Итак, босс Смит, полагаясь на обещания Вильсона не пытаться разрушить его власть, предписал, хотя и без особого энтузиазма, выдвинуть кандидатуру Вильсона на пост губернатора штата Нью-Джерси. 15 сентября 1910 года Вильсон получил голоса тех демократов, которых контролировал Смит. Семь недель спустя Вильсон, избранный губернатором штата Нью-Джерси, начал борьбу со Смитом. Спустя семь месяцев после данного им обещания не разрушать организацию Смита он полностью разрушил ее. Вильсон понимал, что его политический статус и шанс быть выдвинутым от демократов на пост президента США возрастут, если он станет известен как человек, положивший конец власти Смита.
Так как он считал, что является представителем Бога на земле, для него было нетрудно поверить в то, что продвижение его собственной карьеры является более высокой моральной обязанностью, нежели верность данному им слову. Позднее он часто спорил со своими близкими, утверждая, что ложь оправданна в случаях, когда речь идет о чести женщины либо благосостоянии нации. Считая, что благосостояние нации может быть достигнуто лишь при условии его собственного руководства ею, он придерживался этого же принципа в случаях, от которых зависела его карьера.
Когда Вильсон начал борьбу со Смитом, он впервые близко столкнулся с Джозефом П. Тьюмалти, способным молодым католиком-юристом, который позднее стал секретарем в Белом доме. Тьюмалти, считая Вильсона человеком Смита, препятствовал его избранию, но, когда Вильсон начал борьбу со Смитом, Тьюмалти стал страстно предан ему и оставался его верным другом в последующие годы. В привязанности Вильсона к Тьюмалти всегда имел место некоторый элемент недоверия.
Он любил Тьюмалти и высоко ценил его проницательность как политика; но, несмотря на тот факт, что Тьюмалти был ниже него ростом, моложе и к тому же блондином, а также относился к Вильсону с уважением, напоминавшим восхищение Томми Вильсоном своим "несравненным отцом", он никогда не раскрывал перед Тьюмалти свою душу, из которой выбросил Гиббена. За периодами большой близости Вильсона с Тьюмалти всегда следовали периоды отчуждения. Он не взял бы Тьюмалти с собой в Белый дом, если бы не влияние, оказанное на него миссис Вильсон.
Определение такого источника чередующейся любви и недоверия по отношению к Тьюмалти представляется на первый взгляд довольно трудной задачей. Здесь могло быть задействовано большое число факторов. Тьюмалти имел обыкновение быть откровенным с Вильсоном, и его недостаточное послушание, возможно, вызывало недовольство Вильсона. Тьюмалти был католиком, а Вильсон обладал свойственным пресвитерианцам недоверием к католикам. Однако когда исследуешь их отношения с первого до последнего дня, то сталкиваешься с некоторыми фактами, которые приводят к иной оценке этих отношений. Однажды Вильсон, выйдя из комнаты, в которой только что умерла его жена, зарыдал на плече Тьюмалти, говоря: "О, Джо! Ты знаешь лучше, чем кто-либо еще, что значит для меня ее смерть!"
Он пригласил Тьюмалти переселиться в Белый дом. После своего вторичного брака и переизбрания на пост президента Вильсон высказал свое недовольство работой Тьюмалти и даже предложил ему подать в отставку, но был столь тронут его слезами, что взял назад свои слова. Он отказался взять Тьюмалти на мирную конференцию, но оставил его своим секретарем. Позже он все же избавился от него, обвинив во лжи и неверности в дружбе. Все эти факты указывают на глубокую эмоциональную основу перемежающейся привязанности и недоверия, которые Вильсон ощущал к Тьюмалти, нежели просто недостаточное послушание со стороны Тьюмалти и религиозную предубежденность Вильсона.
Если вспомнить тот факт, что схожие имена почти всегда вызывают отождествления в бессознательном, когда имеется хотя бы небольшое сходство между носителями этих имен, почти неизбежным становится заключение о том, что амбивалентные чувства, которые питал Вильсон к Тьюмалти, проистекали, как мы уже отмечали, из того, что Тьюмалти звали, подобно младшему брату Вильсона, Джо. Представляется вероятным, что в бессознательном Вильсона Джо Тьюмалти представлял его младшего брата, рождение которого возбудило в Вильсоне смешанные чувства любви, неприязни и ощущение предательства, и что Тьюмалти, будучи отождествляем с Джо Вильсоном, стал вместилищем этих эмоций.
После того как Вильсон разрушил власть босса Смита и торжественно провозгласил программу прогрессивного законодательства, он решил выдвинуть свою кандидатуру на пост президента США. Он отправился в предвыборное турне на Запад. Чем дальше он отъезжал, тем более радикальными становились его речи, пока он не начал ратовать в защиту ряда мер, против которых совсем недавно выступал. Он объяснял непоследовательность своих высказываний тем, что узнал много нового, и это заставило его изменить свои взгляды. Он знал, что волна радикализма, затоплявшая страну, продвигалась столь быстро, что он не мог бы надеяться быть избранным кандидатом в президенты США от демократов, если не будет находиться на гребне этой волны или по крайней мере чуть позади.
Тем временем его кампания на Востоке успешно прогрессировала. Гарви, как обычно, был занят. Уильям Ф. Маккомбс, молодой юрист, который учился под началом Вильсона в Принстоне, создал в Нью-Йорке комитет для ведения предвыборной кампании по избранию Вильсона президентом. Маккомбс боготворил Вильсона, говоря, что тот оказывает на него почти гипнотическое воздействие. Вильсон не любил Маккомбса. Однажды после разговора с Маккомбсом он писал, что у него такое чувство, "будто вампир сосал из него кровь". Но он был рад использовать Маккомбса или любого другого человека, который мог помочь ему стать президентом США. Среди тех людей, которых он надеялся привлечь для достижения этой цели, был известный политик полковник Эдвард М. Хауз, который имел большое влияние в штате Техас, Он добился встречи с Хаузом, которая состоялась в Нью-Йорке 24 ноября 1911 года.
Вильсону снова "не хватало" друга, которого бы он мог "прижать к своей груди". Потеря Гиббена оставалась незаживающей раной в его эмоциональной жизни. 12 февраля 1911 года он писал: "Почему не заживает эта рана в моем непослушном сердце? Почему я оказался столь недальнозорким и достаточно глупым, чтобы любить людей, которые оказались мне неверны, и не могу любить, а могу лишь с признательностью восхищаться теми, которые являются моими истинными друзьями... Возможно, лучше любить людей в массе, нежели индивидуально". Когда Гиббена избрали президентом Принстона, Вильсон с горечью писал: "В университете случилось худшее из всего, что можно было ожидать. Гиббен был избран президентом!"
Он не разговаривал с Гиббеном, но поселился рядом с ним в Принстоне, а не в Трентоне, столице штата. 1 апреля 1911 года он писал: "Нам повезло, что мы нашли такое место, я уверен, что найду здесь отдохновение, даже если моими ближайшими соседями являются Гиббены". На своих невидимых скрижалях его бессознательное, несомненно, записало: "Так как моими ближайшими соседями являются Гиббены". Очевидно, что он все еще был связан с Гиббеном могучими амбивалентными влечениями. Значительная доля его либидо все еще текла по направлению к Гиббену и не находила выхода. Он очень нуждался в заместителе "друга, которого он прижал к своей груди".
24 ноября 1911 года Вильсон приехал в Нью-Йорк-Сити и поселился в отеле "Готэм", решив обратить свою любовь на Хауза. Он сразу же перенес на Хауза то либидо, которое ранее находило разрядку через Гиббена. Хауз писал в своем дневнике: "Спустя несколько недель после нашей встречи мы поведали друг другу такие конфиденциальные сведения, которыми редко обмениваются мужчины после нескольких лет дружбы. Я спросил его, осознает ли он тот факт, что мы знакомы лишь несколько недель. Он ответил: "Мой дорогой друг, мы всегда знали друг друга".
В следующем году Вильсон сказал: "М-р Хауз является моим вторым "Я". Он - мое независимое "Я". Его и мои мысли одно и то же. Если бы я был на его месте, то поступал бы так, как он предлагает... Если кому-либо кажется, что посредством любого своего действия он отражает мое мнение, то так оно и есть". Вильсон позднее часто не мог вспомнить, родилась ли та или иная мысль в его мозгу или в мозгу Хауза, и часто повторял Хаузу от первого лица те мысли, которые ранее были высказаны самим Хаузом. Все те многочисленные факты, которые мы смогли собрать относительно дружбы Вильсона и Хауза, ведут к заключению о том, что Хауз, подобно любимому Гиббену, представлял в бессознательном Вудро Вильсона маленького Томми Вильсона. И снова, посредством нарцисстического выбора объекта любви, Вильсон восстановил инфантильное отношение со своим "несравненным отцом". Посредством отождествления себя с Хаузом, с одной стороны, и со своим отцом - с другой, он мог получать для себя ту любовь,
которую хотел, и не мог более получать от покойного экстраординарного профессора риторики.
И снова его пассивность к отцу могла находить выход посредством страстной дружбы. Хауз идеально подходил для того, чтобы играть роль маленького Томми Вильсона. Он был ниже ростом, моложе и, подобно Томми Вильсону, имел белокурые волосы. Он также перенес тяжелое заболевание в детстве, и ему приходилось заботиться о своем здоровье. Подобно Томми Вильсону, у него была страсть к политике. Однако он, вероятно, не мог считаться противником Вудро Вильсона, так как не рвался к власти. Он хотел лишь быть тайным другом мужчины, находящегося у власти. Так, посредством Хауза, Вильсон смог в совершенной форме воссоздать свои отношения с отцом.
С точки зрения Хауза, их отношения также были превосходными. Он желал контролировать президента Соединенных Штатов. Он любил Вильсона и в то же время видел его насквозь. Однажды он сказал своему другу, что, несомненно, придет время, когда тот повернет против него и "выбросит его на свалку". Но это не беспокоило Хауза. Он был счастлив пользоваться своей властью столь долго, сколь она могла длиться. Вскоре он узнал, что Вильсон не любит открытой оппозиции, и взял для себя за правило высказываться осторожно, не затрагивая вопросы, которые могли бы вызвать возражения со стороны Вильсона.
Спустя несколько недель он вновь высказывал те же самые мысли в чуть видоизмененной форме, будучи уверенным в том, что Вильсон ответит ему его же собственными словами. Так без споров, которые могли бы поставить под угрозу их дружбу, Хауз влиял на Вильсона. Он знал, что принятие им любого поста под началом Вильсона будет фатальным для их отношений (ему пришлось бы открыто выступать против Вильсона на заседаниях кабинета), и отказывался от подобных неоднократных предложений со стороны Вильсона. Он справедливо замечал: "Если бы я попал в кабинет, то не удержался бы там и 8 недель". Таким образом, громадное влияние, которым обладал Хауз на Вильсона, поддерживалось его тактом, но основа его была в том, что для Вильсона он являлся частью его самого: он был маленьким Томми Вильсоном.
Вильсон был так ослеплен дружбой с Хаузом, что, когда тот сказал ему, что без поддержки Уильяма Дженнингса Брайана он не сможет быть выдвинут кандидатом на пост президента и что Брайан считает его "орудием Уолл-стрита" из-за энтузиазма Гарви, Вильсон не задумываясь расстался с Гарви. Разрыв отношений с человеком, который первым выступил за выдвижение его кандидатом в президенты и трудился для достижения этой цели без какой-либо выгоды для себя в течение 6 лет, породил общее мнение, что Вильсон не позволит ни дружбе, ни благодарности или лояльности стоять на пути его карьеры. Рекламные агенты Вильсона распространили историю о том, что разрыв с Гарви произошел из-за того, что Вильсон отказался получить финансовую помощь от одного из друзей Гарви с Уолл-стрита. Затем Гарви был публично осужден как ложный друг, оставивший Вильсона из-за его почетного отказа, а Вильсон был провозглашен "бескорыстным" поборником "простых людей".
В этой истории не было ни слова истины, но это беспокоило Вильсона ничуть не больше, чем то, что он не только испортил карьеру Гарви, но и нанес ему оскорбление. Он был столь озабочен своей карьерой, столь нарцисстичен и столь уверен в своей миссии, что не мог позволить никакому факту встать у себя на пути. Он нуждался в поддержке Брайана.
Поэтому Гарви пришлось уйти. Он наконец завоевал доверие Брайана, посвятив страстную речь превозношению этого старого демократического лидера, которого он презирал. Брайан "обнял Вильсона и дал ему свое благословение". Поддержка Брайана, усилия Хауза и Маккомбса, деньги Кливленда Доджа, Баруха и Моргентау и его публичные выступления были основными факторами, обеспечившими ему выдвижение кандидатом в президенты от демократов 2 июля 1912 года.
5 ноября 1912 года Вудро Вильсон был избран президентом Соединенных Штатов. У двух республиканских кандидатов, Теодора Рузвельта и Уильяма Хоуарда Тафта, суммарно было на 1312000 голосов больше, чем у Вильсона, но он опередил Рузвельта, своего ближайшего соперника, на 2170000 голосов. Группе студентов, которые пришли поздравить его, он сказал следующее: "Я не чувствую себя ликующим или радостным. Я ощущаю большую торжественность. У меня нет какого-либо побуждения прыгать от радости и ломать себе шею. По- видимому, на меня давит тяжелый груз серьезности и ответственности. Я испытываю большое желание преклонить колени и молить Бога ниспослать мне силы сделать то, что от меня ожидается". А Маккомбсу, председателю комитета по его избранию, он сказал: "Много или мало
вы сделали, помните, что Бог предначертал, чтобы я был следующим президентом Соединенных Штатов. Ни ты, ни кто-либо из смертных не смог бы помешать этому".
М-р Рей Стэннард Бейкер записал, что позднее, когда Вильсону советовали принять меры для своей безопасности, он ответил: "Я бессмертен до тех пор, пока не наступит мой час". Читатель, следивший за развитием отношений Вильсона с Богом, не удивится, что он верил в то, что Бог избрал его президентом США или что в Белом доме он чувствовал себя личным представителем Всемогущего. А также что в тот момент, когда Вильсон достиг честолюбивого желания своей жизни, он чувствовал себя не "ликующим или радостным", а "торжественным", с "тяжелым грузом серьезности и ответственности", давящим на него. Избрание президентом Соединенных Штатов принесло Вильсону лишь чувство того, что он сделал недостаточно много. Его Супер-Эго было ненасытным.
4 марта 1913 года он вступил в Белый дом. Он чувствовал себя уставшим, больным человеком, не мыслящим своего существования без таблеток. К тому же его беспокоило финансовое положение: он задолжал 5000 долларов. Он считал профанацией начинать свою административную деятельность с традиционного бала, посвященного вступлению в должность нового президента. Он был избранником Божьим, осуществляющим Его миссию на земле, а танцы не считались хорошей традицией среди пресвитерианцев. Он отменил бал.
Достарыңызбен бөлісу: |