Книга вторая. Под общей редакцией генерал-лейтенанта Б. И. Грибанова воронеж 1999

«Афганцы в кишлаках подбирают гильзы от пушек БМП, набивают их землей, сплющивают горловину и... получаются клинья, которыми расщепляют бревна».

«В Афганистане на похоронах присутствуют только мужчины. И вот что интересно: тот, чьего родственни­ка хоронят, раздает присутствующим небольшие сум­мы денег... За то, что пришли, что ли? Или чтобы по­мянули? Чужая страна -потемки!».

* * *

«Переводчик переводит: «...он пошел туда, а там все деревянное». Оказалось, «он» пошел всего-навсего в рощу. Переводчик по-афгански - таджимон».

«В кишлаках «духи» устраивают под своими домами двух-, а то и трехэтажные схроны. Иной раз делают убежища даже в дувалах. Если, конечно, они достаточ­но толстые».

* * *

«Памятка водителю, механику-водителю при дей­ствиях в районах минной опасности. Из опыта извест­но, что мины мятежники часто устанавливают:

2. На грунтовых дорогах, в колеях, местах пересече­ния дороги с сухими руслами, на развилках, объездах, съездах с дороги.

3. На придорожных площадках, удобных для стоян­ки колонн.

4. На подъездах к постам, заставам, стрельбищам, колодцам, рекам.

5. На подъездах к местам диверсий на газопроводе.

6. Мины, фугасы с замыкателями устанавливаются в выбоины, заполненные водой.

Водитель! Запомни эти места. Управляя машиной, будь предельно внимательным и осмотрительным. На дорогах, по которым ездят местные жители, против­ник обозначает места минирования с помощью кам­ней, различных предметов. На местах установки мин остаются следы, неоднородный грунт, бугры или пред­меты на дороге, замыкатели в виде обрывков троса, пластин или гильз с проводами. Особенно будь внима­телен на пыльных дорогах, душманы ставят мины прямо в дорожную пыль. Обнаружив подозрительное место, останови машину, обозначь это место, доложи коман­диру и действую по его указанию.

Соблюдай дисциплину марша, не выезжай из ко­леи, не обгоняй впереди движущийся транспорт с вы­ездом на обочину».

* * *

«Стояли на Думском мосту: 3 «бээмпухи», 4 «бтээра», 3 минбатовских «шишиги» и 60 человек десан­та. Рядом расположились раимпальвановцы, что-то около роты, Раим Пальван - командир 78-й погра­ничной бригады. Возле Дума его, конечно, не было. «Зелеными» (так тут союзников называют) коман­довал молодой ротный. Из-за этого все и получилось. Не усмотрел за бойцами, те и подались скрытно в кишлак за бараном, это аж потом выяснилось. А сна­чала... Наши наблюдатели их на сопарях засекли, док­ладывают: несколько человек с оружием. Ротный ра-импальвановский одно твердит - мои все на месте. Точно? Да... тогда врезали по цели из минометов и АГСа. Те - не дураки, сразу за гребень скрылись. Но для минометчиков это не проблема, кинули и за гребень несколько мин. А вскоре выяснилось, что там союзники как раз и были, прибежали на стоянку, бледные все, перепуганные. Один, кажется, с ума сошел. Повторял только: «Зур файр, зур файр, зу-у-ур файр!» («Хороший огонь»). А больше ничего не говорил. Потом принесли местные пацаненка-пастуш­ка, осколками посеченного. «Зеленые» только испу­гом отделались, а мальчишку... Занесли его в штаб - заброшенный байский дом, - доктор туда побежал. Следом на стоянку старик на ишаке приехал. Лицо гневное, кричит, клюкой размахивает, на БТР плю­нул. Перевод не нужен. Славка Подковыркин стал старика автоматом оттирать в сторону. Хоть и выгля­дел он при этом смущенным, но анология у меня возникла моментальная и неприятная. Многажды виденная в кино сцена: немец отталкивает человека куцым своим автоматом, человек бессилен что-либо сделать. «Тошно все это. А пастушонок, между про­чим, этому деду - внук».

«Ящики из-под мин в мангруппе нарасхват. Из них делают обшивку для землянок, мебель, вообще всякую всячину. Ясно, что минометчики устраиваются добротнее всех».

* * *

«Духи» умудряются умещаться в одном грузовике по 60-70 человек, не считая шмоток и оружия. Фанта­стика!»

* * *

* * *

«В имамсахибской мангруппе стоит возле располо­жения минбатареи притащенный сюда, сбитый «духа­ми» «борт» - МИ-8. С него, конечно, все поснимали. Бортовой номер 31-й. Когда кто-нибудь начинает силь­но рваться в Союз, его непременно подкалывают: «А вон - на «тридцать первом» лети!».

* * *

«Блок» - это вот что. Палящее солнце, БМП и БТР в капонирах, косо торчащие стволы минометов, тенты из брезента, плащ-палаток... Под тентами спят солда­ты: вероятность попытки прорыва днем ничтожно мала. Ночью все сидели в окопах, стреляли без команды, отзываясь на «светомузыку» сигнальных мин... А сей­час знойная тишина, лишь трещит надсадно движок возле КШМ. Вдруг - гул! «Борты» идут».

Через несколько секунд оранжевый дым стелется по ветру над самой землей. «Борты» сели, гонят пыль, песок, грохочут. Грузовые отсеки открыты, солдаты бегом выносят оттуда тяжелые ящики. Мины привез­ли... И вот снова тихо, «борты» растворились в белесом полуденном небе. На ПКП бубнит по телефону дежур­ный офицер, снимая обстановку. В «блоке» - вымерший, безмолвный, враждебный даже в этом безмолвии киш­лак».

* * *

«Эрэс» попал прямо в окоп, и от пятерых сарбозов остались одни кровавые лохмотья. Их комбату осколок разворотил живот... Вчера только разговаривали с ним и курили. Туран Керим в Ташкенте учился. По-русски свободно говорит. Говорил...»

* * *

* * *

- Нанабадская «броня» выдавила из кишлака бандешку, и та нарвалась на наши БМП. Сейчас по ней бьют. А так все спокойно, все нормально...

- Ну хоп, понял тебя. До связи!».

* * *

* * *

- Николай Николаевич, седьмой пост обстреляли со стороны кладбища.

- Сколько выстрелов?

- Шесть.

- Николай Николаевич, так я что говорю... Дизель-то списывать как-то надо...

- Так это... Одна пуля в дизель попала, ладно? Ни­как не починить.

- Ла-а-дно. Пусть в телеграмму заложат».

«Неуютная халупа, заставленная, заваленная каким-то хламом, пустые бутылки, тяжелый воздух. На гряз­ном столе - мощный «Шарп». В углу висят какие-то пла­щи, стоят три трофейные винтовки. Автрматы висят над кроватями. «Вот это и есть вилла советников». Пла­чущий, пьяный советник. Получил из дома письмо: дочка, которую так ждал, родилась калекой».

* * *

«Разведчик заработал выговор за то, что не знал о постановке мин на маршруте колонны. «Ну как? Как это возможно?! Что, на каждом километре людей ста­вить? Я же говорил, дайте оружие Хабибулло... Он сво­их пошлет, и все будет нормально. Так нет же!.. «Хаби­булло - командир «договорной» банды, все собирается перейти на сторону Кабула. А в общем, типично аф­ганский вариант - «и нашим, и вашим». Так что, ду­маю, Хабибулло вряд ли решил бы проблему».

«У многих офицеров и прапорщиков, чья замена задерживается, свой календарь. Допустим, должен был замениться в феврале, но... И вот на его личном кален­даре. .. 133 февраля, к примеру. Некоторые такие кален­дари еще и вывешивают».

* * *

«Разговор по связи после напряженной ночи на «блоке»:

- М-м-м... Че-та нету...

- Как нету?! А где же он?

- Ну, не знаю... Ушел, наверное!».

* * *

«Дух» - марксист. Он на переговорах с нашими вдруг заявил, что читал Маркса, Ленина. А потом начал рас­сказывать про «предпосылки», «революционную ситу­ацию», «экспорт революции» и т.д. И все это ехидно так, с улыбочкой. В общем, поводил носом по бата­рее».

«Ноябрь. Холодный «афганец» крутит тучи пыли. Она завесила все окружающее пространство. Моментально забивает ноздри, рот, уши. Тоскливый и холодный жел­тый неуют».

«Боевая группа долго сидела в горах, так получилось. Снег, собачий холод, со жратвой напряженка. Обовшивели все. Пили растопленный таблетками су­хого спирта снег. Костер нормальный не развести - «духи» кругом. Дней десять ели сухари и ледяную пер­ловку с мясом - консервы. Многие уже ходили по большому с кровью. И холод, холод... Ночью изнемо­гали от него и никак не могли дождаться утра. Близ­кие звезды кололи тонкими морозными иглами мер­твого света. От холодовой усталости можно запросто с ума сойти. Внезапному ночному бою были едва ли не рады. Встряска. Чудом никто не погиб. Единствен­ного раненого колотило под кучей наваленных на него спальников. Грели руки о раскаленные стволы авто­матов. Перчатки начинали дымиться... А снимали «бор­тами». В тепле всех разморило, моментально отклю­чились. «Борты» сели. Но долго еще не базе не могли растолкать спящих, все как в омут провалились. Ве­чером, из жарко натопленной бани среди сочного перехлеста веников и блаженных стонов ледяной пятачок в горах казался неимоверно далеким и нере­альным. Но он был, он есть. И из памяти его уже не выправить».

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

О проведении совместного агитационно-пропаган­дистского рейда было договорено заранее. Теперь же, по ходу дела, возникла необходимость уточнить неко­торые детали. Вечером к палаточному городку подъеха­ли афганцы. Их БТР, развернув башню, остался у въезда в городок. Гостей проводили в палатку. Туда же прошли офицеры-переводчики... Брезентовый полог откинулся через час. Итак, решено: рейд начинается завтра утром. Идем в один из ближайших кишлаков. «Сложный киш­лак», - сказал один из переводчиков. Вскоре БТР аф­ганцев скрылся за барханами.

Утро оранжевое, раннее, но прохлады уже нет. Та­кое ощущение, что раскаленные пески не успели ос­тыть за ночь. Машины, идущие в рейд, уже вытянулись в колонну. На головной укреплен красный плакат с белой вязью арабских букв, советский и афганский государственные флаги. Наконец, все занимают свои места, воздух наполняется шумом двигателей и плава­ющими сизыми облачками выхлопных газов. Вперед! Колонна потянулась в пески.

...Кишлак расположен в оазисе. Из-за купы высоких деревьев виднеются саманные дома с характерными трапециевидными башнями. В стенах башен чернеют уз­кие окна, похожие на бойницы. Подъезжаем к окраине. Там, на въезде в кишлак, стоит у самого дувала стайка мальчишек. В глазах - любопытство и настороженность. В позах - готовность задать стрекоча, если что... Маши­ны останавливаются, их на минуту укрывает наполза­ющая пелена пыли. Когда она рассеивается, видим од­ного из «вчерашних» афганцев. Это товарищ Каюм - заведующий отделом пропаганды уездного комитета НДПА. Здороваемся, а потом в дело вступают перевод­чики. Каюм показывает рукой вдоль узкой, змеящейся меж высоких дувалов дороги. Агитмашина трогается с места, ветерок колышет флаги.

Встали в тени старого раскидистого тутовника. Каюм протянул две магнитофонные кассеты, и через пару минут в сонной тишине кишлака зазвучала музыка. Солдаты устраивают агитуголок: развешивают плака­ты, рассказывающие о жизни среднеазиатских респуб­лик в Союзе,- раскладывают красочные книжки, из машины выгружают большие ящики. В них - подарки от советских ребят: игрушки, школьные принадлеж­ности, детская одежда.

За Каюмом идем по тенистой улочке, ведущей к базару. Именно там должен состояться митинг.

Против ожидания, крохотная базарная «площадь» почти пуста. В дуканах сидят на циновках возле своих товаров торговцы, глядят настороженно и тут же отво­дят глаза, если на них смотрит кто-нибудь из участни­ков рейда. А товары разные: самодельные конфеты, яблоки, батареи разнокалиберных пузырьков с ярки­ми наклейками, бараньи туши, китайские фонарики, медикаменты. Последние, кстати, стоят в Афганиста­не дорого, и поэтому тот, у кого много лекарств, счи­тается человеком зажиточным. Мы стоим рядом с од­ним из дуканов. Здесь, под навесом, вместе с отцом сидит паренек лет двенадцати. Вот интересно: одежда на нем старенькая, латанная-перелатанная, но из-под рукава выгоревшей на солнце рубахи видны электрон­ные часы в черном пластиковом корпусе с таким же ремешком. Контраст - разительный!

В середине утоптанного, присыпанного соломенной трухой майданчика стоит грузовик. Кузов - произведе­ние искусства. Доски изукрашены чеканкой, рисунка­ми, металлическими бляшками, разноцветными шерстяными кистями и просто лентами яркой материи. Верный признак того, что грузовичок - частный. Да и на его номере видны буквы - «шахси», что как раз и означает - «личный».

Между тем, народу прибавилось. Правда, большей частью за счет вездесущей ребятни, привлеченной зву­ками музыки и появлением незнакомых людей. Дер­жатся малыши, однако, на всякий случай в некотором отдалении, с любопытством поглядывая на стоящие под навесом ящики. Да и почтенные «аксакалы», забы­вая порой свою восточную невозмутимость, бросают под навес быстрые, но все же полные достоинства взгляды. Но общее выражение глаз почти у всех жите­лей кишлака одно - страх. Затаенный, скрываемый, но тем не менее явственно видимый. Кого они боятся? Нас? Каюм объясняет. Здесь не так давно была банда. Убили несколько человек. Пригрозили, чтобы с «шурави» - никаких контактов. Банду отогнали подразде­ления царандоя, но люди запуганы...

...Выйдя на середину «площади», Каюм начал го­ворить. Собственно, даже нам было понятно, о чем идет речь. О борющейся стране, которой мешают стро­ить новую жизнь, о дружбе с СССР, который оказы­вает безвозмездную помощь (жест в сторону ящиков), о необходимости учиться, чтобы уметь читать Коран (жест на стопки книг, тетрадей и горку карандашей, линеек). Он говорил. Его слушали. Внимательно слуша­ли, но старались, чтобы это не бросалось в глаза, опа­сались проявлять интерес.

Каюм уже перешел к «неофициальной» части. Нор­мальным, «непропагандистским» голосом он, устало улыбаясь, подзывает мальчишек.

Но малыши, переминаясь с ноги на ногу, стоят на месте. Гипнотизируют игрушку взглядами и... стоят. На­конец, самый маленький несмело шагнул вперед. Каюм протянул ему машинку. Все! Она у мальчугана в руках.

И ничего не случилось. Взрослые молча и насторожен­но наблюдают за происходящим. Потом пожилой аф­ганец, взяв за руку совсем еще крохотную девочку, ведет ее через притихший базар туда, где возле ящиков под навесом стоят вперемешку наши солдаты и сарбозы. Девочке дают куклу, и ребенок радостно, во весь рот, улыбается... А через несколько минут возле ящика с игрушками становится тесно от ребятни. Взрослые оживленно переговариваются, но по-прежнему оста­ются на своих местах. Действительно, «сложный киш­лак»...

В тени одного из навесов развернул свой медпункт доктор Тамаров. Но, против ожидания, никто не спе­шит к нему, и наш добрый «Айболит» мается без рабо­ты, то и дело протирая платком толстые стекла очков. Потом только, спустя час, а то и больше, к медпункту подходит похожий на Щукаря старик. И, видно, не столько из необходимости лечиться, сколько из любо­пытства, усаживается перед Тамаровым на циновку. Засучив изрядно потертую штанину, он тыкает гряз­ным пальцем в худое, но вполне здоровое на вид коле­но. Но доктор начинает лечить, и через пару минут колено расцветает какими-то бело-розовыми присып­ками. Довольный дед, не хромая, с достоинством уда­ляется. Еще пациент, еще... И все. Как отрезало. Тама­ров протирает очки. Сложный кишлак...

Офицер Доронин вместе с переводчиком подходит к Каюму.

- Давай, скажи, пусть идут к грузовой машине. Бу­дем керосин распределять.

Переводчик произносит несколько гортанных фраз, Каюм кивает и обращается к дехканам, поминутно указывая рукой на машину и произнося при этом: «петроль» - керосин.

- Керосин - дефицит, - поясняет Доронин. - Долж­ны пойти. Давайка тоже к машине двинемся. Посмотрим, как дела пойдут.

Ждали полчаса. Никого. Потом с кувшинами подо­шли робко два пацана.

- Видал? Детей послали! А сами боятся, - с горечью констатирует Доронин. - Боятся. Говорят, что душма­ны разрешили брать керосин у «шурави» только мулле да старосте. Вот такие дела. Ну да ничего, еще не вечер.

Мальчишек с ведрами и банками становится все больше. Они подталкивают друг друга вперед. У многих в руках подаренные только что карандаши и линейки. Солдат в машине наполняет первый кувшин. Ну, здесь вроде бы заладилось. А вот оборудованный на одной из машин агитуголок по-прежнему пустует. Там только несколько сарбозов рассматривают яркие иллюстрации на плакатах. Доронин берет плакат и идет к детям. Те отступают испуганно, но когда офицер разворачивает большой лист с картинками, останавливаются, потом несмело приближаются и с явным интересом начина­ют рассматривать изображенные на них улицы совет­ских городов, поля, сельхозмашины, лица счастливых людей.

- И у вас так будет, - говорит Доронин. - Переведи! - оборачивается к солдату-переводчику. - Только для этого надо учиться, понимаете? Ты переводи... Ну вот, види­те? Это школа. У нас все дети умеют читать и писать. А вот в таких домах живут. Это - магазин... Дукан, значит. Вот ты умеешь читать? - обращается к одному из маль­чишек лет девяти. Тот, выслушав перевод, отрицатель­но качает головой. - Ну ничего, скоро у вас построят школу, будете учиться. Мальчик недоверчиво смотрит на Доронина. - А это... Это возьми себе. На память.

Малыш крепко прижимает плакат к груди и спе­шит затеряться среди своих сверстников. Сложный киш­лак...

По асфальту ехать - одно удовольствие, которое особенно ценится после долгого «плавания» по сыпучему морю пыльных песков. А кроме всего, еще и ин­тересно! Навстречу то и дело попадаются «шедевры». Так в шутку называет изукрашенные снизу доверху афганские машины офицер-переводчик Руслан Мирзаев. Ничего не скажешь, и впрямь - шедевры. Или тя­нутся нескончаемые вереницы машин «Афсотра» - со­вместного афгано-советского общества транспортных перевозок. А через полтора часа пути наша колонна останавливается. Там, впереди, - пост царандоя, и пе­ред полосатым шлагбаумом уже скопилось несколько «шедевров». Их проверяют царандоевцы. Хоть и не в пример реже пытаются душманские пособники теперь провозить в таких вот грузовиках оружие, но все же случается. Поэтому проверке этой удивляться не при­ходится. Но вот трогаемся дальше. Погода между тем испортилась. Задул «афганец». По асфальту змеится пес­чаная поземка. При резких порывах ветра песчинки се­кут лицо. Их швыряет целыми горстями, если навстре­чу проносятся, резко обдавая горячим воздухом, ог­ромные рефрижераторы.

- Все, кончилась малина, - сказал один из офице­ров: машины одна за другой ныряли с насыпи вниз на дорогу, уходящую в дымящиеся барханы.

...Белое, тусклое сквозь пелену пыли солнце. Техни­ка потеряла свой привычный зеленый цвет - тоже бе­лая. Волосы людей - «седые». Зной, пыль, раскаленный металл, натруженный рев машин. Идем через пески. Время остановилось. До улусвольства, куда мы держим путь, вроде бы небольшое расстояние, но километры даются трудно.

Потянулись кишлаки. Дорога проходит рядом с ка­ким-то фантастически нескончаемым высоким дувалом. Он отражает поднятую колонной пыль, и она не­подвижно клубится в воздухе. Когда въезжаешь в такое непроницаемое облако, закрываешь глаза - не так «страшно дышать». Вместо лиц теперь - грязно-бурые маски. Но все приободрились, потому что до цели уже недалеко. Вдруг головная машина остановилась, кив­нув длинным прутом антенны. Спрыгиваем на землю, идем вперед разузнать, что случилось. Вдруг - команда:

- Наводчики! Внимательно смотреть.

Дрогнули башни боевых машин, стволами устави­лись в заросли, которые вплотную подступают к доро­ге.

...Разобран мост через арык. Душманы нередко де­лают завалы на дорогах или, вот как сейчас: разбирают мосты, когда устраивают засады. Поэтому офицер Шишин, подавший команду, назначает еще и наблю­дателей. Те с автоматами наизготовку занимают ука­занные им позиции. А у моста уже идет работа: мелька­ют лопаты, кирки, кладутся снятые с машин бревна («устройства для самовытаскивания»). Через полчаса это препятствие остается позади.

...Улусвольство обнесено с четырех сторон глино­битной стеной с бойницами. По углам - сторожевые башни, где и сейчас несут службу сарбозы. Тихо. «Аф­ганец», наконец, выдохся. Наши пропагандисты по­шли обговаривать с представителями местной власти план предстоящей работы. Отдыхаем от грохота, тряс­ки, пыли... Только от жары по-прежнему некуда деться. Время перевалило за полдень.

...А когда спал, наконец, зной, поехали в улусволь­ство уже из лагеря, оборудованного в некотором уда­лении от близлежащих кишлаков. Это, как говорится, ознакомительный визит. Собственно работа начнется завтра.

Утром, после небольшого митинга, глазам предстала действительно совсем не похожая на первую картина. Люди улыбались, охотно разговаривали, с большим желанием брали школьные принадлежности, откровен­но радовались подаркам. К молодому доктору Ростис­лаву Бердову - настоящее паломничество. (Поневоле вспомнилось, как никто не хотел идти к Тамарову). Врач давал таблетки, смазывал раны, делал перевязки. Он работал. Одним из его пациентов был двенадцати­летний мальчуган со сквозным пулевым ранением. Душ­манам безразлично, куда и в кого стрелять. Лишь бы платили. А платят хорошо.

...В улусвольстве оставили все имеющиеся брошю­ры, книжки и плакаты. Афганцы довольны, пригова­ривают: «Бисиор хуп» - очень хорошо. Но больше всех, конечно, рады дети. Да оно и понятно: в руках краси­вые яркие игрушки. Кто знает, что запомнится малы­шам из их, прямо скажем, нелегкого детства? Но, ду­маю, ни дня этого, ни этих игрушек они уже не забу­дут.

Колонна идет в обратный путь, рейд завершен. По­бывали в двух очень не похожих друг на друга кишла­ках. А как было бы в третьем, четвертом? Сложно ска­зать. Страна идет к новой жизни курсом национально­го примирения. Одни принимают его с радостью, дру­гие, отщепенцы, - в штыки, третьи выжидают. Трудно жить в сегодняшнем Афганистане. И так же непросто дать оценку увиденному в рейде. Да и не надо упро­щать, нельзя. Революция просто не делается, а слож­нее всего ее отстоять. Афганский народ найдет в себе силы довести начатое до конца.

Ровно работал двигатель машины, летела под коле­са серая лента шоссе, вспоминались лица афганцев. Разные лица. Решительные, испуганные, довольные, смеющиеся, угрюмые, гордые, равнодушные... Разные... «Нет, упрощать нельзя!»

Приземистая комнатка, в которой чувствуешь себя почти по-домашнему уютно и надежно, тусклый свет лампы и книги, много-много книг - донельзя зачитан­ных и совсем еще новеньких - на дощатых полках.

«Книги - мой компас в жизни. Я через чтение и офи­цером стал. Влюбился в армию мальчишкой, и чувство это не ослабевает до сих пор», - запомнились мне эти слова Сергея Шульги, двадцатишестилетнего командира минометной батареи.

За время службы Шульги в Афганистане встречались с ним и в гарнизоне, и на боевых операциях часто. Под­ружились. И потом, когда уехал Сергей по замене слу­жить в другой округ, доводилось бывать в «его» батарее. Командиром там стал бывший взводный Шульги - ка­питан Виктор Тарасов.

А летом 88-го мне довелось в составе агитационно-пропагандистской группы принимать участие в боевом рейде. В транспортной колонне заканчивались последние приготовления, когда я увидел возле ЗИЛов с миноме­тами на прицепе знакомую фигуру. Ошибки быть не мог­ло - Шульга! Мы успели только обняться, когда разда­лась команда «По машинам!», разбросав нас в разные концы колонны. Впереди были долгие километры афган­ского бездорожья.