Книга рассчитана на широкий круг читателей

Обращаем особое внимание на то, что под именем Ос-Багатара в разные периоды действовало несколько исторических персонажей. Наиболее масштабным и прославленным из них следует признать Сослана-Давида, мужа и соправителя грузинской царицы Тамар. Мы согласны с выводом Г. Д. Тогошвили о том, что «основной тенденцией грузино-осетинских взаимоотношений с древнейших времён являлась совместная борьба против иноземных завоевателей»¹⁴¹, и деятельность Сослана-Давида в этом отношении являет собой яркий пример союзнических, тесных отношений картвелов (грузин) и асов-осов (осетин), развивавшихся со времён общей борьбы против парфян в 1 в. н. э.¹⁴² С помощью осетин картлийские цари Азорк и Армазели вернули утерянные ими территории. Особое значение дружеским отношениям с алано-осетинскими правителями придавал картлийский царь Асфагур, скончавшийся в Осетии при подготовке к очередному походу против Персии¹⁴³. Именно в союзе с осетинами грузины отстаивали свою независимость от персидских и византийских завоевателей, затем, с VII в., против арабов, а впоследствии и против турок. «Мы вправе считать, - пишет по этому поводу Г. В. Цулая, - что в эту сложную для Армении и Картли эпоху племена и народы Северного Кавказа нередко являлись подлинно спасительной для них силой»¹⁴⁴. С этим выводом трудно не согласиться.

Здесь уместно привести предание, записанное в Осетии В. Ф. Миллером: «Было три брата: Суан, Ос и Картыл. Картыл остался на родине и стал родоначальником Грузин (Картли). Суан пошёл и поселился в нынешней Сванетии, которая от него получила своё имя. Третий брат – Ос поселился в Алагирском ущелье и стал родоначальником Осетин»¹⁴⁵. В другом предании, записанном Ф. И. Леонтьевичем, говорится, что «в старинное время, неизвестно когда, вышли из Мислуга (страны далеко на Юге) три брата воеводы, по имени Ос, Картаул и Лет. Ос завладел страною около (…) горы, от него произошли осетины; Картул основал своё царство около Тифлиса, от него происходят карталинцы; Лек пошёл дальше на восток и основал там своё царство, от него происходят лезгины»¹⁴⁶. Отсюда видно, что у осетин длительно присутствует представление о родстве с грузинами. Интересно, что и грузинский летописец Джуаншер Джуаншериани, повествуя о создании Вахтангом Горгасалом Дарьяльских ворот, подчёркивает, что сделано это было для того, «чтобы без его приказа не переходили осетинские (…) родственники»¹⁴⁷. Таким образом, исторические предания, записанные выдающимися русскими учёными-кавказоведами XIX в., свидетельствуют о древнеродственных отношениях осетин и грузин.

Сближению двух народов способствовало укрепление христианства в Грузии и Осетии. В Х – ХIII вв. грузино-осетинские отношения особенно интенсифицируются. Производятся множественные династические браки, среди которых историки выделяют брак царя Грузии Георгия III на дочери осетинского царя Худана Бурдухан. Дочь от этого брака, царица Тамар, в свою очередь, вышла замуж за осетина Сослана, в крещении Давида, из знатного рода Царазоновых. При Сослане-Давиде и Тамар Грузия достигла пика своего развития, чему в решающей степени способствовал военно-политический дар Сослана-Давида и оказываемая ему поддержка из Осетии. Под руководством Сослана-Давида и при его личном участии были одержаны такие замечательные победы, как разгром в 1195 г. в Шамхорской битве объединённых сил сельджукских султанов во главе с Абубекром, взятие турецкой твердыни Карса и разгром в Басианском сражении 1205 г. войск западнотурецких правителей во главе с султаном Рума Рукн-ад-Дином.

В своём фундаментальном монографическом исследовании «Сослан-Давид» профессор Г. Д. Тогошвили обстоятельно, интересно и аргументированно раскрывает контекст эпохи и ряд примечательных обстоятельств, проливающих свет на подлинную историю описываемого венценосного брака. Следует подчеркнуть, что сам этот брак состоялся, преодолевая сильное сопротивление грузинских знатных родов, чьи представители также претендовали на брак с царицей и тем самым на престол. Внутригрузинскими интригами объясняется первый брак Тамар с сыном Владимиро-Суздальского князя Андрея Боголюбского Юрием (в грузинских летописях – Георгий, матерью которого была ясыня-осетинка).

Придворные историки Тамар подчёркивают, что Тамар и Сослан-Давид хорошо знали друг друга, так как Сослан-Давид много времени проводил при грузинском царском дворе (возможно, какое-то время получал там образование и воспитывался: обычай отдавать одного из детей на воспитание в сильную дружественную семью хорошо известен на Кавказе). Однако для нашего анализа личные взаимоотношения в семье играют сугубо подчинённую роль. Главным является то, что такой брак мог состояться лишь при соответствующих политических условиях, каковыми в то время являлись необходимость отражения внешней угрозы Грузии и внутригрузинской стабилизации (включавшая и необходимость подавления мятежнических и изменнических поползновений части грузинской знати). В этих условиях Сослан-Давид лучше, чем кто-либо другой, мог отстаивать интересы грузинского государства. «Правящая династия единой феодальной монархии Грузии, - писал профессор Г. Д. Тогошвили, - претендуя на политическое наследство одряхлевшей Византийской империи и выступающая в роли объединителя народов Кавказа в единый политический и культурный мир в условиях противостояния с агрессивным тюрко-сельджукским миром, естественно, нуждалась в верных союзниках»¹⁴⁸. Военно-политический потенциал соседнего Осетинского царства, с которым имелись тесные и взаимовыгодные связи, в том числе династические, был тем фактором, который перевесил все остальные - и брак состоялся, причём осетинский царевич был признан законным царём-соправителем Грузии и в летописях соответственно именовался вместе с царицей Тамар. Естественно, что Сослан-Давид опирался не только на политическую силу Аланского (Овсского) царства, но и непосредственно на осетинский отряд, составлявший его личную военную опору.

Необходимо отметить, что к X – XII в. такие династические браки стали обычным явлением. Прав профессор М. П. Санакоев, который подчёркивает, что «династические браки были довольно часты и между царскими домами Византии, Грузии, Армении и Алании»¹⁴⁹. Так, например, на осетинской царевне Альде был женат картлийский царь Георгий I; Баграт IV был женат на дочери осетинского царя Урдуре, сестре Дорголеля Борене; дочь Давида Строителя была выдана замуж в Осетию. Сын Давида Строителя, царь Грузии Деметре I, как уже отмечалось выше, женил своего младшего сына Георгия на осетинской царевне – дочери царя Худана Бурдухан, и именно его готовил к занятию престола. Старший сын Давид устроил дворцовый переворот и начал расправу над сторонниками брата, однако через несколько месяцев скончался, и царём стал Георгий (Георгий III), получавший военно-политическую поддержку, как всегда, когда в этом возникала нужда, из Осетии-Иристона. Лишь будучи весьма сильным правителем, Георгий мог решиться на беспрецедентное явление в грузинском престолонаследии – возвести на трон свою дочь. При этом он, несомненно, учитывал, что «Тамар была племянницей (хæрæфырт) осетинских царей. По осетинским обычаям, хорошо засвидетельствованным этнографическими данными, хæрæфырт (племянник или племянница) пользовался особым почётом и вниманием у рода матери. Весь род матери (в первую очередь, дядя по матери) выступал защитником и покровителем племянника или племянницы»¹⁵⁰. Ясно, что Тамар в достаточной мере владела осетинским языком (ибо иное очень трудно представить для дочери осетинки), и, скорее всего, неоднократно посещала Осетию, так как в осетинском фольклоре она один из распространённых и излюбленных персонажей, что отмечал В. Пфаф: «Судя по близкому отношению, которое сказание в Осетии ставит имя Тамары к собственной народной жизни, должно заключить, что она часто бывала в этой стране»¹⁵¹. Такой вывод нам представляется логичным, убедительным и объективным.

Сослан-Давид решил стоящие перед ним задачи, сделав Картли – тогдашнюю союзницу Осетии – сильным и независимым государством. Последняя битва, выигранная им во славу Грузии - Басианская битва с персидским войском Рукн ад-Дина. При этом обращаем особое внимание на то, что профессор Г. Д. Тогошвили подверг убедительной критике насаждаемую в грузинской историографии версию о Сослане-Давиде как «муже-слуге» Тамар, доказав на основании грузинских источников, что Сослан-Давид являлся реальным царём-правителем Грузии¹⁵². Попытки любой ценой принизить роль Сослана-Давида в истории средневековой Грузии имеют сомнительные конъюнктурные цели, далёкие от исторической науки. Тем не менее в грузинских хрониках по данному вопросу имеется немало несуразностей и противоречий.

Через краткое время после Басианского сражения Давид-Сослан внезапно умирает, о чём грузинские источники сообщают: «Нагрянуло горе, умер Давид-Сослан, человек, исполненный всякого добра, божеского и человеческого, прекрасный на вид, в сражениях и на войне храбрый и мужественный, щедрый, смиренный и превознесённый в добродетелях. Он оставил двух детей: сына Георгия и дочь Русудан. Плакали, рыдали и повергли в печаль всю вселенную»¹⁵³.

Причина смерти царя не сообщается, что является поразительным фактом. По гипотезе грузинского историка Т. Жордания, Сослан-Давид был убит тайными мусульманскими убийцами – асассинами, равно как и Тамар, а потом и их сын Георгий Лаша¹⁵⁴. Загадочным и удивительным представляется и то, что нет прямых указаний на место его смерти. Более того, не сохранилось достоверных сведений о его захоронении, что просто невозможно для царя, находящегося в апофеозе своей славы. Профессор Г. Д. Тогошвили по этому поводу склонен согласиться с мнением известного грузинского историка, профессора И. Лолашвили¹⁵⁵ и др. о том, что Сослан-Давид похоронен в Гелати – усыпательнице царской семьи со времён Давида Строителя.

По нашему мнению, гибель царя-победителя от мусульманских убийц в обязательном порядке должна была быть использована в официальной идеологии грузинского государства для укрепления позиций царской семьи и сплочения народа перед лицом коварного и беспощадного врага. Ничего подобного в исторических документах Грузии не зафиксировано. Кроме того, в версии Т. Жордания остаётся без ответа вопрос о том, почему в Грузии не знают, где похоронен великий царь-соправитель, сыгравший выдающуюся роль в истории средневековой грузинской государственности.

Всем этим противоречиям и странностям, на наш взгляд, может быть лишь одно объяснение: Сослан-Давид был устранён самой грузинской правящей верхушкой, после Басианской битвы пришедшей к выводу, что осетин на троне Грузии более не нужен. Тогда тогда логичное и естественное объяснение получает тайна причины его смерти. В этом же случае, по нашему убеждению, становится более понятным, почему могилы Давида-Сослана в Грузии нет. Очевидно, что и грузинская церковь, имевшая сильные позиции в государстве, была заинтересована в сокрытии ужасающего для церковного мироощущения факта цареубийства, что также логично объясняет указанные умолчания. Отсюда получает логичное объяснение длительность и значимость антиосетинской установки большей части верхов грузинского общества. Скрывавшийся от народа, но известный в узком верхушечном кругу царской династии, грузинской знати, церковного священноначалия и придворных историков факт цареубийства царя-осетина из поколения в поколение генерировал реакцию отторжения осетин, преобразуя по известным законам психологии комплекс вины в комплекс агрессивной спеси¹⁵⁶.

Проблема местонахождения захоронения Сослана-Давида не нова. Попытки её решения в разные годы предпринимались не только в Грузии, но и в Осетии. Мы считаем заслуживающим внимания исследование Т. Б. Мамукаева, посвящённое знаменитой в Осетии Нузальской часовне. «Преднамеренно или случайно, - отмечает автор, - но история скрыла не только причину смерти выдающегося государственного и военного деятеля средневековой Грузии Давида Сослана, но и место его погребения»¹⁵⁷. В грузинской историографии давно установлено, что цитировавшаяся выше запись о «нагрянувшем горе» сделана в «Картлис цховреба» лишь много столетий спустя. Между тем осетинское предание сохранило сведения о том, что Сослан-Давид принял смерть по дороге от Карса в Тбилиси. Известно также, что тело везли из г. Гори через Никози (Южная Осетия), затем через перевал Зикара в Северную Осетию, и далее через Касарское ущелье (Уаллаг-Ир) в Нузал, где расположено родовое кладбице Царазоновых, из рода которых происходил Сослан-Давид. «Картлис цховреба», сообщая о погребении сына Давида-Сослана Георгия Лаша, указывает, что похоронен он был в Гелати «в усыпальнице отца его», но археологические раскопки в монастыре этого не подтвердили. Возможно, что Сослан-Давид был привезён в Гелати, где над ним совершили похоронный обряд по христианскому канону, а затем оттуда был отвезён в Осетию – что, заметим, хорошо согласуется с нашей гипотезой, так как присутствие царя-осетина в усыпальнице грузинских властителей вполне могло быть признано нежелательным.

Ввиду большой исторической значимости вопроса, директором Эрмитажа академиком И. А. Орбели в июне 1946 г. в Нузал была направлена группа археологов, которые произвели раскопки под руководством Е. Г. Пчелиной и при участии сотрудников Северо-Осетинского научно-исследовательского института (ныне СОИГСИ им. В. И. Абаева ВНЦ РАН) и Республиканского музея краеведения Северной Осетии. «Открытие, - пишет об этом В. А. Шнирельман, - обещало стать столь значимым для осетин, что раскопки были приостановлены и для наблюдения за их ходом были приглашены председатель Совета министров СО АССР А. П. Газзаев и секретарь Северо-Осетинского обкома ВКП(б) по пропаганде С. Н. Битиев. Здесь же присутствовали ведущий специалист по ранней истории осетин проф. Б. В. Скитский»¹⁵⁸ и др. Раскопки дали результат. Обнаруженное погребение мужчины с оружием и личными вещами было тщательно исследовано в патолого-анатомическом и палеопатологическом аспектах. Установлено, что «смерть субъекта, тело которого было погребено в Нузальской часовне, наступила вследствие травм, нанесённых в затылочную и правую теменные области. (…) Смерть квалифицируется как насильственная»¹⁵⁹.

Эксперты-аналитики писали: «Анализируя характер, свойства и механизм образования каждого из обнаруженных повреждений, а также свойства травмирующих орудий, вызвавших перелом костей, мы считаем возможным следующим образом представить последовательность нанесения телесных повреждений и условий их образования.

Пострадавший, по всей вероятности, находился в движении, будучи верхом на коне. В удобный момент противник нанёс ему удар (удары) в голову твёрдым, тупым предметом с ограниченной ударной поверхностью. После этого пострадавший потерял сознание. Во время падения тело всадника повернулось вокруг своей оси по ходу часовой стрелки при фиксированном состоянии стоп. В результате этого одномоментно образовались винтообразные переломы обеих большеберцовых костей на уровне верхней трети диафиза. В дальнейшем, когда его верхние конечности достигли поверхности земли, наступил перелом костей правого плеча и предплечья. Можно допустить возможность возникновения перелома костей правой руки и верхних переломов большеберцовых и теменной костей при внезапном падении всадника вместе с скачущим конём»¹⁶⁰.

Отметим ещё одно весьма симптоматичное обстоятельство. Сразу после открытия и изучения гробницы в Нузале грузинская русскоязычная газета «Заря Востока» опубликовала интервью с вице-президентом АН ГССР С. Н. Джанашиа. Академик в директивном тоне повторил известную позицию о происхождении Сослана-Давида от «боковой ветви грузинской царской династии Багратиони, утвердившейся в Осетии (! – Авт.) в XI в., и известной под именем Багратион-Эпремидзе»¹⁶⁵. Он заявил об отсутствии каких бы то ни было исторических данных о происхождении этого рода из с. Нузал (в чём с ним нельзя не согласиться, но по иным причинам), и предупредил о том, что строить догадки по данной проблеме рискованно.

В Грузинской советской энциклопедии, в разделе «История» события периода царицы Тамар описываются подробно, однако в обширном тексте лишь один раз упоминается Сослан-Давид: «Грузино-осетинское содружество стало ещё теснее после бракосочетания царицы Тамар с осетинским царевичем Давидом Сосланом»¹⁶⁶. Указанное «содружество» в представлении грузинских историков имеет совершенно определённые черты: «Черкесы, осетины (…) находившиеся в вассальной зависимости от Грузии, органично влились в образовавшийся Кавказский феодальный мир. В последний период царствования Тамар горцы северного Кавказа находились в числе вассалов Грузии (…)»¹⁶⁷. Далее в энциклопедии сказано: «Отношения, установленные Давидом Строителем с Осетией (1-я четверть 12 в.), строились на вассальных принципах. Возникшей на экономической базе вассальной зависимости Осетии от феодальной монархии Грузии, естественно, способствовало и единоверие (? – Авт.)»¹⁶⁸. По субъективному мнению авторов энциклопедии, «осетины активно участвовали в создании единой Кавказской феодальной монархии, гегемоном которой была Грузия»¹⁶⁹.

Интересно также привести посвящённые Сослану строки выдающегося памятника грузинской литературы - поэмы средневекового поэта Грузии Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре» («Вепхвис тхъаосани»): «Божеству грузин Давиду, что грядёт путём светила, // Чья с восхода до заката на земле известна сила, // Кто для преданных опора, для изменников – могила, - // Написал я эту повесть, чтоб досуг его делила. // Мне ли петь дела Давида, возглашая славу слав. // Я служил ему стихами, эту повесть отыскав» (строфа 1584, перевод Н. Заболоцкого). Более точный по смыслу перевод с грузинского на осетинский дал один из лучших осетинских поэтов второй половины ХХ в. Георгий Бестаев: «Арын гуырдзыйы хуыцауы – хур-Дауыты ном мæ фысты» («Нахожу (именую, возношу) грузин бога – солнце-Давида имя моими письменами»)¹⁷⁰. Однако в тбилисском издании 1983 г. в переводе с грузинского Пантелеймона Петренко при участии и под редакцией Константина Чичинадзе (редактор член-корреспондент Академии Наук Грузинской Советской Социалистической Республики Саргис Цаишвили), когда грузинский национализм уже вновь начал усиливаться, именование осетина богом грузин было признано невозможным, и строфа 1584 звучит так: «Царь Давид наш солнцеликий, славный в думах и делах, // От Восхода до Заката на врагов наводит страх».

Анализируя биографию Сослана-Давида, необходимо, на наш взгляд, указать на блестящую работу В. И. Абаева¹⁷¹. Выдающийся филолог подчеркнул, что правитель Алании-Овсети домонгольских времён, являвшийся по своему военно-политическому и экономическому ресурсу ровнёй киевским князьям, хазарским каганам и грузинским царям, претендуя на звание наследника Цезарей, добавил к позднелатинской форме Caesar патронимический формант –on: Cæzaron – «сын Цезарей», с последующей перестановкой согласных z и r (что часто встречается в осетинском языке). Аналогичную операцию проделал Иван Грозный, принявший титул царя (как известно, это стяжённое «Цезарь»), чтобы возвыситься над князьями; в Осетии это было нужно для выделения из «князей» - «ældar»-ов.

Равным образом из August (-us) филологически безупречно выводится Æghuz, Ælghuz. В. И. Абаев анализирует популярную поэму «Алгузиани» известного осетинского и грузинского культурного и общественного деятеля Ивана Ялгузидзе (Габараева) (1775 – 1830), написанной им на грузинском языке, где своего героя Алгуза он связывает с Августом Кесарем. Выдающийся учёный-иранист считает, что И. Ялгузидзе пользовался фольклорными источниками, достаточно ясными в его время, но уже смутными и расплывчатыми к концу XIX века. В. И. Абаев сравнивает формулу грузинской династической генеалогии Иесиан-Давитиан-Соломониани с полным заглавием поэмы «Ahust”ian-Alhuzian-Rusian-Carazon-C”axiloni» и указывает на противопоставление грузинской царской генеалогии с её ориентацией на Библию – осетинской, ориентированной на Рим. Уничтожение Аланского (Осетинского) государства монголами ликвидировало и царские претензии правящих родов Осетии, но их потомки сохранили память о своём легендарном происхождении от римских правителей. Важно, что В. И. Абаев своим исследованием убедительно поддержал грузинских и осетинских учёных, отвергающих версию Вахушти о принадлежности Сослана-Давида к боковой («осетинской») ветви грузинской династии Багратионов. Приоритет такого исследования принадлежит видному учёному-кавказоведу Ю. С. Гаглойти, опубликовавшего свою работу ещё в 1969 г.¹⁷² Действительно, эта версия появилась в политических условиях первой половины XVIII в., когда Вахтанг VI образовал комиссию для систематической работы над летописанием и критическом переосмыслении всего написанного ранее («Картлис цховреба» обрывалась на XIV в.), а затем его побочный сын Вахушти Багратиони провёл огромную многостороннюю работу по написанию истории Грузии. В то время правители Грузии вели уже иную политику в отношении Осетии. В соответствии с новыми конъюнктурными политическими установками Давид-Сослан, которого никак невозможно было вычеркнуть из истории страны и грузинского народа, «должен был стать» одним из «своих» царевичей, но не осетинским царевичем. Труд Вахушти был первым, где предлагалась периодизация истории Грузии. Рубежным годом он считал 1469 год – год распада страны.

Для объективного понимания сложных грузино-осетинских взаимоотношений весьма интересен исторический документ – летопись рода Эриставов. Он датируется XIV веком и называется «Хроника ксанских эриставов». В нём повествуется о борьбе в Осетии за верховную власть, в ходе которой проигравшая ветвь царского рода в лице трёх своих представителей (Ростом, Бибила, Цитлосан с сыновьями и слугами) покинула столичную область Осетии и переселилась в горную часть Осетии – Туалгом (Двалети грузинских летописей). Туальцы приняли их, но когда Ростом обнаружил намерение стать царём (правителем) в Туалгоме, горцы-осетины это притязание отвергли и вынудили Ростома покинуть Туалгом, и он с братьями перебрался в Ксанское ущелье. Здесь он стал правителем, а позже этот род распространил свою власть и на Арагвское ущелье и некоторые другие земли вплоть до города Гори, и принял наименование Эристави (от грузинского «эристави» - «правитель»), войдя в высший круг грузинской знати. По осетинскому преданию они были из фамилии Сидамоновых – одной из пяти главных осетинских фамилий. Став частью грузинской элиты, «тогда (в 1407 г. - Авт.) назвались потомки Сидамона Сидамон-Эриставами», - пишет об этом в своем генеалогическом списке грузинских княжеских родов царевич Иоанн в 1799 г.¹⁷³. Эристави поколение за поколением рассматривали Туалгом-Двалетию как свою «законную» вотчину и пытались её захватить. Позже эти попытки начали предпринимать также и представители грузинского рода Мачабели (подробнее об этом будет сказано ниже). На предгорных равнинах возле Цхинвала эти попытки имели частичный успех, хотя конечных целей так и не достигли. Что же касается горной части Южной Осетии, то здесь горцы, защищая свою свободу в условиях строя военно-родовой демократии, оказали поработителям упорное сопротивление и никогда не подчинялись чужому господству. Неоднократные военные вторжения грузинских властей не смогли сломить воли южных осетин к самостоятельному историческому развитию – наоборот, они вызывали резкую организованную ответную реакцию.

После татаро-монгольского нашествия и разгрома Алании-Осетии, а затем татаро-монгольского удара по Грузии, отношения между двумя соседними народами обострились, актуализировалась и получила гипертрофированные размеры конфликтная составляющая. С одной стороны, грузинская феодальная (тавадская) верхушка сделала естественный вывод, что южные осетины, оказавшись без поддержки уничтоженной аланской государственности, не смогут удержать независимость от грузинского государства, и тогда, пожалуй, впервые отчётливо обозначилась установка на то, чтобы признать Главный Кавказский хребет естественной северной границей Картли. С другой стороны, приток значительного количества спасающихся от уничтожения татаро-монголами соплеменников с северокавказских равнин вызвал сильное демографическое давление внутри югоосетинских общин, с неизбежностью векторизовавшееся на картлийскую равнину.

Здесь следует подчеркнуть, что группой грузинских историков утверждалось мнение о начале формирования осетинского населения южных склонов Главного Кавказского хребта именно с переселения второй половины XIII в. Между тем необходимо чётко различать миграционный поток из разоряемой Алании в горную Осетию (Туалию, Двалети грузинских источников) от переселений на Картлийскую равнину, не имевших характер вооружённых вторжений: напротив, мигранты гостеприимно принимались. По данному вопросу существует известный грузинский источник – анонимная грузинская летопись XIV в. «Жамтаагмцерели»¹⁷⁴ («Хронограф»), в русскоязычных изданиях фигурирующая как «Столетняя летопись». Она охватывает период от 1207 г. (начало царствования Лаша Георгия IV) до 1317 г. Летопись сообщает, что «в Картли перешли преследуемые ханом Берка осетины – женщина удивительной красоты по имени Лимачав, которая привела с собой своих малолетних детей, родом Ахсарпакаиани (Ахсартаггата. – Авт.), первенца Пареджана и младшего Бакатара и много других тавадов. Они прошли воротами Дербентскими и прибыли к царю Давиду VII Улу. Царь с почётом принял их и направил к хану Хулагу. Хан также очень милостиво принял их и пожаловал им харадж (право взимания поземельного налога, что указывает на наделение прибывших землёй. – Авт.), назначил их своими соратниками и участниками военных походов и с тем отправил их обратно к царю. Царь же поселил одних из них в Калаки (Вахушти пишет Картли. – Авт.), других – в Дманиси и остальных – в Жинвани»¹⁷⁵. Анализ летописи проведён Ю. С. Гаглойти¹⁷⁶, который указал и причину этого массового переселения – столкновение в борьбе за власть хана Золотой Орды Берке с ильханским ханом Хулагу. Сражение между ними произошло в январе 1263 г. у Терека. Хулагу и поддерживающие его аланские войска потерпели поражение и вынуждены были через Дербент отступить. Отметим, что в летописи Пареджан именуется сыном царя алан-ясов-осетин-овсов.

Переселенцы, таким образом, были размещены с расчётом на прикрытие важнейших направлений: в Арагвском ущелье, Южной Грузии и Шида Картли. В Картли осетинские военные дружины из переселенцев, как пишет об этом Ю. С. Гаглойти, «действуют не просто по согласованию с царским двором и эриставом (правителем) Картли, являвшейся основной этно-территориальной и имяобразующей единицей Восточногрузинского царства, но и как органическая часть регулярных сил Картлийского царства. Совершенно очевидно, что такой статус не мог быть придан не только каким-то насильственно вторгшимся в Картли силам, но даже силам, хоть в какой-то мере оппозиционным центральном власти или крупнейшим картлийским феодалам. Об этом, в частности, свидетельствует хотя бы факт передачи Горийской крепости осетинским мигрантам по совету и желанию картлийского эристава Григола Сурамели и его сына Бега»¹⁷⁷. Информация о том, что Горийская крепость и сам город вместе с жителями были переданы осетинам, содержится в «Истории» Парсадана Горгиджанидзе, соответствующая часть которой была включена Р. Кикнадзе в подготовленную им к изданию «Столетнюю летопись». Отсюда ясно, что к туальским осетинам этот миграционный поток никакого отношения не имел, положив основу отнюдь не Южной Осетии, а осетинским поселениям в Каспском, Горийском, Хашурском и Боржомском районах Шида Картли. Ю. С. Гаглойти указывает, что к аналогичному выводу позднее пришёл и В. Н. Гамрекели.

Заселение осетинами Картли-Кахети имело различные формы. Известные исследователи этого вопроса Г. Д. Тогошвили и И. Н. Цховребов по этому поводу подчёркивают: «Тот или иной феодал селил в своём имении безземельных или малоземельных осетин, которые становились его крепостными (вопрос о количестве крепостных-осетин неясен, но можно предположить, что их было социально ощутимое количество. - Авт.); осетины, в поисках лучшей доли, переселялись из имений одного феодала в имение другого (здесь имеется в виду переселение из югоосетинских имений в районы Грузии, например, в Кахети, где осетины были не только умелыми крестьянами, но и вооружённой силой, защищавшей Кахети от уничтожающих набегов соседних народов. - Авт.); купля – продажа осетин (из грузинских документов видно, что это было редким явлением. - Авт.); политика поощрения переселяющихся осетин, применяемая правящими кругами Картли и Кахетии»¹⁷⁸. Исследователи обращают особое внимание на то, что «документы последнего десятилетия XVIII века сохранили сведения об организованном переселении больших групп осетин»¹⁷⁹ не только из Южной, но и Северной Осетии. В Карталинии и Имеретии в XVI – XVIII вв. ряд осетинских семей и семейных групп поселились на правах азнауров и приняли грузинские фамилии, как, например, Батишвили, Рчеулишвили, Ломидзе, Эларишвили, Сресели, Шалмеликишвили, Годабрелидзе, Гомартели и др.; из княжеских фамилий – Павленишвили (разделяющиеся на фамилии Шиошвили, Теймуразишвили, Иванесшвили, Иорамисшвили и др.), Херхеулидзе (тоже с появлением фамилий Давитишвили, Гиоргишвили, Джамаспашвили, Закариашвили и др.), Туманишвили (часть – Мамакуниани) и т. д. Специального всеобъемлющего исследования грузинских фамилий осетинского происхождения до сих пор не предпринималось, но перечень их огромен¹⁸⁰ (известный российский современный певец эстрады Н. Меладзе, например, тоже из огрузинившихся осетин).

Та же часть миграционной волны, которая вела профессионально-военный образ жизни, занялась привычным делом военных набегов-походов («балц»), вовлекая в свои отряды и пассионарную молодёжь из земледельческих и скотоводческих семей. Грузинские общины начали испытывать растущую силовую экспансию из Осетии. Этот период остался в историографии и в народном фольклоре грузин под названием «осианоба» или «овсоба» - «осетинщина».

Обращаем внимание на то, что В. Итонишвили отвергает определение некоторых специалистов периода особа как «времени владычества осетин в Грузии», утверждая, что это «является явной гиперболизацией осетинщины и возведение её в ранг таких явлений, какими были в своё время владычество арабов (грузинское «араба»), турок («туркоба»), кызылбашей («кызылбашоба»)»¹⁹⁴. Другими словами, считается возможным признавать имевшее место в различные периоды истории Грузии господство персов, греков, арабов, турок над грузинами. Однако никак, ни в какое время, ни при каких обстоятельствах «нельзя допускать» господства алан-осетин над грузинами. Любопытно отметить, что грузинские авторы, как и грузинские источники, сообщают несколько иную точку зрения по этому вопросу. Так, например, по сообщениям старейших информаторов, «в наше время была страшная овсоба, ночью и носа высунуть нельзя было»¹⁹⁵, а в фольклоре грузин-мтиульцев цикл осетинщины «весьма впечатляет»¹⁹⁶. Характерно выглядит в этом плане начало статьи известного грузинского публициста середины XIX в. И. Б. Беридзе: «Ещё свежо у многих воспоминание о том времени, когда одно простое слово «оси» - осетин наводило страх на мирных обитателей Карталинии, страх, заставлявший их укрываться в домах, ограждать свою собственность от тайных набегов и принимать меры к обороне. Тогда осетин играл в верхней Карталинии ту же роль, какую хищные лезгины всегда играли в Кахетии. Осетины Джавского и сопредельных ущелий нападали бывало на бедных поселян Карталинии, примыкающей к их неприступным в прежнее время горам, грабили, даже убивали в случае сопротивления и, возвращаясь в горы с отнятым скотом и имуществом, при криках и песнях, делили добычу между собой»¹⁹⁷.

В. Итонишвили считает, что «специфику осетинщины («осианоба» // «особа») определяет и то обстоятельство, что имевшее довольно ограниченный радиус действия осетино-грузинское противостояние, как правило, было лишено этноконфессиональной подкладки, в результате чего сознание большей части грузин оказалось почти полностью застрахованным от видения даже в осетине-насильнике ВРАГА, что, вероятно, и помешало нам, в основном, назвать это явление соответствующим ему именем»¹⁹⁸. Грузинского исследователя можно понять: делать из осетин врагов, конечно, было бы легче, если бы они не были христианами. При этом грузинский исследователь, что весьма характерно, как подчёркивалось выше, старательно избегает упоминания завоевательно-карательных экспедиций в Осетию во второй половине XIV в. со стороны Ксанских эриставов, походы царя Георгия V Блистательного, в начале XV в. царя Георгия VII, в первой половине XVII в. Георгия Саакадзе, шаха Аббаса в начале XVII в. и Вахтанга V Шахнаваза в середине века, царя Вахтанга VI в начале XVIII в. и царя Ираклия в середине XVIII века и др. Другое дело, что все эти разорения и грабежи так и не достигли своей конечной цели: осетины не подчинились.

Продвижение России на Кавказ в XVIII в. создало новую историческую и политическую реальность в жизни осетин. Осетия присоединилась к России во второй половине XVIII в.

Царь Кахетии (с 1744 г.) и Картли-Кахетинского царства (с 1762 г.) Ираклий II¹⁹⁹ по праву занимает выдающееся место в истории Грузии. Он был дальновидным и мудрым государственным деятелем грузинского народа XVIII в. Его внутренняя политика была направлена на поднятие производительных сил Картли-Кахетинского царства. Особое внимание он обращал на положение деревни, заселение пустующих районов, на ограничение произвола феодалов нормами закона. Ираклий II прекрасно понимал складывающиеся политические реалии, и урегулирование отношений с южными осетинами считал весьма важным делом, предпринимая для этого такие мероприятия, как придание им разряда казённых крестьян. В январе 1778 г. он издал приказ, где было сказано: «Ксани и Лиахви мы объявили казёнными. К вам никто никакого дела не будет иметь. (…) Мы пишем под клятвой, что из Ксани и Лиахви ни одного двора никому не дадим. На этот счёт будьте вполне спокойны»²⁰⁰. Уже в следующем, 1779 г., в разряд казённых (сахасо) жителей были переведены и крестьяне селений Малой Лиахви, Потниси, Шудиси, Чипрани и Тлиа (названия даются в грузинском написании). В приказе Ираклия II говорилось: «Милостью божьею мы, Иесиан-Давитиан-Соломониан-Панкратован, царь картвелов, и царь кахетинцев и державный владетель Казаха, Борчало и Шамшадина, Ираклий II (…) эту твёрдую и неотменную милость и клятвенную грамоту дали вам, всем дворянам, служилым людям, слугам, крестьянам и осетинам ущелья Малой Лиахви, а также жителям Хвидиси и осетинам Потниси, тлийцам и чипранцам (…) мы вас перевели в разряд сахасо и теперь мы на это вам эту грамоту дали в надежде на бога. Пусть бог будет вашим поручителем в том, что мы из вас ни одного дыма никому не отдадим. Вы будьте уверены, что вас не отдадим никому из рода Эриставов.(…) Клянёмся именем нашего отца, что ни мы, ни наши сыновья не выдадут вас, но если кто-нибудь из наших сыновей или внуков сделает это, то он пусть будет проклят отцом, как Ной проклял сына своего Хама»²⁰¹. Следует отметить, что по официальным данным Российской Империи на 1830 г. «народонаселение Отдельной Осетии и принадлежащей к Горийскому уезду, по собранным на месте сведениям, простирается до 2000 дымов, в которых число душ обоего пола должно положить не менее 26 000»²⁰². Посемейные списки 1886 г. по 4 уездам Грузии дают 75 180 душ. Данные первой всеобщей переписи Российской империи 1897 г. дают 68 446 душ, что меньше на 9%. По мнению известного исследователя истории Кавказа первой половины XX в. Г. Ф. Чурсина, «уменьшение это объясняется выселением части осетин из бесплодных горных ущелий в более благоприятные для хозяйства местности (Кахетия и др.)»²⁰³.

Картли-Кахетинское царство во главе с Ираклием II, как известно, заключило с Россией Георгиевский трактат 1783 г. (режим протектората). Согласно Георгиевскому трактату²⁰⁴ Ираклий II отрёкся от вассальной зависимости от Персии (Ирана), отличавшейся наибольшей агрессивностью в отношении грузин, которые находились почти на грани физического уничтожения. Царь Картли и Кахетии обязался за себя и за своих преемников не признавать над собой иной власти, кроме власти русских императоров. Для удобства грузино-российских сношений в Петербурге находился грузинский министр, а в Тбилиси (Тифлисе) – русский министр или резидент. Ираклий II обязывался без предварительного сношения с русским министром не вступать ни в какие сношения с «окрестными властями»²⁰⁵. Георгиевский трактат сыграл выдающуюся роль в спасении грузинского народа, в сохранении целостности владений Ираклия II, защите разрозненных грузинских земель от иноземных захватчиков. Так, например, по условиям трактата, т. е. международного договора, Екатерина II «ручалась за целостность владений Ираклия II» и считала врагов Картли-Кахетинского царства «своими собственными врагами»²⁰⁶, а грузинским подданным предоставлялись одинаковые с русскими права торговать, передвигаться и селиться на территории России. Кроме того, католикос оставался во главе грузинской епархии с правами архиерея 1-го класса. Важно также подчеркнуть, что русское правительство обязалось содержать на территории Картли и Кахетии два батальона пехоты при 4 пушках. В случае войны Петербург обещал увеличить число своих войск.

В Петербурге настоятельно советовали Ираклию II и его ближайшему окружению сохранять единство грузин, всячески избегать междоусобной розни, борьбы грузинских феодалов друг с другом. Необходимо было в первую очередь наладить натянутые отношения Картли-Кахетии с Имеретинским царством²⁰⁷ и его царём Соломоном I²⁰⁸. В 1801 г. Имеретинское царство вошло в состав Российской империи (издание Манифеста Александра 1 – «полное и безусловное слияние Картло-Кахетии с Российской империей»²⁰⁹), и, таким образом, грузины были спасены от неминуемого порабощения и гибели со стороны мусульманских завоевателей. Обращаем особое внимание на то, что сокращение населения Картли-Кахетии на то время достигло катастрофической черты в 35000 человек²¹⁰ (примерно столько же избирателей было зарегистрировано в Республике Южная Осетия на парламентских выборах 2003 г.).

В настоящее время, выполняя антироссийский политический заказ, грузинские историки показывают Россию как завоевательницу Грузии, но на самом деле это было спасением разрозненной погибающей страны. Один из самых выдающихся интеллектуалов Грузии конца XIX – начала XX вв., талантливый писатель И. Г. Чавчавадзе по этому поводу писал: «С этого памятного дня Грузия обрела покой. Покровительство единоверного великого народа рассеяло вечный страх перед неумолимыми врагами. Успокоилась давно уже не видевшая покоя усталая страна, отдохнула от разорения и опустошения, от вечных войн и борьбы»²¹¹. К этой объективной, на наш взгляд, оценке социально-политического положения Грузии трудно что-либо добавить.

Враг в действительности был неумолим. «В 1795 году персидский шах Ага-Мухаммед-хан, - подчёркивает профессор-кавказовед М. М. Блиев, - недовольный тем, что Ираклий II не явился на его коронацию и тем выразил свою независимость, подвёл войска к Тифлису. Сюда, к Тифлису, шахские войска пригоняли мирное население, которое специальные отряды подвергали геноциду. Так, за несколько дней было уничтожено более 80 тысяч грузин. В Тифлисе к мосту через Куру был выставлен образ Святой Марии. Сюда согнали более трёх тысяч мужчин. Обнажив их, шах приказал каждому подходить к образу Святой Марии и имитировать половой акт. Отказывавшихся выполнить волю шаха с отрубленной головой бросали в реку. Массы грузинского населения покидали Грузию. Беженцев вылавливали и тут же с ними расправлялись. Во всём этом вместе с персидскими отрядами участвовали также многие грузинские тавады, демонстрировавшие свою покорность шаху»²¹². Преемник Ага-Мухаммед-хана Фетх-Али-хан продолжил геноцид грузин с намерением стереть этот народ с лица земли.

В это тяжёлое для грузин время на помощь единоверной стране Россия тогда направила три военных отряда, и вместе с ними за грузин выступил осетинский отряд. В Крцанисской битве с персами осетинский отряд отличился, а один из осетин – Туаури Ора (со своим многочисленным семейством) – за боевые заслуги получил тарханство (освобождение от всяких повинностей)²¹³.

Царская администрация прилагала усилия к тому, чтобы нормализовать отношения грузинских властей и осетинских обществ Южной Осетии. Южные осетины получили возможность отстаивать свои права не только силой оружия, но и в судебных инстанциях Российской империи, что само по себе было редким для Кавказа проявлением высокого уровня политико-правовой борьбы. Для пресечения посягательств со стороны грузинских князей Мачабели и Эристави южные осетины указом Николая 1 от 8 июня 1852 г. были переведены в разряд казённых, т.е. государственных крестьян. А 12 сентября 1852 г. Правительствующий Сенат подтвердил отказ грузинским князьям в домогательстве о признании крепостного права над осетинами²¹⁴. Были произведены также важные административно-территориальные мероприятия. В 1842 г. из горских народов были образованы Тушино-Пшаво-Хевсурский, Горский и Осетинский округа, из них южные районы Осетии вошли в Горский и Осетинский, а в 1859 г. главнокомандующий и наместник Кавказа А. И. Барятинский, как указывалось выше, вывел из состава Осетинского округа Нарский участок, а также вывел из Горского округа юго-восточную часть Осетии и в качестве Осетинского участка передал в Осетинский округ Горийского уезда. Таким образом, за исключением небольшой территории на юго-западе, входившей в Рачинский уезд, Южная Осетия административно консолидировалась. Надо отдать должное царской власти на Кавказе – она понимала ненадёжность грузинской политической элиты и рассматривала Осетинский округ как средство влияния на Грузию. Конечно, «царизм не желал, чтобы южные осетины полностью растворились в грузинском народе, на всякий случай Южную Осетию хотели сохранить как своеобразный плацдарм, с которого также можно было бы давить на строптивых грузинских правителей»²¹⁵. Вместе с тем русские наместники, уступая настойчивым требованиям грузинских феодалов-тавадов, не раз направляли русские воинские контингенты в составе грузинских отрядов для наказания южных осетин, отказывающихся платить подати и не признающих грузинское господство. В первой половине XIX в. крестьяне Южной Осетии бунтовали против произвола грузинских князей-тавадов почти ежегодно, и столь же часто карательные экспедиции направлялись в осетинские сёла. Так, например, в 1802 г. для усмирения южных осетин была направлена экспедиция подполковника Симоновича, который привёл к присяге основные горские общества²¹⁶.

Это был тот год, когда грузинские тавады объединились вокруг царевича Юлона и повели антироссийскую политическую интригу, ставя целью сближение с Фетх-Али-ханом, тогдашним персидским правителем. Причина столь нелогичного, на первый взгляд (после недавно пережитого от персов истребления) поведения вскрыта, в частности, в исследовании М. Блиева: «Несмотря на принадлежность России и Грузии к одной и той же религиозной конфессии, в грузинском феодальном обществе господствовавшей идеологией являлся восточный деспотизм. Он представлял собой не только следствие длительного процесса формирования восточногрузинского общества в составе шахской Персии, но и одинаковой с Персией социальной организации феодализма; как и в Персии, в Грузии сохранялся общинный быт, при котором феодальная собственность на землю создавалась не благодаря внутреннему социальному генезису, а посредством наделения отдельной семьи, рода во временное пользование землёй. Подобная модель феодализма порождала тиранию – как глубоко консервативную форму государственности и идеологических установок. В довольно короткое время, какое Грузия находилась в составе России, обнаружилось несходство грузинского общества с православно-духовным миром России и набирала силу ностальгическая тяга тавадов к идеологическим ценностям, присущим восточному деспотизму»²¹⁷. Здесь необходимо подчеркнуть важнейший для нашего исследования вывод: борьба осетинских общин против поработительских поползновений грузинских тавадов представляла собой столкновение не только и, видимо, не столько непосредственно экономических интересов сторон в конфликте, сколько столкновение двух принципиально разных мироустройств, с диаметрально противоположными идеологиями и мировоззрениями.

В 1804 году началось восстание осетин и горцев-грузин по ущелью Арагви и Верхнего Терека. На сей раз восстание во многом было спровоцировано представителями царской администрации Кавказа, которые вели себя в худших колониальных традициях. Ананурский капитан-исправник, «прибыв он пред сим в Жамури, поймал осетинцев и, наливши в корыто, в коем кормят собак, молоко после сыра оставшееся и побив кошек, поклав в нее ж, да также положив туда кал человечий и тем их накормил. У оных же осетинцев сжег 6 домов»²¹⁸. Такое поведение представителя официальной царской власти, разумеется, возмутило осетин, которые и без того терпели крайние формы социального и национального унижения. Начались протесты и волнения крестьян, которые с каждым днём становились более масштабными и непредсказуемыми. Во многих местах начались упорные бои, серьёзно встревожившие власти, особенно после того, как горцы нанесли тяжёлые поражения нескольким военным отрядам властей. Они были вынуждены направить для подавления восстания главнокомандующего царскими войсками в Грузии князя П. Д. Цицианова²¹⁹ (грузина по происхождению) с большими силами, которому удалось погасить восстание. О том, какими методами ему это удалось, свидетельствует его донесение от 29 мая 1804 г. № 133, где он сообщает о своём приказе командующему карательным отрядом князю Эристави «карать, колоть и рубить осетин без пощады, жечь все их жилища»²²⁰.

В 1810 г. новое восстание крестьян в Южной Осетии имело определённый успех. Карательная экспедиция генерала Сталя в 1812 г. была отбита от подступов к горам. Это позволило жителям центральной Осетии повести с властями переговоры о льготах при поступлении их в российское подданство. В 1813 г. восставшие были разбиты, но общественно-политическая обстановка в регионе продолжала оставаться напряжённой.

В 1817 г. помощник А. П. Ермолова генерал Кутузов отправил в Южную Осетию карательную экспедицию для подавления очередного выступления горцев, но она оказалась безуспешной. Повторная экспедиция под командованием майора Титова в 1820 г. также окончилась неудачей. В 1821 г. Титов ещё раз вторгся в Южную Осетию, но вынужден был вновь отступить в Гори под натиском восставших крестьян. В 1823 г. посланный Ермоловым отряд столкнулся у с. Тиб с осетинским отрядом повстанцев и также вынужден был отступить.

Наиболее крупными и хорошо документированными можно считать два восстания горцев Южной Осетии. Одно из них – восстание 1830 г. Чесельтского (Кешельтского) ущелья Южной Осетии, когда были разгромлены ряд помещичьих имений. Грузинские помещики самостоятельно не смогли справиться с восставшими и добились военной помощи русского командования на Кавказе. Восстание было жестоко подавлено карательной экспедицией под командованием генерала П. Я. Ренненкампфа. В. Чудинов цитировал донесение П. Ренненкампфа генерал-адьютанту Стрекалову: «1-го июля была окончена экспедиция в Кешельтское ущелье, где не только не бывала нога русскаго, но куда отважнейшие воины грузинских царей в продолжение почти столетия не смели показываться»²²¹. Из этого донесения явствует накал борьбы крестьян Южной Осетии за свои социальные и национальные права, а также чрезвычайно сложные, суровые условия жизни горцев.

Другое крупное восстание осетин Южной Осетии произошло в 1839 – 1840 гг.. Оно было потоплено в крови экспедицией царского генерала И. Андроникова (этнический грузин), сжигавшего повстанцев вместе с семьями. Именно столь самоотверженная борьба осетин Южной Осетии вынудила царские власти принять историческое решение 1852 г. об освобождении крестьян-осетин владений грузинских князей Мачабели и перевести их в разряд казённых.

В Грузинской советской энциклопедии по данному вопросу содержится признание о сохранении своей независимости осетинами от грузинских тавадов: «В период первой половины XIX века в Юго-Осетии происходили массовые выступления. Особенно крупными были восстания 1804, 1810 – 1812, 1830, 1840 и 1850 годов. Крестьяне ущелья Большой Лиахвы отстояли свою вольность и личную свободу от притязаний помещиков. В феврале 1951 года правительственный сенат России признал незаконными притязания князей Мачабели на крепостное право над осетинами»²²².

Заметим, что крестьянская реформа 1861 г. в Грузии проводилась с опозданием. В Тифлисской губернии она проводилась в 1864 г., в Кутаисской губернии – в 1865 г., в некоторых регионах Грузии она затянулась до 1871 г. О её итогах наместник Кавказа И. И. Воронцов-Дашков резюмировал: «Отмена крепостного права в пределах Закавказья, а особенно в Грузии, была произведена на условиях, особенно льготных для помещиков и невыгодных для крестьян, причём правительство в отступление от принятого в коренной России принципа, за прекращение личной зависимости уплатило от 25 до 50 рублей за душу бывших помещичьих крестьян дворянству Тифлисской и Кутаисской губерний, что составило сумму в 7 000 000 рублей, и увеличило земельные повинности крестьян в пользу помещиков выше существовавшей в крепостное время нормы»²²³.

При этом следует подчеркнуть, что осетины ради отстаивания свободы не боялись вооружённой борьбы с грузинским воинством, но всегда старались по возможности избегать вооружённых конфликтов с русскими солдатами. Поражения, которые терпели восстающие горцы, по существу бывали отступлениями с поля боя, с последующим объявлением их зависимости от центральных русских властей – до очередного восстания. Накопившийся за эти годы опыт медленно, но верно приводил осетин Южной Осетии к выводу о целесообразности вечного союза с Россией. Несмотря на проявлявшиеся симпатии российской администрации Кавказа к грузинской правящей элите, во второй половине XIX в. окончательно окрепла и упрочилась политическая и культурная ориентация осетин на Россию, была осознана ими необходимость присутствия «Московского ока» для обуздания тавадско-помещичьего произвола. И это при том, что южные осетины всегда играли важную роль в политике картлийских и общегрузинских правителей.

Очевидно, что в истории алан-осетин XIII – XVII вв. до сих пор остаётся множество «белых пятен». Многие вопросы истории осетин этого периода остаются малоизученными в силу целого ряда объективных и субъективных причин.

Трагически сложилась судьба алан-осетин в период татаро-монгольского нашествия и в последующие века. Известно, что Алания была включена в состав Золотой Орды ханом Бату. Правители Золотой Орды по отношению к вассальным странам взяли курс, главной целью которого было «получение максимальных доходов путём жесточайших форм феодальной эксплуатации»²²⁴. Постоянные карательные экспедиции татаро-монгол против алан-осетин, общие мобилизации всех юношей и мужчин в воинские формирования Золотой Орды окончательно обескровили Аланию и довели до упадка. Тотальный контроль завоевателей над «выходцами из горных ущелий разрушил связи между аланами, проживавшими в горных и предгорных районах»²²⁵. Татаро-монголы установили на покорённых землях режим беспощадной экслуатации всего порабощённого населения. Аланы массами стали переселяться в различные регионы, в том числе на юг. Большие массы алан вынужденно ушли в высокогорные районы Центрального Кавказа, а оттуда двинулись на малонаселённые южные склоны Главного Кавказского хребта. Вместе с тем отметим, что «политическая жизнь южных осетин в XIII – XVII веках прослеживается слабо, грузинские письменные источники тех времён почти не сохранились, а источники более позднего времени относительно осетин того периода не содержат сведений»²²⁶. Это период считается тёмной страницей в истории обеих народов. Есть, однако, грузинский источник, заслуживающий особого внимания в контексте нашего исследования. Это книга З. Чичинадзе «История Осетии по грузинским источникам»²²⁷.

Автор книги был известным в своё время учёным-исследователем, и до издания книги уже имел ряд публикаций. В предисловии ко второму изданию труда З. Чичинадзе, осуществлённом в послевоенном Цхинвале в 1993 г., указываются на весьма важные для нашей темы обстоятельства: так, автор книги и до её издания «находился под лёгким присмотром руководства официальной грузинской исторической школы, хотя никто его не причислял к апологетам осетинской истории. Однако, вместе с тем, как расширялось количество и качество собираемого материала о истории Осетии, к которой автор изначально испытывал большой непредвзятый интерес, росло давление и дискредитация как самого З. Чичинадзе, так и его изысканий. Пресс, под которым оказался автор в последние периоды своей научной деятельности и жизни со стороны официальных научных доктринёров, привёл к тому, что последние посмели посягнуть на его умственное и психическое достоинство и учёному предложили остудить свои научные изыскания в психиатрической больнице»²²⁸. Действительно, результаты З. Чичинадзе приходили в вопиющее противоречие с национал-экстремистскими установками грузинских историков-политиканов, устроивших учёному, осмелившемуся показать, как подчёркивается в предисловии, яркую и обоснованную историческую картину добрососедства и дружбы грузинского и осетинского народов, публичную травлю – причём не только с целью уничижения его как учёного, но и с намерением демонстрационного наказания за его гражданскую позицию, вплоть до его «социальной смерти».

Сама книга имела трудную историю. В выпуске её препятствовали, сам автор сообщает о том, что вынужден был прятать свои рукописи, однако всё же наиболее ценная их часть была выкрадена, и восстановить её в полном объёме не удалось, «и интереснейший материал канул в вечность, как канули все другие источники, находившиеся у грузин и проливавшие свет на прошлую историю осетин. В последующем, изданная книга подверглась негласному изъятию из общественных и частных коллекций и до нас дошли редчайшие экземпляры 1915 года издания, первого и единственного. Помимо этого, исчезли частично или полностью и другие научные работы учёного, которые могли доказать научную состоятельность их автора, что расходилось с утверждениями о его «ненормальности» в среде сочинителей другой истории»²²⁹.

Автор высказывает мнение, что «история Осетии была несчастливой со дня своего начала. И без того «покрытому мраком» народу всегда выпадало на долю переносить особенно тяжёлые испытания. Уделом исторических памятников этой нации было постоянное уничтожение, разорение, сожжение, исчезновение. Об этом многие сегодня говорят с удовлетворением (…). А потому я в 1890 году начал рыться в изданных грузинских исторических книгах и все сведения, которые я встречал в них об Осетии, я собрал вместе и таким образом составил одну книгу, которая начинается от основания Осетии и до конца XVIII века. Кроме изданных книг, у меня были старинные грузинские рукописные книги по истории, а среди них одна – о жизни византийских святых, в которой местами говорилось о жизни осетинских царей и были помещены их портреты. Так как владетель этой книги не согласился продать её нам, то я выписал из неё всё касающееся осетинской нации. В 1903 году я вернул эту книгу хозяину Василию Тедешвили (осетинская фамилия Тедеты с грузинским окончанием «-швили». Авт.). (…) Со временем эта книга перешла в руки художника Гиго Зазиашвили. У Зазиашвили эту книгу на время попросил знаток грузинской письменности и изобразительного искусства Ясон Давидович, князь Цициашвили. Он срисовал из неё портреты, которые мы и напечатали в своей книге, за что приношу ему благодарность. (…) Василий Тедешвили сообщил мне устно, что его старинная книга унесена из Нузальской часовни. Также есть сведения, что священник Русиев выкрал из Нузальской часовни все материалы и книги по истории Осетии, о чём, оказывается, говорил и издатель «Иалгузиани» историк Н. Гамрекели. (…) Пропало оттуда очень много ценных материалов об Осетии. Н. Гамрекели знает, при каких обстоятельствах это случилось»²³⁰. О священнике Русиеве З. Чичинадзе упоминает и на с. 144: «Не то чтобы собирать новые сведения, но даже большинство тех, которыми осетины располагали и которые хранились в Нузальской часовне, были изъяты и упрятаны священником Русиевым, он даже замазал роспись на стенках этой часовни. За что он был так обозлён, чтобы так зло поступить, нам неизвестно. Но таково уж счастье осетинского народа и его, по выражению Н. Гамрекели, «покрытой мраком неизвестности» истории. Разгром, уничтожение ценностей – это его удел. Потому и получилось так, что кроме карталанской Осетии, даже в самой центральной Осетии не сохранилось никаких памятников старины (…) уничтожено всё».

Позиция З. Чичинадзе находит своё подтверждение в периодической печати Грузии. Так, священник Иларион Джаши сообщает о рассказе дьякона Ларгвисской церкви: «В монастыре (прежний Ларгвийский монастырь, который Платон Иоселиани упоминает в своём произведении «Георгий XI», переделан в приходскую церковь, монастырем же называют в деревнях) однажды пришла весть, - сказал он, - что экзарх Евсевий объезжает с «ревизией» и собирается приехать также в монастырь (Ларгвиси). Вместе с этим пришла весть и о том, что этот экзарх очень недолюбливает старинные рукописи (гуджары), иконы и другие старинные вещи, и священника и дьякона той церкви, где таковые он обнаружит, строго наказывает. (…) Так как Ларгвийская церковь была полна всякими старинными вещами, то такая весть нас очень встревожила и после долгих размышлений (со священником Майсурадзе. - Авт.) решили следующее: сжечь все старинные деревянные иконы и золу выбросить в реку Ксани, а для старинных книг и вещей выкопать большую яму и положить туда²³¹. Газета «Иверия» в 1891 г. сообщает, что «в Южной Осетии, в Ларгвисском ущелье, имеется много церквей, в которых осталось немало рукописей, портящихся из-за отсутствия правильного хранения»²³². Другая грузинская газета «Дроэба» («Времена») писала о церквах в Ахалгорском ущелье, где имеется много старинных рукописей (исторических) и редких вещей и если немедленно не принять меры к их сохранению, то они могут быть расхищены²³³. В 1890 г. в доме священника селения Коринта Ксанского ущелья видели 14 старинных рукописей, «которыми было бы неплохо заинтересоваться тем, кого это касается»²³⁴. В 1895 г. некий Мелхиседек Ходашвили (Ходов) обнаружил старинную историческую рукопись, написанную в 1187 году о царице Тамаре и ее муже Давиде-Сослане²³⁵. В том же году «в Кударском ущелье обнаружена маленькая подземная церковь (каменная), в которой оказались церковные кресты и другие вещи. На одной из стен этой церкви, на камне, обнаружено было число «1001 год»»²³⁶. Даже ещё в 1915 г. «при рытье фундамента для постройки здания высше-начальной школы в селении Джава были найдены старинные рукописи, золотые и серебряные предметы, старинные монеты, которые переданы для хранения священнику»²³⁷. Надо полагать, в печать попала лишь малая часть того, что делалось с памятниками старины Южной Осетии. Скорее всего, те рукописи и иные памятники, которые не были уничтожены, собраны в хранилищах Грузинской автокефальной православной церкви, доступ в которые посторонним лицам наглухо закрыт.

Согласно указанной З. Чичинадзе рукописи, «первым лицом, взошедшим на возрождённый престол в XIV веке, был некто Тевдре Багратиони, потомок Давида-Сослана, которого также называли и Тамариани. У него было пять сыновей. Первый – Гамза. Он был назначен наследником престола. (…) После Тевдре на царский престол взошёл его сын Гамза. Портреты зачинателей этой династии были изображены ещё в древности на стенах Нузальской часовни, откуда в 1750 году были срисованы в известную нам старинную рукопись»²³⁸. Там же указывается отец Тевдре – Батрадз, отец Батрадза – Хосро, и т. д. «Осетины, - пишет З. Чичинадзе, - нашли в себе силы избавиться от монголов. Впоследствии осетины обнаружили большую силу воли и беграничное стремление к сохранению свободы и своей Родины. Среди них выступили на арену потомки их прежних царей, которые пожелали восстановить осетинское государство и после больших усилий осуществили это. Образовали государственную власть, восстановили государственные порядки и законы. (…) Осетины зорко охраняли целостность своей территории, а также целостность родового порядка, осетинского языка и многих замечательных особенностей осетинской нации и её истории. (…) Несомненно, что если осетины в 1740 году знали наперечёт все исторические события, то эти знания в какой-то мере сохранились среди осетин и поныне. (…) Но кто занимается их сбором? Да никто!»²³⁹. Автор указывает на то, что грузинские летописцы о послемонгольской Осетии «хранят абсолютное молчание», и пытается объяснить это тем, что им было не до наблюдений за Осетией, так как и сама Грузия «тоже вся была переполошена». Характерно, что З. Чичинадзе критикует автора старинной рукописи, на которую ссылается, за то, что тот выстраивает династический ряд осетинских царей не по принятым правилам – от отца к сыну, а наоборот – от сына к отцу, и сам даёт имена царей в «правильном» виде: Сосе, сын Сосе – Давид, его сын – Джиорджи, его сын – Беслан, его сын – Мусса, его сын – Созырыко, его сын – Ота, его сын – Безон, его сын – Кайсин, «их потомки царствовали в Осетии вплоть до XVIII века»²⁴⁰. Дело, однако, в том, что именно такой порядок именования – от сына к отцу – принят у осетин с древности по сей день, и это обстоятельство подтверждает информацию З. Чичинадзе о том, что указанная рукопись была написана монахом-осетином из монастыря Давида Гареджи.

С точки зрения грузинского историка, придерживающегося националистических взглядов, З. Чичинадзе действительно пишет совершенно недопустимое. «Мы должны помнить и то, что грузины и осетины издревле были в тесном добрососедском союзе друг с другом. (…) Подобные братские узы у них были настолько крепки, что само название грузинского города «Цхета» (Мцхета), который во время царствования Мириана называли новым Иерусалимом и в огромное значение которого верили осетинский народ и их цари Пероша и Кавци, произошло от осетинского слова «Сыхæгтæ» (соседи)»²⁴¹. Заслуживает внимания и другое утверждение грузинского историка о том, что «осетины познали христианство с самого начала христианской эры. Оно у них было высокочтимо. В этом отношении они служили в своё время примером»²⁴². Грузинский историк ещё тогда подметил одну важнейшую особенность своих коллег – создавать кровожадный образ осетин, не способных к достижению культурных ценностей, канонов христианской религии, не имеющих своей истории и т. д. Грузинские историки, извращая подлинную историю осетинского народа, фактически создавали из последнего образ врага – идеологический и психологический стереотип, позволявший строить политическое поведение в условиях фактического отсутствия объективной, проверенной информации, в данном случае об осетинах. Грузинские историки уже тогда демонизировали соседний народ, это позволяло, по их мнению, мобилизовать волю и ресурсы на ведение продолжительной борьбы с осетинами. З. Чичинадзе писал: «В наши же дни историки (…) осетин рисуют как дикое, некультурное племя, которое не знает не только христианской религии, но не имеет даже своей азбуки. Основываясь же на сведениях грузинской истории, мы скажем следующее: никто не в силах отнять у осетин из богатой истории, никто не может приписать им ни дикарство, ни безкультурности, ни того, что у них не было азбуки. (…) Их грамотой и азбукой была та азбука, которая ныне называется грузинской. В древности эта азбука была собственностью всех кавказских племён. (…) К сожалению, осетинские книги, писанные этими буквами, не сохранились до наших дней, они исчезли в конце 14 века»²⁴³.

История грузино-осетинских взаимоотношений с древнейших времён до наших дней включала разные периоды – от войны и конфронтации до дружбы и взаимопонимания. Грузины и осетины на протяжение веков жили по соседству и, несмотря ни на что, очень часто вели совместную непримиримую борьбу против внешних врагов Грузии. З. Чичинадзе, на наш взгляд, верно подметил «объединительные мотивы» двух соседних народов. Он подчёркивал: «С началом христианской эры было установлено новое летоисчисление, осетины с удовольствием восприняли это. Верным признаком этого является тот камень, который был найден во Мцхете при царе Веспариане. Ведь Мцхета вплотную прилегает к Осетии и здесь осетины вместе с грузинами совершали культ своих богов»²⁴⁴. Далее грузинский историк писал: «Христианство в Осетии такое же древнее, как и в Грузии. Нам кажется, что это примут во внимание историки и педагоги и не будут называть осетин (…) людьми без вероисповедания и религии, дикарями и людоедами, как это внушали многим до сих пор»²⁴⁵. Следует подчеркнуть, что З. Чичинадзе правильно отметил «древние корни» христианства в Осетии. Однако он ошибся в своём оптимистическом прогнозе относительно того, что грузинские «историки и педагоги не будут называть осетин (…) дикарями и людоедами». Роль грузинских историков и педагогов, в целом интеллектуалов, в создании из осетин образа врага будет далее достаточно аргументированно показана. Здесь же обращаем особое внимание на то, что грузинский историк почти сто лет назад писал о неблаговидной роли своих соотечественников, существенно искажавших историю и культуру осетин, из которых уже тогда создали образ врага (в 90-е годы XX в. З. Гамсахурдиа и его идейные вдохновители, доказывавшие «дикость и отсталость» осетин, у которых «нет ни истории, ни культуры, ни Родины» в Южной Осетии, не были первопроходцами ангажированной антиосетинской риторики и пионерами в фальсификации истории осетин и Осетии). Грузинские историки и педагоги, как подметил З. Чичинадзе, «внушали многим до сих пор» образ кровожадного осетина, «дикаря и людоеда», мало отличавшегося от первобытного человека, которого только и следовало опасаться. Нет сомнений в том, что грузинские интеллектуалы сознательно искажали историю, кулльтуру, традиции и вероисповедание осетин с целью создания из них образа врага, их максимальной дискредитации в глазах читающих грузин. Здесь уместно напомнить, что образ врага, как правило, формируется путём инверсии определённых страхов и отрицательных черт, приписываемых целому народу, партии, религии, группе людей и т. д. По логике архитекторов образа врага, в данном случае грузинских интеллектуалов, создаётся собственный сильно преувеличенный зеркально-отрицательный образ, против которого не только следует, но и необходимо «во имя выживания своей нации» бороться до победного конца.

Следует подчеркнуть, что образ врага, созданный грузинскими интеллектуалами из осетин, во многом был и остаётся иллюзорным (лат. illusorias – призрачный, обманчивый, кажущийся). Тем не менее в сознании, его породившем, он создаёт ощущение угрозы Грузии, грузинской нации. Такая псевдоугроза позволяет строить грузинской политической и интеллектуальной элите агрессивное политическое поведение в отношении осетин и Южной Осетии, решительная и бескомпромиссная борьба против которых многими грузинами воспринимается как справедливая борьба за национальные интересы Грузии. Таким образом, борьба против осетин и Южной Осетии, в которой активную роль играли и продолжают играть грузинские интеллектуалы, в конечном итоге направлена либо на геноцид осетин и полное уничтожение исторического, географического и политико-государственного понятия «Южная Осетия», либо на полное подчинение южных осетин диктату Грузии с обязательной перспективой ассимиляции малочисленного народа грузинской нацией и постепенного добровольного «тихого» исчезновения с географической карты Южной Осетии. В этой связи напоминаем и обращаем внимание на то, что неоднократные попытки грузинской феодальной верхушки закабалить осетин встречали ожесточённое сопротивление. З. Чичинадзе писал: «Грузинам осетины никогда не подчинялись (…). Поход Помпея, войны Митридата, Александра Македонского, персидские походы и многие другие не миновали Осетию. Во всех этих войнах осетины принимали непосредственное участие. Помпея они провожали с большими почестями»²⁴⁶. Далее историк подчёркивает, что «грузинская беднота ставила в пример себе осетинскую бедноту и стремилась освободиться от помещиков, но это было ей не под силу. Грузинская верхушка (…) решили закрепостить осетин. (…) Но осетинская беднота поднялась против них и не покорилась им»²⁴⁷.

Такие этнопсихологические основы формирования извращённого национального самосознания отчётливо прослеживаются в шовинистических идейно-политических и псевдонаучных концепциях грузинских политиков и интеллектуалов. В этой связи ещё больший интерес представляют рассуждения грузинского историка З. Чичинадзе, который ещё в 1915 г. писал: «В сороковых годах XVIII столетия утверждали, что у осетин нет ни своей истории, ни книг, ни значительного прошлого, а потому их не ждёт и хорошее будущее. Это всё ложь, глупость, выдуманная врагами осетин»²⁴⁸. Далее грузинский историк-диссидент пророчески писал: «Те, кто говорит, что у осетин нет ничего замечательного в прошлом, а потому у них будет неважное будущее, оказались односторонними людьми, недальновидными. Из всего вышесказанного видно, что у осетин было богатое прошлое, большая и богатая история, потому они и начали идти по пути возрождения в XIX веке и стали процветать. Отставание Осетии было временным явлением»²⁴⁹. Зная историю Осетии XIX – XX вв., трудно возражать грузинскому историку, писавшему об осетинах с уважением и в целом объективно.

Анализ работы З. Чичинадзе убеждает в том, что он представляет собой редчайшее явление в грузинской исторической науке, «и если нам когда-нибудь понадобиться судить о грузинах, то, конечно же, в первую очередь, следует упоминать созидателей дружбы и доверия, каковыми были Чичинадзе и его редкие последователи, защищающие Истину и честь грузинской исторической науки»²⁵⁰.

В начале XVII в. основная часть Юго-Осетии (Крцхинвали, Туалия-Двалети) управлялась Георгием Саакадзе (ок. 1580 – 1629), и по его призыву осетины (вместе с арагвскими осетинами под руководством Зураба Эристави) воевали против могущественного шаха Ирана Аббаса I (1571 – 1629). Поняв, что военный союз грузин и осетин ему не одолеть, шах предпринял попытку разгрома Осетии, пройдя через Дарьяльское ущелье почти до Зарамага, но осетины отбили нападение. Тогда шах прибег к дипломатии и сумел стравить между собой Г. Саакадзе и З. Эристави, в междоусобице которых осетины участвовать отказались и, более того, вышли из подчинения Г. Саакадзе. Он предпринял поход в в управлявшуюся им часть Осетии, и после ожесточённой схватки заставил осетин на какое-то время вновь платить повинности.

В 1659 г. осетины арагвского и ксанского эриставств приняли участие в Бахтрионской битве с персами, окончившейся поражением завоевателей.

Царь Картли Вахтанг VI Законодатель (1675 – 1737), низложенный в 1724 г. персами и годами живший в Осетии, в своих планах борьбы против персов (Ирана) большое значение уделял набору в войско осетин. Активно выступили южные осетины в антииранском восстании Ксанского эристава Шанше. Вместе с грузинами осетины воевали и против Сефи-Хана (1737 г.).Выше упоминалось о Дзимырских (Жамурских) осетинах, уничтоживших карательный отряд кизилбашей. Военная поддержка осетин национально-освободительной борьбе грузин против персидского (иранского) господства в Грузии могла бы стать решающей, если бы грузинское руководство было единым. Однако шаху Ирана (с 1736 г.)Надир-Шаху Афшару (1688 – 1747) тоже удалось столкнуть между собой наиболее сильных грузинских феодалов: «Борьба Шанше против завоевателей, - указывал академик АН Грузии Н. А. Бердзенишвили, - вскоре превратилась в междуусобную войну между Картлийскими князьями. Шанше в союзе с лезгинами громил владения Амилахвари, а Амилахвари вместе с килизбашами уничтожал крестьян Ксанского ущелья, и оба сетовали на разорение Картли»²⁵¹. Большое значение имело участие осетин в разгроме дагестанского вторжения 1759 г. в Грузию. Южные осетины участвовали в русско-турецкой войне 1768 – 1774 гг., в том числе в Аспиндзской битве, где они отличились. Внук Вахтанга VI Александр в своей борьбе за картлийский престол пытался привлечь к себе осетин, но они не поддержали его, и он не имел упеха. Ираклий II возлагал на осетин задачу отразить лезгинское нападение, и даже, как мы указывали выше, вёл целенаправленную политику всемерного сближения с осетинами. Напомним также значительное участие осетин в Крцанисской битве. Надо также учитывать, что летописи отмечали участие осетин в политических событиях лишь в том случае, если они действовали самостоятельными военными (военно-политическими) образованиями. В случае совместных (смешанных) с грузинами действий южные осетины специально не назывались.