обрушив на террасу водопад цветов. Всего несколько секунд — и блестящий паркет скрылся под толстым ковром разноцветных роз. Публика бурными аплодисментами приветствовала неожиданный цветочный ливень. Затем самолет стал выписывать невиданные пируэты прямо над нашими головами — огромное сердце из фосфоресцирующего дыма вспыхнуло в небе и почти сразу растворилось в мексиканской ночи. Публика снова разразилась криками. Тут все огни погасли, и метрдотель подошел к столику Авроры и Рафаэля Барроса с серебряным подносом, на котором лежало кольцо с бриллиантом. Рафаэль преклонил колено, чтобы сделать предложение, а стоящий неподалеку официант стоял наготове с бутылкой шампанского, ожидая, когда Аврора скажет «да». Все было просчитано с точностью до секунды и выполнено идеально, но оценить представление мог только любитель слащавого заказного романтизма.

Романтизма, который Аврора ненавидела больше всего на свете!

* * *

Я сидел слишком далеко, чтобы услышать ответ, но хорошо видел ее губы, которые прошептали:

— М.н.е. о.ч.е.н.ь. ж.а.л.ь.

Не знаю, кому она это сказала: самой себе, посетителям ресторана или Рафаэлю Барросу.

Почему парни не думают, прежде чем делать предложение таким образом?

В помещении повисла тягостная тишина. Казалось, всем стало неловко за этого полубога: бедолага стоял, преклонив колено, неподвижный, как соляная статуя, не смея шелохнуться от стыда и недоумения. Однажды я побывал в такой ситуации, поэтому теперь скорее сочувствовал ему, нежели злорадствовал.

Но моего благородства хватило ненадолго. Рафаэль поднялся, с выражением оскорбленного достоинства на лице пересек зал и сделал то, чего я меньше всего ожидал: с размаху ударил меня по лицу.

* * *

— Значит, этот мерзавец подошел и ни с того ни с сего дал вам в нос? — подытожил доктор Мортимер Филипсон.


Клиника при отеле

Три четверти часа спустя
— Да, примерно так все и было, — подтвердил я, пока он дезинфицировал рану.

— Вам повезло. Крови, конечно, много, но нос не сломан.

— Ну, хоть что-то.

— Зато лицо выглядит так, словно вас недавно хорошенько отметелили. Подрались?

— Да, произошла небольшая стычка с типом по имени Хесус и его дружками, — расплывчато ответил я.

— А еще повреждено ребро и вывихнута лодыжка. Она, между прочим, сильно распухла. Сейчас просто намажу, а завтра придете, и мы наложим шину. Как вас угораздило так повредить ногу?

— Упал на крышу машины, — абсолютно спокойно ответил я.

— Хм… Опасная жизнь.

— Только последние несколько дней.

Клиника при отеле оказалась суперсовременным комплексом с кучей навороченных приборов.

— Мы лечим самых известных людей планеты, — ответил врач на мое замечание.

Мортимеру Филипсону было около шестидесяти. Его долговязая фигура британского сэра контрастировала с загорелой кожей, четкими, словно вырезанными резцом, чертами лица и светлыми смеющимися глазами. Так мог бы выглядеть Питер О'Тул, задумай кто-нибудь снимать продолжение «Лоуренса Аравийского».

Закончив заниматься с моей лодыжкой, он попросил медсестру принести костыли.

— Постарайтесь несколько дней не опираться на ногу.

Написав на визитной карточке время завтрашнего приема, доктор протянул ее мне.

Я поблагодарил и, послушно опираясь на костыли, вернулся в номер.



* * *

Спальня была окутана мягким светом. В стоящем посреди комнаты камине плясал огонь, бросая тени на стены и потолок. Билли здесь не было. Я не нашел ее ни в гостиной, ни в ванной. Тут издалека донесся приглушенный голос Нины Симон.

Я отдернул портьеры, отделяющие номер от террасы, и моему взгляду предстала дивная картина: молодая женщина лежала с закрытыми глазами в джакузи под открытым небом. Небольшой изящный бассейн украшала голубая мозаика, из изогнутого крана мощной струей лилась вода, то и дело менявшая оттенок благодаря тщательно продуманной системе освещения.

— Идите ко мне! — позвала она, не открывая глаз.

Я приблизился. По периметру джакузи стояло штук двадцать маленьких свечек, образовывавших нечто вроде огненного барьера. Поверхность воды искрилась, как шампанское, из глубины на поверхность сквозь прозрачную воду поднимались золотистые пузырьки.

Я положил костыли на пол, снял рубашку и джинсы и погрузился в воду. Она была очень горячей, почти кипяток. Штук тридцать струй, распределенные по всему бассейну, массировали тело, причем процедура оказывала скорее бодрящее, чем расслабляющее действие. Из водонепроницаемых колонок, расположенных в четырех углах джакузи, лилась чарующая мелодия. Билли протянула руку и кончиками пальцев коснулась лейкопластыря, которым доктор Филипсон заклеил мой нос. Ее освещенное снизу лицо казалось полупрозрачным, а волосы словно побелели.

— Воину нужен отдых? — пошутила она, придвигаясь ближе.

Я решил сопротивляться до последнего:

— По-моему, не стоит повторять сцену с поцелуем.

— Только посмейте сказать, что вам не понравилось.

— Речь не об этом.

— Но ведь сработало: через несколько часов ваша драгоценная Аврора на глазах у изумленной публики разорвала помолвку.

— Возможно, но сейчас ее тут нет.

— Откуда вы знаете?

Билли скользнула ко мне в объятия.

— Вы не заметили, что в каждом номере на террасе стоит телескоп и отдыхающие только и делают, что глазеют друг на друга?

Лицо Билли оказалось в нескольких сантиметрах от моего. Я смотрел на ее глаза цвета липового отвара, расширившиеся от тепла поры и выступившие на лбу капельки пота.

— Возможно, она сейчас смотрит на нас. И не говорите, что это вас не возбуждает…

Мне не нравилась эта игра. Я никогда раньше не вел себя подобным образом. Но тут на меня нахлынули воспоминания о нашем предыдущем поцелуе… одну руку я положил ей на бедро, а другой обвил шею.

Она нежно прикоснулась к моим губам, и наши языки соприкоснулись. Магия снова сработала, но через несколько секунд я почувствовал во рту горько-кислый едкий привкус.

Я резко отстранился. Билли, казалось, не понимала, что происходит. Тут я заметил, что ее губы почернели, а язык приобрел фиолетовый оттенок. Глаза горели, а кожа с каждой секундой становилась все бледнее. Ее била дрожь, зубы стучали, она непроизвольно кусала губы. Я в панике вылез из джакузи, помог выбраться ей и бросился растирать полотенцем. У Билли подгибались ноги, она была на грани обморока. Внезапно ее сотряс ужасный кашель. Отстранив меня, она нагнулась, с болезненной гримасой изрыгнула густую клейкую массу и тут же рухнула на пол.

Это была не рвота.

Это были чернила.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   ...   34




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет