Книгу можно купить в : Biblion. Ru 31р. Оцените этот текст

ООН в Вене, а не советские служащие ООН в Женеве? Вопросов много. Но никого

они не интересуют. И никто на эти вопросы ответов не ищет. Что ж, тем лучше

для нас.
4.

В комнате для инструктажей, в прозрачных креслах, в которые невозможно

вмонтировать никакую аппаратуру, сидят двое незнакомых. Младший лидер

представляет меня:

- Это Виктор.

Я сдержанно кланяюсь им.

- Виктор, это Николай Сергеевич, полковник-инженер НИИ-107.

- Здравия желаю, товарищ полковник.

- Это Константин Андреевич, полковник-инженер из 1-го направления 9-го

Управления службы информации ГРУ.

- Здравия желаю, товарищ полковник.

Я жму протянутые руки.

- Меня интересуют, - ухватил быка за рога Николай Сергеевич, - приемные

устройства, захватывающие отраженный лазерный луч, который используется для

подсветки движущихся целей при стрельбе с закрытых огневых позиций...

- Вы, конечно, понимаете, что мои знания в этом вопросе поверхностны.

- Конечно, мы это понимаем. Поэтому мы и находимся тут. Ваше дело

вербовать, наше - осуществлять технический контроль. - Николай Сергеевич

раскрывает свой портфель: - По данным службы информации ГРУ, наибольшего

успеха в данной области добились фирмы "Хьюз" - США, и "Силаз" - Бельгия.

- Против них я на выставке работать не могу.

Они с недоумением смотрят на Младшего лидера. Но он поддерживает меня:

- Это наш закон. У стендов больших фирм на выставках постоянно

находятся сотрудники безопасности этих фирм. На выставках мы работаем только

против очень небольших фирм, у стенда которых находится лишь один человек.

Как правило, это сам владелец фирмы. Вот против таких мы и работаем.

- Жаль.

обстоятельствах...

- Хорошо. Вот рекламные проспекты и статьи о небольших фирмах,

связанных с этой проблемой. Вот схема их расположения на выставке. Вот

фотография того, что нам надо. За эту черную коробочку ВПК готово платить

120 тысяч долларов, ибо разработка подобной системы в Союзе потребует многих

лет и миллионов. Дешевле скопировать.

- Деньги у вас с собой?

- Да.

- Можно посмотреть? Я должен к ним привыкнуть. Константин Андреевич

его. Внутри портфель набит газетными вырезками, рекламными проспектами, еще

какими-то бумагами: ведь на входе и выходе-полицейский контроль, вся эта

макулатура-для полицейских глаз. Он щелкнул чем-то, открывая второе дно.

О, какое великолепие! Зеленое сияние очаровало меня. Я замер. Наверное,

так граф Монте-Кристо рассматривал свои сокровища. Какие человеческие

усилия, какая роскошь сконцентрирована в этих аккуратных пачках хрустящей

зеленой бумаги.

Я равнодушен к деньгам. Вернее, почти равнодушен. Но то, что я увидел в

этом маленьком чемоданчике, заставило меня чуть прикусить губу.

- Это демонстрационный портфель, - объясняет Константин Андреевич. -

Деньги в нем настоящие, но их не так много, как кажется. Мы не можем

проносить с собой на выставку много денег. Поэтому потайное отделение

сделано так, чтобы создавалось впечатление нескольких сотен тысяч долларов.

На самом деле потайное отделение не такое глубокое, как кажется. В ходе

выставки мы не платим, а только демонстрируем. Для демонстрации лучше

использовать крупные новые купюры. Оплату мы производим вдали от выставки и

используем мелкие и потрепанные купюры. Вот они...

Он открывает старый побитый чемоданчик, до краев наполненный пачками

денег. Я трогаю их. Я беру в руки десяток пачек. Нюхаю их и кладу обратно.

Все вокруг меня смеются. Чему?

- Не обижайся, Виктор, - объясняет Младший лидер, - во втором чемодане

денег гораздо больше, чем в первом, но ты к ним равнодушен. А первый,

демонстрационный, чемоданчик тебя просто очаровал. Это настолько разительно,

что невозможно не засмеяться.

Что ж, мы рады, что демонстрационный чемоданчик так хорошо действует

даже на тебя.

Выставка - это поле битвы для ГРУ. Выставка - это поле, с которого ГРУ

собирает обильные урожаи. За последние полвека на нашей крошечной планете не

было выставки, на которой не работало бы ГРУ.

Выставка - это место, где собираются специалисты. Выставка - это клуб

фанатиков. А фанатику нужен слушатель. Фанатику нужен кто-то, кто бы кивал

головой и слушал его бред. Для того они и устраивают выставки. Тот, кто

слушает фанатика, кто поддакивает ему, тот - друг. Тому фанатик верит. Верь

мне, фанатик. У меня работа такая, чтобы мне кто-то поверил. Я как ласковый

паучок. Поверь мне - не выпутаешься.

Для ГРУ любая выставка интересна. Выставка цветов, военной электроники,

танков, котов, сельскохозяйственной техники. Одна из самых успешных вербовок

ГРУ была сделана на выставке китайских золотых рыбок. Кто на такую выставку

ходит? У кого денег много. Кто связан с миром финансов, большой политики,

большого бизнеса. На такую выставку ходят графы и маркизы, министры и их

секретарши. Всякие, конечно, люди на выставки ходят, но ведь выбирать надо.

Выставка - это место, где очень легко завязывать контакты, где можно

заговорить с кем хочешь, не взирая на ранги.

Но ГРУ никогда не работает в первый день работы выставки. Первый день -

открытие, речи, тосты, суета, официальные лица, излишне нервная полиция.

Любая выставка принадлежит нам, начиная со второго дня.

День, когда выставка открывается, важен для каждого из нас, как для

командира последний день перед наступлением. В этот день командир вновь и

вновь томительными часами прощупывает поле битвы своим биноклем: овраг

обойти, вон там ребят - дымовой завесой прикрыть, черт, в болотце бы не

утонуть, неприметное на вид, а вон там заградительный огонь поставить

десятью батареями, оттуда контратака будет.

Огромные силы агентурного добывания, обработки и агентурного

обеспечения стянуты сейчас в этот милый город. Но мы пока не на выставке.

Первый день - не наш. Мы разбрелись по бульварам и набережным, по узким

улицам и широким проспектам. Каждый еще и еще раз готовит свое поле битвы:

не обошли, бы с фланга, не ударили бы в тыл.

Не знаю почему, но завтрашняя массовая вербовка меня пока не волнует.

Не стучит и не сжимается сердце. Нет. Не оттого, что я великий разведчик,

бесстрашно идущий на рискованную операцию. Наверное, просто оттого, что я

занят другим. Меня занимает не предстоящая вербовка, а великий город Женева.

Просто добрый волшебник бросил меня в царство прошлого, где на одной улице

смешались все эпохи. Улица эта - rue de Lausanne - улица ГРУ.

Тут, на рю де Лозанн, до войны в большом старом доме, в незаметной

квартире на третьем этаже находился центр нелегальной резидентуры ГРУ,

которой руководил Шандор Радо. Дипломатический резидент ГРУ и не подозревал,

что прямо в двух кварталах от него работает сверхмощная тайная резидентура

"Дора", опутавшая правительства Европы своими цепкими щупальцами. Тут же на

этой улице находился узел связи нелегальной резидентуры ГРУ "Роланд",

которой управлял генерал Мрачковский. Резидентура с Роланда раскинула свои

сети от Шанхая до Чикаго. Но Навигатор "Роланда" не подозревал о

существовании "Доры". А Навигатор "Доры" не знал о Мрачковском и его

чудовищной организации "Роланд". А дипломатический резидент не знал об

обеих.

Яркий осенний день. Жарко. Но листья уже щуршат под ногами. Иностранные

убрать первое золото осени с дорожек парка. Эй, не делайте этого. Неужели

вам не нравится ходить по багровым и червонным коврам? Неужели шуршание

осени вас не волнует? Неужели серый асфальт лучше? Нет у вас, братцы, поэзии

ни на грош. И оттого ваш маленький прожорливый трактор так быстро и жадно

заглатывает красу природы. А были бы вы чуть более поэтичны, то бросили бы

работу да наслаждались. Сколько красок! Какое великолепие. Какая роскошь.

Человек никогда не сможет сделать лучше того, что делает природа. Вот,

напротив входа в парк Монрепо - школа. Красивая, как замок. И часы на башне.

Заглядение. Но ведь серая она. Нет бы пятнами ее изукрасить золотыми, да

багровыми, да оранжевыми.

Под часами, на башне школы дата - "1907". Это значит, что и Ленин этой

школой любовался. А может быть, буржуазный стиль ему не нравился? Во всяком

случае, он тут жил. На рю де Лозанн, где потом разместились резидентуры ГРУ,

где сейчас огромные дома для дипломатов громоздятся. Голову наотрез даю,

нелегальные резидентуры ГРУ и сейчас тут работают, не снижая

производительности. Хорошее место. Понимал Владимир Ильич, где жить.

Понимал, в каких парках гулять. Рабочих он любил, а буржуазию ненавидел.

Поэтому он не жил в рабочих кварталах Манчестера или Ливерпуля. Он жил в

стане врагов, в буржуазных кварталах Женевы. Наверное, хотел глубже понять

психологию и нравы буржуазии, чтобы бить ее наверняка, чтобы всех сделать

свободными и счастливыми.

В те дни тут, по парку Монрепо и по рю де Лозанн, гуляли террористы,

мечтавшие убить русского царя, - Гоц, Бриллиант, Минор. Наверное, встречая

Ленина, они раскланивались, приподнимая черные котелки, прижимая ладонь к

накрахмаленной манишке. А может быть, они принципиально не замечали друг

друга и не раскланивались. Во всяком случае, когда Ленин взял власть, он

всех террористов, попавших в его руки, перестрелял, а заодно и царя,

которого террористы не сумели убить.

Мне нужно спешить. У меня только один день. Последний день перед боем,

перед моей первой зарубежной вербовкой. Я должен знать поле битвы, как свою

ладонь, как командир батальона знает изрытое воронками поле, по которому

завтра пойдут в наступление его ребята. Но я не спешу. Меня очаровал старый

парк, который видел так много. Тут в октябре 1941 года на какой-то скамеечке

состоялось совещание нелегальных резидентов ГРУ в Европе. Пока Советский

Союз не принимал участия в европейской войне, Гестапо не трогало его

агентуры, хотя и имело некоторые сведения о ней. Но в первый день войны

начались провалы. Начались массовые аресты. Операции по локализации провалов

результатов не давали. Провалы множились. Провалы групповые. Провалы по

цепочке. Провалы, как круги на воде от брошенного камня. Провалы на линиях

связи. Связь потеряна. Явки ненадежны. Под подозрением все. Каждый резидент

подозревает каждого своего офицера и агента, а каждый иэ них подозревает

всех остальных. Каждый резидент уже чувствует дыхание Гестапо на своей шее и

запах теплой крови в камерах пыток. Каждый бессилен.

В этой обстановке они собрались в Женеве. В парке Монрепо. Им запрещено

было это делать. Ни один из них не имеет права знать что-либо о деятельности

таких же резидентов ГРУ. Такая встреча - преступление. За такую встречу,

если в Москве узнают, - расстрел. Но они встретились.

По своей инициативе. Как они нашли друг друга? Не знаю. Наверное, по

"почерку". Точно как проститутка в огромной толпе среди тысяч женщин

безошибочно может найти незнакомую подругу по профессии. Как вор видит вора.

Как сидевший в тюрьме без труда, по каким-то неуловимым признакам узнает

того, кто когда-то тоже был в тюрьме.

Они встретились. Они сидели угрюмые, может быть, под этим каштаном.

Волки разведки. Высшая элита агентурного добывания - нелегальные резиденты.

Навигаторы. Лукавые. Командиры. Они сидели тут и, наверное, больше молчали,

чем говорили.

Может быть, для них это молчание было и прощание с жизнью, и моральная

подготовка к пыткам, и взаимная братская поддержка.

Вряд ли кто, глядя со стороны, мог подумать, что тут собран цвет

руководства сверхмощной организации, которая не единожды сжимала глотку

Европы невидимой, но железной хваткой. Вряд ли, глядя на этих людей, кто-то

мог подумать, что каждый из них повелевает безраздельно тайной организацией,

способной проникать в высшие сферы власти и расшатывать устои

государственности, смещая министров и целые правительства, потрясая столицы

топотом миллионных демонстраций. Кто мог подумать, что эти люди в парке

Монрепо обладают почти неограниченными богатствами? Они сидели в поношенных

пальто, в истертых пиджаках, в стоптанных ботинках. Настоящий разведчик не

должен привлекать к себе взглядов. Он незаметен, как асфальт. Он сер.

Внешне.

они делали, карается в Советском Союзе высшей мерой наказания и именуется

страшным термином - горизонтальные связи в агентурном добывании. Но в

затылок им дышало Гестапо.

Они сидели долго. Они о чем-то спорили. Они приняли решение. Они

изменили тактику. Они изменили системы связи, способы локализации провалов,

проверок и вербовок. Каждый делал это якобы по собственной инициативе, не

докладывая в ГРУ о тайном сговоре. Да связи тогда и не было.

Они все пережили войну. Каждый из них добился блестящих результатов.

Они все вместе доложили руководству ГРУ о незаконном совещании 41-го только

в 1956 году. Они все стали героями. Победителей не судят.

Но кто за рубежом взвешивал вклад этих людей в победу? Кто принимал их

в расчет, когда планировал молниеносный разгром Красной Армии?

С первого дня существования ленинского режима ему пророчат быструю и

немедленную гибель. Пророчат все, забывая предыдущие пророчества. Отчего же

забывают об этих людях в потертых пиджаках на скамейке женевского парка

Монрепо?
5.

"Аскот", "Энсом", "Амат", "Дэрби" - это гостиницы в Женеве. Это

цитадели ГРУ. Вообще-то в Женеве любая гостиница в квадрате, ограниченном

парком Монрепо, рю де Лозанн, набережной озера и рю де Монблан, - давно

превращена в пристанище ГРУ или КГБ. Из этих гостиниц ранним утром

потянулись группы добывания на левый берег. Наш путь к Palais des

Expositions. Это гигантское сооружение строилось много лет. С огромным, как

вокзал, залом сливались такие же залы, образуя бескрайнее бетонное поле под

общей крышей. Бетон застилают коврами, разделяют залы перегородками, и

каждый выставляет свои достижения.

Сейчас к этому сооружению со всех концов выдвигаются группы агентурного

добывания ГРУ. Сюда стекаются группы обработки и агентурного обеспечения.

Если бы на огромной карте каждого нашего варяга и борзого каждую нашу машину

обозначить светящейся подвижной лампочкой, то получилась бы грандиозная

картина. Так полчище крыс медленно окружает льва, которому суждено быть

съеденным. Так бесчисленные советские дивизии выдвигались на штурм

окруженного Рейхстага.

Сколько стянуто сюда машин с дипломатическими номерами! Сколько серых,

незаметных "фордов" без дипломатических номеров. Сколько автобусов и

фургонов. Генеральный консул из Берна и консул из Женевы поставили свои

черные "мерседесы" в разных концах Plaine de Plainpalais. Они не в

добывании. Они в обеспечении, и не в агентурном, а в общем обеспечении. Если

кого-то из нас арестуют, они готовы вмешаться, они готовы протестовать, они

готовы угрожать ухудшением добрососедских отношений и ответными санкциями,

они готовы полицию отшивать, отмазывать. Советский посол в Швейцарии

Герасимов и советский посол при отделении ООН в Женеве Миронова тоже на

боевых постах. Они тоже в общем обеспечении. Они не знают, что происходит,

но имеют шифрованное указание из Центрального Комитета находиться в полной

готовности - угрожать, пугать, давить, отшивать, отмазывать. На боевом посту

дипкурьеры. Возможно, будет срочный груз в Москву. На боевом посту Аэрофлот.

Если из нас кого арестуют, он готов немедленно после освобождения

переправить домой. Чтобы шуму меньше было. Чтобы журналистам пищи не давать.

Чтобы скандал не раздувался. Чтобы все тихо и мирно было.

Входов много. У каждого входа очередь. Это хорошо. В толпе мы серые,

незаметные. Семь франков билет. Пожалуйста, три билетика. Двадцать один

франк. Отлично. Хорошая цифра. Все, кто работает в добывании,- суеверны, как

старая дева. В нашей группе один портфель. Демонстрационный. Можете

проверить. Бумага. Ничего более. Можете рентгеном просветить или через

магнитные ворота нас пропустить: бумага.

Спутники мои скорее к своими стендам торопятся. Ну уж хрен вам! Теперь

я хозяин. Мне человека вербовать, мне с ним работать, так уж не спешите. Вот

к этому дяде подойдем. Он вас не интересует? А это ничего. Поговорим с ним,

можем и кофе с ним попить. А теперь вот сюда подойдем и вот сюда. Опять

посидим, побеседуем с представителями фирм, покачаем головами, повосхишаемся

слегка. Вот и сюда можно зайти - радиостанции. Это вам совсем не интересно?

Знаю я, знаю. Но зайдем. Побеседуем.

А вот и наши стенды потянулись. Крупные фирмы, большие достижения. Мы

сюда тоже подойдем, на серые коробки с завистью посмотрим и дальше пойдем. У

стендов крупных фирм по многу людей скапливается. Объяснения дают

специалисты фирмы, явно тут и служба безопасности фирмы присутствует.

Дальше, дальше пойдем. Вот тут и остановимся. У серых коробочек одиноко

скучает небольшого роста мужчина. Один. Фирма маленькая. Кто он? Владелец

фирмы или ее директор, он же сам для себя и служба безопасности.

- Доброе утро.

- Здравствуйте.

- Ваши коробочки нас очень интересуют. Небывалая вещь. - Мои спутники

притворяются, что языками не владеют, и оттого я играю роль переводчика. Это

хороший прием: у них гораздо больше времени на обдумывание ответов. Кроме

того, этим они меня как бы на передний план выталкивают.

Поговорили о всякой технической чепухе, цифры какие-то, у меня от этого

голова болит. А спутники мои аж подпрыгивают, на месте усидеть не могут.

- И сколько вы за одну коробочку желаете?

- 5 500 долларов.

Мы все смеемся. Я тут же (сзади никого нет) демонстрационный портфель

открываю, прямо двойное дно, чтобы он сумел изумрудным сиянием насладиться.

Тут же я его и закрываю. А он на портфель завороженным взглядом смотрит.

- Мы за одну эту коробочку готовы 120000 долларов вот сейчас вам

отсыпать. Да вот беда, мы из Советского Союза, а ваши западные правительства

варварски попирают свободу торговли, и мы, к сожалению, вашу коробочку

купить не можем. Так жаль!

Мы встаем и уходим. Отошли на тридцать шагов. Завернули за угол.

Смешались с толпой.

- Ну что? Настоящая коробка или макет?

- Настоящая! Иди вербуй!

Технические эксперты со мной ходят для умного разговора да для того,

чтобы пощупать товар перед покупкой, Меня-то обмануть можно. Их нет, Я к

стенду возвращаюсь. Портфель мой в рухах. Он меня узнает. Улыбается. Я мимо

иду. Тоже улыбаюсь. Вдруг, как бы на что-то решившись, я поворачиваюсь к

нему: не хотели бы со мной вечером выпить по рюмочке?

Улыбка его гаснет. Долгим холодным взглядом он смотрит мне в глаза.

Затем - на мой портфель. Снова в глаза и утвердительно кивает головой. Я

протягиваю ему карточку с рисунком и адрес: Hotel du Lac в Монтре. На

карточке я еще вчера написал "21.00". Это чтобы сейчас времени на объяснения

не тратить.

От стенда я на крыльях лечу. Вербовка! Он согласен! Он уже мой

секретный агент! Черт побери! Только бы к потолку от восторга не начать

прыгать. Только бы улыбку ликующую с лица стереть. Только бы сердце так не

билось. Я догоняю своих спутников и говорю, что вербовку произвел.

Мы обходим еще несколько стендов. Беседуем. Восхищаемся. Качаем

головами. Пьем кофе. А не открыть ли наш портфельчик еще раз? Не вербануть

ли еще одного? Глаза у меня огнем загораются. Две вербовки! Но я старого

доброго еврея дядю Мишу вспоминаю. Нет. Не будем вербовать второго. Жадность

фраера губит.
6.

На Plaine de Plainpalais половодье машин. Толпа настоящая. От горизонта

до горизонта все машинами заставлено. Ищи своих. Вот машина советского

генерального консула. Он на месте, значит, его помощь не потребовалась.

Значит, все идет хорошо. Значит, проведены десятки ценнейших вербовок без

проколов, без осложнений. Вон там огромный автобус среди десятков столь же

огромных своих братьев-автобусов. Там Навигатор принимает самых успешных из

своих учеников. Но я пока не дорос до такой чести - докладывать о

результатах своей работы лично Навигатору. Я подчинен его первому

заместителю - Младшему лидеру. Где же он, черт побери?

Ах, вот он. Среди бесконечных рядов машин я пробираюсь к нашему

автобусу.

Он уж полон. Все передние ряды офицерами информации ГРУ и ВПК

(Военно-промышленный комитет) заняты. Теми, кто помогал нам сейчас

вербовать. Задние ряды свободны. Вроде бы от солнца занавески опущены. Там,

на заднем сиденье, - Младший лидер. Он нас по одному подзывает. Шепотом

доложи. Он, как полководец на поле выигранного сражения, первые рапорта о

несметных трофеях принимает.

А мы все, борзые да варяги, в проходе столпились. Вроде как бесцельно.

Шум. Толкотня. Шутки. Но это очередь. Очередь на доклад. Каждому не

терпится.

У каждого глаза горят. Хохот.

Младший лидер мне кивает. Мое время.

- Вербанул. За 6 минут 40 секунд. Сегодня вечером первая встреча.

- Молодец. Хвалю. Следующий.
7.

Я завербовал ценного агента, который будет десятилетиями поставлять нам

самую современную электронную технику для самолетов, для артиллерии, для

боевых вертолетов, для систем наведения ракет. То, что он завербован, - в

этом ни у меня, ни у Младшего лидера сомнений нет.

Правда, о новом секретном агенте ГРУ мы знаем только то, что на его

визитной карточке указано. О его аппаратуре известно больше: у нас две

небольшие вырезки из газет об аппарате RS-77. Но это не беда. Это совсем не

главное. Главное то, что его аппарат нужен нам, и он будет нашим. А о

секретном агенте мы скоро узнаем больше. Главное, что он согласен тайно

работать с нами.

За неполных семь минут вербовки я сообщил ему множество важных вещей. Я

сказал самые обыкновенные фразы, из которых следовало, что:

- мы официальные представители Советского Союза;

- нас интересует самая современная военная электроника, в частности его

аппараты,

- мы готовы хорошо платить за них, и он теперь знает нашу точную цену;

- мы работаем скрытно, умело, осторожно, не давим и не настаиваем;

- нам не нужно много экземпляров прибора, а лишь один для копирования.

Из всего этого он уже сам может заключить, что:

- мы не являемся конкурентами его фирмы;

- если подобное производство будет налажено в СССР, то он от этого не

теряет, а выигрывает: возрастет спрос и на его аппаратуру, а может быть,

западные армии закажут нечто еще более дорогое и современное;

- продав нам только один экземпляр аппарата, он может это легко скрыть