Гунтхард Вебер кризисы любви

22

была она, а он был виновным. Он потребовал от нее нечто такое, что было выше ее сил, и она пошла на это, чтобы не повредить отноше­ниям. Я все это им объяснил, а ей сказал: «Ты должна сейчас рас­статься со своим мужем, признать и принять свою вину и свою боль и в память о ребенке сделать что-нибудь хорошее». Она спросила: «Разве мы не можем сделать это вместе?» Я ответил: «Да». Но он не шелохнулся и не обнаружил никакого волнения. Затем они ушли. Потом она объявилась еще раз, чтобы пройти у меня курс. Но за че­тыре недели до его начала мне позвонил сын и сообщил, что она умер­ла. Это был конец.

Некоторые люди, боясь упреков и не желая причинить другому боль, прежде чем расстаться, позволяют себе долгое время страдать, столько, что это уравновешивает боль другого, как будто тогда у них появляется больше прав на этот шаг. Поэтому так долго тянутся бра­коразводные процессы. А ведь в большинстве случаев эти люди про­сто хотят расширить для себя границы, они хотят новой, большей территории, и они чувствуют себя несвободными, пленниками, по­тому что не могут ничего предпринять, не повредив другому или не причинив ему боль.

И когда они наконец расстаются, то не только у них есть шанс и риск нового начала, но и перед их партнерами внезапно открывают­ся новые возможности: Но если партнер замкнется в себе и застынет в своей боли, то тем самым он помешает другому идти новой доро­гой. Если он все же использует этот новый шанс, то и другому пода­рит свободу и облегчение. Среди всех способов простить другого этот самый лучший. Он примиряет, даже когда расставание неотвратимо.

ж) Отказ от счастья как попытка компенсации

То, что правильно и важно внутри отношений и необходимо для того, чтобы они сложились, зачастую абсолютно недопустимым об­разом переносится в совершенно иной контекст — например, на от­ношения с Богом или судьбой, где превращается в абсурд. Если один человек приобретает, а другой в тех же обстоятельствах теряет, то в душе одно увязывается с другим и возникает потребность в компен­сации, как будто одно произошло за счет другого. И тогда происхо­дят скверные вещи.

Возвращается, например, отец живым и здоровым с войны или из плена, где гибли другие, и его дочери вдруг приходит в голову, что она

23

должна заплатить за то, что он вернулся, или отец сам не берет больше от жизни много. Или кто-то, избавившись от смертельной опасности, начинает расплачиваться за это каким-нибудь симптомом или же на­чинает себя во всем ограничивать. Множество примеров такого рода можно найти у евреев, переживших нацистский режим и теперь не ос­меливающихся быть счастливыми, когда у столь многих была тяжелая судьба. Если в семье есть больной ребенок, то его здоровые братья и сестры часто не могут позволить себе быть здоровыми и счастливыми, потому что у них возникает фантазия, якобы их здоровье и их счастье достались им за счет больного ребенка. И тогда они пытаются компен­сировать это, выказывая себя тоже больными (например, в депрессив­ном состоянии) или как-то по-другому ограничивая свои возможнос­ти. Такая динамика — это как снятие с себя в душе вины. С такими примерами мы часто сталкиваемся на психотерапии.

Небольшая история на эту тему:

Двойная компенсация

У одной женщины был хороший муж, и на Рождество он подари/1 ей прекрасное золотое колье. Развернув подарок, она сказала: «Пре­красное колье!» А потом спросила: «Сколько же оно стоило?» Он Ответил: «Пять тысяч марок». — «А где ты его купил?» — «У юве­лира Бернхарда».

Когда праздники закончились, она пошла к ювелиру Бернхарду и еще раз дала ему пять тысяч марок. (Пауза) И такое бывает — по от­ношению к судьбе.

Так что когда что-то абсолютно законное и имеющее смысл в оп­ределенной области используется за пределами этой области, возни­кает путаница. Похожая ситуация складывается и тогда, когда кто-то берет на себя чужую вину и за нее расплачивается.

Пример:

Одна пара до брака зачинает ребенка, и возникает «брак по необ­ходимости». Родители несчастны в этом браке. И тогда сын берет вину

на сеоя и позволяет себе страдать, чтобы в качестве компенсации зап­латить этим за то, что родители из-за него несчастны.

Взять и поблагодарить, принять как подарок, не расплачиваясь за него, — вот решение и совершенно особое исполнение. Такая бла­годарность является внутренней позицией. Она не направлена на кого-то или на что-то. Я бы использовал здесь такой образ: человек входит в реку, и реука выносит его на другой берег, и когда он снова выбирается на сушу, то кланяется реке. Но реке это безразлично. Это и есть благодарность.

Пример:

Петра: Я знаю одного человека, которого, когда он был еще ма­леньким мальчиком, спас из-под снежного завала его старший брат. А потом этого брата убили нацисты. И у младшего потом всю жизнь было чувство, что он не может жить, что он не имеет на это права.

Берт Хеллингер (далее Б.Х.): Но это связано только с тем, что один из них умер. Здесь важны такие слова: «Ты мертв. Я поживу еще немножко, потом я тоже умру». И вот еще что он мог бы ска­зать: «Я склоняюсь перед твоей судьбой, и ты навсегда останешься моим братом».

Искупление вины как слепая компенсация: если мать умирает при рождении ребенка Искупление вины также является попыткой компенсации, толь­ко слепой, инстинктивной и неуправляемой. Попытки компенсации такого рода особенно часто встречаются в семьях, где мать умерла зо время родов. Ребенок, оставшись в живых, естественно, не виноват в смерти матери. Никому и в голову не может прийти призвать его за это к ответу, и тем не менее знание о своей невиновности не приносит ребенку облегчения. Как существо социальное, он знает, что «впле­тен» в систему, в которой он получил свою жизнь за счет жизни мате-

25

f

к

Но представление об убийстве приводит к тому, что мальчики и в следующих поколениях — а такое событие зачастую продолжает вли­ять на протяжении нескольких поколений — искупают эту вину. Не­редко из-за смерти той женщины совершают самоубийство даже ее внуки и правнуки. Это примитивная, древняя и слепая форма ком­пенсации: один уходит, и в качестве компенсации должен уйти дру­гой. Стоит только человеку сделать что-то во искупление, как npo/ia-дает уважение. Некоторые люди отказываются тогда от партнерства и детей, становясь, к примеру, священниками и женясь на женщине, которая не может иметь детей. Такая смерть в семье (системе) порож­дает страх, и из-за этого страха такое событие часто замалчивается. Это самый худший вариант «исключения» из системы и самый чре­ватый последствиями.

Но если* рожденный ребенок ограничивает себя во всем или со­вершает самоубийство, это значит, что жертва женщины была напрас­ной, к тому же в этом случае ее делают ответственной еще и за несча­стье ребенка.

А решение здесь в том, чтобы женщина получила в системе по­четное место и чтобы ребенок сказал своей маме: «Раз уж, рожая меня, ты потеряла свою жизнь, то это не должно быть напрасно. Именно потому, что это так дорого тебе стоило, я покажу тебе, что это себя оправдало. Я принимаю свою жизнь за ту цену, которой она стоила тебе и которой она стоит мне, и я что-нибудь из нее сделаю в память о тебе».

Это та же самая любовь, но принявшая другое направление. В этом случае давление роковой вины превращается в мотор и дает силы жить, и тогда становятся возможны такие деяния, со­вершить которые другие не смогли бы никогда. Это приносит примирение и покой, и тогда жертва матери оказывает хорошее влияние.

26

Пример с семинара:

Б.Х.: Тут все совершенно ясно: родители и оба сына смотрят на первую жену и ребенка. Он включает этих мать и ребенка в расста­новку и ставит их напротив родителей и сыновей, (Семья облегченно кивает.) Это уже решение. (Потом он ставит ребенка и мать справа рядом с отцом, а сыновей — напротив, и, наконец, он ставит умер­шего ребенка как самого старшего рядом с сыновьями справа. Затем он заговаривает об опасной болезни брата Алексиса.)

На основе этой расстановки можно сделать вывод, что болезнь твоего брата имеет, вероятно, системное значение и твоему брату мож­но помочь, если ты ему об этом расскажешь. Вероятно, он связан с умершим. И если в этом новом образе семьи тот присутствует, воз­можно, твой брат выздоровеет.

з) Согласие с судьбой

Среди судьбоносных бед есть и такие (меня это тоже не минова­ло), как, например, наследственное заболевание, увечье, полученное на войне, или скверные обстоятельства в детстве. И если я буду воз­мущаться судьбой, которую не изменишь, и буду на нее роптать, со­храняя злость и претензии, или буду искать виновных, или не приму ее в свою жизнь, то и она не сможет проявить свою силу.

Как я могу быть незаслуженно и без моего содействия спасен, то есть могу получить подарок, которого другим не достается, так же я должен соглашаться и в том случае, если от меня потребуется отве­чать за последствия чего-то негативного, что произошло без моей вины. Судьбе нет дела ни до наших притязаний, ни до нашего искуп­ления.

Единственным выходом в случае роковой вины мне остается под­чинение; покорность невидимым и могущественным взаимосвязям, на счастье ли на мое или на несчастье. Позицию, лежащую в основе такого поведения, я называю смирением. Оно позволяет мне прини­мать мою жизнь и мое счастье такими, какими они выпали мне на долю и столько, сколько они продлятся, независимо от цены, кото­рую заплатили за это другие. Оно велит мне соглашаться и на тяже­лую участь, если пришел мой черед. Это смирение заставляет меня серьезно относиться к тому, что не я определяю судьбу, а судьба меня. Оно же является соразмерным ответом роковой вине или невинов­ности и делает меня равным с жертвами. Оно позволяет мне их ува-

27

г

Пример:

Молодой предприниматель заметил, что он не мог подолгу быть успешным, потому что считал, что своей жизнью он обязан несчас­тью своего брата. Он нашел следующее решение: сначала он смог при­знать, что брак его родителей и его собственная жизнь роковым об­разом переплетаются с потерей, которую вынуждены переносить его брат и отец брата. Во-вторых, несмотря на это, он смог принять свое счастье и сказать другим, что и он будет считать себя равным им и равноправным с ними. В-третьих, он был готов оказать своему брату особую услугу, признавая этим свою готовность уравновесить «давать» и «брать». Он решил найти исчезнувшего отца своего брата и устро­ить их встречу.

Пример:

Теперь я еще раз вернусь к динамике, о которой мы говорили ра­нее. Мануэла, ты рассказала, что твоя мать после твоего рождения впала в депрессию. Тогда есть тенденция к тому, чтобы ребенок за это платил.

28

Б.Х.:Да, это может быть похоже. Ребенок считает, что он должен за это платить. Он всегда чувствует'себя виноватым, если при его появле­нии на свет здоровью матери наносится ущерб.

Один член группы, человек средних лет, не позволял себе чувство­вать себя в группе хорошо. Он странно себя вел и демонстрировал небольшую способность к эмпатии. Выяснилось, что при его появ­лении на свет мать перенесла перелом таза. В расстановку своей се­мьи он выставил себя за ее границы. Хотя мать и была готова запла­тить эту цену, ребенок не мог этого принять, так как цена казалась ему слишком высокой.

Что же в этом случае должен сделать ребенок? Надо оценить все по достоинству. Итак: «Милая мама, я принимаю ту цену, которой стоило тебе мое рождение, и именно поэтому я буду чтить это и что-то из этого сделаю тебе на радость. Именно потому, что я стоил тебе так дорого, я покажу, что ты страдала не напрасно». Для матери это большое облегчение.

А нередко бывает, что после избавления от большой беды некото­рые люди живут как неживые, так, будто их жизнь уже закончилась.

Пример:

На одном из курсов присутствовал милый парень, но сидел он там по большей части как неживой. Тогда я провел с ним возрастную регрессию, и он увидел себя пятилетним, лежащим в кровати, а на плече у него была большая опухоль. Вокруг постели стояли врачи с озабоченным выражением на лицах, и в этот самый момент он внут­ренне умер. Ему была сделана операция, и выяснилось, что опухоль доброкачественная. Но внутренне он уже распрощался с жизнью и дальше жил «без жизни». В таких случаях человеку следует поблаго­дарить за спасение, снова приняв жизнь как подарок.

Довольно часто случается так, что при расставании в качестве ком­пенсации отдают ребенка. Например, при вступлении матери во вто­рой брак дочь остается с отцом. Если мать берет себе в мужья другого мужчину, за это должно быть заплачено. Один из вариантов — это от­дать ребенка первому мужу. Таким образом, расплата, так сказать, про­изведена. Зачастую при помощи ребенка выплачивают еще и своего рода отступное, если родители женщины не хотели отдавать ее замуж. В этих случаях она иногда отдает своим родителям первого ребенка.

29

Никто не знает, отчего так, но это — отступное, которое она платит. Тогда она имеет право сохранить своего мужа. В этом случае ребенок может сказать: «Я рад это делать, но ты — моя бабушка, а это — моя мама». С таким положением мы встретимся в случаях инцеста.

Б.Х..'Тогда ребенок должен сказать: «Я рад делать это для всех вас»» Тогда он сможет это делать, а также освободится от возможного упрека.

3. Порядок

Третьим базовым условием для того, чтобы отношения сложились, явлаеяся порядок. В первую очередь я говорю здесь о правилах, кото­рые направляют совместную жизнь группы по определенному руслу. Во всех подолгу длящихся отношених развиваются общие нормы, ритуалы, убеждения и табу, которые становятся тогда обязательными для всех. Так из отношений вырастает система со своим порядком и структурой. Это скорее порядок «согласованный», находящийся на переднем плане. А за ним действуют порядки заданные, ни согласо­вать, ни договориться о которых невозможно.

II. СОВЕСТЬ КАК ОРГАН,

ОТВЕЧАЮЩИЙ ЗА РАВНОВЕСИЕ

В ОТНОШЕНИЯХ

Когда бы и в какие бы отношения мы ни вступали, нами управ­ляет некое внутреннее чувство, которое автоматически реагирует, если мы делаем что-то способное повредить отношениям или постают. их под угрозу. Следовательно, существует нечто вроде внутреннего органа, отвечающего за системное поведение, так же как у нас есть внутренний орган, отвечающий за сохранение равновесия в поведе­нии. Как только мы теряем равновесие, то неприятное чувство, воз­никающее в результате падения, возвращает нас обратно в состояние равновесия. Таким образом, равновесие регулируется чувствами удо­вольствия и неудовольствия. Когда мы находимся в состоянии рав­новесия — это приятно, это чувство удовольствия. Когда мы теряем равновесие — это чувство дискомфорта, и оно указывает нам ту чер­ту, у которой мы должны измениться, чтобы не произошло несчас­тья. Нечто подобное происходит в системах и отношениях.

В отношениях имеют силу определенные порядки. Если мы на­ходимся с ними в гармонии и вследствие этого имеем право оставаться в отношениях, мы чувствуем себя невиновными и находящимися в равновесии. Но как только мы нарушаем условия, необходимые для хороших отношений, и подвергаем отношения опасности, возника­ют неприятные чувства, которые срабатывают как рефлекс и вынуж­дают нас вернуться назад. Тогда это переживается как вина. Ту ин­станцию, которая следит за этим как некий балансирующий орган, мы называем совестью.

Нужно знать, что чувства вины и невиновности мы познаём, как правило, только в отношениях. Чувство вины отнесено, таким обра­зом, к другому. Я чувствую себя виноватым, когда делаю то, что вре­дит отношениям с другими, и невиновным, когда делаю то, что идет отношениям с другими на пользу. Совесть привязывает нас к группе, важной для нашего выживания, какими бы ни были условия, кото­рые эта группа нам ставит. Совесть не стоит над группой, ее верой или суеверием. Она — к ее услугам.

31

1. Совесть следит за наличием условий для хороших отношений

а) Совесть и привязанность

Совесть реагирует на все, что способствует или угрожает привя-1 занности. Поэтому наша совесть спокойна, когда мы ведем себя так»! что можем быть уверены: мы еще имеем право принадлежать к груц-^ пе, и неспокойна, когда мы настолько отошли от условий группы»^ что вынуждены опасаться, не утратили ли мы полностью или частич-1 но право на принадлежность. Таким образом, здесь мы переживаем! вину как страх потери и исключения и как удаленность, а невинов-) | ность — как защищенность и близость. Чувство права на принадлеж­ность на элементарном эмоциональном уровне — это, возможно, са­мое прекрасное и глубокое чувство, какое мы знаем: только тот, ktq , познал безопасность невиновности как право на принадлежность, знает о страхе или ужасе исключения или потери. Чувство защищен-» } ности переживается только вместе с чувством страха. Так что полная бессмыслица утверждать, будто в том, что человек испытывает страх* | виноваты родители. Чем лучше родители, тем больше страх их поте-*| рять.

Защищенность и близость — это великая мечта, и многими на­шими действиями мы пытаемся ее приблизить. И тем не менее эта мечта неосуществима, так как право на принадлежность всегда нахо­дится под угрозой. Некоторые говорят, что детям нужно давать чув-

32

ство безопасности. Но чем больше безопасности детям дают, тем боль­ше они боятся ее потерять, потому что нет чувства безопасности без боязни обратного. Так что право на принадлежность надо завоевы­вать снова и снова, им невозможно обладать постоянно, и потому невиновность переживается как право пока еще принадлежать к груп­пе, и неизвестно, сколь долги это продлится. Эта неуверенность — часть нашей жизни. Примечателен тот факт, что совесть родителей в отношении детей более спокойна, чем у детей в отношении родите­лей. Возможно, это связано с тем, что родители меньше нуждаются в детях, чем дети в родителях. Мы можем себе также представить, что именно родители жертвуют своими детьми, но никак не наоборот. По­разительно.

Привязанность к исходной группе обладает для совести приори­тетом перед любыми другими доводами рассудка и перед любой дру­гой моралью. В отношении результатов нашей веры или наших по­ступков совесть ориентируется на привязанность, не обращая вни­мания на то, что с других точек зрения эта вера и эти поступки мо­гут казаться ненормальными или предосудительными. Так что мы не можем полагаться на совесть, когда речь идет о познании добра и зла в более широком контексте (см. главу III, 3). Поскольку привя­занность обладает приоритетом перед всем, что, возможно, затем еще последует, то вина в отношении привязанности является для нас самой тяжкой, а ее последствия — самым суровым наказаним. А невиновность в отношении привязанности мы воспринимаем как самое глубокое счастье и как самую заветную цель наших детских желаний.

Обязывающая любовь и жертвенность слабых Совесть привязывает нас сильнее всего, если мы занимаем невы­сокое положение в группе и полностью находимся в ее власти. В се­мье это дети. Из любви ребенок готов пожертвовать всем, даже соб­ственной жизнью и счастьем, если родителям и всему роду от этого будет лучше. Это те дети, которые самоотверженно заступаются за своих родителей или предков, совершают то, чего не планировали, искупают то, чего не делали (например, уходя в монастырь), отвеча­ют за то, в чем не виноваты, или мстят вместо своих родителей за пережитую несправедливость.

3 — 2296

Пример:

\ ло переживал свою вину. И как-то в разговоре с другом он вспомнил,

I что сын всего за несколько дней до самоубийства, когда его мать ска-

[ зала, что снова беременна, словно вне себя выкрикнул: «Но ради Бога,