двенадцать небольших массивных дверок. Ключом я открываю свою, на которой
аккуратно выведена цифра 41. Внутри мой портфель. Я закрываю сейф, кладу
портфель на свой рабочий стол, осторожно тяну на себя два шелковистых шнура,
нарушая четкий рисунок двух печатей - сначала гербовой, потом своей
персональной. Из портфеля я достаю гладкий лист плотной белой бумаги с
аккуратной колонкой надписей и, вновь глубоко вздохнув, пишу па нем:
"Вскрыл портфель № 11. 13 июля в 12 часов 43 минуты, время местное".
Чуть отступив, расписываюсь.
Осторожно опустив лист в портфель, я извлекаю из него тонкую блестящую
зеленую папку с номером 173-В-41. Первый лист папки плотно исписан,
остальные - совершенно чистые. Один из них я беру двумя пальцами и кладу
перед собой. В верхнем левом углу я делаю оттиск своей личной печати, после
чего вставляю лист в пишущую машинку. В правом углу привычно и быстро я
выбиваю два слова: "Совершенно секретно", затем, отступив несколько строк,
прямо посередине: "ПЛАН".
Сделав это, я опускаю голову на руки, тоскливо глядя в стенку. Ярость
бушует во мне. Я ненавижу весь мир, я ненавижу себя, ненавижу рабочий стол,
голубой свет, коричневые ковры и зеленые папки.
Постепенно из всей массы людей и предметов, на которые легла моя жгучая
ненависть, выплыло одно лицо, которое я ненавидел сейчас даже больше, чем
пишущую машинку. И это было лицо командира, ...твою мать! Легко приказывать!
Но это же не дивизией командовать. Пойди туда, сделай то. Я же никогда не
был в Западной Германии. Послать меня на такое дело через три недели
практической работы. А если я завалю операцию? Черт с ним, меня в тюрьму
посадят, но вы же агента своего потеряете!
Если было бы кому в этот момент по роже хрястнуть, я не замедлил бы. Но
никого рядом не было. Взглядом я окинул полированную поверхность стола в
поисках чего-либо, на чем можно было бы сорвать зло. Под руку попадает
изящный стаканчик с ручками и карандашами. Его я сжал в ладони, пристально
рассматривая, а потом резко, со всего маху, швыряю его о стену. Он, жалобно
взвизгнув, рассыпается на мелкие осколки.
- Ты чего психуешь? - Я оборачиваюсь. Сзади меня у сейфов - Младший
лидер.
Я слишком увлекся и не заметил его появления.
- Прошу прощения, - на него я глаз не поднимаю. В пол смотрю.
- В чем дело?
- Навигатор приказал выйти на встречу с вашим человеком.
- Ну и сходи. Что за проблема?
- Откровенно говоря, я не знаю, с чего начать, что делать...
- План писать! - вдруг взорвался он. - Напиши план, я тебе его подпишу
и вперед...
- А если события будут развиваться не по моему плану?
- Ч-е-г-о? - он смотрит на меня непонимающими глазами, смотрит на часы,
на меня, вздыхает и с укоризной говорит: - Забирай свои бумаги. Пошли.
Кабинет для инструктажей мне всегда напоминает каюту на большом
роскошном пароходе. Когда системы защиты включены, то пол, потолок и стены
мелко-мелко дрожат почти незаметной дрожью, точно палуба крейсера, когда он
режет волны на полном ходу. Кроме того, где-то в толще стен за десятками
слоев изоляции установлены мощные глушители. Изоляция в тысячи раз уменьшает
их рев, и тут, внутри, вы можете слышать только приглушенный рокот, словно
шум прибоя вдалеке.
Кабинет для инструктажей внутри весь белый и блестящий. Некоторые его
за это называют "операционная". Я это название не люблю. Это помещение я
всегда именую "каютой". В каюте один стол и два кресла. Но и стол и кресла
совершенно прозрачны, и это создает впечатление роскоши и необычности.
Младший лидер указывает мне на кресло и садится напротив.
- На кладбище Слонов ничему тебя хорошему не научили. Если хочешь иметь
успех, прежде всего забудь все, чему тебя учили Слоны в академии. В Слоны
попадают те, кто не может сам работать на практике. А теперь слушай мою
науку. Прежде всего надо написать план. В плане распиши всякие варианты и
свои решения в этих ситуациях. Чем больше напишешь, тем лучше.
План - это страховка на случай твоего провала. Под следствием Аквариума
у тебя будет чем себя оправдать: мол, к подготовке я относился серьезно.
Запомни, чем больше бумаги - тем чище задница. А написав план, приступай к
его подготовке. Главное - подготовить себя психологически. Расслабься
насколько возможно, попарься в баньке. Отмети все отрицательные эмоции. Все
переживания. Все сомнения. На дело ты должен идти в полной уверенности в
победе. Если такой уверенности в тебе нет, то лучше откажись сейчас.
Главное, настроить себя на тон агрессивного победителя. Когда расслабишься
достаточно, послушай что-нибудь Высоцкого - "Охоту на волков", например. Эта
музыка в тебе должна звучать во время всей операции. Особенно, когда будешь
возвращаться. Самые большие ошибки мы совершаем после успешной встречи,
возвращаясь с нее. Мы ликуем и забываем чувство агрессивного победителя. Не
теряй этого чувства, пока не попадешь за наши стальные двери, Повторяю, что
главное - не план, а психологический настрой. Ты будешь победителем только
до тех пор, пока сам себя чувствуешь победителем. Когда напишешь план, я с
тобой проиграю все возможные варианты. Это очень важно, но помни, что есть
более важные вещи. Помни это. Будь победителем! Чувствуй себя победителем.
Всегда. Успехов тебе.
4.
Лес сосновый. Просека. Холмы. Тихо. Толстый ленивый шмель своей тушей
сел на лесной колокольчик. Эй ты, жирный, цветок поломаешь! Шмель мне что-то
обидное прогудел, но спорить не стал, а колокольчик благодарно головкою
закивал.
Один я в лесу. Машина у меня старая, побитая вся, на прокат кем-то для
меня взятая. Время медленно тянется. Двадцать семь минут до встречи.
По паспорту я югославский гражданин, не то турист, не то безработный.
Турист из безработного социализма. Жду. Друг, или, по-нашему, особый
источник, ровно в 13.00 должен явиться с деталями ракет. Меня он по двум
признакам опознает: японский транзистор в левой руке и маленький значок с
изображением футбольного мяча. А я его узнаю по времени появления: 13.00
ровно. Он время спросит, при этом должен встать чуть правее меня. Хитрый
друг оказался. Вознаграждение принимает не в долларах, не в марках и даже не
в швейцарских франках. Он золотыми монетами берет. Если припрут:
прабабушкино наследство.
Коробку с монетами я вон там, в елках, спрятал. Это на случай всяких
неожиданностей. Если во время встречи обложат, как полиции объяснить, откуда
у меня, бедного туриста, золотые дукаты?..
Откуда наш друг может брать детали противотанковых ракет? Кто он,
генерал? Или конструктор ракет? По-другому ты кусок ракеты не утащишь. Будь
ты инженер на заводе, заведующий складом или боевой офицер. Каждая деталь
получает номер сразу в момент ее Производства. Как ты ее украдешь? Только
сам конструктор... Только генерал... Нет, черт побери, и конструктору и
генералу совсем не легко красть ракетные детали. Кто-то, кто выше
конструктора и генерала? Но если и просто генерал или просто генеральный
конструктор, как же Младший лидер ухитрился его встретить и вербануть?
Противно роль нищего туриста играть: свитер рваный, ботинки стоптаны.
Как же в таком виде я встречу американского генерала? Что он подумает о ГРУ,
увидев мой мятый "фиат"?
Время. Нет его. Эй, генерал, где ж твоя дисциплина? Из-за поворота
огромный грязный трактор с прицепом тащится. Старый немец-фермер, весь
навозом пропах. Старый черт, тебя только тут не хватало. Я два часа в лесу
просидел, ни одной души не было. И еще пять дней пройдет, ни одной живой
души не появится. А тебя, старого, черти несут в самый момент встречи. Ну
рули, рули скорее. А он, как назло, трактор передо мной останавливает. Чего
тебе, старый дурак? Время? На, тебе время! Я сую ему свои часы прямо в нос.
Проезжай, старый пес. Но не собирается он уходить. Он возле меня стоит, чуть
правее. Чего тебе надо? Чего, старый, злишься? Я тебе жить мешаю? Вали
отсюда! Он мне на прицеп показывает. Ах, нехорошо получилось. Наверное, у
него прицеп поломался. Помогать придется... а то ведь генерал сейчас
подъедет. Тут меня озарило... С чего я взял, что "особым источником" должен
быть генерал? Я вскакиваю на прицеп, срываю рваный промасленный брезент. О
чудо! Под брезентом исковерканные обломки ракет "Toy". Помните эту хищную
серебристую мордочку? Я таскаю обломки стабилизаторов, грязные печатные
схемы, спутанные, порванные провода, разбитый, перепачканный грязью блок
наведения - в свою машину. Я руку ему трясу: "Данке шен". И бегом за руль. А
он палкой грозно по моей машине стучит. "Ну, что тебе, дьявол, нужно?" Он
жестом показывает, что ему деньги нужны. А я и забыл. Бегом в ельник. Вырыл
коробку: "Бери". Вот теперь он заулыбался. "А ты, старый хрыч, на зуб
попробуй! Куда тебе, старому, столько золота? В гроб все равно с собой не
возьмешь". А он улыбается: Вспомнил я инструкцию: "особые источники" уважать
надо, по крайней мере, демонстрировать уважение. И я ему улыбаюсь.
Он - в одну сторону, я - в другую, Я быстро гоню машину от места
встречи. Мне теперь понятна простая механика сей операции.
1-я американская бронетанковая дивизия уже получила ракеты "Toy" и уже
стреляет ими на полигоне. Конечно, без боеголовок. Поэтому маленькая ракета
на конечном участке траектории просто разбивается о мягкий грунт.
У нас, когда стреляют "Фалангами" и "Шмелями", огромные пространства
застилают брезентом, а потом батальон бросают на поиск мельчайших осколков.
Американская армия этого не делает. И потому не надо вербовать генерала да
главного конструктора. Достаточно вербануть пастуха, лесника, сторожа,
фермера. Он вам обломков наберет хоть сто килограммов, хоть двести. Сколько
в багажник поместится! Старый фермер, пропахший навозом, может стать
источником особой важности, и за тридцать сребреников продаст вам все, что
желаете, Боеголовок нет? Тем лучше. Без боеголовок весь блок наведения почти
целым остается. А головки у нас не хуже американских. Нам блок наведения
нужен. Схемы печатные нужны. Кому надо, тот их отмоет да очистит. Если чего
не хватает, в следующий раз привезем. И состав металла нужен. И композитные
материалы нужны. И механизм раскрытия стабилизаторов, и остатки топлива
чрезвычайно интересны, и даже нагар на поворотных турбинках. И все это в
моем багажнике. И всем этим лично товарищ Косыгин интересуется.
Я гоню свою машину по прямым, как стрелы, автобанам Германии. Гитлер
строил. Хорошо строил. Я жму на педаль сильнее и чуть улыбаюсь сам себе.
Когда я вернусь, я буду просить прощения у Навигатора и у Младшего лидера. Я
не знаю почему. Но я подойду и тихо скажу: "Товарищ генерал, простите меня",
"Товарищ полковник, простите, если можете".
Они разведчики высшего класса. И только так надо действовать. Быстро,
не привлекая внимания. Я готов рисковать и своей карьерой и своей жизнью
ради успеха ваших простых, но ослепительных в своей простоте операций.
Если можете, простите меня.
5.
Я вытянул свои уставшие ноги под столом. Мне хорошо. Тут так тихо и
уютно. Как бы не уснуть. Я устал. Тихая мелодия. Седой пианист. Он,
несомненно, великий музыкант. Он устал, как и я. Он закрыл глаза, а его
длинные гибкие пальцы виртуоза привычно танцуют по клавишам огромного рояля.
Несомненно, его место в лучшем оркестре Вены. Но он почему-то играет в
венском кафе "Шварценберг". Вы бывали в "Шварценберге"? Настоятельно
советую. Если у вас тяжелая, изматывающая работа, если у вас красные глаза и
уставшие ноги, если нервы взвинчены - приходите в "Шварценберг", закажите
чашку кофе и садитесь в уголок. Можно, конечно, сидеть и на свежем воздухе,
за маленьким беленьким столиком. Но это не для меня. Я всегда захожу внутрь,
поворачиваю направо и сажусь в углу у огромного окна, закрытого
полупрозрачными белыми шторами. Когда в Вене жарко, все сидят, конечно, на
свежем воздухе. Там хорошо, но тогда кто-то может наблюдать за мной
издалека. Я не люблю, чтобы меня кто-то мог видеть издалека. Поэтому я
всегда внутри. Из своего уголка я вижу любого, кто входит в зал. Из-за
прозрачной занавески я иногда посматриваю и наружу, на Шварценбергплац.
Кажется, что за мной сейчас никто не смотрит. И мне хорошо быть одному в
этом уюте. Зеркала. Абстрактные шедевры. Роскошные ковры. Темно-коричневые
стены - полированный дуб. Тихая мелодия. Пьянящий аромат кофе: одновременно
возбуждающий и успокаивающий. Если бы у меня был свой замок, я непременно
заказал бы себе такие стены, на них бы развесил эти декадентские зеркала и
картины, в углу поставил бы огромный рояль, пригласил бы этого
старика-пианиста, а перед собой поставил бы чашку кофе и сидел, вытянув ноги
и подперев щеку кулаком. Мне кажется, что эту мелодию я уже когда-то давно
слышал. Мне кажется, что я видел где-то эти картины на дубовых стенах и эти
маленькие столики. Конечно, все это я видел раньше. Конечно, я помню и этот
нежный аромат, и эту чарующую мелодию. Да. Все это я уже видел раньше. Это
было давно. Несколько лет назад. Был огромный прекрасный город. Была тихая
площадь с трамвайными рельсами. Огромные окна кафе. Был этот незабываемый
запах и эта спокойная мелодия. Только тогда на площади у кафе, у белых
столиков стояли три грязных уставших танка с широкими белыми полосами. Они
стояли тихо и не мешали чудесной мелодии. Было жаркое лето. Огромные окна
кафе были открыты, и прекрасная музыка тихо и спокойно, как лесной ручей,
струилась через окно. Я почему-то совершенно отчетливо представил себе три
грязных танка с белыми полосами на Шварценбергплац. У танка совершенно
необычный запах. Его нельзя спутать ни с чем. Вы любите запах танка? Я тоже
люблю. Запах танка - это запах металла, это запах сверхмощных двигателей,
это запах полевых дорог. Танк приходит в город из лесов и полей, и он хранит
запах листьев и свежей травы. Запах танка - это запах простора и мощи. Этот
запах пьянит, как запах вина и крови. Я чувствую этот запах в тихом венском
кафе. Я совершенно отчетливо могу себе представить тысячи грязных танков на
улице Вены. Город бурлит. Город охвачен страхом и негодованием, а по его
улицам гремят бесконечные колонны танков. Из узких улочек из-за поворота
появляются все новые и новые бронированные динозавры. Водители переключают
передачи, и в этот момент двигатель извергает из себя черный густой дым
вперемешку с брызгами несгоревшего топлива и хлопьями сажи. Скрежет и гром.
Искры из-под гусениц. Черные от копоти и пыли лица солдат. Танки на мостах.
Танки у роскошных дворцов. Танки на широких бульварах и в узких улочках.
Танки везде. Старик с лохматой белой бородой что-то кричит и машет кулаком.
Но кто его услышит? Разве можно заглушить рев танковых дизелей? Поздно,
старик. Слишком поздно ты начал кричать. Нужно было раньше кричать. Когда по
тротуарам загремели кованые сапоги, когда вокруг стоит рев и скрежет
бесчисленных танков - кричать поздно. Нужно или стрелять или молчать. Город
бурлит. Город в дыму. Где-то стреляют. Где-то кричат. Запах горелой резины.
Запах кофе. Запах крови. Запах танков.
Наверное, я схожу с ума. Есть другая возможность: все давно сошли с
ума, а я один - исключение. Есть и третья возможность; все давно сошли с
ума. Все без исключения. Те, которые появляются на грязных танках в
прекрасных мирных городах, - вне всякого сомнения шизофреники. Те, которые
живут в прекрасных городах, знают, что однажды, рано или поздно, эти танки
появятся на Шварценбергплац, и ничего не делают, чтобы это предотвратить -
тоже шизофреники. Черт побери, а мое место где? Я уже был в числе
освободителей. Это не так приятно, как может показаться со стороны. Я больше
не хочу оказаться в этой роли. Что же мне делать? Убежать? Прекрасная идея.
Я буду жить в этом удивительном мире наивных и беззаботных людей. Я буду
сидеть в кафе, вытянув ноги и подперев щеку Кулаком. Я буду слушать эту
чарующую мелодию. Когда придут грязные танки с белыми полосами, я буду
стоять в толпе, кричать и махать кулаками.
Плохо быть гражданином страны, по дорогам которой со скрежетом и лязгом
идут броневые колонны освободителей. А разве лучше быть в числе
освободителей?
6.
Считается, что молодой шпион, который выдает себя за дипломата,
журналиста, коммерсанта, - не может быть активным в первые месяцы своей
работы. Ему нужно вжиться в роль: изучить город и страну, в которой он
работает, законы, обычаи, порядки. Молодые разведчики многих разведок именно
так себя и ведут в первые месяцы - они готовятся к ответственным операциям.
В это время на них мало внимания обращает местная полиция: у местной полиции
проблем хватает и с опытными шпионами. Но ГРУ - это особая разведка. Она не
похожа на другие разведки. Раз в первые месяцы за тобой не следят, так и
пользуйся этим!
В первый месяц моей работы я закладывал какой-то пакет в тайник, в
течение недели контролировал место, где должен был появиться сигнал от
кого-то, ночью в лесу принимал какие-то ящики и доставлял их в посольство,
снимал с операции наших офицеров, когда группа радиоконтроля обнаруживала
высокую активность полицейских радиостанций в районах наших операций. Все,
что я делаю, - это обеспечение чьих-то операций, помощь кому-то, участие в
операциях, назначения и цели которых я не знаю. Из сорока добывающих
офицеров ГРУ нашей резидентуры - больше половины делают ту же работу. Это
называется "прикрывать хвост". Тех, кто делает это, именуют презрительно
"борзой". Борзой - охотничий пес, которого не нужно много кормить, но можно
гонять по полям и лесам за лисами да зайчишками. Можно и против крупных
зверей пускать, но не одного, а в своре. Борзой - это длинные ноги и
маленькая голова.
В мире все относительно. Я - офицер Генерального штаба. По отношению к
миллиону других офицеров Советской Армии я - офицер высшей элиты. Внутри
Генерального штаба - я офицер ГРУ, то есть высший класс по отношению к
десяткам тысяч других офицеров Генерального штаба. Внутри ГРУ - я выездной
офицер. Офицер, которого можно выпускать на работу за рубеж. Выездные
офицеры - это гораздо более высокий класс, чем просто офицеры ГРУ, которых
за рубеж не пускают. Среди выездных офицеров ГРУ я тоже отношусь к высшей
касте: я добывающий офицер, это гораздо выше, чем наша охрана, механики,
техники, служба радиосвязи и радиоперехвата. Но вот внутри этой самой высшей
элиты - я плебей. Добывающие офицеры ГРУ делятся на два класса - борзые и
варяги.
Борзые - угнетенное, бесправное большинство в высшей касте добывающих
офицеров. Каждый из нас работает под полным контролем одного из заместителей
резидента, почти никогда не встречая самого резидента. Мы охотимся за
секретами, вернее, за людьми, которые этими секретами владеют. Это основная
работа. Но, кроме того, нас беспощадно используют для обеспечения секретных
операций, об истинном значении которых мы можем только догадываться.
Выше слоя борзых стоят варяги. Варяг - на языке древних славян -
непрошеный заморский гость. Коварный, свирепый, задиристый, веселый и
дерзкий. Варяги работают под личным контролем резидента; уважая его
заместителей, но работая в большинстве случаев самостоятельно. Самые
успешные из варягов становятся заместителями резидента. Они работают уже не
в одиночку, а получают в полное распоряжение группу борзых.
Первый заместитель резидента - Младший лидер - контролирует всех. Он
сам очень активный и успешный добывающий офицер, но, кроме своей работы по
добыванию и руководству собственной группой борзых, он контролирует группу
радиоперехвата, он отвечает за охрану резидентуры и ее безопасность, за
работу всех офицеров, в том числе технических и оперативно-технических.. Ему
не подчинены только шифровальщики. Ими командует резидент лично. Резидент,
он же командир, он же папа, он же Навигатор, отвечает за всех. У него
практически неограниченные полномочия. Он, например, своей властью может
убить любого из подчиненных ему офицеров, включая и первого заместителя, в
случаях, когда под угрозу будет поставлена безопасность резидентуры, а
эвакуация офицера, который эту угрозу создает, невозможна. Право убивать
офицеров ГРУ, кроме резидента, имеет только Верховный суд, да и то если на
то будет воля Центрального Комитета. Так что в некоторых вопросах наш папа
сильнее Верховного суда, он не нуждается ни в чьих советах и консультациях,
ему не нужно голосование или поддержка прессы. Он принимает решения сам и
имеет достаточно власти и сил, чтобы свои решения претворять в жизнь,
вернее, в смерть. Наш Навигатор подчинен начальнику 5-го направления 1-го
Управления ГРУ. Но по ряду вопросов он подчинен только начальнику ГРУ. Кроме
того, в случаях несогласия с руководством ГРУ в экстраординарных
обстоятельствах он имеет праве связаться с Центральным Комитетом. Необъятная
мощь резидента уравновешивается только существованием такой же
могущественной, независимой и враждебной резидентуры КГБ. Оба резидента не
подчинены послу. Посол придуман для того, чтобы только маскировать
существование двух ударных групп в составе советской колонии. Конечно, на
людях оба резидента демонстрируют послу некоторое уважение, ибо оба
резидента - дипломаты высокого ранга и своим непочтением к послу они бы
выделялись на фоне других. На этом почтении и кончается вся зависимость от
посла. Каждая резидентура имеет в посольстве свою территорию, обороняемую от
чужих, как неприступную крепость.
Дверь резидентуры - как дверка хорошего сейфа. Какой-то шутник очень
давно привез из Союза железную табличку с мачты линии высокого напряжения:
"Не влезай! Убьет!" Ну и, соответственно, над надписью череп с косточками.
Эту табличку приварили к нашей зеленой двери, и она вот уже много лет хранит
нашу крепость от посторонних.
7.
- Обрати внимание на то, что во время войны в нашей авиации
существовало две категории летчиков: одни (меньшинство) - с десятками сбитых
самолетов на счету, другие (большинство) - почти ни с чем. Первые - вся
грудь в орденах, вторые - с одной-двумя медальками. Первые пережили войну в
большинстве, вторые - гибли тысячами и десятками тысяч. Статистика войны
суровая. Десять часов в воздухе для большинства - смерть. В среднем
летчик-истребитель погибал в пятом боевом вылете. А в первой категории,
наоборот - у них сотни боевых вылетов и тысячи часов в воздухе у каждого...
Мой собеседник, Герой Советского Союза, генерал-майор авиации Кучумов,
был асом во время войны и одним из самых свирепых волков советской военной
разведки - после нее. Сейчас по приказу начальника ГРУ он проводит проверку
Достарыңызбен бөлісу: |