НОЧУЮ НА ГОРЕ ДЕВЯТИ СВЯТЫХ

И дух его ныне живет.

Хотя миновало с кончины его,

Мне кажется, весен пятьсот...

Из яшмы и золота высится храм,

Он ханьских светил перешил,

Нет циньской державы, а персик цветет,

И речка, как прежде, бежит...

Лежу я, вдыхая цветов аромат,

Я в небытие погружен,

Вдруг скалы-утесы сошлись надо мной,

Надвинулись с разных сторон...

Когда же средь ночи меня разбудил

Заботливый старый монах,

Смотрел я на небо, где лодка-луна

Плыла в облаках — как во льдах!

Заиграл на земле-свирели.

И луна украсила небо

Нарисованной ею рекой.

Если беден, то как для гостя

Я смогу устроить веселье?

А вот так: ухвачусь за ветер

И луну поглажу рукой!

Уходишь с пустой сумой.

Прошу из источника бодхисаттв

Чистой воды испить.

Не надо голову опускать

Потом, расставшись со мной,—

Где бы ты ни был, небо в воде

Будет, как прежде, плыть...

Искал цветы —       расцветших не нашел.

Но в город       мне не хочется идти,

На берегу реки       так хорошо!

Ко мне подходит       старый человек:

«Что, господин,       пророчит нам весна?»

Ответствую:       «Был добрым дождь и снег —

Горою будет       урожай зерна!»

Лишь зола да ветер неспокойный.

Шли еще пять ли — и снова пепел

Там, где прежде был приют убогий.

Доставляли с юга фрукты личжи,

Для двора везли и «глаз драконий»,

Кто расскажет, сколько тел недвижных

Коченеет в ямах у дороги!

Но как ветер — над горами мчались,

Над водой — летели, словно птицы,

Потому и стебли и листочки

Привезли в Лоян с живой росою,

И, довольна, во дворце красотка

На себя глядит не наглядится,—

Что ей до того, что соки фруктов

С кровью перемешаны людскою?

В годы Юн-юань правленья Ханей

Личжи с юга Цзяо привозили,

В годы Сюань-цзуна дома Танов

Через Фу в Лоян их доставляли.

И поныне злобу и жестокость

Танского Линь-фу мы не забыли,

Но Бо-ю почтенного советы

Разве помнит кто-нибудь? Едва ли!

О, услышь, Небесный Повелитель,

Как живется тягостно крестьянам!

Разве прихоть Ян Гуй-фэй важнее

Мук народа, всех его страданий?

Пусть хлеба взойдут при теплом ветре,

Дождь пройдет не поздно и не рапо,

Пусть не мерзнут и не чахнут люди —

Нет щедрей таких благодеяний!

Открыли чай — «Дракон большой и малый»?

И вновь обозы на дорогах южных,

Как будто прежних бедствий не бывало!

От перевозок наживаться могут

Лишь те, кто родовиты и богаты,

Кто о своем печется рте и теле,—

А не они ль потворники разврата?

Но у меня или у вас, скажите,

Есть недостаток в этом ли товаре?

Конечно, были честные в Лояне

И преданные слуги государя,

Но я скорблю:

Цветы таохуана

Везут в столицу,

Как везли при Танах!

Слоями: на слой надвигается слой.

Не раз уж говорено было слуге

Сметать их, как явится, тут же метлой!

Вот солнце, поднявшись и мир осветив,

Сгребло их в охапку и бросило вон.

Но кончился день, а с луною опять

Они возвращаются с разных сторон...

А за горой и под горой       упрямый дождь все льет и льет,

Крестьянин руки опустил,       крестьянка бросила корзину,

В высоком храме Белый Бог       один не ведает забот!

Что ни день — то новый недуг.

Борода жидка, голова бела,—

То не иней, а седина.

«Не дивитесь, что щеки мои горят,—

Я румян, но не так, как внук;

И когда смеюсь, то грущу, смеясь,

Потому что хлебнул вина!»

И в ворота ко мне стучится.

Вот коня привязал он

К растущей у дома иве.

Во дворе моем пусто,

Разлетелись куда-то птицы,

И ворота закрыты,

И гость стоит сиротливо.

А хозяин за книгой

Заснул, на подушке лежа...

Мне во сне повстречался

Мой старинный, близкий приятель,

Только стук беспрерывный

Наконец-то меня встревожил,

Как от выпитой чарки —

Не осталось от сна ни капли!

Одеяло отбросив,

Вскочил, чтобы гостя встретить,

Стоя друг перед другом,

Смущены мы сначала были,

А потом за беседой

О былом и нынешнем свете

Я и мой собеседник,

Мы про знатность-чины забыли...

Он спросил: «Как случилось,

Что в этом живете крае?»

И ответил я гостю,

Что причины и сам не знаю!

Ведь ничто в этом мире не вечно!

Век бывает и длинным,

Но ему все же будет предел.

Мы с тобою, о брат мой,

Шли одною стезей человечьей

И в глуши, на чужбине,

В стороне оказались от дел...

И опять — как печально! —

Разлучает нас эта коляска,

Я умчусь в ней надолго,

Я и этот подросток — мой сын.

Рад, что в доме твоем

Есть супруга — забота и ласка,

Под моею же крышей

Будет светочем Будда один.

Мы в долине средь гор

Повстречались — и вновь расставанье!

Провели неразлучно

Последнюю нашу луну,

Мне еще предстоит

Пробираться на север Хайнаня,

Как-нибудь эту жизнь

Там, на острове, и дотяну...

Но себя убеждаю

Идти по стопам Юань-мина,

Сил, конечно, немного —

И все же пора прекратить...

Я от хмеля больной,

Мне во вред веселящие вина,

Но здоровье поправлю,

Если брошу немедленно пить!

Я стремился к Пути,

И похоже, что близок, знаком он,

И его я увижу,

Отогнав от очей пелену,

Но отныне в обители

Старца с Восточного склона

Не заставит Ду Кан

Поклоняться, как прежде, вину!

как резвые жеребцы.

Быстро мимо лодки летит

во сто голов табун.

Впереди — отчетливо предстают

скал исполинских зубцы,

Позади — испуганно мчатся прочь

бесчисленные беглецы.

Выше смотрю — крутая тропа,

склон каменист, высок.

По тропе неспешно идет человек,

едва приметный вдали.

Машу рукой, окликнуть хочу —

меня уносит поток.

Как вольная птица, летит на юг

мой одинокий челнок.

Все живое и мы       уходим друг другу вослед.

И только сердце       такое же, как всегда.

Память полна       все тех же, прежних примет.

Помню, как мы       запирали дверь поутру —

Тяжко осеннюю       было сносить жару.

События древние       мы изучали вдвоем,

И похлебка из лебеды       не вредила нутру.

Осень кончалась,       близился зимний хлад,

В окна и двери       ворваться хотел листопад.

Я для тебя       теплое платье добыл,

Малости этой       был ты безмерно рад...

От ложных надежд       невеликий в юности прок.

Из мысли этой       нужно извлечь урок.

Видно, разлуки       избегнуть было нельзя;

Заслугам и почестям       вряд ли назначен срок.

Но сожалеть       не стоит об этом ничуть.

Оба состарились,       горя пришлось хлебнуть.

Поздно уже       держаться прежних путей,

Поздно уже       постигать истинный путь.

Осенью переговоры       о покупке земли предприму,

Встретить весну       надеюсь в новом дому.

В Снежном Жилище       по ночам только ветер и дождь —

А прежде твой голос       к изголовью летел моему.

Облако на закате.

Сковано все прохладой,

Всюду прозрачность такая.

По небу скользит бесшумно

Круглый сосуд из яшмы,

К востоку перемещаясь,

Млечный Путь рассекая.

В жизни моей, вспоминаю,

Не всегда выдавались

Радостные мгновенья

В этот праздничный вечер.

Новое полнолунье

В новом году грядущем

В далях такого края,

Вечно скитаясь, встречу.

В них укрылась луна.

Где-то в стражу вторую,

Протрезвев, я оставил причал.

За кормою все дальше уходит стена,

И во мгле городок всё трудней различать.

Дни веселья с друзьями

Я в сердце храню,

И о днях возвращения

Мысли гоню.

С головы моей

Набок повязка сползла.

Веер выпал,

Беззвучно скользнул на кровать.

Я заснул. И во сне

Жизнь иная была,

А проснулся —

И некому рассказать.

И когда, наконец, я не буду в пути,

Словно вихрем подхвачен,

Вдали от родных!..

Юго-запад

Их, к счастью, давно приютил,

Я на Юго-востоке.

Часы звенеть капелью перестали.

Все спит. Лишь кто-то,

Погруженный в думы,

Бредет один

Видением угрюмым,

Как лебедь,

Оторвавшийся от стаи.

Вдруг встрепенулся, повернулся круто,

Во взоре скорбь, но кто про это знает!

Все ветви перебрал,

Но почему-то

Нигде

Не отыскал себе приюта...

И клен листву роняет.

Что я здесь нахожусь теперь

И что мне в Нефритовый зал

Широко распахнулась дверь.

Дни за днями в разлуке бегут...

Кто Дунпо навестить готов?

Мостик весь утопает в снегу,

Там ничьих не видно следов.

Поскорей бы

Вернуться мне.

Поскорей бы

Вернуться домой!..

Вот и вешний день прозвенел,

Благодатный дождь над рекой.

Озерная гладь светла.

За осень на полшеста

Прибавилось здесь воды.

Свесившись за борт, гляжусь

В холодные зеркала,

В них старое вижу лицо

И пряди волос седых.

С пьяной моей головы

Ветер повязку рвет,

Гонит волны с реки,

И в них ныряет луна.

Я правлю в обратный путь

Один, не зная забот...

Пускай же мой утлый челн

Качается на волнах!

седым возвращаюсь домой.

Живым пробрался через Цюйтан

и сквозь заставу Яньюй.

Уже я весельем полон, хотя

в Цзяннань еще не попал.

С высокой беседки Юэян

гляжу на гору Цзюншань.

над озером ветер и дождь.

Закручены волосы феи Сян Э

в двенадцать тугих узлов.

Увы, двенадцать уступов скал

вздымаются из воды.

Колеблются горы из серебра

вокруг голубой горы.

правительственные дела.

Любуюсь под вечер из Куайгэ

закатом после дождя.

Листва опадает на сотнях гор,

уходят вдаль небеса.

Во всей спокойно текущей Чэн

уже отразилась луна.

Оплакал друга славный Бо Я

и красные струны порвал.

Темнели от счастья глаза Жуань Цзи,

отведавшего вина.

Вернулись из дальних стран корабли,

на пристани флейты поют.

Как белая чайка, на высоте

готов крылами взмахнуть.

прощался с домом у леса.

Зеленая иволга, серый стриж —

пришло глубокое лето.

Мне нужно всего три котла зерна —

хочу зарабатывать деньги.

С надеждой сердце матери ждет

весь год моего возвращенья.

Живу в заботах, ночую в корчмах,

не знаю дня передышки.

Больными глазами на горы взглянуть —

и то не хватает силы.

О, если б вечернее солнце мне

увидеть на трех тропинках,

Когда умолкает гомон цикад

и ивы темны и тенисты...

Ушел, не страшась молвы.

То трезв, а то пьян опять,—

Случается когда как.

В бамбуковой шляпе своей,

В зеленом плаще из травы

Иней да снег привык

Смело встречать рыбак.

Ветер утихнет едва —

С удочкой вечером он.

И наверху и внизу —

Месяца волшебство.

Что небо и что река —

Мир в синеву погружен,

Где разве что гусь порой

Возникнет — и нет его!

Убежав на простор,

Здесь, над звонким ручьем,

Мэйхуа расцвела...

Нет, ее не страшит

Холод в горной глуши,

Ей как будто бы встреча

С весной не мила.

Кто узнает, о чем

Загрустила она,

Сокровенные кто

С ней разделит мечты?

Ароматная, нежная,

И — одна!

Разве месяц взойдет,

Чтоб взглянуть с высоты.

Чжао Юн, XIII—XIV вв.

Над беседкою тихий закат.

Мы совсем захмелели с тобой,

Мы забыли дорогу назад.

Было счастье — и кончилось вдруг!..

В путь обратный пора нам грести,

Только лотос разросся вокруг,

Всюду лотос на нашем пути.

Мы на весла

Дружней налегли,

Мы гребем,

Выбиваясь из сил.

...И в смятении чайки вдали

Улетают с песчаной косы.

Уютный дворик. Тихое окно.

Еще не поднят занавес на нем,

Но пали тени синие давно.

В молчанье с башни устремляю взгляд,

И струны цитры яшмовой молчат,

Над горною вершиной облака —

Они торопят сумерек приход.

Зыбь по траве прошла от ветерка,

Кропит дождем померкший небосвод.

Цветущей груше холода страшны,

Боюсь, цветам не пережить весны.

И День поминовенья недалек...

Курильница из яшмы. А над ней,

Редея, извивается дымок.

Не в силах встать — лежу во власти грез,

И не нужны заколки для волос.

Прошла пора цветенья нежных слив,

Речные склоны поросли травой.

Плывет пушок с ветвей плакучих ив,

А ласточка все не летит домой.

И сумерки. И дождик без конца.

И мокрые качели у крыльца.

То вступает весна на порог.

Я весеннее платье надела,

На душе ни забот, ни тревог.

Я с постели только что встала,

Охватил меня холодок.

В волосах запутался алый

Мэйхуа опавший цветок.

Где ты, край, мне навеки милый?..

Нам в разлуке жить суждено.

Нет, забыть я тебя не в силах,

Не поможет тут и вино!

Свет курильницы тускло мерцает,

Словно омут, манит постель...

Догорает свеча и тает,

Но еще не проходит хмель.

Вижу яшмовой тучи следы.

Снова снег осыпает крыши,

Из курильницы тянется дым.

Птица-феникс — заколка резная,

И на ней отраженье свечи.

Отчего — я сама не знаю,—

Радость в сердце ко мне стучит.

Где-то звуки рожка на рассвете

Ускоряют утра приход.

Ковш с Тельцом в час урочный встретить

На востоке заря встает.

Ни цветочка нигде не видно,

Только знаю: весна в пути.

Ветер западный — так обидно —

Холодам не дает уйти.

Вижу я с башни высокой.

И на безлюдной равнине

Стелется дымка седая,

Стелется дымка седая...

Угомонились вороны —

Спят, прилетев издалёка,

Ярким закатом любуюсь,

Голосу рога внимая.

Свечи давно не курятся,

И опустели бокалы.

Грустно мне так и тревожно,

А отчего — я не знаю.

Не оттого ль, что с утунов

Листьев так много опало,

Листьев так много опало...

Осень, глубокая осень,

Тихая и глухая.

Так разрослась с годами под окном...

Она весь двор

Закрыла черной тенью,

Она весь двор

Закрыла черной тенью.

Листы ее

При ветра дуновенье

Все шепчутся

О чем-то о своем.

Лежу одна, печальная, в постели,

До третьей стражи — дождик за стеной,

За каплей капля

Проникает в душу,

За каплей капля

Проникает в душу.

Мне больше не по силам

Шум их слушать

И ночь в разлуке

Коротать одной.

Тревожит каждый звук.

Холодный мир вокруг угрюм,

И пусто все вокруг.

Луч обласкал — и вновь темно,

И холодно опять.

С ненастным ветром и вино

Не может совладать.

Печальный голос слышен мне:

«Наш старый друг, прощай!»

То гуси где-то в вышине

Летят в далекий край.

Здесь было много хризантем,

Цвели — и отцвели.

О них кто вспомнит и зачем?

Валяются в пыли.

Я у окна чего-то жду,

И скорбь меня гнетет.

А тут еще, как на беду,

Дождь льет, и льет, и льет.

Утун, промокший до корней,

И сумеречный свет,

И в небе, как в душе моей,

Просвета нет и нет.

И яшма лучезарных облаков...

Не вместе ты со мною, как когда-то,

Ты в этот вечер где-то далеко.

Дымятся ветки опушенной ивы,

И звуки флейты грустные слышны,

Поет она про увяданье сливы,—

О, таинства извечные весны!

Удался Юаньсяо тих и светел,—

Принес он радость первого тепла,

Но разве не подует снова ветер

И не нависнет дождевая мгла?

Друзья по песням и вину гурьбою

Пришли за мной. Коляска ждет давно.

Хочу я быть

Наедине с собою,

Мне не нужны

Ни песни, ни вино.

А в мыслях — процветающий Чжунчжоу,—

Чреда ничем не омраченных дней.

Мне праздники весны под отчим кровом

С годами все дороже, все роднёй.

Усыпанные жемчугом уборы,

И камни изумрудные в косе,

И золотые на шелках узоры,

И состязанье в блеске и красе.

Но все прошло. И вот краса увяла.

От бури жизни — иней на висках.

И не манит уж больше, как бывало,

В ночных прогулках радости искать.

Мне лучше в стороне,

Вдали от всех,

За занавеской слышать

Чей-то смех!

Любят глядеться погожим днем       в воду тенистые лозы.

Побеги лотосов только что       проклюнулись из воды —

На острых проростках уже сидят       маленькие стрекозы.

Не те, что зимою,       осенью или в начале весны.

Листья лотосов в отраженье небес       неиссякаемо бирюзовы.

В солнечном блеске цветы на воде       по-особенному красны.

докучали с утра в пути.

Быстрый дождь пробежал по горам —

и веселей идти.

В опасном ущелье узкий мосток

над синей кручей повис.

Цветы опадают — скользят лепестки

по зеленым утесам вниз.

Облако прямо перед глазами

одинокой птицей парит.

Внизу, под ногами, горный поток

далекой грозой гремит.

Смеху подобно,— ученый муж,

я жизнью не дорожу:

Сам выбираю опасные тропы,

долго по ним брожу.

Конца не видно —       скитаюсь который год.

Иней пал —       скоро зима опять.

Птицы кричат —       солнце скоро зайдет.

Вальков стукотня —       жены стирают мужьям:

Солдаток много и здесь,       на краю земли.

Листвой завален       ветхий почтовый ям,

И я, одинокий,       от родины в тысячах ли

Средь барсов и тигров       свой доживаю век.

Кровь на траве,       кровь по терновым кустам —

Здесь, у дороги,       съеден был человек.

А я от рожденья       духом и тверд и прям.

Служил государству       и даже семьей пренебрег.

Я и теперь       не боюсь девяти смертей.

Но чем же семье,       чем государству помочь?

Давно на равнине       смута и стук мечей.

Муж отважный       слез не смог превозмочь.

Мне рано в отставку —       послужит еще книгочей:

Коня оседлает,       и разбойников — прочь!
ДЕЛЮСЬ ЧУВСТВАМИ, МНОЮ ВЛАДЕВШИМИ В ХОЛОДНУЮ НОЧЬ
Сижу перед полной чаркой —       не пью.

Печальные мысли       пьянят сильнее, чем хмель.

Многое видел,       побывал не в одном краю —

Тоску схоронить не смог       ни в одной из земель.

В столицу приехал,       помню, то было давно.

Конь на бегу       гривой густою тряс.

На синей башне       ночью пили вино.

Веселая песня       в небесную даль неслась.

Вернуть невозможно       счастья минувших дней.

До шеи свисают       длинные пряди седин.

Прекрасна в окне       луна над горами Эмэй:

Осень пришла, грущу       с луною один на один.

Под утро луна       озаряет пустую кровать:

Глаз не смыкал —       цикады пели окрест.

Понял давно:       от печали нельзя сбежать —

Чего же ради       уйду из родимых мест.

свищу на яшмовой флейте.

На беззаконную грусть о прошлом

зря потратил десятилетье.

Старое древо упало в поток —

кто же вспомнит о нем?

Сама не знает сухая полынь,

куда ее катит ветер.

Платан у резного колодца в полдень

тень рождает и тишину.

Рябью подернулся синий пруд —

чуть колышется тина.

Людям присуще радость искать —

так было и в старину.

Закон известный — его толковать

разве необходимо?