ТРАДИЦИОННАЯ КАЗАЧЬЯ И АДЫГСКАЯ СВАДЬБА В XIX–НАЧАЛЕ ХХ ВВ

Семейные обряды (обряды жизненного цикла) были известны человечеству с древнейших времен. Это комплекс традиций и обычаев, обеспечивающих оформление переломных событий, разделяющих цикл жизни человека на отдельные этапы: рождение, свадьба и старость. Издавна такие этапы резко выделялись на общем фоне обычной жизни и находились в центре пристального внимания людей. В течение жизни многих поколений были выработаны обрядовые действия, предназначенные для того, чтобы обеспечить контроль над развитием событий.

Для осмысления семейных обрядов жизненного цикла важное значение имеет теория «обрядов перехода». Согласно этой теории, человек на протяжении жизни проходит ряд критических рубежей. Семейные обряды объединены вокруг рождения, брака, смерти и включают родильную, свадебную и похоронную обрядность. Смысл обрядов выявляется: 1) сопоставлением аналогичных обрядов у разных народов мира (то, что неясно в культуре одних народов, так как часто присутствует отрывочно и фрагментарно, проясняется на лучше сохранившемся материале других народов); 2) интеграцией частных обрядов в обрядовый комплекс по конечной цели, во имя которой они совершались (например, с целью обезопасить новорожденного или невесту); 3) сравнением одного и того же обряда, производимого при рождении, во время свадьбы и при похоронах (например, обычай переноса через порог).

Что такое свадьба? Как она формировалась? Для того, чтобы двое молодых людей объединили свою жизнь, имели детей, продолжали род человеческий, их родные, свойственники, знакомые собираются, организуют торжества, выполняют достаточно обременительные, трудоемкие дела, а также определенные событием формальности, находят все то, чего у них нет, желая пышнее, торжественнее, как можно лучше устроить все, что связано с женитьбой сына или замужеством дочери. Почему? Не лишнее ли все это? Обязательно ли соблюдать все условия?

Пока есть человек, пока существует семья, свадьба бессмертна, ибо она – основа жизни рода, начало новой семьи, часть бытия. Более того, свадьба –это один из основных ритуалов в любой национальной культуре, своеобразное зеркало, в котором отражаются многие стороны этнической сути народа, его истории. Как было замечено, обряды не придуманы за уютным столом в тиши кабинета, не утверждены всенародным голосованием. Они – результат поиска не одного поколения, на них – зарубки далекого прошлого, отметины социальных, экономических, формационных перипетий, через которые прошел народ. О том свидетельствует каждый эпизод, каждая деталь свадебного обряда. Прежде чем сделаться частью обычая, он имел реальную, магическую, религиозную основу.

В результате длительных исторических контактов, под влиянием сходных условий жизни адыгов и казаков сформировались общие черты в свадебных обрядах населения Северного Кавказа. К ним относятся обычаи сватовства, сговора, знакомства родственников, предсвадебные вечера, участие свадебных чинов в выкупе, повиваний невесты, приготовлении обрядовой пищи, брачной постели и др. Веселый и жизнерадостный характер ритуальных игрищ способствовал сближению народных традиций и, в то же время, сохранял ряд «изюминок» каждого народа.

Лъыхъу – буквально означает «поиск». Прежде чем говорить о сватовстве, надо заметить, что все компоненты адыгской свадьбы, кроме лъыхъу, относятся к периоду, когда в семье стали главенствовать мужчины, то есть к так называемому патриархату. Однако лъыхъу, по всей видимости, имел место и в те далекие времена, когда род был материнским. Говоря иначе, поисками жениха занимались девушки, они решали, какого молодого человека приводить в свой род. Родословие их детей шло по материнской линии. Это подтверждается примерами из древней истории многих народов.

Таким образом, лъыхъу стал компонентом адыгской традиционной свадьбы, и от девушек он перешел к парням, вернее, к их фамилиям. Если умыкание было не приемлемым с точки зрения хабзэ, то большим проявлением адыгагъэ и намыс считалось, когда родные молодого человека, узнав о его избраннице, посылали к его родителям сватов. В сватовстве участвовали только старшие роднящихся сторон через вторых лиц фамилии. Естественно, что все начиналось и исходило от молодых. Они знакомились на каких-либо торжествах, узнавали друг друга, влюблялись, обменивались небольшими подарками. Пока парень не получал последнее, о женитьбе не могло быть и разговора. Да и после этого девушка не сразу давала свое согласие выйти замуж. Однако, спустя некоторое время, девушка как бы между прочим, вроде бы не придавая этому большого значения, говорила жениху, что он может прислать сватов к её родным. Что это означало, было ясно, и парень через друга или зятя извещал родителей о своем намерении. Так начинались свадебные хлопоты.

Для адыгов не стоило труда определить, что пришли сваты за их дочерью. Согласно хабзэ, войдя во двор и спешившись, гости определяли лошадей у коновязи, но не направлялись ни в кунацкую, ни в дом, а становились где-нибудь под навесом или же на то место, где обычно рубят дрова. Кто-либо из хозяев, заметив их, естественно, догадывался, что это необычные гости, о чем сообщал старшим в доме.

Навстречу сватам выходил взрослый мужчина: брат девушки, ее дядя или же сосед. Старший сватов, поздоровавшись с ним за руку, спрашивал о самочувствии, житье-бытье. Затем хозяин приглашал их в дом словом «фыкъеблагъэ» (добро пожаловать), на что без лишних комментариев сват отвечал, что они пришли, если род не возражает, с желанием быть гостями и родственниками. После этого вышедший встречать возвращался в дом известить о намерениях гостей.

Хозяева могли ответить: «Посоветуемся, наведайтесь в такой-то день», «Такой-то старший рода отсутствует» и т. д. При третьем визите, если сторона девушки принимала такое родство, гостей приглашали в дом и для них накрывали стол «на скорую руку», не особенно хлопоча, т. е., не делая никакого жертвоприношения, обязательного для гостей [2. С. 77-89].

Затем сватовство переходило в новую стадию – будущий тесть просил выговор (выпивку, закуску, подарки для невесты). Следующий эпизод традиционной свадьбы – пропой – проходил в доме невесты, куда приглашали родных и молодежь. Особенность данного компонента свадебного комплекса заключалась в величании всех присутствующих, начиная с родителей невесты. Из круга выходил парень, изображавший «мужа», под пение хора кланялся «жене» и вручал подарок. Молодая пара целовалась и выходила из круга, ее место занимала следующая. Игры «в свадьбу» служили подготовкой молодежи к переходу для выполнения новых социальных ролей. Для семейных пар величания были актом общественного признания [3].

Осмотреть дом старшие и родители девушки доверяли двум-трем мужчинам, которые пользовались уважением, отличались своей честностью и правдивостью. Они не обязательно должны были быть родственниками семьи девушки. «Смотрители» не скрывали ни своих целей, ни намерений. Родители жениха стремились пригласить и угостить их. Однако, поблагодарив хозяев, они скрупулезно осматривали все: дом снаружи и внутри, двор, хозяйственные постройки, огород, живность и пр. Более того, обращали внимание на то, как жирна их собака, сухожилисты ли волы, как к предполагавшимся родственникам относятся соседи, каким авторитетом пользуются их старшие, какие манеры поведения у будущей свекрови, какие запасы у семьи, чьими снохами являются их дочери, насколько гладки ручки их вил, остры топоры и т. д.

Если после всего этого старший из «смотрителей» поворачивался и уходил со двора, жених и его родные не могли рассчитывать на успех. Было ясно, что он скажет по возвращении: они вам не чета, вашей дочери они не смогут обеспечить сносную жизнь. Но если он, прощаясь, подавал руку хозяевам и говорил, что их уполномочили «посмотреть дом» такие-то, и они могут у них еще раз справиться о деле, довольная сторона жениха приглашала «смотрителей» в дом, где их ожидал накрытый стол. Разумеется, что все происходило с полного согласия молодых, мнение которых старшие узнавали через их друзей и младших членов семейств [5. С. 78].

Необходимо отметить, что многим, не знакомым близко с адыгэ хабзэ, психологически трудно уяснить отдельные его положения и принципы. Чтобы понять адыгов и их адыгэ хабзэ, надо проникнуться им. Когда после унаплъэ сторона жениха наведывалась к родителям девушки, их угощали, но без особого размаха и без какой-либо торжественности, танцев, веселья. Тут же будущие родственники договаривались относительно нэчыхьытх – религиозного оформления брака [6. С. 65].

Обрядовыми песнями и ритуалами сопровождалась выпечка шишек и каравая. Замешивая тесто, женщины прятали в него три серебряных пятака (знак богатства). Символическое значение имели тестяные птички и три вишневые веточки, украшавшие каравай. Они должны были принести любовь и плодородие. Чтобы выпечка стала «кучерявой» (пышной), женщины снизу вверх трижды махали веником, целовались, стоя крест-на-крест и пели заклинательные песни. Сажать каравай в печь доверяли кудрявому мужчине или мальчику [7]. Двоеверие, как синтез языческих и христианских мотивов, фиксируется в обычае загадывать на судьбу молодых. С помощью трех восковых свечей (во имя святой Троицы), зажженных на испеченном каравае, определяли, кто из новобрачных проживет дольше.

Сопровождавшие пели, джигитовали, устраивали борьбу конников, подбрасывали шапку зазевавшегося товарища вверх и стреляли по ней. Повозка невесты была шатерообразно покрыта красным материалом. Под ним сидели сестра или родственница жениха и гармонистка. Вокруг них увивались и кружились джигиты, исполняя всевозможные упражнения на лошадях.

Трудность представлял въезд во двор родителей невесты. Всадников с кольями и дубинами встречали местные молодые люди и доставалось всем, кроме тхамады, без разбора – животным и наездникам, а иных сбивали с лошадей. Но если кому-нибудь из всадников удавалось прорваться во двор, все успокаивались, и приехавших встречали по всем правилам гостеприимства.

Вывод невесты сопровождался красивой свадебной песней с замечательным припевом, которую исполняли мужчины. В повозку под непрекращающиеся песнопения садились слева от невесты гармонистка, а справа – девушка, которая приехала за новобрачной. В этот момент всадники их плотно окружали, чтобы местные молодые люди не изорвали на них платья.

Сторона невесты вручала тхамаде всадников знамя (нып) красного цвета без какой-либо атрибутики. Оно символизировало девичью чистоту, невинность, воспитанность. Отныне ее безопасность и честь была в руках участников нысашэ со стороны жениха. Символом девственности являлся и красный материал на повозке, в которой повезут новобрачную.

Даже получив знамя и откупившись от стражей ворот, кортеж оставался во дворе невесты, т.к. его не выпускали. Местные ребята трижды пытались повозку с невестой развернуть во дворе против движения солнца (против часовой стрелки), а всадники оказывали сопротивление. Имелась примета: если повозку удастся развернуть, невеста будет верховенствовать в новой семье и намного переживет своего мужа.

В день венчания ритуальное пение женщин оповещало о сборах жениха. В другой ритуальной песне женщины просили мать жениха свить «симьсот квиток, ще й чотыре» и украсить ими бояр. Символом благополучия и достатка служила «дежа» – кадка для теста, вокруг которой мать обводила сына перед тем, как отправить за невестой. Гости величали жениха.

Диалог дружка и «стражи», охранявшей подступы к дому невесты, представлял собой актерскую импровизацию. Сцена «торговли» за право войти в дом и занять место рядом с невестой проходила живо лишь тогда, когда импровизаторы находили нестандартные способы ее реализации. Охрана получала деньги, «варенуху» (спиртное) и «шишки». Зять подносил теще «чоботы» (обувь), тестю «борону» (печенье). Каждая сцена сопровождалась игрой и пением.

На пути следования свадебного поезда соблюдались все необходимые меры защиты. Избегали проезжать по дороге, на которой поднялся вихрь. Для того чтобы оградить себя от порчи и сглаза, на каждом перекрестке жених и невеста крестились и читали молитву «Да воскреснет Бог». После венчания свадебный поезд трижды объезжал вокруг церкви, чтобы колдуны не обратили всех «в вовкулаков» (волков). Обязательно соблюдался очистительный ритуал: у ворот новобрачные прыгали через костер, взявшись за концы платка. Магическое значение имел обряд осыпания зерном, хмелем, монетами и величание свекрови.

В свадебный комплекс входил и обряд «повиванния» невесты, совершаемый замужними родственницами жениха. Новобрачной распускали волосы, заплетали две косы или свивали в жгут по-бабьи, затем покрывали платком или одевали «шлычку» (шапочку). По обычаю, невеста должна была сбросить головной убор, но в конечном итоге смириться. Во время исполнения обряда над ее головой держали покрывало. Соблюдался и обычай снятия молодой женой обуви с супруга в первую брачную ночь. Муж слегка ударял ее по спине голенищем или нагайкой, чтобы помнила, кто в доме хозяин. Сцена публичной демонстрации девственности невесты сопровождалась стрельбой из ружей, ритуальным пением, подношением новобрачной бутылки водки и шишки с пучком красной калины (символ перехода в новое качество). Родителей, что не досмотрели дочь, подвергали общественному позору. Надев хомут, водили по улицам и подносили рюмку водки, с просверленной на боку дыркой.

Торжественным столом руководил и заправлял старший из хозяев. Он же являлся тхамадой. Это происходило во всех случаях, включая и уасэIых.

Сколько сидеть за столом, сколько танцевать и веселиться молодым, решал старший из гостей. Если он считал, что им торопиться не стоит, то и танцевали, и шутили, и развлекались вдоволь.

Регистрация брака (нэчыхьытх)

Понятие «наках» в адыгский язык пришло из арабского и, соединившись с исконно адыгским словом «тхын» (писать), образовало термин «нэчыхьытх». И в самом деле, в прошлом брачные условия оформлялись по-мусульмански служителем ислама (ефэнды) письменно. Такой документ оставался в доме родителей невесты. По сведениям женщин-информаторов, в брачном контракте специально оговаривалось, к примеру, какими будут – восьмиконечными или другими – погоны на праздничном костюме невесты, будут ли они с цепочками – балаболками, сколько будет желудоподобных золотых подвесок по обе стороны груди и т. д. При оформлении регистрационного брака, кроме ефэнды и доверенных девушки и парня, присутствовали и свидетели. Все они должны были быть обязательно в шапках. Надо заметить, что вообще у мусульман брак заключали доверенный девушки и сам жених с благословения служителя культа. Они все сидели на полу. В этой связи следует предположить, что другие свидетели на адыгской свадьбе и также то, что все они должны были быть в шапках и стоять при совершении обряда, являются реликтами традиционной адыгской свадьбы. Нэчыхьытх, как правило, происходил в доме родителей невесты, куда приезжали двое-трое мужчин со стороны жениха. Он не отличался особенной торжественностью. Не устраивались ни танцы, ни какое-либо другое веселье. Правда, после оформления брака накрывали стол, произносили тосты за счастливое породнение и за молодых.

Во время регистрации брака ефэнды осведомлялся у доверенных (уэчыл) молодых, не передумали ли они, согласны ли их подопечные стать мужем и женой. Когда доверенные (сначала девушки, а потом парня) подтверждали решение молодых, они, доверенные, в шапках (как и все остальные) становились друг против друга, протянув правые руки. Ладони их рук едва касались друг друга, однако при этом большие пальцы доверенных упирались как можно плотнее один в другой на одинаковом уровне. При таком положении нельзя было сгибать другие пальцы, обхватывая ими руку партнера. За этим следил ефэнды, который в свою очередь обхватывал правой рукой большие пальцы доверенных сверху.

После этого ефэнды трижды произносил молитву, спрашивая каждый раз доверенных по очереди: «Отдаешь?» или «Женишь?» Доверенные отвечали: «Отдал», «Женил». Затем духовный служитель снова читал молитву, которую заключал словом «аминь», и все присутствовавшие делали дыуа, воздев руки к Всевышнему. Представители жениха уплачивали ефэнды небольшую сумму за оформление брака.

Подводя итог, следует отметить, что традиционная казачья и адыгская свадьба в XIX – начале XX вв. представляла собой массовый народный театр с обрядовым пением, заклинаниями, плясками, игрой на музыкальных инструментах. Эта сторона свадьбы имела непосредственное отношение к языческим обычаям. С другой стороны, народная традиция вобрала в себя духовные ценности. Брачный союз скреплялся религиозным ритуалом. Органическое сочетание адыгской и казачьей культуры – отличительные признаки традиционных свадебных обрядов, бытовавших в среде населения Кубани. Сложные напластования были обусловлены своеобразием формирования этнического состава населения, непосредственным взаимодействием культур в районах смешанного расселения народов.

Примечания:

1. 
   Мафедзев С.Х. Адыги. Обычаи, традиции (Адыгэ хабзэ). Нальчик, 2000 .
   
2. 
   Агеева Е.А. Старые и новые сказания и писания староверов (по полевым исследованиям 80-90 годов XX века) // Вопросы казачьей истории и культуры: Вып.1. Майкоп, 2002.
   
3. 
   Аксаков А.С. Эстетика и литературная критика М., 1995.
   
4. 
   Аникин В.П. Русский фольклор. М., 1987.
   
5. 
   Мамхегова Р. Очерки об адыгском этикете. Нальчик, 1993.
   
6. 
   Мафедзев С.Х. Обряды и обрядовые игры адыгов. Нальчик, 1979.
   
7. 
   Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М, 1979.
   
8. 
   Бгажноков Б.Х. Мир культуры. Нальчик, 1990.