Выглядела Люси потрясающе.
В зеленом обтягивающем пуловере, который облегал тело где положено. Темные волосы она стянула в конский хвост. Выпавшую прядку запрятала за ухо. В этот день она надела очки, и они очень ей шли.
Сев в машину, она первым делом проверила мои диски.
– «Каунтинг Кроус».32«Август, и все потом».
– Тебе нравится?
– Лучший дебютный альбом последних двадцати лет.
Я кивнул.
Она вставила диск в плейер. Зазвучала песня «Все вокруг». Мы ехали и слушали. Когда Адам Дуриц запел о женщине, говорящей тебе, что ты должен застрелиться, что стены рушатся ей на голову, я искоса взглянул на Люси. Ее глаза повлажнели.
– Ты как?
– Другие диски у тебя есть?
– А что ты хочешь?
– Что-нибудь страстное и сексуальное.
– Мит Лоуф. – Я протянул ей пластмассовую коробку с дисками. – «Крыса из ада».
– Ты помнишь?
– Никогда не отправлюсь в путь без этого диска.
– Господи, ты всегда был неисправимым романтиком!
– Как насчет «Рая при свете приборного щитка»?
– Хорошо, но пропусти ту часть, где она, перед тем как отдать самое дорогое, заставляет его пообещать, что он будет любить ее вечно.
– «Отдать самое дорогое», – повторил я. – Эта фраза мне нравится.
Она повернулась ко мне:
– А какой фразой ты воспользовался со мной?
– Наверное, той, что дает наилучший результат при соблазнении.
– Какой же?
Я добавил в голос жалостливости:
– Пожалуйста, дай мне, милашка, пожалуйста.
Она рассмеялась.
– Слушай, с тобой это сработало!
– Так меня вообще легко уговорить.
– Действительно, я забыл.
Люси игриво шлепнула меня по руке. Я улыбнулся. Она отвернулась. Какое-то время мы молча слушали Мита Лоуфа.
– Коуп?
– Что?
– Ты был у меня первым.
Я чуть не нажал на тормоза.
– Да, я притворялась, что все наоборот. Мой отец, я и этот культ свободной любви. Но я никогда… Ты был у меня первым. И единственным, кого я любила.
В салоне повисло тяжелое молчание.
– Разумеется, после тебя я спала со всеми подряд, – сообщила она.
Покачав головой, я посмотрел направо. Она вновь улыбалась.
Я повернул направо, подчиняясь самоуверенному голосу моего навигатора.
Пересы жили в кондоминиуме.
– Нас ждут? – спросила Люси.
– Нет.
– Откуда ты знаешь, что они дома?
– Я позвонил, перед тем как заехать за тобой. Мой номер на дисплее не высвечивается. Услышав «алло» миссис Перес, я изменил голос и попросил Гарольда. Она ответила, что я ошибся номером. Я извинился и положил трубку.
– Здорово у тебя это получается.
– Стараюсь не привлекать к себе внимания.
Мы вышли из автомобиля. Я оглядел ухоженную территорию. Воздух наполнял запах цветов. Возможно, лилий. Очень сильный, будто кто-то разлил дешевый шампунь.
Прежде чем я постучал, дверь открылась. На пороге возникла миссис Перес. Не поздоровалась, даже не кивнула. Смотрела на меня из-под тяжелых век и ждала.
– Нам нужно поговорить, – нарушил я затянувшееся молчание.
Ее взгляд сместился на Люси.
– Кто вы?
– Люси Силверстайн, – ответила она.
– Дочь Айры. – Миссис Перес закрыла глаза.
– Да.
Плечи миссис Перес поникли.
– Можем мы войти? – спросил я.
– А если я скажу «нет»?
Я встретился с ней взглядом:
– Я этого так не оставлю.
– Что не оставите? Тот мужчина не мой сын.
– Пожалуйста, – попросил я, – только пять минут.
Миссис Перес вздохнула и отступила. Мы вошли. В гостиной шампунем пахло еще сильнее. Слишком сильно. Она закрыла дверь и повела нас к дивану.
– Мистер Перес дома?
– Нет.
Из одной спальни доносились какие-то звуки. В углу стояли картонные коробки. Надписи на боковой поверхности указывали, что в них что-то связанное с медициной. Я осмотрел гостиную. В ней, если не считать коробок, царил идеальный порядок.
Я подошел к камину. Семейные фотографии на каминной полке. Ни одной родительской. Ни одной – Джила. Только два его брата и сестра.
Один брат сидел в инвалидном кресле.
– Это Томас. – Миссис Перес указала на улыбающегося мальчика в инвалидном кресле, сфотографированного на вечере выпускников Университета Кина.33 – У него ЦП. Вы знаете, что это такое?
– Церебральный паралич.
– Да.
– Сколько ему лет?
– Исполнилось тридцать три.
– А это кто?
– Эдуардо, – ответила она, и по тону чувствовалось, что других вопросов лучше не задавать.
Эдуардо выглядел как бандит. Джил говорил, что его брат состоит в какой-то уличной банде, но я ему тогда не поверил.
Я указал на снимок девушки:
– Джил о ней рассказывал. Она была на пару лет старше? Он говорил, что она пытается поступить в колледж.
– Гленда – адвокат, – пояснила миссис Перес. – Закончила юридическую школу Колумбийского университета.
– Правда? Как и я.
Миссис Перес улыбнулась. Вновь отошла к дивану.
– Томас живет в соседней квартире. Разделяющую стену мы снесли.
– Он может обслуживать себя сам?
– Я за ним ухаживаю. Есть и сиделки.
– Он сейчас дома?
– Да.
Я кивнул. Сел на диван. Не знаю, почему я задавал эти вопросы. Может, Томас знал о том, что произошло с его братом, знал, где он был последние двадцать лет?
Люси к каминной доске подходить не стала. Сидела тихо, как мышка, но впитывала в себя все, внимательно оглядывала гостиную, вероятно, оценивая ее как психолог.
Миссис Перес посмотрела на меня:
– Зачем вы приехали?
– Тело, которое мы нашли… это Джил.
– Я уже объясняла.
Я показал ей конверт из плотной бумаги.
– Что это?
Я сунул руку в конверт и вытащил верхнюю фотографию. Старую, из летнего лагеря. Положил на кофейный столик. Миссис Перес смотрела вниз, на своего сына. Я наблюдал за ее лицом, чтобы увидеть реакцию. Но лицо то ли оставалось бесстрастным, то ли я не уловил никаких изменений. А потом внезапно маска упала и на лице отразилось неподдельное горе.
Миссис Перес закрыла глаза.
– Зачем вы мне ее показываете?
– Шрам.
Глаза она не открыла.
– Вы сказали, что шрам у Джила на правой руке. Но посмотрите на фотографию. Он – на левой.
Она молчала.
– Миссис Перес?
– Этот человек не мой сын. Моего сына двадцать лет назад убил Уэйн Стюбенс.
– Нет.
Я вновь сунул руку в конверт. Люси наклонилась к кофейному столику. Фотографии, которую я достал из конверта, она еще не видела.
– Это Маноло Сантьяго, мужчина из морга.
Люси резко повернулась ко мне:
– Как его звали?
– Маноло Сантьяго.
Имя и фамилия, похоже, потрясли ее до глубины души.
– В чем дело? – спросил я.
Она молча покачала головой, и я продолжил:
– А вот это, – я достал из конверта последнюю фотографию, – компьютерный фоторобот, выполненный с помощью специальной программы, имитирующей старение. Другими словами, мои специалисты взяли фотографию Джила, сделанную двадцатью годами раньше, и состарили его на двадцать лет. Потом «побрили» череп и добавили усы, как у Маноло Сантьяго. – Я положил эту фотографию рядом со второй. – Взгляните, миссис Перес.
Она взглянула. Потом долго смотрела.
– Он выглядит как мой сын, возможно. Вот и все. А может, вы думаете, что все латиносы на одно лицо?
– Миссис Перес! – Люси впервые после прихода в квартиру напрямую обратилась к хозяйке. – Почему у вас нет ни одной фотографии Джила? – Она указала на каминную полку.
Миссис Перес не повернула голову.
– У вас есть дети, мисс Силверстайн?
– Нет.
– Тогда вы не поймете.
– При всем уважении к вам, миссис Перес, вы несете чушь.
Миссис Перес дернулась, словно ей отвесили оплеуху.
– Там стоят фотографии из того времени, когда ваши дети были маленькими, когда Джил был жив. Но только не фотография Джила. Я консультировала родителей, которые горевали. Все они держали фотографии утраченного ребенка на виду. Все. И вы солгали насчет шрама на руке. Вы не забыли. Мать такой ошибки не допустит. Вы видите лежащие перед вами фотографии. Они не лгут. И, наконец, Пол не привел главного аргумента.
Я понятия не имел, о чем речь. Поэтому молчал.
– Проверка на ДНК, миссис Перес. Мы получили результаты. Они предварительные, но выводы по ним сделать можно. Это ваш сын.
«Господи, – подумал я, – а она хороша».
– ДНК?! – прокричала миссис Перес. – Я не давала разрешения проводить проверку ДНК!
– Полиции ваше разрешение не требуется, – отрезала Люси. – Ведь вы сами заявили, что Маноло Сантьяго не ваш сын.
– Но… откуда они взяли мою ДНК?
На этот вопрос ответил я:
– Этого мы говорить не имеем права.
– Но вы… вы можете это сделать?
– Да, можем.
Миссис Перес откинулась на спинку. Долгое время молчала. Мы ждали.
– Вы лжете.
– Что?
– Или анализ ДНК дал ошибочные результаты, или вы лжете. Моего сына убили двадцать лет назад. Как и вашу сестру. Они умерли в летнем лагере вашего отца, потому что никто не приглядывал за ними. Вы оба гоняетесь за призраками, вот и все.
Я посмотрел на Люси, в надежде, что она найдется с ответом.
Миссис Перес поднялась:
– Я хочу, чтобы вы ушли.
– Пожалуйста, – обратился я к ней, – той ночью пропала и моя сестра.
– Я не могу вам помочь.
Я собирался сказать что-то еще, но Люси поднялась и потянула меня за собой. Я решил, что она права и ничего нам сегодня от миссис Перес не добиться.
Мы вышли за дверь.
– Больше не приходите сюда, – донеслось нам вслед. – Не мешайте мне скорбеть. Не нарушайте мой покой.
– Я думала, ваш сын уже двадцать лет как умер.
– Смириться с этим невозможно.
– Невозможно, – согласилась Люси. – Но покоя вам теперь не будет.
Люси повернулась и устремилась прочь. Я последовал за ней. Дверь закрылась.
– Что скажешь? – спросил я, когда мы вновь сели в машину.
– Миссис Перес, безусловно, врет.
– Отличный блеф, – заметил я.
– С проверкой на ДНК?
– Да.
Но Люси развивать эту тему не стала.
– Слушай, ты упомянул Маноло Сантьяго…
– Джил жил под этим именем. – Она молчала, переваривая мои слова, поэтому я спросил: – Что такое?
– Вчера я заезжала к моему отцу. В его… э… дом. Проверила книгу регистрации. Кроме меня в прошлом месяце у него был только один посетитель. Мужчина, которого звали Маноло Сантьяго.
– Ух ты! – вырвалось у меня. Я попытался сопоставить одно с другим. Не получалось. – Зачем Джилу Пересу приезжать к твоему отцу?
– Хороший вопрос.
Я подумал о словах Райи насчет того, что мы с Люси солгали.
– Сможешь спросить у Айры?
– Попытаюсь. Он не такой, как раньше. Мысли разбегаются.
– Все равно попробовать стоит.
Она кивнула. Я повернул налево и решил сменить тему:
– Почему ты считаешь, что миссис Перес лжет?
– Во-первых, она в трауре. Запах, помнишь? Это свечи. И она носит черное. Плюс глаза красные, плечи поникшие – все такое. Во-вторых, фотографии.
– А они при чем?
– Я не обманывала. Это очень необычно – выставлять фотографии всех детей за исключением умершего. Само по себе это, возможно, ничего не значит, но ты заметил, что расставлены фотографии очень уж широко? Будто раньше там их стояло больше. Мое предположение – она убрала фотографии Джила. На всякий случай.
– На случай, что кто-то придет?
– Точно сказать не могу. Но думаю, миссис Перес избавлялась от улик. Решила, что только у нее есть фотографии, пригодные для опознания. Она не подумала, что после того лета они могли остаться и у тебя.
Я обдумывал ее слова.
– Все ее реакции какие-то неестественные, Коуп. Она словно играет роль. Она лжет, – продолжила Люси.
– Отсюда вопрос: о чем она лжет?
– Если сомневаешься, останавливайся на самом очевидном.
– То есть?
Люси пожала плечами:
– Джил помог Уэйну совершить убийства. Это все объясняет. Полиция предполагала, что у Уэйна был сообщник… иначе он бы не сумел так быстро похоронить два тела. Но, возможно, хоронить пришлось только одно.
– Моей сестры.
– Точно. А потом Уэйн и Джил обставили все так, будто Джила тоже убили. Может, Джил всегда помогал Уэйну. Кто знает?
– Если это так, моя сестра мертва, – выдавил я.
– Увы.
Я промолчал.
– Коуп!
– Что?
– Ты ни в чем не виноват.
Я промолчал.
– Если кого и можно винить, так это меня.
Я остановил автомобиль.
– Почему ты так решила?
– Ты хотел остаться на дежурстве. Охранять лагерь. А я заманила тебя в лес.
– Заманила?
Она не ответила.
– Ты шутишь?
– Нет.
– У меня была своя голова на плечах, Люси. Ты меня не заставляла.
Она помолчала, потом повернулась ко мне:
– Ты все равно винишь себя?
Я почувствовал, как руки крепко сжали руль.
– Нет, не виню.
– Да, Коуп, винишь. И не надо никого обманывать. Несмотря на эту историю с Джилом, ты знаешь: твоя сестра должна быть мертва. Но ты все-таки надеялся. Надеялся на воскрешение из мертвых.
– Этот твой диплом по психологии… Он приносит дивиденды, так?
– Я не хотела…
– А как насчет тебя, Люси? – Вопрос прозвучал грубее, чем мне хотелось. – Ты винишь себя? Поэтому ты много пьешь?
Она не ответила.
– Не следовало мне так говорить.
– Ты ничего не знаешь о моей жизни, – едва слышно прошептала Люси.
– Знаю. Извини. Это не мое дело.
– Я давно не сажусь за руль в пьяном виде.
Я ничего не сказал. Она отвернулась от меня, уставилась в окно. Какое-то время мы ехали молча.
– Ты, наверное, права.
Она все смотрела в окно.
– Я еще никому об этом не говорил. – Я почувствовал, как покраснело лицо, а слезы начали жечь глаза. – После той ночи в лесу отец никогда не казался мне таким, как прежде.
Она наконец повернулась ко мне.
– Ты права: в какой-то степени я винил себя. Если бы мы не ушли… Если бы я оставался где положено… А может, на его лице отпечаталось горе, вызванное потерей ребенка? Но я всегда думал, что он винил меня. Это и видел в его лице.
Она накрыла мою руку своей:
– Ох, Коуп.
Я не сбавил скорости.
– Возможно, ты права. Возможно, мне нужно искупить грехи прошлого. Но тебе это зачем?
– Мне?
– Почему ты копаешься в прошлом? Что надеешься найти после стольких лет?
– Ты шутишь?
– Нет. Чего добиваешься ты?
– Жизнь, которую я знала, в ту ночь закончилась. Ты этого не понимаешь?
Я не ответил.
– Семьи погибших, включая твою, потащили отца в суд. Вы забрали все, что у нас было. Айра не мог держать такой удар. Стрессы не для него.
Я ждал продолжения. Но она вроде бы выговорилась.
– Это я понимаю. Но чего ты добиваешься теперь? Я, как ты и сказала, пытаюсь найти сестру. В худшем случае пытаюсь выяснить, что с ней произошло на самом деле. А что нужно тебе?
Она не ответила. Мы ехали дальше. Небо начало темнеть.
– Ты не знаешь, какой беззащитной я себя ощущаю.
Я не имел понятия, что на это сказать.
– Я никогда не причиню тебе вреда.
Она заговорила после долгой паузы:
– Отчасти причина в том, что у меня как бы две жизни. Одна – до той ночи, где все более или менее хорошо, а вторая – после, где все не так. Да, я знаю, как жалко это звучит. Но иногда возникает ощущение, что в ту ночь меня столкнули с вершины холма и с той поры я только и качусь вниз. Иногда мне удается остановиться, но склон такой крутой, что я не могу сохранить равновесие и качусь дальше. Поэтому… ну, не знаю, но, возможно, если я узнаю, что в действительности произошло той ночью, то извлеку из всего этого ужаса хоть какую-то пользу, перестану катиться вниз.
Она была ослепительно красивой двадцать лет назад. Я хотел напомнить ей об этом. Хотел сказать, что очень уж она все драматизирует, что она по-прежнему прекрасна, многого добилась в жизни и добьется еще большего. Но я знал, что прозвучит это как утешение. Поэтому сказал совсем другое:
– Я чертовски рад, что вновь повидался с тобой, Люси.
Она крепко закрыла глаза, словно я ударил ее. Я подумал о только что сказанных ею словах, о том, что она не хочет быть беззащитной. Подумал о студенческом сочинении, о том, что она так и не нашла новую любовь. Хотел взять ее за руку, но знал: наши новые отношения еще слишком хрупкие и даже такое прикосновение может их разрушить.
Достарыңызбен бөлісу: |