Дипломатические заботы великого кагана Аттилы

26.Дипломатические заботы великого кагана Аттилы

А пока великий каган вызвал к себе славянского коназа и туменбаши, бывшего румийского центуриона Онегизия и поставил перед ним задачу – сразу же по возвращении румийского аманата Карпилия и хуннагурско-сабирского туменбаши Стаки вместе с ними отправляться в исконные румийские земли в сопровождении двух сотен воинов почетной охраны. Там им надлежит оставить аманата и гуннского юзбаши Карпилия его отцу Флавию Аэцию и забрать назад гуннского заложника и румийского центуриона Эллака, который как самый последний из учеников покойного боевого туменбаши Усура, в соответствии с древним воинским адатом, должен подготовить и провести поминовение-дайылган памяти умершего великого воина. Славянский коназ ушел исполнять приказание и в соответствии с ним собирать в дорогу сотню антских и сотню хуннагурских хорошо вооруженных нукеров с подменными и вьючными лошадьми, походными палатками и запасом еды на месяц пути.

В вечер перед отъездом гуннской дипломатической делегации верховный хан устроил торжественный прощальный ужин, пригласив на него троих отбывающих: темника Онегизия, туменбаши Стаку и припозднившегося сотника гуннского тумена Карпилия. Сенгир-хан был весел, доброжелателен и даже несколько раз заразительно засмеялся. Как обычно, он сам лично угощался самой простой едой: отваренным и покрошенным мясом, наполовину перемешанным с длинной лапшой и осыпанным поверху маленькими колечками зеленого перьевого лука; масляной поверху супой и игристым красным тракийским вином. Для своих же гостей верховный хан повелел приготовить нечто такое, чтобы вкус лакомой еды надолго сохранился в их памяти. Умелые гуннские повара постарались на славу, они вспомнили старинные рецепты приготовления нежирных копченых тонких конских колбасок; буйволиных языков, запеченных в сметане; бараньих легких, фаршированных желтым маслом, печенью и мозгами. Последнее блюдо называлось по-гуннски «олово»¹²³, так как оно варится в кипящем молоке в оловянном котелке. Под самый конец подали блюдо под названием «туук-табакка», это были большие зажаренные цыплята (туук), распластанные на тарелках (табакка), масляно-коричневый их вид и чудесный запах сразу же изумлял и поражал человеческие органы зрения и обоняния, ну, а далее, уже и органы вкуса. Цель, поставленная великим каганом перед своими поварами, была достигнута: еще ни разу взыскательные гости, и даже гурман-знаток западнорумийской кухни, благородный аристократ Карпилий, не едали ничего подобного. Долго еще сохранялись в их сознании вкусовые качества этих блюд из угощения великого гуннского кагана Аттилы!

На прощание довольный сенгир-хан передал в дар своему западнорумийскому другу, приятелю и бывшему начальнику консулу Флавию Аэцию связки драгоценных мехов соболя, горностая и куницы; дорогими переливающимися небольшими покрывалами из подобных шкурок любят украшать свои плечи, поверх металлических блестящих лат, высокородные и богатые румийские военачальники, начиная от военного трибуна-заместителя командира легиона и кончая магистром обеих милиций -командующим легионами большого военного округа, располагающегося на территории нескольких провинций. Такие же дорогие меха получил в подарок и румийский центурион, гуннский юзбаши, молодой патриций Карпилий, сын Аэция. При виде заискрившихся в свете лампад шкурок оживленно заблестели глаза молодого румийского аристократа.

Через одну луну после отъезда славянского коназа темника Онегизия, гуннского этельбера туменбаши Стаки и румийского аристократа из высшего патрицианского сословия юзбаши Карпилия в земли Западного Рума великий каган Аттила велел позвать к нему туменбаши, этельбера гуннов-биттогуров Таймаса и жасаула охранного полутумена, конунга германских скиров Эдекона, которым он вручил пергаментное послание, составленное по его заданию младшим писарем-каринжи, румийцем Констанциусом на исконном латинском языке (не на латинском галлороманском). Обычно вся деловая и официальная переписка в Западной империи, да и в Восточной тоже, велась на чистой латыни, которая имела большие отличия от народного латинского языка в Италии или галлороманского языка большинства провинций. Великий каган зачитал письмо, адресованное императору исконного Западного Рума Валентиниану III: «Привет тебе, мой уважаемый собрат-император Валентиниан. Обращается к тебе император степных гуннов, остготов, славян и горных аланов, скиров, гепидов и даков Аттила. Я получил достоверное известие о том, что твоя сестра Юста Грата Гонория имеет большое желание сочетаться со мной узами бога Гименея, стать моей законной супругой и таким образом навеки веков породнить тебя, императора румийцев, галлов и вестготов Валентиниана, и меня, правителя и властителя степных, горных, а также лесных стран Аттилу. Давай воспользуемся шансом, предоставленным нам высокими небесами. Присылай послов, обговорим условия бракосочетания, и я также пошлю в ответ послов-сватов. Обдумай выгоду такого родственного союза, а также и последствия твоего несогласия. Император степи, гор и лесов Аттила».

– Если он не даст ответа до начала нового года, то тогда я отобью у него навсегда охоту игнорировать наши слова и предложения. Требуйте от него письменного ответа на мое пергаментное послание, – напутствовал верховный хан двух своих послов ко двору исконнорумийского императора Валентиниана, имевшего свою резиденцию за высокими каменными стенами портового города Равенны.

Туменбаши Таймас, сын жаувизиря Усура, и жасаул полутумена минбаши Эдекон распрощались с главным сенгиром гуннов Аттилой и также выступили в путь вслед отбывшим уже месяц раньше туменбаши Стаке, темнику Онегизию и патрицию-аманату Карпилию. Только в сопровождение в качестве почетной охраны было взято на этот раз три тысячи гуннских биттогурских и две тысячи германских остготских и скирских воинов, экипированных, оснащенных и вооруженных по самому высшему разряду, в первую очередь, для демонстрации боевой мощи степного государства.

В начале осени, в один из теплых дней в орду приехал главный шаман гуннов сенгир Айбарс, который отсутствовал пару месяцев, выполняя некое поручении своего племянника-кагана. Он был оживленный и удовлетворенный, сразу же прошел к великому кагану, который в это время находился в небольшой боковой комнате дворца и беседовал с карликом-уродцем.

– Я рад приветствовать тебя, аба Айбарс, – шумно вскочил с места верховный правитель гуннов: – А мы как раз с нашим Зерко обсуждали проблему его возвращения в Визант, а точнее, его невозвращения.

– Я также рад видеть тебя в полном здравии, мой каган, – довольный покачал головой сабирский шаман-ведун, снимая с головы свой войлочный колпак, – и смею тебя заверить, что также имел в своей голове только одну мысль – как помочь нашему Зерко в его невозвращении назад, так как, а я в этом полностью уверен, там его будут ожидать очень большие неприятности и ему даже ничем не сможет помочь его новоявленный хозяин сенатор-посол Анатолий.

Небольшой человечек с продолговатой головой, сморщенное личико которого казалось было готовым расплакаться, молча и с огромным интересом слушал этот разговор кагана-племянника и шамана-дяди. Речь шла о его судьбе; если он до зимы не вернется к своему византийскому хозяину Анатолию, то не только большой позор лжеца ляжет на его голову: ведь он давал честное слово вернуться назад до этого времени; вполне возможно, он будет объявлен в розыск как беглый раб и очередные восточнорумийсие послы могут потребовать у гуннов его незамедлительной выдачи законному владельцу. А ведь общеизвестно, что право владения собственностью и в Византии, и в степи незыблемо.

– Я съездил за это время в Дакию в племя кангаров, – продолжал чудесный знахарь-провидец Айбарс, пощипывая свою редкую острую пепельную бородку и занимая место на кошме, – до меня дошли слухи о некоем необычного вида человеке, который там появился. Мне рассказывали, что он полностью зарос волосами. Его звать Абыла¹²⁴, но это не женщина, а мужчина, а, точнее говоря, юноша-подросток, ему двенадцать-тринадцать зим. А назвали его так потому, что в семье рождались только мальчики и хотели им сестренку. Я, старый шаман, многое повидал в этой жизни, но вид мальчика меня просто потряс. Он покрыт густыми черными волосами, как дикий зверь – шерстью, и лицо его похоже на морду тигра, это человек-тигр. Роста он очень маленького, даже для своих юных лет, но он не карлик, как наш Зерко. Он удивительно ловкий, верткий и проворный, может отлично распознавать местность и ориентировался в пространстве только ему ведомым нечеловеческим чутьем. При мне с ним проводили опыт – отвезли завязанным в мешок в недалекие густые лесные заросли темной ночью, когда из-за покрытых плотным облаками черного неба ни зги не было видно, а он вернулся назад за то короткое время, за которое не успеет свариться на огне и мясо молодого барашка¹²⁵. И этот подросток, покрытый мохнатой шкурой медведя, с гривой льва на голове и с мордой тигра, однако, очень умен, смышлен, восприимчив к учению и обладает отменной памятью. То, что я ему один раз рассказывал, он запоминал навсегда.

– И какую цель ты, аба Айбарс, преследуешь своим занимательным повествованием? – уставился на старого шамана-провидца великий каган гуннов. – Надо бы сначала на этого мальчика Абылу посмотреть, побеседовать с ним и решить, для каких целей он нам может понадобиться.

– Мой каган, он нам может понадобиться только для одной цели, мы можем заменить им наш подарок у Анатолия, послав его в Визант вместо Зерко.

– Правильную мысль говоришь, аба Айбарс, но как же мы решимся насовсем забрать его у родителей, ведь до своего совершеннолетия, до четырнадцати лет, этот мохнатый мальчик нам никак не принадлежит, а является собственностью своих родителей. Надо бы переговорить с вождем кангаров Парласом, что он скажет.

– И этот вопрос я уже решил. И родители, и кангарский предводитель Парлас не против того, чтобы мы устроили бы достойную жизнь этому человеку-тигру. Я пообещал выплатить за него девятку вороных тарпанов и девять девяток овец. Кроме того, я обещал его родителям сначала дать ему, лохматому Абыле, жену, а уже только потом отослать его на хорошую сытную жизнь придворного шута вместе с хатун в большой дворец в Константинополь.

– Ты самый достойный из всех смелых шаманов, мой ага Айбарс, ты давно предугадал мои мысли, которые возникли у меня. А где он, этот человек со шкурой медведя, гривой льва и мордой тигра?

– Я его привез вместе с собой и могу показать его тебе завтра, сегодня он с дороги устал и сейчас спит крепким сном. У него сегодня было отвратительное настроение. Я должен завтра с утра хорошо побеседовать с ним, ведь он почти еще ребенок, мальчик, но с очень строптивым, упрямым и иногда непредсказуемым характером. Вероятно, сказалось то, что сверстники дразнили его самыми разными, а порой и дурными словами.

– Хорошо, мой аба, сделаем следующим образом. У нас еще есть время до приезда из Константинополя очередных, просящих о милости, послов от императора Феодосия. Где-то месяца два-три. Кроме того, они будут находиться у нас в орду не менее трех месяцев. Всего мы имеем около полугода времени в запасе для обучения этого подростка-тигра деятельности шута. Этим займешься ты, карлик Зерко. Научи его всему, что знаешь сам. Он должен уметь к месту и своевременно увеселять гостей. А ты, мой аба Айбарс, подбери ему невесту из рабынь, сведи их вместе, пусть они подружатся и пожени их. А то кто потом даст ему хатун в Византе? А я же, в свою очередь, когда буду беседовать с новыми послами, постараюсь убедить их, что карлик Зерко в силу своего немолодого возраста (по-моему, тебе уже за сорок?) уже не может хорошо выполнять свои шутовские обязанности и я, каган Аттила, снисхожу до того, что заменяю свой подарок на более лучший, посылая более молодого и более интересного фигляра (да к тому же вместе с женой) для увеселения досуга моего приятеля, византийского сенатора посла Анатолия.