Книга вторая. Под общей редакцией генерал-лейтенанта Б. И. Грибанова воронеж 1999

Бандит ворвался в ее квартиру, когда на вопрос: «Кто там?», - ответил по-свойски: «Люда, открой!» - и она открыла дверь.

Молодой парень, лет двадцати, отшвырнул ее из коридора в комнату, достал нож и поднес его к груди женщины.

...Сегодня уже не скажешь, что руководило в тот момент Людмилой Афанасьевной, но, как показали дальнейшие события, совершенный ею тогда посту­пок и выбранная линия поведения оказались единствен­но верными, спасительными для нее...

Она не стала кричать, не попыталась звать на по­мощь, а медленно подняла руку, взялась за лезвие ножа и не дала ему ударить себя. На ладони образовался глу­бокий порез, кровь хлынула ручьем. Парень почему-то бросился на кухню, стал искать сахар и, найдя его, присыпал ей рану. И тут, увидев его глаза, Людмила Афанасьевна поняла, что, наверное, не все еще поте­ряно: если попытаться поговорить с ним - спасение возможно.

Из долгого, сумбурно-путаного разговора она по­няла, что выслеживали ее давно, персонально ей мстить не собирались, но жаждали смерти жены офицера-по­граничника. Момент был выбран неспроста: все члены семьи Кожемякиных, кроме Людмилы, были в отъез­де.

...Он не захотел (или не смог?) ее убивать. Забрал наиболее ценные вещи, деньги, связал хозяйку квар­тиры и запер в ванной комнате. Напоследок бросил фразу о том, что ей повезло: сегодня к ней должен был пойти другой, но у того ничего не вышло, а у него это первое «дело».

Выбраться самой Людмиле Афанасьевне тогда, ко­нечно, не удалось - помогли соседи, которые пришли на ее стук по трубе, что была в ванной комнате. Здесь же по телефону доложили оперативному дежурному о том, что на прапорщика Кожемякину совершено раз­бойное нападение, ей требуется медицинская помощь.

Людмила Афанасьевна была госпитализирована, о случившемся сообщили мужу. Он срочно вернулся из командировки.

Произошло все это в конце декабря 96-го в Душан­бе. Год службы засчитывался там за три не просто так. Ворвавшийся в квартиру Кожемякиных человек по национальности был таджиком.

В мае 1997 года полковник И. Кожемякин был пере­веден в Западную пограничную группу. Вот уже два года, как Людмила Афанасьевна с мужем живут в Вороне­же, в центре России. А воспоминания о том жутком происшествии хотя и отходят на второй план, но нет-нет, да и всплывут в памяти.

- Для меня Таджикистан был как бы продолжени­ем афганских событий, - говорит моя собеседница.

Хрупкая, невысокая женщина, на долю которой тягот и испытаний выпало более чем достаточно.

Поженились Игорь и Людмила 27 июня 1980 г. в Хабаровске, где она работала медицинской сестрой в 11-й клинической больнице. А уже в августе молодой чете предстоял переезд к новому месту службы мужа - его перевели в Сковородинский погранотряд. Но там пробыли они недолго. В марте 1981 г. старший лейте­нант И. Кожемякин был переведен в Среднеазиатский пограничный округ. Местом «дислокации» его семьи стал Хорогский погранотряд.

Эта смена места жительства была для Людмилы Афанасьевны первой из тех дальних поездок, когда пересекать из конца в конец пришлось практически всю страну. Наверное, именно поэтому так запомнилась.

- После перелета из Хабаровска в Ташкент наши вещи разместили на грузовиках. Туда сели и мы сами. Поехали в Хорог через Ош, - вспоминает она. - Ехали долго, больше суток, и все по серпантину горных до­рог. Поднимались на высоту около 4,5 тысяч метров над уровнем моря. Помню, остановились в каком-то селе­нии перекусить. Я вышла из машины и почувствовала, как сильно закружилась голова. Сказывался недостаток кислорода. А рядом местные мальчишки как ни в чем не бывало гоняли мяч.

...Тогда она еще не знала, что беременна, и рожать ей, перенесшей ранее тяжелое заболевание почек, пред­стоит в незнакомом среднеазиатском городке: уезжать было некуда и не к кому. Родителей Люда лишилась еще в двенадцатилетнем возрасте, и опекуном ее в то время была бабушка.

По приезде в Хорог переночевали в медсанчасти, где их приветил начальник ВМС Андрей Оборин. На следующий день переехали в гостиницу. А еще через день Игорь Николаевич убыл в свою первую команди­ровку в Афганистан.

Так что в предоставленную семье Кожемякиных квартиру Людмиле Афанасьевне пришлось вселяться в отсутствие мужа. Как, впрочем, и обустраиваться там. Как и жить на протяжении двух лет в постоянном ожи­дании его возвращений из нескончаемых командиро­вок.

Встречи их были короткими. Больше чем два-три дня они не длились. Кроме единственного раза.

...Утром 6 декабря отошли воды. Муж, по обыкно­вению, был в отъезде. Людмила Афанасьевна подня­лась к соседям, чтобы они помогли ей вызвать «Ско­рую помощь». Машина пришла быстро. Ив 12.15 этого воскресного дня родился их сын.

Игорю Николаевичу сообщили об этом событии по оперативной связи. И он, не дожидаясь, как обычно, вертолета, рванул домой, используя наземную техни­ку, что называется, на перекладных, не пренебрегая любой оказией. К вечеру следующего дня он стоял в дверях больницы, где размещалось также родильное от­деление, и спрашивал о здоровье жены и сына.

- Да вы поднимитесь в палату - сами увидите, - сказали ему в приемном покое.

И он как был, в шинели, - пошел туда.

...Чудны дела твои, Господи! - каких только на све­те не творится. И ведь удалось новоиспеченному отцу в тот вечер и с женой обняться в больничном коридоре, и сына на руках подержать.

- Жалко, - говорит Людмила Афанасьевна, - фото­аппарата у меня тогда не было, чтобы выражения лиц моих мужчин в тот момент запечатлеть.

На пятый день она, оставив врачам расписку, была с малышом дома. Это как раз тот самый единственный за два года памятный случай, когда Игорь Николаевич пробыл с ними десять суток.

Хорог вспоминается Людмиле Афанасьевне как не­большой, тихий и чистый городок, расположенный в котловине, со всех сторон окруженной горами. Мест­ные жители называли его «маленькой Швейцарией».

Однако не все так благостно было в этой «Швейца­рии». И не только землетрясения. За речушкой Гунт, что протекала там, а дальше впадала в Пяндж, была уже территория Афганистана...

Прибывает в Хорог машина. И по «беспроволочно­му телеграфу» уже в каждом доме известно: привезли убитого старшего лейтенанта. И вот бегут все «старлейские» жены туда. И каждая с замиранием сердца мыс­ленно заклинает: «Только бы не мой!» Так же бежали и капитанши, если привозили погибшего капитана...

Сегодня, по прошествии многих лет, когда Люд­мила Афанасьевна оценивает те годы с позиций ны­нешнего дня, она убеждена: им, женщинам, жившим в отряде, по большому счету было все же легче, чем тем, кто был вдали от своих мужей. Легче потому, что они знали правду об Афганистане. И не были успокое­ны той неполной, а временами лживой информацией, которую дозировано выдавали центральные средства массовой информации. И еще: у них была возможность встретить мужа, возвращавшегося с настоящей войны не просто в отряд, а к родным и любимым - домой, хоть на несколько часов облегчить ему жизнь.

И таких, кто пренебрег благами цивилизации, соб­ственными удобствами в годами отлаженном быту под маминым крылышком в центре Союза ради этого, было немало. С щемящей теплотой вспоминает Людмила Афанасьевна своих хорогских подруг: Наташу Обори­ну, Ольгу Занько, Свету Попову. В Термезе она близко сошлась с Валей Дмитренко.

Переезд Кожемякиных туда был типичным. Полу­чает муж очередное назначение, убывает к новому ме­сту службы, а следом за ним едет семья.

Людмила Афанасьевна с детьми приехала в Термез, когда было уже около двух часов ночи. Игорь Николаевич успел их встретить. А утром его уже ждал вертолет.

- Ну что поделать? - рассказывает она. - Пошла сама к начальнику тыла, познакомились. Он нас определил на место жительства (как сейчас помню, длинный ба­рак, разделенный на жилые помещения занавесками), поставил на довольствие. Благо, что был июнь...

Это был июнь 83-го. В ноябре этого же года Коже­мякиным предоставили благоустроенную двухкомнат­ную квартиру. Но жили все равно «на ящиках» - уже ждали следующего перевода. Так и получилось: в 1984 г. Игорю Николаевичу пришла замена. Новым местом его службы и, соответственно, новым местом прожива­ния его семьи стал Панфилов, что в Казахстане.

Два года, проведенные там, оказались лишь корот­кой мирной передышкой в их совместном послужном списке. Потому что уже в 1986 г. Кожемякины оказа­лись в Душанбе.

У Игоря Николаевича продолжилась череда беско­нечных командировок в Афганистан, а его жена, на­ряду с устройством быта (в который уже раз!) искала работу. Целый год они снимали жилье, ютились в од­ной комнате, а вот в 87-м удача улыбнулась им дваж­ды: и квартиру получили трехкомнатную, и работа хо­зяйке нового дома нашлась. Людмила Афанасьевна стала старшей медицинской сестрой диспансерно-поликлинического отделения Душанбинского госпиталя в зва­нии прапорщика.

Работать приходилось в том числе и эвакуатором, т.е. приезжать в аэропорт, чтобы забирать раненых, прибывших из-за кордона. Если поступали тяжело ра­ненные, выезжали целой бригадой во главе с врачом-специалистом. А вот если везли малярию, тиф, «Бот­кина» - ехала одна и, несмотря на массовый контакт с группами инфицированных, Бог миловал - сама не за­разилась. Хотя из их персонала переболело немало ме­дицинских работников.

По завершении афганских событий для Людмилы Афанасьевны и ее семьи война не закончилась.

События 12-13 февраля 1990 г. в Душанбе, громко названные там революцией, первопричиной которых была борьба за власть среди местных группировок, кос­нулись их существенным образом. На улицах стреляли, и к тревоге за мужа прибавилось непреходящее беспо­койство за жизнь детей, о себе уж - в последнюю оче­редь.

Дочку Оксану по настоятельному требованию ба­бушки с дедушкой отпустили к ним, в Россию. А так как занятия в школе, где учился сын Олег, были со­вершенно бессистемны, отвезли его в Ульяновское су­воровское военное училище. Способный мальчик по­ступил и в прошлом году окончил его.

Игорь Николаевич опять был в командировке, ког­да с оставшейся в одиночестве Людмилой Афанасьев­ной произошел тот жуткий случай, описанный внача­ле. А совсем незадолго до того, в 95-м, в служебный автобус, где она вместе с другими медиками ехала на работу, выстрелили из гранатомета. Некоторым оторвало конечности. Она тогда «отделалась» легкой контузией. О глубине психологических потрясений говорить было не принято. Игорь Николаевич и в тот день был в отъез­де.

С любимыми не расставайтесь?..

...Они всегда были вместе. Даже когда он воевал, и физически невозможно было быть рядом, значит, она ожидала его на расстоянии максимально возможного приближения. Чтобы жить его жизнью, интересами, целями, устремлениями. По аналогии с военной тер­минологией: «В условиях, максимально приближенных к боевым». И эта сухая, но четкая формулировка в дан­ном случае как нельзя более точно определяла суть их совместной жизни.

Каждый отпуск вместе - было для них неписанным законом. Тут даже договоренности не требовалось ни­какой: отдых мог 'быть только совместным - это было само собой разумеющимся.

Летом 93-го давние знакомые пригласили их отдох­нуть к себе в Алушту. Кожемякины собрались. Но в свя­зи со служебной необходимостью Игорь Николаевич вынужден был остаться. Ей тоже без него уезжать не хотелось. Но Олег, который уже приобрел и маску, и трубку для морских заплывов, на все лады умолял маму все же съездить на море. Был июль, стояла невыноси­мая жара. Перед растущим разочарованием в глазах сына Людмила Афанасьевна устоять не могла. Они поехали.

12-го числа в Москве им предстояла пересадка. Меж­ду поездами остановились передохнуть у знакомых мос­квичей. Смотрели телевизор. И вдруг в какой-то новостийной передаче услышали сообщение о блокирова­нии боевиками 12-й заставы Московского погранотряда. Игорь Николаевич находился в командировке на 11-й.

Билеты в Крым они сдали. Домой выехали в тот же день. 13-го были на месте.

Тогда они еще не знали наверняка, что именно в тот день их муж и отец вместе с другими погранични­ками пробивается на выручку ребятам, блокирован­ным на 12-ой заставе, с которой к тому времени уже была потеряна связь. Но Кожемякины были уверены, что он там и, как никогда, переживали и волновались за него.

Сегодня полагают: только чудом можно объяснить, что во время ближнего боя с бандитами посланные с наших вертолетов НУРСы не задели никого из погра­ничников.

Осмелюсь предположить, что к тому же разряду чу­дес можно отнести и такой факт. Боевой офицер И. Кожемякин, прошедший горящими тропами Афга­нистана и Таджикистана, выросший в боевых операциях от старшего лейтенанта до полковника, побывав­ший в самом пекле войны, не получил ни одного ра­нения. Хранил его Его Талисман.

...Игорь Николаевич иногда шутливо говорит своей жене, что половина его боевых наград принадлежит ей. А как известно, в каждой шутке есть лишь доля шутки. Вычислить, сколько «серьеза» в полушутке, я не возьмусь.

Галина МИНИНА.
Новикова Валентина Павловна

«Я служила вместе с сыном»

Новиков Павел Викторович

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА Новиков Павел Викторович. Родился 28 июня 1966 г. в Воронеже. После восьми классов средней школы окон­чил профтехучилище при механическом заводе, где по­лучил специальность токаря. Срочную службу проходил в Керкинском погранотряде. В 1985-1986 гг. после уче­бы в школе сержантского состава в г. Мары участвовал в боевых действиях на территории Афганистана в дол­жности командира отделения 2-й мотоманевренной группы. Награжден медалями «За отвагу» и «За боевые зас­луги».

В настоящее время работает водителем на одном из воронежских предприятий.

* * *

Новикова Валентина Павловна. Родилась 3 апреля 1937 года в г. Луганске. С1961 г. живет в Воронеже. По профессии - бухгалтер. 10 лет проработала в объедине­нии «Воронеж-одежда», 26 лет - агентом Госстраха Центрального района. Воспитала двух сыновей - Кон­стантина и Павла.

В этой семье удивительная атмосфера доброты, взаи­мопонимания и любви. Любви всепоглощающей, бескорыст­ной и мудрой - материнской.

Комната, в которой мы беседуем, бережно хранит все о сыне: детские фотографии, любимые книги, пожелтев­шие подшивки «Боевого дозора» и газет конца 80-х и са­мое сокровенное - аккуратную стопку его писем домой.

Наш разговор, конечно, о нем...

Не для высокопарных слов - мать и сын никогда не расставались. Даже два года срочной службы, полтора из которых пришлись на Афганистан, еще больше их сблизи­ли. Не порвалась эта прочная нить и сейчас. На столе -пышный букет гвоздик и яркий фотоальбом - подарки к Дню рождения мамы - красноречивые свидетельства сыновней любви и внимания.

- ...Оглядываясь в прошлое, не могу припомнить такие томительные по своей неизвестности годы, как 85-й и 86-й, бесконечные, вместившие в себя очень много переживаний, - неторопливо и вдумчиво начи­нает рассказ Валентина Павловна.

- Изболелось сердце. О том, что сын на войне, я узнала лишь за два месяца до его возвращения. Хотя и раньше интуиция меня не обманывала. Ни спокойный, выдержанный тон писем, ни по-прежнему каллигра­фический детский почерк, ни обстоятельный отчет о житье-бытье солдата-новобранца - ничто не давало ус­покоения. Где он? Что с ним? Эти вопросы мучили постоянно. Но я отгоняла от себя горькие мысли.

Даже на работе не всегда могла, как раньше, со­средоточиться на строгой арифметике отчетов. Почему в последнем письме на одной из фотографий на стен­де написано «Воины-интернационалисты»? Помню: кручу, верчу ее, вглядываюсь в каждую буковку, в каж­дое лицо на снимке. Какие интернационалисты могут быть в Туркмении?!

...Что знала о той войне? Практически ничего. У школьной подруги, жившей в Макеевке, сын служил штурманом на «черном тюльпане». Помню, как обо­жгла страшная весть: погиб Андрей Чуносов, посмер­тно награжденный орденом Красной Звезды. С ним вместе Паша уходил в армию и был в «учебке». Никог­да не забуду, как четыре дня подряд они ходили на призывной пункт. Но все откладывалось почему-то. Им надоело переодеваться - так и уехали в своей лучшей одежде. Позже сын рассказал, что уже в пути Андрей очень грустил, наверное, предчувствовал недоброе, повторяя жуткую фразу: «Жить не хочется».

Перестала смотреть программу «Служу Советскому Союзу». Бросались в глаза явная фальшь и надуман­ность сюжетов, неискренность слов.

А в письмах: «Я вижу душманов в бинокль, сегодня захватили в плен несколько душманов. Но ты не долж­на волноваться...». Даже своей девушке писал вокруг да около. Помню, как она возмущалась: «Что за служба такая! Не могу дозвониться». (В то время Алла работала на телеграфе и часто звонила в Мары, где Паша был в учебке).

«Если от меня долго не будет писем, то ты не вол­нуйся. Может, пошлют в командировку... Про свою поездку написать не могу, сами понимаете - в армии одни секреты». И ни слова о войне - проклятая кон­спирация. Например, что сын контужен и находился в госпитале, стало известно мне уже значительно позже. Как предчувствовал - заранее прислал письмо. А вооб­ще родители узнавали, где их дети, когда кого-то из солдатиков вызывали домой по телеграмме. Здесь они и «рассекречивались».

Наши мальчики свято соблюдали военную присягу и не хотели, чтобы мы лишний раз беспокоились о них. «Живу здесь, как во втором доме, только роди­тельского тепла здесь нету». «Скоро меня перебросят на пограничную заставу, буду служить на границе с ДРА. Мамочка, только ты не волнуйся, там спокойно... Скорей бы туда уехать, там будет настоящая погра­ничная служба, а то вы, наверное, все не верите, что я - пограничник».

Сбивало с толку и то, что письма получала регу­лярно - по одному в месяц - да и мои посылки доходи­ли до Павла. Все, что могла из продуктов (тогда были с ними перебои), сладости отсылала ему и его товари­щам. Хотелось всем, кто рядом с ним, сделать прият­ное.

А когда узнала, что сына избрали комсомольским вожаком, очень гордилась, стала покупать буклеты, плакаты. Может, они пригодятся для его работы.

«К своему дембелю я уже готов, осталось только ждать, когда скажут «счастливого пути», «как сильно хочется в лес или рыбу половить - я соскучился по всему этому», «все время в голове один Дом». Нако­нец-то время до возвращения стало измеряться неде­лями, днями. Вдруг однажды в гости к нам зашел Пашин друг Саша Головин узнать, вернулся ли он. «А где же мой сын?» - выдохнула я. «Тетя Валя! Я был на мон­гольской границе. А ваш сын - герой и скоро вернет­ся», - как мог успокаивал он меня.

Словами не передать чувство, когда после двухлет­ней разлуки видишь самого любимого и дорогого на свете человека живым и невредимым. Худой, измож­денный и бесконечно родной, в новой с иголочки форме. (Позже купила 3 кг карамели, 30 пачек «При­мы» и отослала все это вместе с формой в часть - дру­гим ребятам-дембелям).

Женившись, Паша не отдалился от меня. По-пре­жнему все праздники мы проводили вместе. Однако на мои настойчивые расспросы об Афганистане отвечал шутками-прибаутками. Так, на вопрос о наградах ост­рил: «Да что награды? Бывают еще лучше. Мне просто не хватило».

Как самую дорогую реликвию храню выписку из наградного листа: «...В ночь с 6 на 7 декабря 1985 года при блокировании кишлака Джангаль Ярык (прим. Джангаль-Арык) экипаж БТРа под командованием ст. сержанта Новикова П.В. сдерживал натиск душманов, пытающихся прорваться через блок... За умелое командование личным соста­вом, личное мужество и отвагу ст. сержант Новиков П.В. представлен к правительственной награде - меда­ли «За боевые заслуги».

...Однажды в любимый Пашин День пограничника мы гуляли по городу. Казалось, не было за нашими плечами горького опыта афганской войны и со мной рядом - не понюхавший пороха молодой воин, а ма­ленький ребенок. В его письмах часто совсем по-детски прорывалось: «Жду посылку с пряниками. Очень со­скучился по сладкому, деремся за каждую конфетку».

Захотелось, как в детстве, побаловать его. «Сыно­чек, я куплю тебе большой-большой торт. Ты заслу­жил этот гостинец». «Как хорошо, что ты все понима­ешь», - совсем по-взрослому ответил он мне.

Все друзья-сослуживцы сына для меня стали как родные. Андрей Соломатин, с которым Паша прини­мал участие во многих боевых операциях, его мама. Часто созваниваемся, обмениваемся новостями, скром­ными презентами.

В нашей семье не принято роптать на судьбу. Поэто­му и Паша никогда не сетует, что был в Афгане, и не стремится извлечь из этого факта никакой выгоды для себя. Ведь служба на границе сделала его настоящим мужчиной и самой надежной моей опорой.

«...Прошу: береги себя, мамочка, ведь ты у нас с Костей - одна - единственная. А за меня не волнуйся, я стараюсь служить так, чтобы тебе не было за меня стыд­но, как в школьные годы».

- Время не властно над нашей памятью. И сколько бы ни прошло лет, никогда не забудутся те мгнове­ния, из которых, собственно, и состоит наша жизнь, жизнь, отданная границе.

Тридцать лет... Как вехи стоят они на нашем пути. Чего только ни случалось за эти годы: встречи и разлу­ки, приобретения и потери, радости и беды.

Ярким воспоминанием вот уже много лет остается для меня 1979 год. Жили мы тогда в Ашхабаде - муж проходил службу в Среднеазиатском пограничном ок­руге. Числа 26-27 декабря я шла по улице Худайбердыева, одной из самых протяженных улиц туркменской столицы. Внимание привлек странный шум, постепенно приближающийся и нарастающий. Вначале решила, что с гор надвигается гроза или пыльная буря - явления довольно частые для тех мест. Однако то, что я увидела, потрясло меня до глубины души. По улице нескончае­мой вереницей проходила колонна бронетехники.

В первую минуту ощутила невероятную растерян­ность, затем тревогу. Ведь муж в то время находился в командировке на границе, и я ждала его со дня на день. Только позже мы узнали, что это шли наши вой­ска, предназначенные для ввода в Афганистан.

Время шло, вестей от мужа не было, тревога моя усиливалась. Начались дни и ночи ожидания. Навер­ное, тем и отличаются жены офицеров от других жен­щин, что умеют терпеливо ждать, не задавать лишних вопросов, не бегать по инстанциям. Прошли три меся­ца, мучительных и тревожных. Дождалась и я своего любимого с первого боевого задания.

Однажды вечером в квартире раздался звонок. От­крыв дверь, я увидела перед собой очень высокого и очень худого человека с поседевшими висками. Бук­вально опешив, я спросила: «Это ты или не ты?». Радо­сти моей не было предела: передо мной стоял муж, да, похудевший, да, поседевший, но целый и невреди­мый, заметно уставший, в пропахшей пылью и поро­хом форме, но глаза светились радостью от перепол­нявших его чувств.

Недаром говорят, что миром правит любовь, - она стоит во главе всего, она помогает нам преодолевать, казалось бы, непреодолимое. Муж рассказывал о ко­мандировках немного: в то время эта была запретная тема.

К сожалению, встреча наша была короткой: вновь начались длительные командировки. С глубокой благо­дарностью вспоминаю наших друзей и коллег мужа в тот сложный для меня период. Они поддерживали меня словом и делом, иногда давали возможность разгова­ривать с мужем, используя различные средства связи, помогали транспортом, продуктами.

Несмотря на различные должности и места служ­бы, командировки в Афганистан продолжались все долгие годы войны.

К счастью, она не коснулась мужа буквально, я имею в виду, что он не был ранен. Но косвенно ее жало укололо и его. 6 мая 1983 года, в день 15-летнего юбилея нашей свадьбы, мужа увезли в окружной гос­питаль с высокой, за 40 градусов, температурой. Ос­тался дома празднично накрытый стол, друзья, а мы мчались в ночь по шоссе Бахарден-Ашхабад.

Диагноз был поставлен очень быстро - тиф. Одно­временно были проведены проверки застав, коменда­тур, других подразделений, где в последнее время при­ходилось бывать мужу по долгу службы. Ни одного слу­чая этого заболевания зафиксировано не было. Нити вели в Афганистан.

Ну а мне, верной боевой подруге, нужно было спа­сать мужа, выхаживать его. Уже через пару дней я ле­жала в госпитале в одной с ним палате. Общение с нынешним миром было предельно ограничено. Даже пищу мы получали из рук в руки через дверь. Таким же образом обработанную специальным раствором посу­ду возвращала дежурному.

Первые дни болезни были самыми страшными и тяжелыми, в сознание муж не приходил, температура не снижалась. Шло время. Врачи прилагали все силы, весь свой врачебный опыт, чтобы поднять на ноги боль­ного. Но для них он был больной, а для меня - самый родной, дорогой и близкий человек. Много пережито в больничной палате, и это помогало нам преодолевать все.

Когда Геннадий смог есть (кормила его с ложеч­ки), когда смог подняться на ноги, осторожно стал ходить по палате, оперевшись на мое плечо. От слабо­сти он не мог долго держаться на ногах, поэтому про­гулки на свежем воздухе ограничивались табуреточкой на крыльце палаты, ну а я - рядом. Так вместе мы по­бедили эту страшную болезнь, этот отголосок афган­ской войны.

А дальше - снова командировки, участие в разра­ботке и осуществлении новых боевых операций.

Наши мужья выполняли свой долг. Офицерские се­мьи знают, что ДОЛГ, ЧЕСТЬ, ОТЕЧЕСТВО - это не высокие слова, не риторика, это смысл нашей жизни, и неправда, что они утратили свое значение в нынеш­нее время.

На парадном мундире мужа ордена и медали - сви­детельства службы по охране границы; еще больше поседела его голова. Так и идем мы по жизни рука об руку, неся нелегкую службу, точно зная, что это не зря.

До того страшного дня, когда пришла «похорон­ка», родители не знали, что сын служит в Афганиста­не. Письма и посылки шли в южный город Термез. От силы месяц оставалось до того мгновения, когда рас­пахнутся двери их квартиры и на пороге покажется улы­бающийся сын. Он жил ожиданием возвращения и ро­дители тоже.

Василий вел дневник, последняя запись в нем сде­лана 19 сентября 1982 года: «Завтра утром выход на операцию. В 4.00 - подъем, в 4.30 - выход, выходим дней на 10».