Интервью разных видов, «спроектированная ситуация»



бет8/26
Дата20.07.2016
өлшемі1.94 Mb.
#210924
түріИнтервью
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   26

в начало

 

ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ МИРЫ



 

Раз в год в каком-нибудь не очень большом городе (чтоб не отвлекаться соблазнами цивилизации), в разных краях света, собираются телевизионщики всей планеты – те, кто прошел отбор на национальном, а потом и на глобальном уровне. Так действует международная система ИНПУТ, что расшифровывается как «ТВ в интересах общества». Премий и призов на ежегодных встречах не дают. Это не конкурс, не парадное мероприятие вроде ТЭФИ. Наградой является сама возможность пообщаться в течение пяти дней с коллегами по профессии, установить контакт с вещателями и дистрибьюторами всего мира, заинтересованными в покупке наиболее интересной продукции – как документальных, так и игровых телефильмов.

Режиссеры или авторы отобранных шоп-стюардами фильмов едут в указанную точку мира за свой счет. ЮНЕСКО, под чьей эгидой находится ИНПУТ, оплачивает дорогу и проживание лишь представителям стран с невысоким уровнем жизни – в основном это Африка, а в последнее время еще и СНГ с Балтией, то есть весь бывший «Союз нерушимый».

Первый на нашей территории отбор работ для ИНПУТа произошел в 1994 году в пансионате Телевизионного технического центра на озере Круглое. С нашей стороны распорядителем выступил зам. директора ТТЦ Леонид Золотаревский, от ИНПУТа приехал известный в Италии телевизионный деятель Серджио Борелли. Для России была выделена квота – 12 фильмов, для остальных стран – по 7. И вот в 1995 году в Сан-Себастьян (Испания) повезли свои фильмы Павел Печенкин из Перми и Юрий Шиллер из Новосибирска, поскольку при глобальном отборе (он происходит без присутствия авторов в Турине), из двенадцати российских работ сквозь «сито» проскакивают две – три – четыре.

Принципы отбора и как результат – лицо России на экранах глобального телесъезда – вот тема моих размышлений.

Вообще-то ИНПУТ скромно именует свои праздники «конференциями». В 1996 г. конференция прошла в Гвадалахаре (Мексика). Туда ездили наши известные документалисты Оксана Дворниченко, Самарий Зеликин, Виталий Майский. В 1997 г. в Нанте (Франция) показал первые серии «Лешкиного луга» Алексей Погребной из Кирова. И опять же были там Шиллер и Майский – стала складываться своя компания. Отбор фильмов в России теперь был доверен не критикам, не академикам, а тем, кто уже побывал хотя бы однажды на конференции ИНПУТа и знает тамошние критерии. Фильмы, как сказано в рекламном проспекте, должны быть непременно новаторскими, вызывать на дискуссию. Впрочем, различия между терминами «фильм» и «программа» в мировой практике отсутствуют, и в 1998 г. в Штутгарт (Германия) повезли свою продукцию команды Леонида Парфенова («Намедни») и АТВ («Пресс-клуб»), а также Андрей Осипов («Голоса»), Виктор Косаковский («Среда»), Алексей Учитель («Элита») и Раиса Малова, о чьей работе речь впереди.

И, наконец, в 1999 г. в Форт-Уорте (США, Техас) побывала целая группа «наших»: Сергей Дворцевой, Сергей Лозница, Андрей Шипулин, Александр Гутман, Андрей Осипов, Андрей Анчугов – последний показал фильм «Слава труду», о районной газете, словно бы застрявшей где-то в шестидесятых годах.

Далее – подбираются кандидаты для поездки в Галифакс (Канада). В 2001 г. запланировано собраться близ мыса Доброй Надежды, в Кейптауне, то есть на южной оконечности Африканского континента, в ЮАР, к которой нас приучали относиться нехорошо по причине апартеида. А зря, между прочим. Говорят, красивая и спокойная страна. «В Кейптаунском порту, с товаром на борту» – помните такую песенку наших подворотен и пионерлагерей? Теперь это никакая не экзотика, дело вполне реальное. Теперь кандидаты на поездку отбираются не на Старой площади, а на озере Круглом и еще в Турине – коллеги рекомендуют себе подобных.

С одной стороны, конечно, прекрасно, даже великолепно. Но есть, как всегда, и другая сторона.

Я уже писал, что когда-то мы, репортеры прямого эфира и телекиношники, собирались раз в год в Таллине. Для нас это было «окно в Европу», о большем не смели и мечтать. Ну, еще ездил кое-кто на кинофестивали в Лейпциг и Прагу, а ежели еще западнее – то фильмы возило лично само начальство, в сопровождении представителей «родственного Комитета». Репортерам и режиссерам хотелось показать «человеческое лицо» нашего социализма, показать нашу страну так, чтоб не стыдиться перед Западом. Такой, понимаете ли, пережиток: гордиться хотелось своей Родиной.

Это еще от Пушкина идет, социализм тут ни при чем. Прошу прощения за большую цитату, но без нее не будут понятны мои скорби дальнейшие. Вот что писал Александр Сергеевич одному из ближайших друзей, П.А. Вяземскому, 27 мая 1826 г. из Пскова в Петербург:

«Мы в сношениях с иностранцами не имеем ни гордости, ни стыда при англичанах дурачим Василъя Львовича; пред М-те de Staёl заставляем Милорадовича отличаться в мазурке. Русский барин кричит: мальчик! забавляй Гекторку (датского кобеля). Мы хохочем и переводим эти барские слова любопытному путешественнику. Все это попадает в его журнал и печатается в Европе это мерзко. Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство».

Сия диалектическая мысль припомнилась мне еще несколько лет назад, когда с подачи Золотаревского я оказался на нашей зональной конференции ИНПУТа в роли шоп-стюарда, то есть одного из «отборщиков» телепродукции для отправки в Турин.

Вначале это напоминало обычную работу в жюри. Я был в восторге, когда Серджио Борелли резко протестовал против рассуждений об «искусстве экрана» – мол, никакое у нас не искусство, наша профессия и ремесло состоит в том, чтобы показывать людям, как живут другие люди. «Прекратите использовать слово «искусство», мы рассказываем истории, чтобы добиться какой-то реакции!» Прелестно. Прекрасный аргумент для общения с останкинской режиссурой. А было нас человек семь – те же режиссеры и еще сценаристы, критики. Мы с Сергеем Муратовым представляли кафедру ТВ и радио Московского университета.

С восторгом мы все приняли фильм о голосовании в СИЗО – в следственном изоляторе, где сидят еще не осужденные, не лишенные гражданских прав, хотя и весьма колоритные персонажи. В день выборов у них тоже урны, списки, комиссии, бюллетени. Только под присмотром надзирателей. Слушать их суждения о президенте, о политиках – одно удовольствие. Каким-то образом в этой ячейке общества отражалось оно все.

В тот раз было представлено немало прибалтийских картин, снятых, как всегда, обстоятельно и со вкусом. О быте взрослых лилипутов. О том, как живут в сердобольных семьях умственно неполноценные дети. Как скрывался много лет в землянке от советских властей бывший полицай, как русские испортили коммуналками большой дом, на который теперь претендуют наследники бывших владельцев.

Российские мастера экрана развлекли нашу комиссию откровениями трех проституток (которые, как выяснилось потом, выполняли актерские задачи и были, так сказать, не вполне проститутками – их заверили, что картину увидят лишь на Западе и никакого ущерба им от этого не будет). Были еще вполне реальные судьбы брошенных детей. Запомнился однорукий деревенский мастер, как он залезает на купол церкви, привязывается веревкой и красит крест. Затем он выпивает, ругается с женой и показывает съемочной группе приготовленный для себя гроб. Да не просто показывает, а вытаскивает на середину двора и ложится в него, и накрывается крышкой.

Где-то на третий день таких просмотров я и вспомнил пушкинскую мысль, и процитировал коллегам по памяти – не стыдно ли, не мерзко ли выставлять Россию-мать в столь неприглядном виде перед заграницей? Нашлось и другое. Предложил я послать в Турин фильм про Николая Травкина – он тогда затевал революцию в отдельно взятом районе, тоже ведь мужик колоритный. И еще уральскую картину «Экспресс “Кукушка”» – репортаж из рабочего поезда, курсирующего по узкоколейке между Европой и Азией. Чем дальше от Москвы – тем спокойней народ живет, такой вывод напрашивался.

Ладно, послали. Травкина и «Кукушку» в Турине отвергли, а зэки, лилипуты и проститутки поехали на всемирную конференцию.

Некоторое время спустя наши мастера стали делать свои работы специально в расчете на ИНПУТ. Я уже цитировал потрясающую фразу Владимира Молчанова (продублированную субтитрами на английском языке), что в городе Ярославле мужчины оказались нетрезвые и неинтересные, и потому было решено делать картину про женщин. А женщины «попались» почему-то все пожилые, не очень счастливые, не очень образованные.

Нищая, чуть не лапотная, пьяная Русь! Бредут от автобуса женщины с кошелками, идет титр: «Русские женщины». Это именно то, что хотят видеть на Западе! И режиссер Раиса Малова попала-таки в Штутгарт-98, хотя трудов ей было – всего лишь Молчанова в Ярославль привезти да камеру на улице поставить.

«Русские женщины» особенно впечатляют, когда сразу же (до или после – все равно) в программе просмотра стоит фильм Алексея Учителя «Элита», он также был представлен в Штутгарте-98. Не наспех, как Малова, а старательно, с высоким кинематографическим мастерством группа А. Учителя зафиксировала в 52-минутном зрелище совсем других русских женщин. О своих мужьях с уважением, любовью и изяществом рассказывают жены политиков Шохина и Авена, вдова Листьева и еще одного коммерсанта, который, как сказано в фильме, ушел на встречу с бандитами и не вернулся. Криминал и политика – рядом. Неплохие жилища (Авены живут в доме, ранее принадлежавшем Алексею Толстому, Листьев построил трехэтажный особняк). Фейерверки, фуршеты, торжественные проходы по лестницам: телезвезда Дарьялова, Парфенов с супругой, Третьяков, Караганов – их, значит, отнесли к элите России. И между ними – интервью с истинно элитарной семьей, не нуждающейся в специальном ярлыке. Жена Владимира Спивакова рассказывает, как он защитил ее от хулиганов ночью в Париже.

В этих двух фильмах – как, и во многих прочих, рассчитанных на «эксклюзивность» материала – параллельные, не пересекающиеся миры. Словно две России. Разница в уровне доходов между десятью «верхними» и десятью «нижними» процентами, по данным Н. Шмелева, в Европе где-то около 10 раз, в России – 20 раз.

К этим крайностям тяготеют работы, представленные на ИНПУТ 2000 года. Я вновь оказался на зональной конференции, на озере Круглое – теперь не в роли шоп-стюарда, а от журнала «Журналист». Знакомых лиц увидел немного. За широкими столами, составленными прямоугольником, внутри которого мерцают экраны – почти исключительно молодежь. Представляясь в первый день, называют, кроме своей фамилии, еще одну: «мастерская Кобрина» или «мастерская Лисаковича». Стало быть, старшекурсники и недавние выпускники ВГИКа. Что ж, закономерно, – сказал Золотаревский, – именно им принадлежит XXI век.

С чем же идет в мир племя младое, незнакомое? Вот фильм «Демисезон», всего 8 минут. Звучит танго Оскара Строка. На голых ветвях старой яблони производят плавные движения молодые люди в черных нарядах, наподобие летучих мышей. Съемка ведется снизу, на фоне неба. Экран вдруг становится из серого – голубым, яблони расцветают, «летучие мыши» улетают. Типичный учебный этюд, во ВГИКе прежде всего ценится изобразительное решение. Но почему его отобрали для участия в зарубежном туре – кандидатом от России на ИНПУТ? Или такое «произведение»: камера, жестко зафиксированная на штативе, показывает пейзаж в стиле Шишкина – поле, откос, сосны, дорога. Раздается электронный звучок – и сверху вниз замедленно падает тарелка. Еще полминуты созерцания пейзажа, опять электронный «блям» – и мимо объектива, откуда-то с небес проплывает ваза. Потом – миска, потом еще какая-то посуда. Молодые глубокомысленно обсуждали некий подтекст, и что значит название «Четыре важные способности». А кто-то из «взрослых» задал вопрос: на какую, собственно, аудиторию вы рассчитываете? – Ни на какую, – отвечали авторы-вгиковцы. – А по какому телевидению это все можно показать? Ответ аналогичен: ни по какому.

Серджио Борелли не проявлял никакого беспокойства. Выходит, главный принцип ИНПУТа – «ТВ в интересах общества» – оказался забыт, на первый план вышло чистое экспериментаторство.

Еще в одном вгиковском фильме – я уж не буду перечислять названия – автор и режиссер, она же исполнительница главной роли, демонстрирует свои великолепные стати, непринужденно расхаживая по квартире в чем мать родила и переругиваясь с этой матерью (и по роли, и по жизни) как бы в поисках колготок.

Ну, это еще ладно, пусть смотрит весь мир, что есть еще женщины в русских селеньях, не только те несчастные, что показывал Молчанов, и не госпожа министерша из фильма А. Учителя. Но все-таки где она, непридуманная жизнь, документалистика, где основная, глубинная Русь? Не верхние и не нижние 10 процентов?

А вот она. Я уже писал о фильме «Чаронда», выражая недоумение полным отсутствием авторской позиции и хоть какой-нибудь мысли в показе вологодской глубинки.

– Значит, вы ничего не поняли в моем фильме, – заявил молодой автор – тоже, как выяснилось, студент-вгиковец.

– Так он же москвич, чего вы хотите, – сказал, отойдя на десяток шагов, вологодский режиссер Юрий Половников, более известный как Митрич (у него и в титрах, и на визитной карточке Митрич, он же значится как автор идеи «Чаронды»). Оказывается, это он отправил практиканта-вгиковца в плавание по речке Воже до призрачного города Чаронда, который и на карте не сыщешь. Там живут старики, а дети с внуками на лето приезжают, и кое-кто из городов навсегда возвращается – в общем, не так все безнадежно, как в тексте заезжего автора. Он увидел лишь крайнюю бедность, безысходность, даже могилы роют в воде – болота подступают все теснее...

На обсуждении с автора спесь сбивали довольно сурово, причем свои же вгиковцы. Один из них задал тот же вопрос, что был и у меня в статье: а что это был за человек в избе на берегу, возле самой реки, один, причем довольно молодой? Сперва к проезжим с опаской, потом с добрым советом. Это кто такой был?

– Рыбак, – сказал автор.

– Может быть, ты, старик, проплыл мимо главного героя своей жизни, – заметили коллеги.

Нельзя сказать, что киношная молодежь показала отсутствие интереса к реальной жизни среднего человека. Один автор провел видеонаблюдение из окна обычного московского дома. В кадре постоянно присутствует зеленая торцевая стена другого панельного здания – в нем, видимо, расположен магазин, и в тыл бойкого места, за угол к небольшому газончику постоянно заходят разные люди. Кто с детской коляской постоять, кто с ребенком поиграть, кто бутылку распить на троих или выпить пива из горлышка. А кто и нужду справить – большую или малую. Деловито и быстро проделывают это лица обоего пола.

Ну, посмеются на Западе над нашей простотой нравов. Ну и что? Будем смеяться вместе – вроде мы не отсюда, это не наш народ, и сами мы за угол никогда не ходили?

В фильме без слов «Московский ноктюрн» ночная столица предстает как чуждый человеку имперский город, железный стук башенного часового механизма как бы перекликается со стуком копыт Медного всадника над головой бедного Евгения. Это еще одно свидетельство драматического мироощущения входящих в жизнь молодых людей. И оно совпало с ожиданиями устроителей ИНПУТа. Вот – дословно – официальные аннотации отобранных шоп-стюардами и представленных на Запад российских документальных фильмов (помимо уже упоминавшихся):



«СВ № ...» Где-то среди глухих снегов, неподалеку от Соликамска живет пьяница. Пьет он от тоски и для вдохновения герой фильма пишет стихи. И читает их на фоне пейзажей северной России и за рюмкой.

«Три трейлера». Три друга-шофера. Раньше они перевозили на Байкал построенные на заводе речные теплоходы. Теперь работы нет. Стоит завод, вмерзли в лед корабли на Байкале. А друзья пытаются как-то вписаться в новую жизнь, в новые условия.

«Полина». Бывший вор Борис Кулябин, проведший за решеткой больше 10 лет, стал писать и исполнять песни зоны, чем и прославился среди части московской интеллигенции. Муза Бориса его жена Полина.

«Леонов с женой Зиной вышли на прогулку». После десятилетий скитаний, в 55 лет Леонов женился и поселился в деревне. Окружающую жизнь он не приемлет. И на телеге вместо мольберта, кистями от козы он рисует страны, которые никогда не видел, цирк, в котором никогда не был, себя и красавицу Зину, идущих в театр или на прогулку.

«Ксения и Илларион». История семьи сибиряков, состоящей из 37 человек: сыновья, невестки, внуки. Они живут в глухом углу Сибири и могут сделать для себя все и зверя добыть, и валенки свалять. Верующие. Никита Михалков организовал главе семейства и его жене поездку к святым местам в Палестину.

Только в последнем фильме мы видим духовно здоровых людей, да и то явление Михалкова с неба – на вертолете – придает документальному зрелищу некую театральность. Что ж, все перечисленное – документы переломной эпохи, переломавшей многих и многих.

Журналисты и режиссеры – понятное дело, не социологи, они не обязаны давать выверенную, репрезентативную картину жизни общества. Лишь бы только обращение к нашим болевым точкам не превращалось в их смакование, лишь бы не рассматривали мы своих героев как занятных аборигенов в незнакомой, по сути, стране.

Пример бывших братьев-прибалтов свидетельствует: когда жизнь мало-помалу входит в нормальное русло (а у них это происходит быстрее) – интересы кинодокументалистов также смещаются от крайностей к обычным житейским делам. На конференцию ИНПУТа, на озеро Круглое, прибалты на сей раз не привезли никаких лилипутов и путан. Литва: «Прогулка с Антанасом Рекашимасом». Искрометного юмора и таланта музыкант, жизнерадостно показанный! «Магия путешествия» – маленькая труппа кукольного театра из Паневежиса на двух красочных фургонах, на лошадиной тяге путешествует по городам и весям. Эстония: «Мимикрия» – об учителе биологии, который одновременно еще и актер. «Истории Кыуе Лиису» – монологи 95-летней женщины. Латвия: «Новые времена на улице Поперечной». Иварс Селецкис и его группа жили на этой улочке, на окраине Риги, целый год. Фильм вышел замечательный, персонажи не хуже, чем в игровых сериалах, конфликты с соседями без особой злобы, раскрытие характеров – словом, документальное кино в его лучших традициях.

Говорят, есть в Прибалтике и другие фильмы. Только они их за границу не посылают. У малых народов чувство собственного достоинства, говорят, обострено.

в начало

 

А КТО ТЫ ТАКОЙ?



 

Этой главой я хотел бы закончить несколько затянувшийся разговор – о фильмах и передачах местного ТВ, присылаемых на различные конкурсы и фестивали.

Пересматриваю кассеты с этими передачами. Победителей и номинантов на конкурсах не так много, но есть ведь и просто хорошие передачи, которые хочется посмотреть еще раз и студентам показать.

Такие просмотры – это прежде всего встречи с хорошими журналистами, работающими на местных студиях, которые называются теперь телекомпаниями, но сохранили, судя по всему, душевную чистоту и энтузиазм, свойственные когда-то «шестидесятникам». Женщины-телевизионщицы из Рязани, Кургана, Самары, Тюмени, скорее всего, незнакомы друг с другом. Но когда смотришь их телевизионные очерки о современной деревне, слушаешь их уважительные и в то же время профессионально-цепкие разговоры с селянами – получаешь истинное удовольствие: они сохранили и несут в XXI век то, чем сильна была русская журналистика от Глеба Успенского до Юрия Черниченко. Сохранили интерес и внимание к простому российскому человеку, живущему на земле. Этот россиянин изменился, у него теперь и телевизор, и связи с городом, в том числе и родственные, – тем интереснее с ним общаться. Как к своим давним знакомым – а порой дело обстоит именно так – приезжают к сельским жителям журналистки близкого им областного ТВ. И экран обретает совсем иную глубину. И уставший от дешевых (в прямом и переносном смысле) студийных тусовок зритель получает возможность прожить пятнадцать – двадцать – тридцать минут там, куда доехала неведомо на каком бензине и энтузиазме съемочная группа из областного центра.

Вот крестьянин, поменявший легковую машину на более нужный в рязанской глубинке трактор «Беларусь», вытаскивает этим трактором из непролазной грязи «уазик» – фургон телевизионщиков. Над грязью возносятся купола реставрируемой церкви. Журналист Елена Александрина считает, что возрождение народного духа начинается с восстановления порушенных когда-то храмов, а будет храм – появится и хорошая дорога к нему. Александрина почти не появляется в кадре, лишь изредка и вроде бы случайно мы видим профиль сосредоточенной молодой женщины в модных очках. Свой цикл Александрина назвала «Своя земля», и я подумал было, что это про фермеров, про частную собственность на землю. Оказалось не так. Своя земля для журналистки и ее зрителей – это вся Рязанщина со времен отпора татаро-монгольскому игу, со всей историей, нравами, привычками и подзабытыми традициями. Люди теперь перестали бояться вспоминать прошлое, и Александрина своим вниманием и расспросами поощряет такие воспоминания, скажем, сельской художницы или отставного офицера. Негосударственная компания «Прио-Эхо» делает в Рязани доброе дело.

В Сибири народ традиционно более сдержанный, не раскрывает душу нежданному гостю. Ольга Ломакина, опытный журналист, так уютно располагается на крыльце сельского дома, так подзадоривает пожилых хозяев, что они, только что не желавшие отвечать, начинают перебивать друг друга, высказывать наболевшее. Общительного, приветливого человека в этих краях называют «незаломливый». Не ломается, значит, не старается возвыситься над ближним. Именно такие журналисты выпускают цикл «Деревенские этюды» в ГТРК «Регион-Тюмень».

Светлана Львова ведет в Кургане цикл передач «От Рождества до Рождества». Она вместе с оператором посещает разные семьи в дни семейных праздников. В дом Окуловских приехали, когда деду исполнилось 95 лет. Виновник торжества рубил дрова, дочь делала ватрушки и попутно давала интервью. Тут даже слово это – интервью – как-то неуместно. Она просто рассказывала давней знакомой про жизнь. Муж ее во дворе демонстрировал охотничье снаряжение и вел охотничьи рассказы. Потом вместе рассматривали армейские фотокарточки – внук, значит, третье поколение. Просто жизнь. Не всем, конечно, эта жизнь интересна, предпочитают виртуальную реальность, своего рода наркотик. А вот Курганское ТВ показывает жизнь. С наркотиками воюет, о будущем беспокоится вполне благополучная с виду, красивая и совсем не пожилая Татьяна Степанова. К чему ей эта боль в сердце? А все, видно, потому же: своя земля, свои люди вокруг.

И совсем уж интересно, когда молодая Ольга Христенко увлеченно рассказывает об особенностях жизни башкирских, украинских, старообрядческих сел Самарской губернии, а также того села, где стоял когда-то полк гренадеров и до сих пор люди там высокие и сильные. Село называется Русское Добрино, находится аж в трехстах километрах от Самары, съемки там велись, видно, не один день – настоящее, хотя и с юмором, историческое исследование. И сама Ольга подстать потомкам гренадеров – что называется, кровь с молоком, таких всегда ценили в русских деревнях. Воду из колодца достает, скотину обхаживает – себя в заставке показывает. Правильно делает.

Телезрители не всегда могут вспомнить, что именно говорил человек с экрана, однако охотно рассуждают о том, каков он, как относится к зрителям и к своим собеседникам на экране.

Уверен, что Ольга Христенко стала призером фестиваля «Вся Россия» в апреле 1999 г. не только благодаря квалифицированной журналистской работе, не только потому, что с ней был отличный оператор-художник, но и внешность ее нестандартную оценило по достоинству фестивальное жюри. Ольга словно немного стесняется, что вот такая она выросла большая и красивая, и лукаво посматривает в объектив. Чувствуется, что собеседники общаются с ней по-доброму, улыбка витает в каждой серии ее «Деревенских историй».

Ольга Никитина из Ростова-на-Дону (ГТРК «Дон-ТР») показала программу «Загар на баррикадах» – о студенческих протестах против строительства АЭС – заняв мудрую позицию «над схваткой», не становясь ни на одну сторону этих баррикад. Ольга Ронзина (Пермь, «Авто ТВ») провела настоящее расследование причин катастрофического разрушения построенных в последнее время дорог. Мы видим ее на трассе возле вспученного, треснувшего асфальта, потом в кабинетах чиновников: дамы – зампреда дорожного комитета и ее супруга, придумавшего дешевую добавку к асфальту. «Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной», – укоризненно говорит журналистка. Мы видим, что главное для нее – не себя показать, а разобраться в проблеме, помочь делу. Но тем самым она ведь и себя показывает – причем наилучшим образом.

Телевизионная журналистика становится, как видим, женской профессией. Но не все позиции утрачены «сильным полом». Хорошую передачу «Дай Бог памяти» прислал из Кемерово Владимир Курбатов, увлеченно демонстрирует архивные находки Илья Сахаров в серии «Тайны старого Липецка» – за что и награжден на телефоруме. Продолжает снимать эпопею про село Кучугуры Владимир Герчиков из Воронежа – иногда он заезжает в это село просто так, без камеры, его принимают как своего и делятся новостями. Несколько семей, как уже сказано, сделал постоянными объектами наблюдения Алексей Погребной. Десятисерийный фильм «Лешкин луг», задуманный в 1990 г. как откровенная поддержка фермера против тупого и косного колхозного окружения, обернулся потрясающей документальной драмой. Не о фермерстве – о жизни начинаешь думать, глядя поначалу, как ладно все задумано Орловскими, огорчаясь потом их семейными ссорами, своеволием подрастающего Алешки и тем, что девочки, выросшие на фермерских трудах, оказались так падки к примитивной городской поп-культуре. Получив 22 премии за «Лешкин луг» на всевозможных фестивалях, Алексей Погребной, кажется, не знает, что ему делать дальше со своими героями. Многочисленные судебные тяжбы совсем подкосили их.

Но для меня интересен Погребной как беседчик, как человек, способный «влезть в душу» ближнему. В кулуарах одного из давних фестивалей, когда мы не были еще знакомы и я не знал, что он и есть автор «Лешкиного луга», Погребной с видом абсолютно невинным и заинтересованным, очень скромно спросил: а скажите, в чем разница между передачей и фильмом? Потом я видел, как он задавал этот вопрос еще многим людям, и каждый «покупался» на эту невинную скромность и начинал что-то отвечать, объяснять. Вот эти широко раскрытые глаза, желание услышать ответ (который он сам давно и прекрасно знает) я вижу и в фильмах Погребного. Он спрашивает так, что не ответить ему нельзя. Скромность или – как это в Тюмени – «незаломливость» есть главная отмычка выпускника театрального вуза Погребного. Одна из последних его работ – «Переселенцы». Александр и Азима Поповы, приехав как «русскоязычные» из дальней республики, никак не могут обрести себя на родной русской земле. Не вписываются в окружение. За семейной историей – колоссальная проблема. Погребной давно для себя решил, если на экране показ какого-то факта – это передача. А если возникают при этом раздумья о жизни всех нас – то это фильм. И чем спокойней задает «на голубом глазу» свои вопросы автор-режиссер, тем больше эмоций рождается у нас, зрителей. Этот вятский хитрец спокойно приехал на фестиваль, проводившийся МВД – «Правопорядок и общество» – и увез очередной приз. За серию «Чужие дети» все из того же «Лешкиного луга». В семье Орловских жил мальчик, помогал по хозяйству. Соседи говорили – батрак, мол, нехорошо это. Он ушел от «кулаков» в самостоятельную жизнь. И очень скоро оказался за решеткой. Думайте, люди, думайте – лучше быть «батраком» – или зэком.

Как-то удалось стать свидетелем уговоров: –Приезжайте к нам на передачу, вас увидит вся страна». И едут к этому розовощекому ведущему, вставая ни свет ни заря, едут в его утреннюю передачу академики и губернаторы, актеры и писатели. Действительно ведь – увидит вся страна! И, честно говоря, не имеет значения, какой ведущий сидит в студии. Ему некогда вдуматься, кто же перед ним оказался на сей раз. Он ничего о своих гостях не знает. По его розовому личику видно: ему достаточно того, что его самого регулярно видит вся страна. Известен тем, что известен. Упивается своей неотразимостью и легкостью речи. Это уже совсем другая журналистика – студийная. Он ведь в Русское Добрино никогда не поедет. Это не про него песенка презираемых ныне журналистов-шестидесятников: «Трое суток шагать, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете». Там еще есть такие слова про журналиста: «Он в ночи с радистом слушал вьюгу, версты в поле мерил с агрономом, братом был, товарищем и другом людям, накануне незнакомым». Другом? – удивленно переспросил молодой репортер НТВ. – Нет, мы не сближаемся с теми, с кем работаем. Они для нас... материал, что ли, для наших передач.

Нет, что-то мне не хочется в такой ваш XXI век...

Чтобы не возникло ненужного противопоставления столицы и провинции, скажу, что подобные «племяннички» и «сынки» сидят не только в Останкине, куда их привел за ручку дядюшка или папа. То же самое вижу на местных экранах. Не всем охота грязь месить. Сидишь в чистой студии, все к тебе идут, ты – в центре внимания.

Не буду называть фамилии, но вот программа «Город и горожане», ведет ее красивый молодой человек. Сам себе он очень нравится. К передачам не готовится абсолютно. Заявлена тема «равноправие» – применительно к высшему образованию. Обсуждают проблему лицензирования вузов. Задает наш красавец длинный путаный вопрос уважаемым собеседникам: «Какими документами должен обладать вуз? Если университет существует 60 лет, то об аккредитации, о лицензии речи быть не может – какими документами должен обладать негосударственный вуз, чтобы студент был уверен, что доучится до конца, что это классный вуз?».

– Немного хочу вас поправить, – говорит руководитель вуза, – закон един для всех. Лицензирование, аккредитацию должны проходить все.

– Разумеется! – бодро воскликнул красавец, словно и не он только что утверждал противоположное. И еще полчаса путался между аккредитацией и аттестацией, сбивая с толку гостей вопросами: «А если мне не нравится вуз? Если меня не устраивает программа? А если вуз нарушает стандарт сам?».

Хочется спросить: а кто ты, собственно, такой? И вспоминается фраза из Аксенова:



«Не особенно уверен, но, кажется, в этом есть что-то от современного психологического состояния наши вьюноши как бы дарят себя восхищенному человечеству, в том числе и противоположному полу». Написано, между прочим, еще в конце семидесятых. Сейчас тенденция стала еще заметнее.

Наш знакомец от своего «Города и горожан» выезжал и в столицу. Брал интервью у Отара Кушанашвили и подобных ему «вьюношей», на которых, видимо, равняется.

Конечно, молодость, как грустно шутят старые ворчуны вроде меня, – это тот недостаток, который с годами проходит. Вот и мальчики перестройки погрузнели, посерьезнели прямо на глазах восхищенного человечества. И Дибров уже ножкой не дрыгает, и даже Кушанашвили обходится без мата. Иногда в региональных программах такое взросление происходит в пределах одной передачи – заботливые сограждане просвещают напористого журналиста, и он теряет свой напор, превращаясь в обыкновенного мальчика или девочку.

Вот в городе Кемерово представителем «четвертой власти» врывается в жилконтору девица в очках, тянет за собой микрофон и оператора с камерой. Спрашивает сурово: скажите, куда расходуются деньги, которые мы платим как налог на собак? Спокойная дама буквально по-матерински объясняет про жетоны и строительство собачьих площадок, а потом говорит как бы, между прочим: вы бы представились, как ваши фамилии? У меня тоже есть знакомый на телестудии, с такой же трубочкой ходит. Тем временем конторская девушка выписывает документы: «Кто владелец собаки? Вы?» «Нет, мама», – лепечет юная репортерша. И уже на вольном воздухе опытный собачник на все наскоки – «А жетоны зачем?» – объясняет девочке, что жетон нужен, если собака, не дай Бог, потеряется.

Смотреть на это было, конечно, любопытно. Этакое укрощение строптивой. Провести бы такую разведку без камеры, не позориться прилюдно. Репортер, понятно, не всезнайка, его дело такое – спрашивать. Но все-таки не с абсолютного нуля начинать расспросы. Казенный микрофон в руках, надо думать, утверждает юное создание в его (ее) общественной значимости.

Подходит молодая дама с микрофоном в кулуарах телефорума и с ходу задает вопрос: какой смысл в Армении показывать передачу о Казахстане, ведь это никому не интересно. Объясняю: наоборот, интересно. Все мы вышли из одного социалистического прошлого и хотим знать, кто как из нынешних трудностей выпутывается: легче врозь или нет? Другая интервьюерша: «Дума хочет ввести цензуру, что вы скажете об этом?». Объясняю разницу между цензурой и Советом по нравственности, но не этого, видать, от меня ждали, рука с микрофоном нетерпеливо подергивается. «А что вы здесь делаете?» – в лоб спросил мой же собственный студент, оснащенный микрофоном. Сразу вспомнился бессмертный фильм с Евстигнеевым «Добро пожаловать, или Посторонним вход запрещен». Был там такой персонаж, юный пионер, появлявшийся в разных местах с вопросом: «А чего вы тут делаете?». Ему отвечали: «Иди отсюда, иди...». Вежливость не позволяет ответить так же нашим юным телеинтервьюерам. Человек с микрофоном действует волей пославшей его телекомпании. На уровне информационного интервью он, независимо от личных качеств, принесет в студию какие-никакие ответы. Важно лишь понимать, что это – первый шаг в постижении профессии. Важно не остановиться, самолюбование – губительно.




Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   26




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет