ГЛАВА 25 «МЕКСИКАНСКИЙ МЕТОД ЛЕЧЕНИЯ РАКА -БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ»

«Журнал Американской меди­цинской ассоциации» (ЖАМА).

Совет по фармации и химии, 8 января 1949 г.
Если Ревич нашел «действительно более совершен­ные методы лечения рака>, как могло случиться, что они не получили широкого признания? Ревич, бе­зусловно, не рекламировал свою «панацею» на стра­ницах «Журнала Американской медицинской ассо­циации» — или где бы то ни было. На самом деле это выгодно отличало его от многих фармацевтических фирм, еженедельно рекламирующих свои болеуто­ляющие и противоопухолевые средства на страни­цах этого журнала.

Есть некоторая справедливость в утверждении Со­вета ЖАМА, что действительно эффективное лекар­ство от рака «быстро нашло бы широкое применение». Это означает, что если бы Ревич нашел средство от рака, такую новость практически невозможно было бы скрыть.

На деле именно так все и происходило. Врачи, которые собственными глазами видели, что могут делать лекарства Ревича, рассказывали о них друг

Другу. Это были доктора из самых престижных онко­логических центров Америки. Они информировали об этом ведущих ученых, работающих в области раз­работки противоопухолевых средств, посылали сво­их пациентов в клинику Ревича, которая в то время находилась в Мехико. Некоторые из пациентов в свою очередь способствовали еще более широкому рас­пространению сведений об эффективности лечения рака по методу Ревича.

И вдруг все прекратилось.

Следует начать с появления Ревича в Мехико в 1941 г. Как уже рассказывалось, он с семьей прибыл в Мексику на переполненном судне вместе с многи­ми ведущими правительственными чиновниками Рес­публиканской Испании и несколькими виднейши­ми европейскими учеными. Ревич имел при себе рекомендательные письма, датированные временем его работы в Париже. Письма свидетельствовали об уважении, которым пользовался Ревич, и о том, что он был уже на правильном пути в разработке мето­дов лечения рака и других заболеваний.

Так, д-р Леро, известный ученый и профессор патологоанатомии медицинского факультета в Па­риже, писал:

«Д-р Ревич работал в моей лаборатории в течение 2 лет. Очень важно, чтобы он имел возможность про­должить свои исследования незамедлительно, по­скольку результаты, полученные им, открывают множество новых путей к исследованиям самого раз­ного плана, в особенности в области рака».

Не менее убедительно звучат слова д-ра Шифо-лио, члена Французской хирургической академии:

«Несколько раз я просил помощи у д-ра Ревича в связи с очень тяжелым послеоперационным состоя­нием пациентов. Ревич охотно лечил наших пациен­тов, используя результаты своих лабораторных исследований. В самых безнадежных случаях ему всегда удавалось облегчить боли, а зачастую большие опу­холи постепенно исчезали. Необходимо, чтобы д-р Ревич продолжил свои исследования, важно всячес­ки содействовать ему в этом, поскольку его данные могут кардинально изменить терапию рака».

Слова д-ра Шифолио находятся в полном проти­воречии с тем, что позднее было напечатано в «Жур­нале Американской медицинской ассоциации» в трех разных публикациях. Вскоре после прибытия в Ме­хико к Ревичу присоединились его верные друзья, Гастон и Нинетта Мерри, которые оказали ему фи­нансовую помощь, позволившую основать новое ис­следовательское учреждение — Институт приклад­ной биологии (ИПБ).

Как впоследствии писал Ревич, ИПБ «... состоял из амбулатории для приходящих больных, больницы, ос­нащенной современным оборудованием, лаборатории, в которой выполнялись клинические исследования, ис­следовательского отдела из восьми лабораторий и от­деления для экспериментов на животных.

В штате состояли 15 врачей и биохимиков и еще 60 человек, включая медсестер, санитарок и уборщиц. До­кументация велась на испанском языке... Нам повезло с несколькими замечательными терапевтами, хирур­гами и учеными, которые также бежали в Мехико».

Хотя пациенты и платили за госпитализацию, ле­чение и медикаменты были бесплатными.

В конце 1943 г. работой Ревича заинтересовался Томас Э. Бриттингхем, банкир из Уиллингтона, штат Делавар. Его отеи был одним из основателей Мемо­риальной лаборатории онкологических исследова­ний Макардла Висконсинского университета. Брит­тингхем, как и его отец, интересовался исследова­ниями в области рака.

Вскоре к Ревичу в его Институт прикладной био­логии приехали врачи из Мемориальной лаборатории Макардла и Андерсеновского фонда поддержки исследований в области рака из Хьюстона, штат Техас.

14 сентября 1944 г. доктор медицины Калхоун из Андерсеновского фонда написал о своих впечатле­ниях директору фонда, д-ру Бертнеру. В своем пись­ме Калхоун описал необыкновенные достижения, свидетелем которых он был в Институте. Так, он написал о пациенте, который был прикован к по­стели и страдал от сильных болей вследствие обшир­ного поражения костной ткани. В результате лечения он прибавил в весе 10 фунтов, проходил в день 6— 10 кварталов и не испытывал никаких болей.

Калхоун писал:

«Макардловский центр послал к Ревичу, оплатив расходы, 10 больных, страдающих раком... Лечение по­могло 6 из них, остальные умерли... Но что произвело на меня самое большое впечатление — пациенты не страдали от болей или страдали в меньшей степени, и в этом случае им не требовалось наркотиков. На мой взгляд, даже если бы Ревич и не достиг ничего больше­го, возможность облегчить непереносимые боли сама по себе уже является огромным достижением».

Д-р Калхоун также отмечает, что препараты Ре-вича почти всегда устраняют боли у онкологических больных.

Калхоун рассказывает, что у одного больного губа «полностью зажила и выглядела совершенно нормаль­ной». У другого «опухоль на шее размером с лимон полностью исчезла». До поступления в больницу тре­тий пациент «кричал от боли в течение последних не­скольких недель, а через 4S часов боли у него почти исчезли, он почувствован себя значительно лучше».

Через 6 недель после первого письма д-р Калхоун снова написал д-ру Бертнеру, на этот раз он больше внимания уделил достижениям Института в целом. Он перечислил разные типы рака, которые здесь ле­чили. «Я видел по крайней мере 8 пациентов, явно излечившихся полностью». В письме Калхоун опи­сывал эти 8 случаев, в том числе пациентку, которая обрела способность нормально ходить после того, как исчезла опухоль спинного мозга, вызывавшая у нее паралич обеих ног. Еще один случай, который произвел на Калхоуна особенно большое впечатле­ние: опухоль бедренной кости после лечения у боль­ного «явно полностью исчезла».

Д-р Лоуэлл С. Гоуин из Лос-Анджелеса предста­витель Американского радиологического обшества, также был под сильным впечатлением от работы Ревича и, находил, что «д-р Ревич очень искренен, а то, что он делает, и результаты этой деятельности представляются заслуживающими более тщательно­го исследования, и работа в этом направлении должна продолжаться...»

Д-р Гоуин сказал Ревичу, что все увиденное про­извело на него настолько большое впечатление, что он отправил восторженные письма Кушману Хааген-сену, доктору медицины, возглавляющему исследо­вания в области рака в Колумбийском университете, Корнилиусу Роудзу, доктору философии, руководи­телю Мемориального центра Слоуна — Каттеринга в Нью-Йорке, и в Филадельфию, д-ру Пендергасту.

В середине декабря 1944 г. Бритгингхем написал док­тору медицины Донадду К. Беллу, пытаясь убедить его в течение года проявить интерес к работе Института.

Однажды в присутствии Бриттингхема Ревич про­демонстрировал действие своих препаратов перед врачебной аудиторией, в которой находились д-р Бертнер и доктор медицины Дадли Джексон из Те­хасского онкологического общества.

Ревич приготовил два стакана воды с щелочным раствором. Он предложил одной из пациенток со сдвигом рН в кислую сторону, страдавшей до того сильными болями, выпить содержимое любого из них, второй стакан был предложен д-ру Джексону. Через 15 минут боли у женщины исчезли. Д-р Джек­сон не отметил каких-либо изменений самочувствия.

Во втором эксперименте Ревич предложил тем же людям выпить по стакану кислого раствора. После этого у пациентки в течение пятнадцати минут воз­никли сильные боли. Д-р Джексон вновь не почув­ствовал никаких изменений в своем состоянии.

Д-р Ревич спросил у Бертнера, каким липидным щелочным препаратом можно снять боли у женщи­ны. Названный Бертнером препарат ввели больной путем инъекции. После этого женщина смогла само­стоятельно встать с постели, хотя в течение 2 пред­шествующих месяцев она не могла этого сделать.

Затем Ревич проделал сходный эксперимент с па­циентом, у которого боли носили щелочной харак­тер. На этот раз кислый раствор улучшил самочув­ствие больного, а щелочной вызвал ухудшение. И снова ни один из растворов не оказал никакого дей­ствия на д-ра Джексона. Эксперимент явился яркой демонстрацией теории дуализма в патологии, раз­работанной Ревичем.

Описав, как Ревич тем же способом в течение нескольких минут снял боли и у других пациен­тов, Бриттингхем отмечает: «Этот метод снятия болей неизменно помогает всем пациентам и, как мне кажется, несомненно заслуживает исследова­ния, одно только это делает игру стоящий свеч... Мы видели много впечатляющих случаев выздо­ровлений... В одном случае это был рак бедренной кости. Нога пациента вернулась к нормальным раз­мерам, и рентгеновские снимки показали улучше­ние. Все врачи в один голос признали, что каждый случай ракового поражения бедренной кости не­изменно приводит к смерти больного и смерти в мучительной агонии...»

Об упомянутом ранее случае опухоли позвоноч­ника Бриттингхем писал: «Д-р Гоуин с помощью флюороскопа наблюдал, как контрастное вещество, введенное в спинномозговой канал больной, сво­бодно перемещалось вверх и вниз по позвоночному столбу», свидетельствуя об отсутствии опухоли.

В том же письме он описал ситуацию, которая задним числом объясняет причины неэтичных по­ступков нескольких из побывавших в институте вра­чей в отношении Ревича:

«Ревич был полностью открыт по отношению к врачам нашей группы, он не скрывал ничего. Я чув­ствовал себя аутсайдером, я считал, что врачи из нашей группы временами вели себя оскорбительно по отношению к Ревичу. Окажись я на его месте, боюсь, некоторых из ни* я бы вышвырнул вон».

Через пять недель, в середине января, д-р Гоуин писал Гастону Мерри, что он пролечил двух своих пациентов в Лос-Анджелесе по методу Ревича:

«Д-ру Ревнчу будет интересно узнать, что я лечу тяжелые радиационные поражения... Боли у пациен­тов, которые были очень сильными, полностью ис­чезли... Я также смог избавить от болей пациента с карциномой брюшной полости в терминальной ста­дии с помощью фосфорной кислоты...»

Однажды д-р Гоуин, с энтузиазмом изучающий метод Ревича, попросил разрешения самостоятель­но давать пояснения посещающим институт врачам. Будучи не в ладах с английским языком, Ревич с радостью согласился. Гоуин демонстрировал ряд рен­тгеновских снимков, которые подтверждали исчез­новение опухолей у больных.

В соответствии с письменным показанием Ре­вича, в течение нескольких следующих месяцев его институт был просто-таки завален многочислен­ными запросами:

«... не только из Техаса и Висконсина, но со всех концов Америки. Мы получали много обращений от врачей, больных и их родственников, которые хо­тели узнать о средстве против рака. Они слышали о нем от врачей, которые посещали Институт и виде­ли больных».

Все это время Ревич не делал никаких попыток рекламировать свой метод и даже заявить о нем ши­рокой публике. Напротив, он вручал всем амери­канским врачам (не будучи уверенным в своем ан­глийском) текст, в котором, в частности, говорилось: «Мы рассматриваем наш вклад в лече­ние онкологических заболеваний только как нача­ло. Результаты, полученные к настоящему времени ... показывают, что мы на правильном пути, и ни­чего больше ...»

Логично было бы думать, что врачи, писавшие о Ревиче столько хорошего и популяризировавшие его метод в Америке, не отвернутся от него. Однако 18 августа 1945 г, безо всякого уведомления со стороны авторов статьи и «Журнала Американской медицин­ской ассоциации» в этом издании появилось письмо за подписью девяти врачей из числа посещавших институт Ревича под заголовком:

«МЕКСИКАНСКИЙ МЕТОД ЛЕЧЕНИЯ РАКА - БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ»

Письмо оказалось первым из серии нападок на подход к лечению рака д-ра Ревича в последующие десятилетия. Наряду с другими оно было подписано д-рами Бертнером, Калхоуном и Гоуином. А ведь эти люди собственными глазами видели превосход­ные результаты метода Ревича!

Исключение составил Чонси Лик. доктор фило­софии, декан медицинского факультета Техасского университета. Во время его получасового пребыва­ния в ИПБ состоялся разговор между ним, д-ром Ревичем и Харолдом Рашем, возглавлявшим Мемо­риальный фонд исследований в области рака Ма-кардла. Именно Лик распространял письмо среди врачей и предлагал подписать его.

Один из подписавших письмо, д-р Раш, был под столь сильным впечатлением от увиденного в Ин­ституте, что договорился о лечении в нем 10 паци­ентов из Висконсина. Он считал, что Фонд Макард-ла проведет в Висконсине ряд исследований, в основу которых будут положены работы Ревича.

Письмо, напечатанное в «Журнале Американской медицинской ассоциации», негативно оценивало почти все аспекты работы Ревича. Авторы письма относили все улучшения в состоянии пациентов ис­ключительно на счет « ...хорошего и внимательного ухода. Мы считаем, что его пациенты начинали чув­ствовать себя лучше под влиянием его личности. Нет положительных свидетельств тому, что он или его коллеги добивались успеха в прерывании обычного течения злокачественного процесса за счет исполь­зования особых методов».

Что касается препаратов Ревича, то о них отозва­лись как о «вареве из различных желез и тканей» и утверждали, что нет никаких оснований считать, что они играют какую-либо роль в лечении злокачествен­ных опухолей.

Помимо резко отрицательного отзыва о методе лечения они подвергли критике и ведение Ревичем медицинской документации, отзывались об этом как о «характерном, но неудовлетворительном аспекте...» Письмо заканчивалось следующими словами: «Было сделано заключение, что больные раком, отправля­ющиеся в Мехико для лечения по новому методу, мало выиграют от этого». В то время в журнале суще­ствовала практика помещать в кавычки названия ме­тодов лечения, считающихся сомнительными или шарлатанскими. Авторы письма не скупились на ка­вычки, что не могло остаться незамеченным и соот­ветствующим образом истолкованным читателями.

Ревич был потрясен.

Много позже, в 1955 г., он написал ответ на 41 странице, к которому в качестве доказательств приложил 100 страниц документальных материалов. Он привел выдержки из писем от врачей, в которых в подробностях описаны положительные результаты использования его метода.

В ответ на обвинение в плохом ведении историй болезни Ревич. в частности, писал:

«Это также возмутительное искажение действитель­ности. У каждого пациента имелась очень подробная история болезни, в которую ежедневно заносились наблюдения врача. Ежедневно же выполнялись анали­зы двух проб мочи — определялись рН, удельный вес, содержание хлоридов и окисленного триптофа­на. Дополнительно в течение месяцев ежедневно оп­ределялось содержание в моче натрия, калия и фос­фора. За исключением особых случаев, когда анализы крови производились ежедневно, каждую неделю всем больным делали клинический анализ крови. Многим больным делались серии анализов на содержание ли-пидов в крови; часто снимались электрокимограммы».

Затем Ревич перечислил ряд других тестов и ис­следований, которые выполнялись «когда это было необходимо», упомянул об использовании боль­шого цейссовского микрофотографического аппа­рата. Ревич также указал, что все записи велись на испанском языке, но некоторые были сокращены и переведены на английский, они и были предос­тавлены в распоряжение докторов, подписавших пресловутое письмо.

Б «Журнале Американской медицинской ассоци­ации» содержались также нападки на научный под­ход, используемый Рсвичем: «Теоретическая основа методов лечения экстраординарна. Хотя использу­ются научные концепции, они никоим образом не согласуются с принятыми представлениями о био­химии и патологии болезней».

Следует вспомнить, что 21 декабря 1943 г. д-р Раш писал Бриттингхему: «Мой визит к Ревичу оказалсяочень полезным, я загорелся некоторыми его идея­ми. Должен отметить, что большая часть его работы носит фундаментальный научный характер».

В написанное в 1955 г, опровержение Ревич также включил письмо д-ра Фримана д-ру Джорджу Дику, главе медицинского факультета Чикагского универ­ситета, в котором он упоминает о том, что д-ра Гоуин и Джексон направляли своих пациентов в Институт прикладной биологии.

В этом письме Фриман пишет:

«Естественно, я не сразу поверил тому, что уви­дел... Я не стал бы делать вам такое предложение, если бы не почувствовал, что его работа заслуживает. того... Особенно если учесть общий большой объем исследований в области опухолей при скромных ус­пехах, она заслуживает, по крайней мере, прове­рочного исследования».

Этим письмом Фриман стремился убедить д-ра Дика вновь пригласить Ревича в Чикагский универ­ситет. В недавнем интервью осторожный д-р Фриман умалил свой тогдашний интерес к этой работе, ска­зав, что метод Ревича не был проверен и требовал дальнейшего изучения. Однако весьма маловероят­но, чтобы в Чикагский университет ни с того ни с сего, безо всяких на то оснований пригласили ино­странца, не имевшего очевидных достижений.

Некоторый свет на историю с опубликованным в ЖАМА письмом проливает письмо Мерри к д-ру Фриману. Дело в том, что д-р Раш был соавтором исследования, материалы которого были опубли­кованы в журнале «Cancer Research» и которое фак­тически представляло собой копию работы Ревича, опубликованной во Франции. Ревич указал на это Рашу, когда тот собирал дополнительные материа­лы, но Раш проигнорировал слова Ревича и изме­нил терминологию, возможно, чтобы замаскиро­вать связь с первоисточником.

Стоит упомянуть еше одного человека из числа тех, кто подписался под письмом, опубликованным в ЖАМА. Это д-р Р. Т. Кукси. Кукси работал в кон­такте с Мемориальной лабораторией Маркардла. Во время короткого пребывания в Институте приклад-нон биологии его познакомили с пациентом, у ко­торого была отчетливо видна опухоль на шее. Кукси увидел пациента через месяц в гораздо лучшем со­стоянии, разгуливающим по коридору. Опухоль ис­чезла. Больной знал английский, поэтому Кукси смог поговорить с ним.

По свидетельству Ревича, Кукси «выразил свое изумление по поводу того, что опухоль исчезла». Он спросил, нет ли фотографий этого больного до и после лечения. В то время он уверял и Ревича, и пациента, что «одного только этого случая было бы достаточно, чтобы судить о достоинствах метода».

Когда позднее Бриттингхем попросил Кукси вер­нуть фотографии больного Ревичу, д-р Кукси не смог их найти. При этом он продолжал уверять, что Ревич может «делать великие вещи».

Теперь уже ясно, что врачи, приезжавшие из Со­единенных Штатов, своими глазами видели резуль­таты использования совершенно нового и эффектив­ного способа лечения рака. Во многих письмах отме­чались положительные результаты лечения, которые наблюдали их авторы.

То, что американские доктора рассказывали об увиденном в Институте и что привлекало к нему мно­гочисленных посетителей, свидетельствует о положи­тельной в целом оценке метода Ревича. Успешное ис­пользование д-ром Гоуином этого метода в собствен­ной практике — еше одно свидетельство его ценности. Ответ Кукси на письмо Бриттингхема также свиде­тельствует о его положительной реакции на увиден­ное в Институте прикладной биологии.

Короче говоря, слова и действительное отноше­ние к данной работе врачей находятся в полном про­тиворечии с фактом подписания ими письма в ЖАМА.

Такой поворот событий представляется непонятным и вызывает недоумение.

Ревич догадывался, что за всей этой историей с письмом мог стоять Корнилиус Роудз из Центра Слоуна — Каттеринга, который всегда утверждал, что если средство от рака будет найдено, то оно будет найдено именно там. Таким образом, возможен мо­тив конкуренции.

В 1949 г. Совет по фармации и химии ЖАМА указы­вал на то, что химиотерапия все еще остается экспе­риментальным методом лечения рака: «Многие обе­щающие открытия ... давали надежду, что наступит день, когда лекарственная терапия станет важным фактором успеха, но пока не будут завершены исследования, использование лекарств должно рассматриваться как все еще находящееся на экспериментальной стадии».

Одним из убежденных защитников химиотерапии был д-р Роудз. Он какое-то время работал на армию в области создания химического оружия, С того вре­мени у него появилась идея, что горчичный газ (ип­рит) может найти применение в лечении рака. Судя по утверждению Совета ЖАМА относительно хими­отерапии, Ревич далеко опередил и Роудза и других в исследовании возможностей химиотерапии.

Ралф Мосс, доктор философии, автор «Индуст­рии рака» и бывший помощник директора Центра Слоуна — Каттеринга, ссылается на речь, произне­сенную Роудзом, в которой он предсказывает, что хи­миотерапия станет источником значительных доходов.

Несмотря на статью в ЖАМА, Ревич, как и преж­де, продолжал работать. Он решил последовать сове­ту друзей и не подставлять себя под удар, бросив вызов могущественному журналу и авторам письма ответом на него. Трудно сказать, как бы сложилась ситуация, поступи он иначе. Как мы увидим из следующей гла­вы, журнал мог просто проигнорировать ответ Реви­ча, отправленный в раздел писем. В любом случае жур­налу не удалось покончить с д-ром Ревичем.

Этого никогда не было.

Д-р Густав Фриман о случае, описанном в публикации «Журнала Американской медицин­ской ассоциации»
Как ни сильно ударила публикация 1945 г. по репу­тации Ревича, это было цветочками по сравнению с тем, что случилось менее чем через 4 года.

Чтобы понять значимость удара, нанесенного ЖАМА в 1949 г., следует объяснить, что такое «peer review journal». Этот термин предполагает, что содержание представленной статьи должно рассматриваться и проверяться другими экспертами. Этот процесс обыч­но занимает несколько месяцев. Идея заключается в гарантии того, что ни одно сообщение не допуска­ется к публикации без оценки другими высококва­лифицированными специалистами в данной облас­ти. Читатели журнала доверяют изложенной в нем информации. ЖАМА все же был таким журналом.

8 января 1949 г. под заголовком «Отчет Совета» в нем появилась статья с пометкой: «Печатается с одоб­рения Совета» — Остин Смит, доктор медицины, секретарь.

При такой подаче материала обычный врач, есте­ственно, приходил к мысли, что журнал провел тща­тельную проверку фактов и что этому отчету прида­ется особое значение.

В рубрике « Ложь и небылицы» метод Ревича был преподнесен таким образом, что практически ни один из его аспектов не соответствовал действитель­ности. Описание представляло собой краткое изло­жение несправедливых нападок, почерпнутых из письма 1945 г. Вместо того чтобы попытаться прове­рить эту информацию, Совет лишь повторил пре­жние безосновательные обвинения.

Уже начало статьи выглядит странно: «Эмануэль Ревич, которого называют беженцем из Румынии...» А ведь в описываемое время Ревич был на хорошем счету в Американской медицинской ассоциации, а ЖАМА является ведущим журналом этой ассоциа­ции. И этот журнал опускает уважительное обраще­ние «д-р», не указывает ученую степень «доктор ме­дицины». Такой контекст наводит на мысль, что издатели журнала не уверены даже в том, что Ревич является врачом, имеющим разрешение на врачеб­ную деятельность.

В статье указывалось, что беженец из растерзан­ной войной Европы — еврей. Следует отметить, что в то время существовало отрицательное отношение к медикам-евреям ненемецкого происхождения.

В научных и медицинских журналах в принципе не принято указывать национальность врача. В отноше­нии Ревича этические нормы были грубо нарушены.

Применительно к методу Ревича слово «лечение» употреблялось только в кавычках, а самого врача име­новали не иначе как «этот человек».

В статье выдвигалось предположение, что паци­енты Ревича набирали вес, потому что получали жирные кислоты: «Его «лечение» заключается глав­ным образом в назначении жирных кислот перо-рально или подкожно, чтобы пациенты набирали вес». Назначение жирных кислот сравнивалось также с принудительным питанием пациентов. При этом Совет нисколько не заботился об объективности и точности. Жирные кислоты назначались в таких ко­личествах, от которых не могла бы пополнеть и крыса. Все остальные нападки были в том же духе, но одно заявление особенно выделялось: «Впоследствии ' Ревич провел несколько месяцев в Чикагском уни­верситете, где он имел возможность продемонстри­ровать свой метод лечения. В результате ни у кого из пролеченных 52 пациентов, больных раком, не было отмечено положительных сдвигов, которые можно было бы отнести за счет его терапии».

Это заявление было чудовищной дискредитацией метода Ревича. Подписчиков, т.е. медицинское сооб­щество, убеждали, что метод Ревича ничего не сто­ит, поскольку Совет журнала изучил документацию по применению метода Ревича на 52 пациентах и обнаружил, что он не выдержал испытания.

В сложившейся ситуации естественной реакцией Ревича было бы заявление, что Совет по фармации и химии просмотрел некоторые положительные эф­фекты лечения 52 пациентов с помошью его метода. Но Ревич не мог сделать такого заявления по той простой причине, что он никогда ие лечил ни одно­го из этих больных. И никакой другой доктор не использовал его метод в лечении этих пациентов. Это утверждение ЖАМА было абсолютной неправдой.

В 1946 г. благодаря протекции д-ра Фримана Джордж Дик, доктор медицины, возглавляющий ме­дицинский факультет Чикагского университета, при­гласил Ревича на работу. Но вскоре д-р Дик ушел в отставку, и Ревич лишился поддержки. Ему не дали возможности работать в больнице, поэтому он не мог лечить больных в стационаре. В университете среди исследователей парила атмосфера соперничества. Ожидали, что новый руководитель укажет новое на­правление исследований.

Несколько пациентов, последовавших за Реви-чем из Мехико в Чикаго, он лечил частным порядком, без госпитализации. В двух случаях состояние больных продолжало улучшаться. 2 больных из тех 18, о которых рассказывалось в 13-й главе, после­довали за Ревичем и в Нью-Йорк и продолжали здравствовать в 1955 г., когда Ревич опубликовал аффидевит. Если бы публикация в ЖАМА учла боль­ных, которых Ревич лечил частным порядком (а их было куда больше 52), в их число наверняка долж­ны были бы войти и эти двое.

В Американской медицинской ассоциации знали о том, что Ревич не мог вести больных в универси­тетской клинике. В 1947 г. д-р Фриман направил туда письмо, в котором он объяснил, что вследствие из­менений в штатном расписании университета Ре­вич утратил возможность заниматься исследования­ми и, по существу, стал просто гостем университета.

В ответ на нападки ЖАМА Ревич написал опро­вержение, в котором пункт за пунктом опроверг их. Оно..было адресовано редактору ЖАМА доктору ме­дицины Моррису Фишбейну (не путайте с д-ром Робертом Фишбейном).

Фишбейн написал Ревичу и его помощнику, д-ру Равичу, что если те не согласятся с его вариан­том письма для колонки «Нам пишут», он «предста­вит весь материал Совету но фармации и химии. Пос­ледний, в свою очередь, по-видимому, посчитает необходимым ответить на ваши высказывания, ко­торые представляются не чем иным, как нападками на Совет».

Конечно, его слова можно истолковать по-раз­ному. Чтобы лучше понять их, полезно ознакомить­ся с другими высказываниями М. Фишбейна по по­воду альтернативных методов лечения рака. В течение многих лет он находился в первых рядах их против­ников.

В апреле 1964 г. он выступил с речью перед хирур­гами — членами Международной корпорации, коней проверки деятельности Ревича. Агент ФБР Б сво­ем отчете отметил, что нет никаких данных о том, что он лечил кого-либо в больнице Чикагского уни­верситета, что совпадает с данными Фримана: «Этого никогда не было».

Фриман попытался с помощью препаратов Реви­ча лечить 2 пациентов в очень тяжелом состоянии. Однако оба они умерли вскоре после начала экспе­римента, чтобы можно было говорить об эффектив­ности лекарств.

Д-р Фриман 1,5 года проработал у Ревича на доб­ровольных началах, не получая заработной платы, и ушел ог него, когда убедился, что его метод неэф­фективен. Между Фриманом и Ревичем существова­ли также разногласия относительно того, как следу­ет представлять результаты исследования. Ко времени, когда Фриман присоединился к Ревичу в Нью-Йор­ке, он уже был автором и соавтором 11 статей, опуб­ликованных в «peer-review» журналах, причем 2 из них были опубликованы в ЖАМА. Он сохранял ин­терес к публикации собственных результатов на протяжении всей деятельности, на его счету 102 опуб­ликованные статьи.

Фримана обескураживала манера Ревича часто пе­реходить от одного эксперимента к другому. Букваль­но фонтанируя идеями, Ревич мог вызвать раздра­жение у любого помощника постоянными усовер­шенствованиями или тем, что внезапно забрасывал один эксперимент и начинал работать над новым.

Можно предположить, что Фримана тяготили жизнь в Левиттауне и невозможность публиковаться в период работы с Ревичем. Он решил вернуться в общепризнанную медицину, получить доступ к ра­боте в лаборатории физической химии в Гарварде. Очевидно, что ученый с таким положением и спо­собностями, как Фриман, не стал бы работать с шар­латаном, оставил бы место профессора в престиж­ном Чикагском университете и присоединился к исследованиям Ревича, работая без оплаты, если бы метод Ревича уже доказал свою несостоятельность на 52 пациентах. Остается непонятным, откуда взялась эта цифра. Это обвинение Совета по фармации и хи­мии ЖАМА совершенно бездоказательное. Не имея никаких на то оснований, ЖАМА отнесла работы Ревича к категории «врак и небылиц» и дала неспра­ведливую оценку столь прогрессивному методу.

В редакции ЖАМА не могли не знать, что статья сильно повредит репутации Ревича как практикую­щего врача. Поскольку против Ревича были выдви­нуты очень серьезные обвинения, редколлегия жур­нала несла ответственность за достоверность излага­емых фактов.

Примечательно, но в той же статье Совета ЖАМА содержалась своеобразная оценка вреда, приносимо­го другими врачами, попадавшими в рубрику «Враки и небылицы». Так, о д-ре Джоне Хетте писалось: «Если, как утверждает д-р Хетт, средство от рака дей­ствительно существовало уже в 1931 г., тогда ответ­ственность за все смерти от рака с этого времени ло­жится на него, на его неумение донести свое открытие до других врачей».

Поскольку именно ЖАМА в лице своих редакто­ров, а не д-р Ревич, не давал своим читателям узнать о его открытиях в области лечения рака, хотелось бы узнать, предъявляют ли издатели журнала те же требо­вания к самим себе. Как мы уже убедились из свиде­тельств врачей, посещавших Ревича в Мехико, он пре­доставлял все возможности заинтересованным специалистам ознакомиться со своим методом. Он де­лал все для передачи своих знаний профессионалам, но не решился к популярности среди широкой публики. До сегодняшнего дня в ЖАМА так и не появилось опровержение вопиющей ошибки, совершенной в отношении Ревича. Большинство врачей ничего о нем не слышали, а многие из тех, кто слышал, считают его шарлатаном, по большей части благодаря ЖАМА.

Интересно, что в последующих публикациях авторы зачастую ссылались на пресловутых 52 пациентах в уверенности, что ЖАМА является надежным источ­ником информации.

Так, д-р Питер Байефф искренне свидетельство­вал против Ревича в суде, заявив, что полагается на ЖАМА как на авторитетный источник информации и что Ревич должен был признать несостоятельность собственного метода. Американское онкологическое общество также ссылалось на эту эфемерную цифру в своих выступлениях против метода Ревича.

Вскоре после появления статьи 1949 г. содержаща­яся в ней недостоверная информация широко рас­пространилась. Бруклинское отделение Американс­кого онкологического общества разослало копии статьи врачам, практикующим в Бруклине. После это­го шансов на то, что кто-либо из них направит сво­его пациента к Ревичу, уже не было. Врачи были убеждены, что метод Ревича неэффективен.

Более того, директор Бруклинского отделения Американского онкологического общества разослал письма разным людям, оказывавшим финансовую и другую поддержку новому Институту прикладной биологии Ревича, который в то время находился в Бруклине. Так по вине ЖАМА талантливый врач не мог получить справедливого признания среди ши­роких кругов медиков и благотворителей.

По совету одного из своих влиятельных друзей Ревич предъявил иск Бруклинскому онкологичес­кому обществу за распространение порочащей его и его помощников информации. Д-р Джон Мастер-сон, в то время президент Медицинского общества Нью-Йорка, высказал мнение, что два учреждения, сражающихся с раком, не должны воевать между собой. Он предложил обеим сторонам согласиться на арбитраж и тем самым избежать ненужного вни­мания со стороны печати. Стороны согласились, и Мастерсон выступил в роли арбитра.

Третейский суд решил дело в пользу д-ра Ревича. Б ходе разбирательства д-р Мастерсон познакомился с методом Ревича, который произвел на него столь сильное впечатление, что вскоре он вошел в совет Института, присоединившись к таким светилам, как Уильям В. Карсуэлл, член Верховного суда Нью-Йорка, и Эдвард Лазански. председатель того же суда (какое-то время в совет Института входили также Сара Черчилль, дочь бывшего английского премьер- • министра Уинстона Черчилля, и Жак Маритейн, из­вестный французский философ).

После статьи 1949 г. интерес к Ревичу и его методу со стороны ЖАМА на несколько лет угас. Но журнал не прекратил печатать статьи, выставляющие Ревича в невыгодном свете. В 1965 г. ЖАМА опубликовал в высшей степени необычный отчет об исследовании, проведенном группой врачей под руководством д-ра Дейвила Лейолла, которые назвали себя группой" клинической оценки (Clinical Appraisal Group — CAG). Если первые две публикации о Ревиче в ЖАМА можно отнести за счет ошибок редакторов журнала, то отчет CAG оставлял мало сомнений относитель­но действительно непримиримой позиции журнала.

Но прежде чем он нанес следующий удар, в борь­бу вступило Американское онкологическое общество.