Гийом Мюссо Бумажная девушка

22

Аврора

Мне хотелось побыть одному и успокоиться. Я сам себя ненавидел. Надо ж было так разволноваться из-за поцелуя, да еще и дать вовлечь себя в этот унизительный спектакль, который Билли разыграла, чтобы заставить Аврору ревновать. Нам было уже не пятнадцать, и детские выходки выглядели по меньшей мере глупо.

Я потер глаза и вернулся к работе, с нарастающим отчаянием глядя в монитор: в левом верхнем углу чистой страницы мигал курсор. Придя в кафе, я включил привезенный Кароль старый «Мак» в нелепой надежде, что ноутбук, с которым связано так много приятных воспоминаний, поможет мне сдвинуться с мертвой точки. Когда-то я набирал на этой клавиатуре сотни страниц, но компьютер не волшебная палочка.

У меня не получалось сконцентрироваться. Я потерял веру в себя, а вместе с ней и вдохновение.

Из-за грозы атмосфера была тяжелой и гнетущей. Я неподвижно сидел перед ноутбуком. Меня подташнивало, голова кружилась, а мысли витали далеко-далеко. Казалось, проще подняться на Эверест, чем написать хотя бы пол главы.

Я допил кофе и встал, чтобы заказать еще один. Помещение было стилизовано под английский бар. Деревянные панели на стенах и кожаные диваны создавали ощущение тепла и покоя.

Подойдя к стойке, я пробежался глазами по внушительной коллекции бутылок, выстроившейся на полках из красного дерева. Здесь стоило не кофе пить, а смаковать виски или коньяк, время от времени вдыхая ароматный дым гаванской сигары под звуки заезженной пластинки с голосом Дина Мартина.

В этот момент кто-то сел за пианино, и до моего слуха донеслись первые ноты песни «As Time Goes By».⁵⁷ Я обернулся, ожидая увидеть Сэма, черного пианиста из фильма «Касабланка».

На кожаном табурете сидела Аврора в длинном кашемировом свитере и черных ажурных колготках. Гранатовые туфли на шпильке зрительно удлиняли ее точеные ноги. Не прекращая играть, она подняла голову и посмотрела на меня. Ее ногти были накрашены фиолетовым лаком, указательный палец левой руки украшала камея, на шее висел хорошо знакомый мне крестик из черного камня, который она часто надевала на концерты.

Ее руки, в отличие от моих, легко бегали по клавишам. От «Касабланки» она спокойно перешла к «La Complainte de la butte»,⁵⁸ а затем к «My Funny Valentine».⁵⁹

В баре было почти пусто, но сидевшие за столиками немногочисленные посетители не могли оторвать глаз от Авроры. Их завораживала эта женщина, загадочная, как Марлен Дитрих, соблазнительная, как Анна Нетребко, и чувственная, как Мелоди Гардо.

Я тоже стал жертвой ее обаяния. Чувства никуда не исчезли: новая встреча принесла с собой новые мучения. Уходя, Аврора забрала все светлое, что было у меня: надежду, веру в людей и в будущее. Жизнь потеряла смысл, лишилась радости и красок. Но главное, прекрасная пианистка убила мое сердце, лишив его способности любить. Душа моя напоминала выжженную землю, где нет ни растений, ни птиц и где царит вечный холод. Меня покинули все желания, кроме одного: ежедневно глотать тонны таблеток, чтобы избавиться от кошмарных воспоминаний.

* * *

Некоторые подхватывают смертельный вирус, а я влюбился в Аврору. Мы познакомились в аэропорту Лос-Анджелеса, стоя в очереди на посадку на самолет компании «Юнайтед Эйрлайнс», направляющийся в Сеул. Я ехал на презентацию своей книги, она — играть Прокофьева. Я полюбил ее с первой минуты за все и ни за что: за меланхоличную улыбку, кристально-прозрачный взгляд, особую манеру убирать волосы за уши, поворачивая голову, как в замедленной съемке. Потом я полюбил все модуляции ее голоса, живой ум, чувство юмора, странное отношение к собственной внешности. Еще позже я полюбил ее за недостатки, о которых никто не знал, за депрессии и душевные раны, от которых не спасала даже самая прочная кольчуга. Несколько месяцев мы купались в счастье, мы вознеслись туда, где понятие времени не существует, а голова идет кругом от переизбытка кислорода.

Я, конечно, подозревал, что придет час расплаты. Раньше я преподавал литературу и не забыл предостережения любимых авторов. У меня не выходила из головы идея Стендаля о кристаллизации любви,⁶⁰ я хорошо помнил, как Анна Каренина бросилась под поезд, отдав возлюбленному все, а Ариана и Солаль, любовники из романа «Прекрасная дама»,⁶¹ опускались все ниже и закончили жизнь в мрачном гостиничном номере, отравившись эфиром. Но страсть сродни наркотику — стоит начать, и, прекрасно зная о необратимых последствиях, человек методично и неотвратимо разрушает себя.

Я убедил себя, что могу быть самим собой только рядом с ней, поверил в бесконечность нашей любви, надеялся, что нам удастся то, что не сумели другие. На самом деле, находясь рядом с Авророй, я отчетливее, чем обычно, замечал черты своего характера, с которыми давно и безуспешно боролся: собственнический инстинкт; чрезмерное преклонение перед красотой; глупая убежденность в том, что человек с ангельским лицом обладает прекрасной душой; нарциссическая гордость оттого, что рядом со мной находится ослепительно-красивая женщина, — знак того, что я превзошел остальных самцов своего вида.

Признаю, слава не особенно вскружила ей голову, но все же человек редко меняется в лучшую сторону, когда на него обрушивается известность. Она может лишь растревожить раны, уже нанесенные нарциссизмом.

Мне это было прекрасно известно. Более того, я знал, что Аврора с ужасом ждет того времени, когда ее красота увянет, а талант сойдет на нет, и тогда она лишится двух магических даров, которые получила свыше и которые отличают ее от простых смертных. Я знал, что ее уверенность в себе — всего лишь работа на публику, а за образом самовлюбленной пианистки скрывается женщина с огромным количеством комплексов, неспособная обрести гармонию с собой и спасающаяся от своих страхов в гиперактивности. Она колесила по миру, составляя программу концертов на три года вперед, завязывала короткие романы и внезапно разрывала отношения. До самого конца я верил, что могу стать ее пристанью, а она — моей. Но для этого нужно доверие, а она по привычке заставляла ревновать, впутывая меня в двусмысленные ситуации, что не способствовало созданию искренних отношений. В результате мы потерпели крушение. Живи мы на необитаемом острове, нам было бы проще обрести счастье, но жизнь не необитаемый остров. Ее друзьям, парижским, нью-йоркским и берлинским псевдоинтеллектуалам, пришлись не по вкусу мои простые, доступные каждому романы, а Мило и Кароль считали Аврору высокомерной самовлюбленной снобкой.

* * *

Гроза не утихала, потоки воды так и бежали по стеклам. В утонченных декорациях Бурбон-стрит-бара прозвучали последние аккорды «А Case of You»,⁶² и мягкий блюзовый голос затих.

Раздались аплодисменты. Аврора сделала глоток бордо из стоявшего на пианино бокала, кивком головы поблагодарила слушателей и закрыла инструмент, давая понять, что концерт окончен.

— Неплохо. Думаю, Нора Джонс расстроится, узнав, что ты решила петь, — сказал я, подходя к ней.

Она с вызовом протянула мне бокал:

— Посмотрим, не потерял ли ты нюх.

Я прикоснулся к стеклу в том месте, откуда пила она, и сделал глоток. Аврора учила меня разбираться в сортах вина, но мы расстались раньше, чем я освоил базовые знания.

— Э-э-э… «Шато-латур», 1982, — ляпнул я наугад.

Она улыбнулась, чувствуя мою неуверенность, и поправила:

— «Шато-марго», 1990.

— Знаешь, я предпочитаю кока-колу лайт, там не надо помнить удачные года.

Аврора рассмеялась, как раньше, когда мы любили друг друга, и медленно повела головой — она всегда так делала, когда хотела понравиться. Из-под заколки выбилась золотистая прядь.

— Как поживаешь?

— Хорошо. Зато ты выглядишь так, словно явился прямиком из раннего палеолита, — заметила она, имея в виду мою бороду. — Как губа? Зашили?

Я в недоумении нахмурился:

— В смысле?

— Ну, врачу удалось пришить кусок губы, который отхватила эта блондинка? Кстати, кто она? Твоя новая подружка?

Я уклонился от ответа, попросив бармена налить «то же самое, что у мисс».

Но Аврора не отставала:

— Красивая девушка. Ей, может, не хватает изящества, но она очень красивая. В любом случае отношения у вас бурные, сразу видно…

Тут я пошел в контратаку:

— А как у тебя дела со спортсменом? Он, наверное, не блещет умом, зато неотразим. Вы хорошо смотритесь вместе. И потом, в газетах пишут, что у вас все серьезно.

— С каких это пор ты читаешь желтую прессу? Они столько глупостей говорили о нас с тобой — я думала, после этого ты не купишься на их россказни. А насчет большой любви… Ты же знаешь, я в нее никогда не верила.

— Даже со мной?

Сделав еще один глоток, она встала с табурета и подошла к окну.

— Я никогда не влюблялась до беспамятства, ты стал исключением. Мои романы были приятными, но я всегда обходилась малой кровью.

Вот одна из причин нашей неудачи. Я нуждался в любви, как в кислороде. Это было единственное, что придавало жизни смысл, наполняло ее сиянием и красотой. Аврора, хоть и признавала волшебство этого чувства, считала его обманом и иллюзией.

Глядя на меня отсутствующим взглядом, она снова заговорила:

— Любые отношения начинаются и заканчиваются, такова жизнь. Однажды утром один остается, а другой уходит, и никто не знает почему. Мы все балансируем на краю пропасти. Я не доверяю чувствам. Они слишком изменчивые, слишком хрупкие, слишком непостоянные. Ты считаешь их прочными, а ведь достаточно одного взгляда, одной обольстительной улыбки, и от них не останется и следа. Я занимаюсь музыкой — она всегда будет частью моей жизни. Я люблю книги — это тоже величина постоянная. И потом… я не знаю людей, которые бы любили друг друга всю жизнь.

— Это потому, что ты общаешься с творческими личностями, самовлюбленными существами, которым ничего не стоит разорвать отношения.

Аврора задумалась, неспешно вышла на террасу и поставила бокал на парапет.

— Мы с тобой не пошли дальше радостей начала влюбленности. Нам не хватило упорства…

— Тебе не хватило упорства, из-за тебя наши отношения зашли в тупик, — с жаром возразил я.

В небе сверкнула последняя молния, и гроза стихла так же быстро, как началась.

— Я хотел прожить с тобой всю жизнь. Мне кажется, любовь — это не что иное, как желание всегда быть вместе, когда любимый человек становится источником твоего вдохновения.

Тучи постепенно расходились, над головой показался кусочек голубого неба.

Я не сдавался:

— Мне хотелось серьезных отношений. Я был готов взять на себя обязательства, пройти через любые испытания вместе с тобой. Да, это непросто, такие вещи всегда даются с трудом, но я представлял, как день за днем мы преодолеваем препятствия, которые ставит перед нами жизнь.

В баре кто-то снова сел за пианино. До нас донеслась задушевная, чувственная мелодия из «India Song».⁶³

Я издалека увидел направляющегося к нам с доской для серфинга Рафаэля Барроса. Мне не хотелось встречаться с ним. Я повернул к деревянной лестнице и стал спускаться, но Аврора удержала меня, взяв за руку.

— Том, я все это знаю. Знаю, что ничего не дается просто так, что нужно верить людям…

В ее голосе слышалось что-то трогательное и хрупкое, словно она при мне сбрасывала личину роковой женщины.

— Чтобы заслужить любовь, надо вложить в это всю свою душу, не бояться рискнуть и потерпеть поражение… я была не готова, да и сейчас…

Я вырвал руку и прошел оставшиеся несколько ступенек. Она крикнула вслед:

— …прости, что не оправдала твоих надежд.