Вильсон с энтузиазмом принял один совет, который дал ему Хауз: предложение о том, что ему не следует более посещать встречи Совета десяти, а лучше договариваться об условиях мира в ходе секретных переговоров с Ллойд Джорджем и Клемансо. Несмотря на защиту Вильсоном "договоров о мире, к которым приходят в ходе открытого обсуждения", по прибытии в Париж 14 марта 1919 года он принял в офисе Хауза, расположенном в отеле "Крийон", Ллойд Джорджа и Клемансо. Вильсон был полон решимости перевести переговоры в русло божественной проповеди, не идти ни на какие компромиссы, а также направить лидеров союзников на праведный путь, а если они не изменят своих взглядов, то обрушить на них мощь Иеговы - отказать в финансовой поддеРжке США Англии, Франции и Италии, покинуть конференцию и объявить Ллойд Джорджа и Клемансо врагами человечества.
Определенно известно, что 14 марта 1919 года Вильсон был полон решимости применить эти мужские средства борьбы и не идти на несправедливый мир. Но существует разного рода решимость, и есть лишь одна разновидность решимости, на которую можно полагаться: решимость, которая черпает свою силу из огромного потока либидо, подобно решимости Вильсона, когда он сражался против Веста или Лоджа. Решимость, проистекающая от Супер-Эго, часто является столь же беспомощной, что и решимость пьяницы бросить пить. Из всех слов и действий Вильсона во время мирной конференции ясно, что его решимость сражаться, при определенных обстоятельствах, не проистекала от его реактивного образования против пассивности по отношению к отцу.
Она проистекала из его нежелания нарушить те обещания, которые он дал человечеству, то есть из его Супер-Эго, и из его неспособности признать, что он не является спасителем человечества, то есть из его потребности отождествить себя с Иисусом Христом ради сохранения этого выхода своей пассивности по отношению к отцу.
Но пассивность по отношению к отцу может также находить глубокое удовлетворение в полном подчинении мужественному противнику. Таким образом, с одной стороны, его пассивность по отношению к отцу требовала, чтобы он не отказывался от своего отождествления с Христом, с другой стороны - чтобы он подчинился. Ее сила была разделена. И не следует забывать того, что Спаситель, с которым Вильсон отождествлял себя, спас мир полнейшим подчинением воле своего Отца. Для примирения этих конфликтующих требований со стороны его пассивности по отношению к отцу и для разрешения всех своих других личных затруднений Вильсон нуждался лишь в нахождении некоторой рационализации, которая позволит ему пойти на компромисс и одновременно сохранит его веру в то, что он является спасителем человечества. Но когда он говорил с Хаузом, то не находил такой рационализации или, по крайней мере, не мог заглушить свои сомнения относительно законности такого компромисса.
Редко в человеческой истории будущий ход мировых событий зависел от одного человека так, как он зависел в то время от Вильсона. Когда он встретился с Клемансо и Ллойд Джорджем 14 марта 1919 года, судьба мира зависела от характера его личности. Он начал сражаться за тот мир, который обещал человечеству, сделав самую расточительную уступку, которую когда-либо делал. "В момент энтузиазма" он согласился заключить договор о союзничестве, гарантирующий немедленное вступление США в войну на стороне Франции в случае нападения на нее Германии.
Он сделал это по той же самой причине, по которой настаивал на га-антировании мира до заключения условий мира, чтобы -делать "безопасность предшествующей миру" и таким эбразом направить обсуждение действительных условий мира в русло братской любви. Вильсон надеялся возвысить Клемансо до духа братства посредством заключения соглашения. В своем безнадежном желании вести мирные переговоры в атмосфере христианской любви и не прибегать к использованию оружия Иеговы он полностью забыл о том глубоком недовольстве, которое американцы и сенат питали к заключению "обязывающих союзов". Он также забыл и о том (в чем
ранее был убежден), что союзы с европейскими державами противоречат интересам американского народа. Его предложение было жестом женщины, которая говорит: "Я полностью подчиняюсь вашим желаниям, так будьте же добры ко мне. Ответьте на мое подчинение равной уступкой".
Но Клемансо остался Клемансо: стариком с навязчивым желанием силой добиться обеспечения безопасности Франции. 15 марта 1919 года Вильсон опубликовал удивительное "официальное заявление", ведя себя таким образом, как если бы он полностью забыл свои слова в Совете десяти от 12 февраля и свои приказания, данные Хаузу 14 февраля, говоря о предварительном договоре не как о своем детище, а как об "интриге" против него.
В книге м-ра Бейкера "Вудро Вильсон и вопросы мирного урегулирования" это действие Вильсона описывается следующим образом: "...Тем временем он действовал с ошеломляющей смелостью и прямотой. В субботу утром, 15 марта, около 11 часов он связался по секретному каналу, непосредственно соединяющему рабочий кабинет в его резиденции с отелем "Крий-он", со мной. Вильсон попросил меня опровергнуть молву, в то время повсеместно распространенную в Европе - и до некоторой степени и в Америке, - что будет иметь место сепаратный предварительный мирный договор с немцами за спиной Лиги Наций. "Я хочу, чтобы вы сказали, что мы находимся там же где находились 25 января, когда мирная конференция приняла резолюцию, делающую соглашение о создании Лиги Наций неотъемлемой частью общего мирного договора". Поэтому я составил заявление, принес его президенту и, получив от него одобрение, немедленно его опубликовал".
Далее следует это заявление:
"Сегодня, 15 марта 1919 года, президент заявил, что решение, принятое мирной конференцией на пленарной сессии 25 января 1919 года относительно образования Лиги Наций, должно стать неотъемлемой частью мирного договора. Оно является окончательным, и нет никаких оснований для сообщений о том, что намечается изменение этого решения..."
"Это смелое заявление, - продолжает Бейкер, - было подобно взрыву бомбы. Оно низвергло одним быстрым ударом наиболее важные постановления союзников, принятые во время отсутствия президента. Неясные тенденции, "темные силы", которые действовали в течение прошлого месяца, были повергнуты одним ударом... Это был удар огромной силы... Он разрушил паутину интриги, плетущейся во время его отсутствия, отложил рассмотрение всей программы предварительного договора, в которой Лига не должна была иметь места".
Нет сомнения в том, что Вильсон так же, как и Бейкер, считал, что все так и случилось. Бейкер в то время находился в ежедневном контакте с Вильсоном. По просьбе Вильсона он опубликовал "смелое заявление". Вильсон не читал окончательный вариант рукописи "Вудро Вильсон и вопросы мирного урегулирования", но дал Бейкеру документы и бумаги и выразил ему свое мнение по этому вопросу. Более того, Вильсон и миссис Вильсон были настолько довольны книгой Бейкера, что позднее поручили ему подготовку официальной биографии Вильсона. Поэтому несомненно, что Бейкер писал то, что думал Вильсон.
На самом же деле "бомба" Вильсона от 15 марта разрушила "интригу", которая существовала лишь в рассудке Вильсона. Ранее он сам выступал за заключение предварительного договора о мире и не упоминал о включении в него вопроса о создании Лиги Наций. Кроме того, не было никаких "неясных тенденций" или "темных сил". Присутствующие на конференции Клемансо и Ллойд Джордж сражались за те же самые требования, за которые они выступали в самом начале конференции. А поверить в то, что полковник Хауз участвовал, хотя и неясно, в "интриге" с целью изменения всей программы Вильсона, значило уйти из реальности в страну фантазии, в которой факты являются воплощениями бессознательных желаний.
Итак, своим "заявлением" Вильсон сообщил человечеству, что не будет предварительного мира и что уставшим солдатам придется и далее сидеть в окопах, а населению Германии и Австрии - продолжать голодать в условиях блокады, пока не будет подписан окончательный договор о мире с включением в него Лиги Наций. Вильсон столь резко изменил свою позицию от 12 и 14 февраля, что 17 марта, два дня спустя после своей "бомбы", настаивал на том, чтобы мир был заключен одновременно с Германией, Австро-Венгрией и Турцией. В своем дневнике Хауз писал: "Так как и Австро-Венгрия, и Турция лишены возможности членства, они будут откладывать заключение мира на неопределенное время".
17 марта 1919 года, на встрече Высшего военного совета, Вильсон завершил свое уничтожение предварительного мирного договора, за заключение которого он выступал на собрании того же самого Высшего военного совета 12 февраля 1919 года. Он сказал, что имел в виду временное предварительное соглашение, пока не будет готов окончательный договор, и что оно явится кратковременным военным перемирием, условия которого будут включены в формальный договор. Если бы такое предварительное соглашение было представлено на рассмотрение сенату для общего обсуждения, то, как ему известно, прошло бы несколько месяцев, до того как оно могло быть ратифицировано.
Он не упомянул действительную причину своей оппозиции против предварительного договора, не сказав о том, что если предварительный договор был бы ратифицирован, то тогда бы то оружие, с помощью которого он надеялся заставить Лоджа смириться с созданием Лиги Наций, было бы выбито из его рук. М-р Бальфур произнес эпитафию предварительному договору, отцом которого был он сам, а матерью - Вильсон: м-р Бальфур высказал свое мнение о том, что заявление, сделанное президентом Вильсоном, является в высшей степени важным и серьезным. Он понимал данную ситуацию так, что следует заключить предварительный мир, каждое предложение которого должно стать частью окончательного мира. Так что посредством заключения предварительного мира будет в большой степени решена проблема окончательного прочного мира. Однако теперь, по-видимому, прояснилось, что американская конституция делает эту программу непрактичной. Вильсон продолжал считать, что Хауз, Бальфур и Фош за его спиной договорились не включать в договор вопрос о создании Лиги Наций.
Таким образом, возвращение Вильсона во Францию ознаменовалось двумя поразительными политическими акциями и двумя, в равной степени поразительными, эмоциональными реакциями: он предложил союз с Францией и объявил, что не будет заключаться никакого предварительного договора без создания Лиги Наций. Вильсон начал полагать, что Хауз предавал его и что предварительный договор, относительно заключения которого он ранее настаивал, был продуктом "интриги", плетущейся во время его отсутствия с целью изменения всей его программы. Трудно не видеть в этих действиях и реакциях свидетельства отхода от реальности, который начал характеризовать душевную жизнь Вильсона.
Они были вызваны не событиями в мире фактов, а навязчивой внутренней потребностью найти выход своей пассивности по отношению к отцу через бессознательное отождествление себя со Спасителем. Вильсон быстро приближался к такому психическому состоянию, из которого немногие возвращаются назад, вступая на ту почву, в которой факты являются продуктами желаний, на которой предают друзья и на которой стул в сумасшедшем доме становится троном Бога.
Достарыңызбен бөлісу: |