Глава 4
Из «Ежедневного пророка».
«Вчера в Годриковой лощине потерпел крушение маггловский частный самолет, принадлежащий бизнесмену Говарду Боткинсу, президенту компании «Боткинс и сыновья». Эксперты аврората считают, что причиной аварии стала неисправность двигателя, а не магические проклятия, но расследование этого печального инцидента еще не закончено, и с официальными выводами пока не торопятся. Самолет упал ночью на жилой коттедж, в котором проживает семья Гарри Поттера – всем известного Мальчика-Который-Выжил, который в 1998 году победил Волдеморта, а с 2007 года является главой аврората. Так как баки были полны горючего, произошел сильнейший взрыв, уничтоживший практически все здание. Погибли пилот и трое пассажиров самолета, а также миссис Джиневра Поттер. Вовремя подоспевшим аврорам чудом удалось спасти из огня Лили Поттер, младшую дочь Гарри Поттера. Девочка получила сильные ожоги, но сейчас врачи Святого Мунго уже не опасаются за ее жизнь. Вся магическая Британия скорбит…»
***
«Уизли,
Я очень переживаю за Ала, но боюсь, что сейчас лучше не стоит писать ему с выражением соболезнований. С тех пор как мой папа поскандалил с директором Макгонагалл и та разрешила профессору Паркинсон сопровождать вас и Джеймса через камин в больницу, я не получил от него ни одного письма, а ведь прошла уже почти неделя. Пробовал приставать с вопросами к мисс Горгулье, но она только сказала, что вы сейчас у твоих родителей и вернетесь в школу после похорон. Не будь сволочью, напиши мне хоть пару строк.
С.С. Малфой»
***
«Скорпиус,
Извини, что мы не писали. В нашей семье произошло еще одно печальное событие. После того как похоронили тетю Джинни, пришло известие из Румынии, что погиб мой любимый дядя Чарли. Там произошло что-то ужасное с взбесившимся драконом, и мы остались на вторые похороны. Всем очень тяжело, особенно дяде Гарри и бабушке с дедушкой. Хотя, что я такое пишу, мы все очень страдаем. Думаю, Алу нужна твоя поддержка, и я считаю, что он будет рад получить письмо от друга. Мы все сейчас в Норе, надеюсь, ты ему напишешь.
Роза»
***
«Роза,
Прости, если мое первое письмо показалось тебе грубым, я просто осел. Я так переживал за Ала, что забыл, что его мама – еще и твоя тетя. Ты же меня простишь? Очень соболезную, что ты потеряла дядю. Я вчера пил чай с Хагридом, он сильно по вам с Поттером скучает, так что позвал меня, и я не мог не пойти, потому что хотел хоть как-то его поддержать. Он рассказал мне, каким Чарли Уизли был замечательным человеком.
Мне очень жаль. С нетерпением жду вашего возращения.
Скорпиус»
***
«Поттер,
Я волнуюсь, напиши, как у тебя дела. Не думал, что признаюсь, но без тебя в нашей комнате очень одиноко. Я скопировал все лекции для Розы, чтобы она не отстала в учебе. И категорически отказался тренироваться как запасной ловец, несмотря на вопли Констанс, потому что очень хочу верить, что ты скоро вернешься.
Знаешь, я никак не могу сообразить, о чем писать. Ты потерял маму, и любые слова кажутся какими-то ничтожными, но ты должен знать, что мне действительно очень жаль.
Можно я о школе, ладно? Профессор Снейп все еще здесь. Никто, кроме нескольких учителей, об этом, разумеется, не знает, но он живет в комнатах профессора Лонгботтома. Тот берет в библиотеке в три раза больше книг, чем обычно, плюс подшивки старых газет и почти перестал появляться в Большом зале во время завтраков, обедов и ужинов. Кажется, они посвятили во все происходящее еще и декана Аббот, потому что ее часто видят у комнат профессора Лонгботтома, как, впрочем, и мисс Горгулью. Так что студенты, как обычно, понавыдумывали разных глупостей, и теперь Софья Крам принимает ставки на то, кто будет миссис Лонгботтом – слизеринская бестия или хаффлпаффская мисс Добросердечие. Делать им нечего, правда?
Папа приезжал пару раз, но мы с ним мало разговаривали, я думаю, он очень переживает из-за отъезда мамы. Впрочем, я не буду забивать тебе голову своими семейными проблемами.
Из-за всей этой секретности я нисколько не продвинулся в нашем расследовании, хотя не теряю надежды все же познакомиться с профессором Снейпом. Я составил себе график, кто и когда за ним присматривает, и самым удачным мне кажется время дежурства профессора Слагхорна. Непохоже, чтобы ему нравилось то, что он делает. Вот если бы мне заручиться поддержкой кого-то, кто сможет в это время устроить масштабную атаку на Слизерин…
Хотя о чем это я. Тебе сейчас не до таких мелочей. Я просто скучаю и жду твоего возвращения.
С.С. Малфой»
***
«Дорогой Скорпиус,
Я не сержусь. Ал отдал мне копии лекций, которые ты прислал ему для меня вместе с письмом. Спасибо тебе огромное! Я уже все их перечитала, и если бы ты мог прислать новые… Мама говорит, что мы сможем вернуться в школу через неделю. Не думала, что напишу такое, но мне тебя очень не хватает.
Ал показал мне твое письмо, и я надеюсь, ты на него не рассердишься за это. Попробуй скопировать библиотечную карточку профессора Лонгботтома. Если мы узнаем, какие книги он берет для профессора Снейпа, то потом вместе их просмотрим и сможем многое для себя прояснить.
Роза»
***
«Привет, Софья и Фред!
То, что я напишу, покажется вам полным бредом, но, тем не менее, это действительно мое письмо. Не спрашивайте, как мой брат заставил меня обратиться к вам с такой просьбой.
Софья, ты знаешь, где в моих вещах спрятана мантия-невидимка, которую папа подарил мне на прошлое Рождество. Так вот, ты должна достать ее и дать на один день Скорпиусу Малфою. Если он потом ее не вернет, можешь его убить. Далее вы с Фредом должны будете устроить какую-нибудь заварушку там и тогда, когда Малфой вас попросит. Знаю, что все звучит глупо, но продолжатели славной традиции Мародеров должны нести в массы дело своих предшественников и обойти их в погоне за званием величайших в мире шалунов! С меня сливочное пиво и клятвенное обещание поддерживать вас во всех грядущих аферах.
Джеймс Поттер»
***
«Привет, Скорпиус.
Я был очень рад твоему письму. Дома сейчас действительно много сложностей, и мы с Джеймсом тянем с отъездом до последнего, потому что не хотим оставлять папу одного. Лили почти поправилась, ее уже выписали домой, но она постоянно плачет… Роза тоже, но ты не признавайся, что я тебе сказал.
Мне сложно писать обо всем, что произошло. Наверное, так же как тебе – об отъезде мамы. Роза прочла о предстоящем разводе в газетах. Ты можешь взваливать на меня свои проблемы когда угодно. Мне тоже очень жаль.
Может, давай, правда, о школе? Я думал, чем помочь тебе в нашем деле, пока я здесь, но так ничего и не придумал, кроме одного. В конверте – запечатанное письмо Джеймса, не смей вскрывать его и отдай лично в руки Софье Крам! Он сказал, что она сделает все, что ты попросишь, и даже больше. Я ему соврал, что из-за развода родителей ты хотел бы незаметно ото всех пробраться в кабинет кого-то из профессоров и связаться с мамой. Знаю, что ложь убогая, но мы же клялись держать все в тайне, так что пришлось выкручиваться. Не спрашивай, как я заставил его мне помогать. Компромата на него у меня хватит, чтобы его не просто отправили на лето, но и оставили навсегда жить у дяди Дадли. До сих пор не представляю, кстати, почему ему это не нравится. Я с удовольствием езжу каждый год.
Мне, кстати, пришла в голову мысль насчет весенних каникул, но я думаю, что мы обсудим ее при встрече.
Скучаю,
А. С.»
***
«Роза и Ал,
Раз уж у вас все на двоих, почему бы моему письму быть исключением? Я знаю, что вы завтра должны вернуться, но я сам уезжаю из школы. Умерла моя бабушка Нарцисса, и отец сегодня вечером заберет меня на похороны.
Можете не писать, как вам жаль, я и так знаю. Она долго болела, и однажды это должно было случиться, но все равно ни я, ни папа, ни дедушка не были к этому готовы. Особенно я переживаю за деда. Очень надеюсь, что мы уговорим его переехать жить к нам.
Но давайте о чем-нибудь другом. Мой план увенчался сомнительным успехом. Карточку профессора Лонгботтома я скопировал, пока Софья отвлекала внимание мадам Пинс, но там все книги из Запретной секции. Не представляю, как мы сможем добраться до них, если не брать у твоего брата мантию-невидимку регулярно. Впрочем, если компромат достаточно надежен, то почему нет… Вещь отличная!
В комнаты профессора Лонгботтома я проник, когда Слагхорна вызвали на обед из за того, что в тыквенный сок наших слизеринцев кто-то накрошил рвотные батончики. Представляешь, эта Крам забралась даже на кухню. Она мне начинает нравиться.
Но результат визита нулевой. Нет, я его видел, но… Ал, он такой грустный. Прости, что так бездарно потратил твои усилия, но у меня тогда не нашлось ни слов, ни вопросов. Он сидел у окна с какой-то книгой, и едва Слагхорн вышел, а я проскользнул в дверь, просто отложил ее в сторону и смотрел, как падают с деревьев желтые листья. У него был такой спокойный, но в то же время жутковатый взгляд… Он медленно проводил пальцами по стеклу, словно следил за падением каждого нового листика, а его губы беззвучно двигались: мне кажется, он эти листья считал. Потом пришел профессор Лонгботтом, и Снейп снова взялся за книгу. Вот только за тот час, что я там просидел, пока не вернулся Слагхорн, он не перевернул ни одной страницы. Декан Гриффиндора тоже это заметил. Он пытался его как-то развлечь. Предлагал кофе, потом немного виски, рассказывал что-то о студентах. Профессор ни от чего не отказался и даже вроде бы слушал и иногда кивал, но было видно, что все это ему не интересно. Пару раз он, кажется, пошутил по поводу наследственности некоторых студентов, но, думаю, только пытаясь показать, что с ним не бессмысленно разговаривать и он все слышит.
Мне кажется, в жизни этого человека было очень мало радости, и он не понимает, зачем мы его в этот мир вернули. Думаю, мы тоже не понимаем этого, но знаете… Наверное, я хотел бы, чтобы все это имело смысл.
Надеюсь, мы скоро увидимся.
С.С.»
***
«Дорогой Скорпиус,
Мы с Алом все же имеем различное мнение по множеству вопросов, и наша попытка написать тебе общее письмо едва не привела к драке в библиотеке, откуда мы были с позором изгнаны. Ужасно переживаю из-за того, что мадам Пинс теперь смотрит на меня так, словно я – это Джеймс, Софья и Фред вместе взятые. Отец перед отъездом рассказал Алу историю профессора Снейпа. Она действительно очень печальная. Мы все тебе перескажем, когда ты, наконец, вернешься в школу.
Нам очень жаль твою бабушку.
Роза».
***
«Скорпиус,
Я ничуть не расстроен тем, как ты поступил, воспользовавшись мантией-невидимкой. На самом деле я теперь думаю, что нам не стоит и дальше интересоваться делами профессора Снейпа. Мне, наконец, известны все подробности этой истории, которые я тебе расскажу, когда ты вернешься. Не думаю, что общество хоть одного из нас доставит ему удовольствие.
Мы с Розой очень ждем твоего возвращения и переживаем из-за смерти твоей бабушки.
Ал».
Глава 5
– Тебе налить виски?
Он отделался кивком. Дадли молча поставил перед ним стакан и сел в кресло напротив. Иногда он мог проявлять поистине чудеса сдержанности, к тому же, наверное, сейчас понимал его как никто другой и не лез в душу с попытками предложить сочувствие.
Гарри почти десять лет после того, как покинул дом на Тисовой улице, ничего не знал о кузене, пока однажды не получил от того короткое письмо. В нем содержалась просьба навестить его в частной клинике в Йоркшире. Скорее из любопытства, чем по иным причинам, Гарри поехал. Дадли встретил его довольно прохладно, без особых заверений в нежной дружбе, и рассказал, что его родители умерли. Дядя Вернон – семь лет назад от инфаркта, тетя Петунья пережила его всего на три года и скончалась от поздно диагностированного рака желудка. Сам Дадли после школы продолжил спортивную карьеру. Значительные успехи в боксе помогли ему закончить престижный колледж, а затем он вновь занялся покорением ринга. Довольно рано он женился на отличной, по его уверению, женщине, которая была на семнадцать лет его старше. Этот союз сильно рассорил его с родителями, но в своем решении Дадли был непреклонен, так как очень любил жену. У нее было двое маленьких сыновей от первого брака. Потом у супругов родились и общие дети – дочь Кристина и сын Деннис. От последних родов жена так и не оправилась и вскоре после них умерла. Имея такое количество детей, Дадли Дурсль решил заработать как можно больше денег, чтобы получить возможность открыть свою сеть спортивных клубов. К сожалению, нагрузки, которым он себя подверг ради достижения этой цели, плохо сказались на его здоровье, и в очередном бою он получил серьезную травму, после которой и оказался в больнице. Врачи делали неплохие прогнозы, но лечение должно было занять много времени. Близких друзей Дадли не нажил, вся его жизнь проходила то в погоне за спортивной карьерой, то в рамках семьи, и сейчас ему не к кому было обратиться с просьбой временно позаботиться о детях. Естественно, несмотря на все былые противоречия, Гарри не мог отказать кузену в просьбе, и они с Джинни приютили его четверых отпрысков.
Поттеру было даже стыдно за то, как удивился он, поняв, что Дадли был отличным отцом, причем в равной степени как своим, так и приемным детям. Все они боготворили своего папочку и очень за него переживали. Переписка, походы в больницу – все это способствовало сначала зарождению какого-то уважения к кузену, а потом положило начало дружбе. Никто из них не вспоминал прошлое, да и не хотел вспоминать. Гарри понимал, что, несмотря на прошедшие годы, Дадли все еще тяжело переживал смерть жены, но у него было целых четыре причины не позволять себе ни на секунду поддаться отчаянью.
Обстоятельства должны были взять верх над горем. Сейчас Гарри старался вести себя так же ради своих детей. Как бы ни разрывалось от боли сердце, как бы тяжело ему ни было. Сколько бы слез ни желал он пролить, и как бы ни хотелось выть от царапающей сердце ненависти к миру, в котором с ним произошло такое несчастье.
– Мне надо что-то решить. Дом полностью разрушен. Молли предлагает, чтобы мы все пока перебрались в Нору, но я не думаю, что это выход. Там все еще и за Чарли переживают. Лили все время плачет, мальчики ужасно волнуются.
Дадли пожал плечами.
– Нельзя бежать от решений, но и торопиться с ними не стоит. Дай себе немного времени. Только действительно немного.
Гарри сделал глоток виски. Мысли тут же устремились к заколоченной крышке гроба. Как он предательски пожелал на секунду и сам оказаться запертым там, вместе с Джинни. Улыбчивой Джинни, самой родной, единственной… Потом были дети, осунувшийся, непривычно замкнутый Джеймс, Альбус, со страхом озирающийся по сторонам своими огромными зелеными глазищами, готовый смотреть куда угодно, только не на могилу мамы, и Лили, которая захлебывалась от рыданий в объятиях бабушки. А у него даже слез не было. Мертва… Сначала он не мог позволить себе думать об этом, потому что сидел у постели дочери, держал ее за руку и молился, чтобы эта страшная ночь не принесла ему больше потерь. Потом были похороны, организацией которых он занялся сам, потому что больше никому не мог этого доверить… Или не хотел? Он гнал от себя мысли о Джинни, пока мог, пока это ему самому не начало казаться предательством. Но как же страшно было позволить себе осознать, что ее больше нет и никогда не будет! Она не встретит его по возвращении домой. Нет дома, что они обустроили для себя с такой любовью. Некуда ему к ней возвращаться. Может быть, потом, когда-то, где-то в другом месте и мире, но какой же длинной будет дорога к ней. Сколько сил потребуется, чтобы ее пройти… Но ему должно было их хватить.
– Вы с Лили можете пожить некоторое время у меня.
– Мне бы не хотелось никого стеснять.
– Не говори глупости. Дом огромный, дети в школе, мне даже скучно одному.
Он не мог лукавить.
– Мы сейчас не самая веселая компания.
Дадли пожал массивными плечами.
– А я вас и не в качестве шутов зову. Может, тебе понравится жить в деревне. Свежий воздух полезен маленьким девочкам. К весне мои соседи намерены продать свой коттедж и переехать. Если надумаешь, я договорюсь, чтобы они придержали его для тебя.
Несмотря на довольно успешный бизнес, Дадли мало времени проводил в Лондоне. Его жена любила спокойную сельскую жизнь, и за годы их брака он привык все свободное от поездок время проводить в доме в Йоркшире, которой достался по наследству его супруге. После ее смерти он решил ради детей не менять их привычный уклад, а в последние годы и сам без особой радости выбирался в столицу – только в рамках коротких деловых поездок.
– Спасибо, я подумаю.
Ему предстояло подумать о многих вещах. Дни были заняты этими раздумьями, и только ночами, ворочаясь в постели без сна, он все время пытался обнять кого-то… Но ее больше не было. Только иногда он позволял себе крохотную мысль, что может быть… Если со Снейпом будет все в порядке, то, возможно, у них получится ее вернуть?
***
Из дневника Невилла Лонгботтома
27 сентября 2017 года
«Безумный день. Не могу сказать, что я напуган всем произошедшим, я даже не слишком удивлен, как бы ни старался убедить себя и окружающих в обратном. Наверное, моя способность удивляться давно утрачена. Даже жаль. Мир немногого стоит, когда ему нечем поражать.
В последнее время я часто думал о Снейпе – из-за любопытства к его персоне моих студентов. Слишком часто думал. После того, что рассказал мне Гарри, судьба этого человека всегда казалась мне примером огромной вопиющей несправедливости. Впрочем, моя судьба недалеко ушла от его собственной, но у меня есть жизнь и возможность что-то в ней изменить к лучшему. То, что я не пытаюсь, – мой выбор. А был ли он у него?
Увидев его в лесу, в истлевшем тряпье, озадаченного, я улыбался, как дурак. Значит, жизнь не так уж несправедлива и не все вопросы оставляет без ответов. Жаль, что улыбка продержалась на моем лице недолго. Я понимал его растерянность в первые минуты и постарался говорить коротко и содержательно, рассказав ему все обстоятельства его воскрешения, которые узнал от Розы Уизли, и вкратце – события последних девятнадцати лет. Он выслушал и без споров пошел со мной в школу. Разговор с Макгонагалл мог подождать. Наверное, я тянул намеренно, пытаясь понять, что он чувствует, дать ему возможность немного прийти в себя. Конечно, я не дождался ни тени какой бы то ни было благодарности, но он не казался ни растерянным, ни испуганным. Вовремя вспомнив, что велел детям ждать в моих комнатах, я отвел его в ванную старост и призвал для него кое-что из своей одежды. Он вымылся, сказал, что не заметил никаких изменений в своем теле, и сам заявил, что мы должны пойти к директору или связаться с представителями властей. Что ж, это были разумные слова, и я постарался не увлекаться своими мыслями о том, что второй шанс – это такая редкость.
Мне хотелось, чтобы он был рад. Увы…
Когда у Минервы прошел первый шок, я понял, что в чем-то он был прав, радоваться можно будет позже, после преодоления некоторых обстоятельств. Оставив его с Макгонагалл, озабоченной написанием писем Гарри, Рону и Драко, я пошел в библиотеку. Мне не давал покоя один вопрос: почему он выглядит таким нормальным? Не то чтобы меня это печалило, скорее, наоборот, я же упоминал, что вижу в случившемся высшую справедливость, однако если магия творится в определенном порядке, то и последствия имеет всегда одни и те же. Если только то, что сделали дети, повторяло воскрешение из сказки. А если нет? Но какие могли быть отличия?
Ирма выдала мне книгу из Запретной секции, удивившись, с чего вдруг я заинтересовался некромантией. Не помню, что я ей соврал, но, видимо, вышло не очень убедительно. В ближайший месяц она вряд ли пригласит меня на чашечку своего восхитительного чая с брусникой. Не такая большая жертва, но надо не забыть принести ей завтра букет и сделать комплимент по поводу новой системы каталогов. В конце концов, именно потому, что я помогал ей с ними летом, я вспомнил о недавно вышедшей и поступившей в библиотеку книге, которая попалась мне тогда на глаза, – «Обряды некромантов».
Ожидая Рона в учительской, я открыл ее и сразу нашел ритуал, который напомнил мне рассказ Розы. Он не имел отношения напрямую к воскрешению, с его помощью темные маги древности продлевали себе жизнь. В обряде принимали участие трое выполнявших жреческие функции – Нашедший, Жертвующий, Просящий – ну и, конечно, тот, кому таким способом передавали жизненные силы, – Избранный. Нашедший выбирал алтарь, обычно какой-нибудь подходящий камень, наделенный магическими свойствами. Жертвующий обагрял этот алтарь своей кровью, умирать ему при этом было не обязательно. Для роли Жертвующего некроманты обычно выбирали молодую девственницу, сила чистоты которой усиливала ритуал. Затем Просящий желал для Избранного молодости и долголетия. Со времен жрецов Сета в храмах древнего Египта этот ритуал почти не использовали, потому что цена подобного обряда была огромна, а результат – не слишком предсказуем и необратим. За предоставленный шанс Смерть брала непомерную плату. Каждый из жрецов, проводивших обряд, расплачивался жизнью того, кто ему бесконечно дорог. Первым платил всегда Просящий. Еще до исхода ночи ритуала Смерть забирала кого-то из его близких. Потом, до истечения десяти лун, она входила в дом Жертвующего, а в течение следующих десяти лун рассчитывался со Смертью Нашедший. Что до Избранного, то долголетия он мог и не получить – наоборот, он выживал лишь в том случае, если в течение шести лет находился человек с сердцем, всецело принадлежащим Избранному, тот, кто просил его остаться так искренне, что даже Смерть отступала перед силой его желания.
Помню, как меня подташнивало, когда я закончил читать об этом ритуале. Перед глазами стояло только одно как-то особенно жирно пропечатанное слово: «Необратим». Что бы я сделал, если б его не было? Не знаю, но существует огромная вероятность, что я поднялся бы в кабинет директора и собственными руками перерезал горло человеку, воскрешение которого еще минуту назад меня так радовало. Но я не сделал этого. Вместо этого я малодушно врал себе, что результат, когда вместо алтаря используют Камень Воскрешения, отличается от описанного в книге, Избранный был мертв, участники ритуала действовали неосознанно, и вообще… Я лгал себе так много и убедительно! Я просматривал книгу в попытках найти другие варианты, и пара из них показались мне возможными, так что Рона я встретил даже с неким подобием улыбки. Ну не могло все быть так плохо!
Могло. Как только ты забываешь, что мир жесток, он с каким-то удивительным упрямством наказывает тебя за заблуждения. Я понял, что не ошибся ни в одном предположении, глядя на лица детей, там, в кабинете директора. Они ни в чем не раскаивались. Наоборот. Каждый из них радовался, подобно мне самому, когда я услышал, что случилось. Для них это была исправленная несправедливость. А что до ее цены… Я поклялся себе, что если она будет, ни один из них никогда о ней не узнает. Пусть она станет для них не роком, не собственной глупостью, а просто чередой стечения обстоятельств. Потому что я промолчу даже под пытками. Никто не должен знать, сколько стоит право быть искренним, чистым и добрым. Я сделаю все, чтобы то хорошее, чего они пытались добиться, не обернулось ненавистью к себе и человеку, которому они дали второй шанс, человеку, который снова ни в чем не виноват, но если правда откроется, опять будет платить больше, чем кто-либо, платить по чужим счетам.
И все же я не готов был услышать о смерти Джинни. На минуту мне показалось, что мое сердце разорвется от боли. Но я промолчал. Не вмешался в перепалку между Макгонагалл и Малфоем. Не таким уж плохим Малфоем, который считал, что как бы ни были сломлены родители, дети вправе отправиться в больницу вместе с ними. Когда он ушел, а Пэнси пошла будить Джеймса Поттера, я бросил взгляд на министра.
– Мы тут пока не нужны?
Кингсли отпустил меня с легкостью, которой я вряд ли добился бы при иных обстоятельствах.
– Нет. Мы вернемся к этому вопросу позднее. Вы же понимаете…
Да, я понимал. Мне хотелось быть там, с друзьями и Гарри, но я не мог. Надо было присмотреть за Снейпом, все организовать, подумать… Кто-то ведь должен.
Сейчас, когда я это пишу, Снейп спит в моей постели. Нормально спит. Спокойно, без кошмаров. А я сегодня без них уже не смогу.
Совсем немного место он занял в моей жизни. Одна мантия, одна пижама, запасная зубная щетка. Как давно я ее купил? Теперь даже не вспомню, важно, что за столько лет она так ни разу никому и не понадобилась. Завтра у него будет еще больше места, я попрошу разрешения занять пустующие по соседству комнаты. Вторая спальня, ванная и, наверное, кабинет, чтобы он мог продолжать и дальше изображать жизнедеятельность. Сегодня он попробовал – выпил чашку чая, съел пару печений и даже попытался поспорить насчет места отдыха и устроиться на диване в гостиной. Потом смирился. Соглашаться со мной оказалось проще, чем проявлять фальшивый интерес.
Мне так жаль Джинни... Господи, как мне жаль! Что я могу сделать? Мне кажется, только одно. Нужно, чтобы все это было не напрасно. Не ради пустого взгляда человека, который не знает, что ему с собой делать. Наверно, обойди я весь мир, не найду того, кому он нужен больше жизни. Что ж, у меня есть только один выход и шесть лет, чтобы полюбить Северуса Снейпа. Не так мало, если подумать, но придется успеть, нужно постараться. В конце концов, чем я рискую? Как будто мы с ним в разных лодках, и если я обойду этот самый мир, то наткнусь на сотню жаждущих быть со мной. Не наткнусь. Нет, может, когда-то они и были, но… Наверное, пятая моя подруга, сказав: «Ты не умеешь любить», заставила меня в это, наконец, поверить. Да, не умею. Я спокойно сплю ночами, лишен ревности и чувства собственности, не способен пренебречь делами в угоду чужим капризам, не слишком эмоционален, на всех смотрю как на приятелей, некрасив и даже не очень умен за пределами знаний по своему предмету. Я – это я, мне всегда с собой было удобно и комфортно. Думал ли я о необходимости изменить свой теплый тусклый мирок? Да, думал, но никогда не встречал человека, ради которого я хотел бы это сделать. А теперь… Теперь все просто – я должен.
***
– Папа…
Люциус вздрогнул, словно сын прикоснулся к его плечу.
– Да, конечно, – он кинул горсть земли на гроб. – Прощай, Цисси.
Как холодно… От отца веяло холодом больше, чем от разверзшейся могилы. Драко невольно обнял Скорпиуса за плечи. У мальчика предательски дрожали губы, но он держался. Вместе они подошли к могиле и каждый, высыпал свою горсть земли. Фамильное кладбище Малфоев… Он думал о маме, о том, как часто она приходила сюда по воскресеньям и оставляла свои любимые белые лилии. По две у каждого надгробия. Она никогда не печалилась. «Всему свое время, Драко, – она опускала один цветок, – прошлому… – затем рядом с ним ложился второй: – И будущему». Кто продолжит эту ее традицию? Спасут ли они от разорения свой мир, свой дом, чтобы однажды уже миссис Скорпиус Малфой учила своих детей тому, что былому нужно быть благодарным, устремляя при этом свой взгляд в грядущее?
– Прощай, мама…
Скорпиус все же по-мальчишески всхлипнул, спрятав лицо в складках его мантии.
– Прости.
Он ласково погладил густые светлые волосы, немного растрепавшиеся на осеннем ветру.
– Ничего. Поплачь.
Он бы тоже хотел. Нет, правда, если бы Элиза была хоть немного «той женщиной», он мечтал бы сегодня вернуться домой, как его отец всегда возвращался к маме, в изнеможении упасть у ее ног, уткнуться лицом в колени и просто прошептать: «Ты побудь сегодня со мной, видишь, мне очень плохо», и получить в ответ нежный поцелуй и объятие: «Я всегда с тобой, любимый». Сколько таких картин было в его детстве. Как любая семья, они переживали и взлеты, и сложности… Драко помнил бледное, как мел, лицо матери, которая встретила его на вокзале после пятого курса, когда отца посадили в Азкабан. Он спросил: «Но как же так?». Она тогда только крепко его обняла: «Драко, наша жизнь сейчас не самая простая, но все, что совершает Люциус, он всегда делает, потому что он любит нас и думает о нас. Никогда не позволяй себе сомневаться, что этих мыслей было мало или любовь в какой-то момент оказалась недостаточно сильна. Это не так. Долгие годы выбор твоего отца сохранял жизнь мне, тебе и ему. Теперь просто настала наша очередь думать о нем и друг о друге больше, чем каждый в состоянии заботиться о самом себе. Мы тоже можем выбирать и принимать решения». Тогда он понял ее неправильно и наделал много глупостей, а она… Она и выбрала, и решила. Своими действиями она спасла их всех.
Он удивился, получив утром цветы и короткое письмо:
«Драко,
Прими мои искренние соболезнования в связи со смертью твоей матери. Она была чудесной женщиной, чью преданность своей семье трудно переоценить. Мне жаль, что я только в министерстве на слушаньях говорил о том, что она спасла мне жизнь, но так никогда и не поблагодарил Нарциссу лично. Правда, очень жаль.
Гарри Поттер».
Черт! Это ведь было письмо не из тех, которыми он привык обмениваться, напоминая кому-то об оказанной услуге. Это было простое и искреннее послание, а он… У человека жена умерла, а он отговорил себя от попытки что-то написать, уверяя, что это будет неуместно. Что никто не ждет от него каких-то чувств по этому поводу. Ну, так ведь от Поттера он тоже не ждал. Драко не стал размышлять по поводу своих чувств, не поддерживал себя лживыми уверениями «это выгодное знакомство» и не убеждал себя, что делает ответный ход ради сына, ведь речь, в конце концов, идет об отце его друга… Нет, он никому не лгал, просто сел и написал ответ, потому что ему этого захотелось.
«Гарри,
Спасибо за цветы и письмо. Думаю, ты сделал для моей матери больше, чем мог бы высказать на словах: ты спас ее сына от смерти, а мужа – от тюрьмы. Прости, что не прислал соболезнований по поводу смерти твоей жены, не думаю, что ты от меня их ждал. И все же мне искренне жаль.
С уважением,
Драко Малфой»
Пожалуй, в этом его «с уважением» смысла было больше, чем во всем письме. Это время перемен, и даже если начали их не они, а два маленьких мальчика – кто мешает их отцам проявить честность и благоразумие?
«Честность и благоразумие»… А еще «Любимая жена, мать и бабушка»… А еще… Этого "еще" было так много. Люциус взмахнул палочкой, и земля хлынула на гроб, как срывается с горы водопад. Никаких посторонних, закатное солнце и неуловимый запах белых лилий. С их миром прощалась огромная нежность.
– Мне нужно выпить…
Драко извиняющимся жестом отстранил сына и как в детстве… Пусть это будет его последняя слабость, но он позволит ее себе. Руки Драко обвили талию отца, и он прижался подбородком к колючей шерсти черного пальто.
– Папа, расскажи нам, что произошло. Здесь и сейчас. Мы же всегда друг с другом честны, помнишь?
Плечи Люциуса вздрогнули.
– Это я во всем виноват, – его голос оставался прежним, несмотря на огромную боль, поселившуюся в глазах. – У нее был приступ ночью, пять дней назад. Эрки меня разбудила, а я… Следовало лучше следить за собой, помнить, как Цисси была наблюдательна. Но ей давно не было настолько плохо, и я так разволновался, что бросился к ней как есть.
– Папа…
Драко еще теснее прижался к отцу, но тот его как будто не слышал.
– Она приняла зелье и засыпала, когда я уходил. Мне показалось, она ничего не заметила. А через три дня она умерла… – Люциус резко втянул воздух через ноздри и задержал дыхание, словно это помогало ему стоять на ногах. Потом он выдохнул, но его плечи так и остались напряженными, как будто он взвел какой-то внутренний курок. – Я потом допросил эльфа. На следующее утро после приступа, стоило мне отлучиться за зельем, она приказала Эрки, чтобы та отлевитировала ее из комнаты. Они прошли почти по всему дому, это существо говорит, что Нарцисса не плакала, просто долго рассматривала себя в одном из оставшихся зеркал, после чего потребовала вернуться в спальню и запретила что-либо рассказывать мне о том, что она покидала комнату. Когда она умерла, я нашел под ее подушкой девять нетронутых флаконов… Вот и все, сын. – Он полез в карман пальто и достал клочок пергамента. – Хотя, нет, еще вот это.
Драко взял письмо, отстраняясь от отца. У него дрожали и голос, и руки, когда он прочел его вслух.
«Люциус,
Я так не могу. Любимый мой, ну зачем? Почему столько лет ты убивал себя ради меня? Поступила бы я иначе? Нет. Поступил бы ты иначе, чем я, узнав правду? Позволил бы самому важному для тебя человеку вместе с тобой медленно год за годом ползти к могиле? Нет, я знаю, что нет. Это наша мертвая петля, не так ли? Поэтому спасибо тебе за то, что ты есть, что всегда был у меня, спасибо, что я люблю и любила так сильно… Но я не могу так больше. У нас есть сын, есть внук, у тебя есть жизнь. Есть, любимый мой, прекрасный мой, я хочу, чтобы она у тебя была! Я бы разлюбила, прогнала, но теперь и этого не могу. Все, что я могу сделать… Это не ради тебя! Навсегда запомни, что не из-за тебя и не ради тебя. Мне просто… Господи, я даже лгать тебе не могу! Люциус, это невыносимо – видеть тебя несчастным, видеть, как ты уничтожил наш мир, наш дом, будущее нашего ребенка, просто чтобы я была рядом, блеклой тенью женщины, которой больше нет. Есть старуха, которая уйдет без страха, потому что познала редкое счастье – она была любима человеком, которым восхищалась. Супругом, из-за которого плакала так мало, а счастлива с ним была столь много… Ты ни в чем не виноват передо мной. Я не променяла бы свою судьбу на сотни более безупречных судеб. Прости меня… Это мне не достало сил принять твою последнюю жертву.
Твоя Нарцисса»
– Мама… – Драко больше не знал, что сказать. Они втроем стояли над холмом свежей земли. Скорпиус, искренний, с еще чистой грустью, он сам, сплошная копилка воспоминаний, и его отец. Драко пугала мысль о том, что чувствует отец, в нем он никогда не мог до конца разобраться.
Ветер развевал длинные волосы Люциуса. Тот достал сигарету и закурил. Маленькая слабость, которую не терпела его мать.
– Ты же сам читал письмо. Теперь я свободен, – он рассмеялся. Сдержанно, терпко и как-то безумно весело. Слишком безумно. – Она освободила меня от себя… И сейчас я задаю себе только один вопрос: понимала ли Цисси, что этим она меня убивает? Нет? Не верю. Она не могла не знать… Да? Тогда, наверное, она уже ждет. Женщины не должны ждать долго, особенно любимые.
Он не мог позволить этому безумию захватить их.
– Отец, не смей так говорить! Ты сам всегда повторял, что мы семья, мы нужны друг другу. У тебя есть мы – я и Скорпиус.
Люциус озадаченно нахмурился.
– Я скотина и, должно быть, лгун. Простите…
С хлопком он аппарировал.
Достарыңызбен бөлісу: |