Глеб Булах мгновения жизни стремительной записки инженера, часть четвёртая

ТИХИЙ ОКЕАН

Пароход был переполнен камчадалами, возвращающимися из длительных, часто даже полугодовых отпусков. Причём те, кто два года подряд не уезжал в отпуск, на третий год сразу получал шестимесячный. С карманами, набитыми деньгами, уезжали дальневосточники в отпуск, много кутили по дороге, сыпали всюду деньгами, а ист­ратившись вконец, уже скромно и тихо возвращались из отпуска с "материка" на свою Чукотку, Камчатку или на Колыму. Именно такая, вполне скромная малоденежная публика ехала с нами на "Азии". Шум был в основном от изобилия детворы, а так как на "Азии" бассейнов для купанья не было (это был старый пароход, проданный нам по репарации), то для детей, изнывающих от жары, устраивали обливанье из шлангов морской забортной водой. Все два дня, что мы шли в Японском море до Сахалина, была очень жаркая погода, и детвора беспрерывно плескалась на палубе, обливая друг друга из шлангов. А мы, солидные пассажиры, с завистью смотрели на ребятишек.

Особенно тепло было на второй день пути, когда мы подхо­дили к проливу Лаперуза и когда на горизонте виднелись гористые берега Хоккайдо, самого северного острова Японского архипелага. В это утро, зайдя в ресторан, чтобы позавтракать, я разгово­рился с очень позабавившим меня пассажиром. Это был очень мощ­ного телосложения пожилой человек в тельняшке. На столе перед ним стояли две поллитровки столичной водки, громадный кусок шпига и полбуханки ситного. На заказанный мною чай и яичницу он посмотрел с пренебре­жением и с отвращением отвёл глаза в сторону. Для начала я спросил его, куда и откуда он едет. Оказалось, что это старшина водолазов из Большерецка - маленького рыбачьего посёлка на за­падном побережье Камчатки, куда он и возвращается из отпуска. Дальше я выведал, что отпуск он проводил в Москве, так как нигде в России, кроме Большерецка, у него нет ни знакомых, ни родных. А в Москве можно хорошо провести время даже при полном отсутствии знакомых или родственников.

"Как же вы проводили время в Москве, прожив там в одиноче­стве несколько месяцев?" - спросил я, думая услышать, что Емельян Антонович (так звали моего собеседника) расскажет о хождении по музеям, театрам, о памятных московских местах и т.п. Но услышал я совсем другое: "Парк культуры имени Горького, знае­те?", - спросил меня Емельян Антонович. И услышав от меня, что я знаю этот парк, продолжал: "Так, вот, там, на Москва-реке, есть ресторан - поплавок. Больно хорошо там сидеть - с речки ветерок прохладный, пива и водки - хоть отбавляй, и еду дают вкусную, с самого утра до двенадцати ночи не выгоняют с поплавка, сиди себе и отдыхай".

Выяснилось, что ночевал мой водолаз в комнате отдыха на Ярославском вокзале, а, вставши утром, умывшись и побрившись, сразу же ехал на поплавок и вечером уходил оттуда ночевать всё туда же, на Ярославский вокзал. Кроме вокзала, метро и поплавка в Москве он ничего не видел и остался вполне доволен таким отдыхом за три месяца отпуска. Выяснилось также, что при выезде из Большерецка у него на руках было 60 тысяч (старыми деньгами). По приезде во Влади­восток он положил там, в сберкассе, на обратный путь десять тысяч, а остальные истратил в Москве и в дороге до Москвы и обратно. На оставленные десять тысяч он взял билет III класса на "Азии" и купил подарки жене и дочкам - отрезы на платья. Докончив свой рассказ, он, в свою очередь, задал мне вопрос - как я могу в такую жаркую погоду пить чай? Я ответил, что меня ещё больше удивляет - как может он в такую жару с утра пить водку?

Проходя проливом Лаперуза, мы видели сле­ва, в дымчатой дали Хоккайдо. Так близко были эти берега, так хотелось бы побывать там! Но даже на Сахалин не зашла наша "Азия", а о Японии и говорить нечего. Ещё из Владивостока, перед отъездом я дал телеграмму на Сахалин в Корсаков моему бывшему студенту - Н.А.Суха­нову с просьбой встретить меня при заходе в порт нашего парохода. Через несколько лет, уже в Одессе, я, встретив Сухано­ва, узнал, что получив от меня телеграмму, он организовав встречу, собрав выпускников ОИИМФа, но "Азия" вошла в Охотское море без захода на Сахалин. Так и не пришлось мне повидать Сахалин, о котором я так много читал ещё в детстве у Чехова и Дорошевича.

В Охотском море похолодало, и купанье детей на палубе пре­кратилось. Но я по-прежнему бόльшую часть времени проводил на палубе, глядя на море, на появляющихся временами быстрых касаток и на видимые вдали очертания Курильских островов. С инте­ресом следил также за несколькими владивостокскими птичками, похожими на воробьёв. С первого дня нашего плавания они устрои­лись на самом верху одной из мачт. Весь долгий шестидневный путь они провели на пароходе, временами слетая со своей мачты на палубу, где для них пассажиры рассыпали крошки хлеба. А иногда они летали над водой рядом с кораблем, щебетали в воз­духе, подлетали одна к другой и, по всему видно, веселились. Куда они делись по приходе на Камчатку - не знаю. Может быть, слетели на берег, а может быть с "Азией", к которой уже при­выкли, вернулись во Владивосток.

На шестой день плавания, пройдя Курильским проливом, оста­вив слева по борту крупный остров Курильской гряды Парамушир, мы вышли в Тихий океан. Боже мой, сколько дум, сколько мечтаний, связанных с Ти­хим океаном, было у меня в молодости, как мне хотелось побы­вать там, где путешествовали герои романов Жюль-Верна, Буссенара, Жаколио, Джека Лондона!

И вот, наконец, я в Тихом океане! Всё здесь иное, чем до сих пор я видел на Балтийском, Чёрном, Каспийском, Японском и Охотском морях. Погода была тихая и безветренная, но издалека идущие волны океана, волны Тихого океана, были длинными и высокими. Плавно надвигалась волна, плавно поднималась на гре­бень волны наша "Азия" и также плавно опускалась. Тысячи, а может быть, десятки тысяч морских птиц качались на волнах, ныряли за рыбой, взлетали, неся в клюве свою добычу к гнездовьям на береговых скалах. Вот теперь только я понял, что значит "птичий базар", о котором часто слыхал и читал, но никогда не представлял себе, что так много крупных птиц может собираться в одном месте.

Самый северный Курильский остров Парамушир пройден, и мы уже идём вдоль восточного берега Камчатки, идём очень далеко от берега, километров за двадцать, по меньшей мере, а несмотря на это расстояние, невооруженным глазом видно, как, пенясь, разбиваются о береговые скалы могучие океанские волны.

Потом начинают показываться очертания камчатских вулканов. Мимо одного из этих вулканов, уже невдалеке от конца пути, мы проходим, когда заходящее на западе солнце скрывалось за верхушкой вулкана. Этот момент мне удаётся запечатлеть на фотопленке. Показываются "Два брата" - скалы у входа в знаменитую Авачинскую бухту, в которой, как говорят, мог бы разместиться флот всех мировых держав. Входим в бухту и вдали видим вулкан, высящийся над Петропавловском-Камчатским.

Ещё через час мы швартуемся у пассажирского вокзала и выходим на берег. Наконец-то мне посчастливилось ступить на землю самой далекой российской окраины!