Книгу можно купить в : Biblion. Ru 31р. Оцените этот текст

от властей и от полиции, один - это не сто и не тысяча;

- наконец, ему совершенно ясны наши предложения, - он знает, чего мы

хотим, и поэтому не боится нас, он понимает, что продажа аппарата может быть

квалифицирована как промышленный шпионаж, за который на Западе почему-то

меньше наказывают.

Ему ясны все аспекты сделки. В одном предложении я сообщил ему наши

интересы, условия и цены. Поэтому, когда он кивнул головой, согласившись

встретиться, он совершенно отчетливо сказал "да" советской военной разведке.

Он понимает, что мы занимаемся запрещенной деятельностью, и соглашается

иметь с нами контакты. Значит...

Мой короткий вербовочный разговор - это примерно то же самое, что

молоденькой красивой студентке объяснить, что я богатый развратник и за

половые сношения с хорошенькой девочкой готов щедро платить. Да деньги

показать и сказать, сколько именно. И тут же ей предложить встретиться и

наедине послушать музыку. Если она согласна, что же еще обсуждать? О чем еще

говорить?

Именно так осуществляются мгновенные массовые вербовки на выставках:

это нам интересно, готовы платить, где встретимся?

С другой стороны, если бы весь мой разговор с ним записали на пленку,

то в нем не было решительно ничего криминального. Мы посмотрели на прибор,

сказали, что хотели бы его купить, но это не разрешено. А потом я вернулся и

предложил вечером выпить вина.
8.

Я молод и неопытен. Мне пока прощают семь минут на вербовку. Вообще-то

мгновенная вербовка и должна делаться мгновенно. Десятью словами. Одним

предложением. Одной доброй улыбкой.

Вербовка должна быть немедленно и надежно скрыта: я должен обойти сотни

стендов, говоря примерно то же самое, улыбаясь примерно так же. Но не

вербуя. Если за мной следят, то как определить одного иэ сотни, который

сказал "да" советской военной разведке? Нас много на выставке. Много

вербующих, много обеспечивающих. Каждый закрывает свою вербовку сотней

других встреч. На выставке тысячи людей. Поток. Водоворот. Шанхай. Поди

уследи, попробуй.

Нового человека нужно немедленно уводить далеко. Уже сегодня ночью мои

более опытные товарищи проведут встречи с вновь эавербованными агентами на

территории Франции, Италии, Западной Германии. Я встречаюсь в Монтре. Кто-то

проводит тайные встречи в Базеле, Цюрихе, Люцерне. Дальше от Женевы! Еще

дальше!

Австрии, в Финляндии, в США. Дальше от Швейцарии! Еще дальше!

Я долго путаю следы. Меня хорошо обеспечивают. Если за мной следили, то

меня давно потеряли. Я испарился. Меня нет. Я растворился в огромных

магазинах. Я потерян в бескрайних подземных гаражах. Я ускользнул в

переполненном лифте.

В багажнике с дипломатическим номером меня вывозят из Женевы в Лозанну.

Это первое обеспечение. Это варяги из дипломатической резидентуры ГРУ в

Женеве. Они не видели меня и не знают обо мне. Они поставили свою машину в

подземном гараже в точно определенное время, ушли, оставив багажник

незапертым. Такова инструкция. Они, наверное, догадываются, что их

обеспечение как-то связано с выставкой. Но как? Они не имеют права смотреть

в багажник своей машины. Они стремительно несутся по автостраде. Они не

менее четырех часов проверяли, нет ли слежки за ними. Они проверяют это и

сейчас.

Подземный гараж в Лозанне. Темное место со множеством этажей, лестниц и

У них тысяча дел. Они ходят по городу, совершая совершенно непонятные

маневры. Они возвращаются к машине и едут дальше. Снова стоянки. Снова

подземные гаражи. Они сами не знают, есть ли что в багажнике или уже нет.

Там, конечно, ничего нет. Я давно еду в поезде. В вагоне без желтой полосы

над окнами. Второй класс. Серый вагон. Серый билет. Серый пассажир. Я еду

далеко. Я внезапно схожу. Я меняю поезд. Я снова еду. Я исчезаю в подземных

переходах, в толчее, в подвалах пивных, в темных переулках. Это новая страна

для меня. Но я знаю ее наизусть. Кто-то тщательно подготовил для меня все

проходы. Кто-то месяцами выискивал и описывал их. Кто-то беспросветно

работал в борзых, обеспечивая мою вербовку.

Существует только четыре возможности, которые могут привести к провалу:

- если за мной следят;

- если под контроль взяты все люди, с которыми я встретился сегодня;

- если мой новый друг - провокатор полиции или, испугавшись, доложил в

полицию и теперь стал провокатором;

- если на месте встречи нас совершенно нечаянно узнает кто-то, кто

доложит в полицию.

Из четырех возможностей я отбрасываю три. Во-первых, за мной не следят.

Во-вторых, я встретил сегодня около сотни людей. Установить контроль за

каждым невозможно. В-третьих, место проведения встречи подобрано женевскими

борзыми ГРУ совсем неплохо. Вероятность столкнуться со знакомыми почти

исключена. Остается только мой новый друг. Но и его проверить нетрудно.

Сегодня ночью эксперты ГРУ проверяют доставленный им аппарат. Если он

действует, значит, друг с полицией не связан. Вряд ли полиция будет так

дорого платить секретами, не получая ничего взамен.

Место встречи подобрано для меня совсем неплохо. Это тоже некий

безвестный борзой искал. Описывал. Доказывал преимущества. Если мне место не

понравится, я могу пожаловаться Младшему лидеру завтра, еще через день об

этом узнает начальник ГРУ и спустит Тузика на женевского Навигатора. Но я

жаловаться не буду. Место нравится мне. Отель должен быть большим. Там никто

ни на кого не обращает внимания. Отель должен быть хорошим, но не лучшим.

Все именно так и подобрано. Но самое главное, я должен иметь защищенный

наблюдательный пункт и следить за всем происходящим по крайней мере в

течение часа до начала встречи. Есть такой пункт. Если друг доложил о

встрече, если полиция готова следить, то вокруг места встречи возможно

какое-то подозрительное движение.

Я жду час. Но ничего подозрительного не происходит. В 20.54 появляется

он. Он один, в желтом "Ауди-100". Номер машины я запоминаю. Это важная

деталь. Никто не подъехал вслед за ним. Он заходит в ресторан, оглянувшись

по сторонам. Это очень хороший признак. Если он под полицейской защитой, то

не озирался бы. Смотреть по сторонам -это очень не профессионально, но я ему

этого не скажу. Будут другие встречи. Его всегда будут контролировать. Пусть

озирается. Нам от этого спокойнее. Значит, он в дружбе с полицией не

состоит.

В 21.03 я покидаю свой наблюдательный пост и захожу в ресторан.

Мы улыбаемся друг другу. Самое главное сейчас - успокоить его, открыть

перед ним все карты или сделать вид, что все карты раскрыты. Человек боится

только неизвестности. Когда ситуация ясна, человек ничего не боится. А если

не боится, то и глупостей не делает.

- Я не собираюсь вас вовлекать ни в какие аферы. - В этой ситуации я

говорю "я", а не "мы". Я говорю от своего имени, а не от имени организации.

Не знаю почему, но это действует на завербованных агентов гораздо лучше.

Видимо, "мы", "организация" пугают человека. Ему хочется верить, что о его

предательстве знают во всем мире он и еще только один человек. Только один.

Этого не может быть. За моей спиной - сверхмощная структура. Но мне

запрещено говорить "мы". За это меня карали в Военно-дипломатической

академии.

- Я готов платить за ваш прибор. Он нужен мне. Но я не настаиваю.

- Отчего вы решили, что я пришел работать на вас?

- Мне так кажется. Отчего же нет. Полная безопасность. Хорошие цены.

- Вы действительно готовы платить 120000 долларов?

- Да. 60000 немедленно. За то, что вы меня не боитесь. Еще 60000, как

только я проверю, что прибор действует.

- Когда вы сможете в этом убедиться?

- Через два дня.

- Где гарантия, что вы вернете и вторую половину денег?

- Вы очень ценный человек для меня. Я думаю получить от вас не только

этот прибор. Зачем мне вас обманывать на первой же встрече?

Он смотрит на меня, слегка улыбаясь. Он понимает, что я прав. А я

смотрю на него, на своего первого агента, завербованного за рубежом.

Безопасность своей прекрасной страны он продает за тридцать сребреников. Это

мне совсем не нравится. Я работаю в добывании оттого, что нет у меня другого

выхода. Такова судьба. Если не здесь, то в другом месте система нашла бы для

меня жестокую работу. И если я откажусь, меня система сожрет. Я подневольный

человек. Но ты, сука, добровольно рвешься нам помогать. Если бы ты

встретился мне, когда я был в Спецназе, я бы тебе, гад, зубы напильником

спилил. Я вдруг вспоминаю, что агентам положено улыбаться, И я улыбаюсь ему.

- Вы не европеец?

- Нет.

Швейцарии. Что вы думаете по поводу Австрии?

- Отличная идея.

- Через два дня я встречу вас в Австрии, Вот тут, - Я протягиваю ему

карточку с адресом и рисунком отеля. - Все ваши расходы я оплачу. В том

числе и на ночной клуб.

Он улыбается. Но я не уверен в значении улыбки: доволен, недоволен? Я

знаю, как читать значение сотен всяких улыбок. Но тут, в полумраке, я не

уверен.

- Прибор с вами?

- Вы поедете в рощу вслед за мной, и там я заберу ваш прибор.

- Не хотите ли вы меня убить?

- Будьте благоразумны. Мне прибор нужен. - На хрена мне твоя жизнь? Ты

мне живой нужен, добавляю я уже про себя. Я на первом приборе

останавливаться не намерен. Зачем же тебя убивать? Я миллион тебе готов

платить. Давай только товар.

- Если вы готовы платить так много, значит, ваша военная промышленность

на этом экономит. Так?

- Совершенно правильно.

- За первый прибор вы платите 120000, а экономите себе миллионы.

- Правильно.

- В будущем вы мне заплатите миллион, а себе сэкономите сто миллионов.

Двести. Триста.

- Именно так.

- Это эксплуатация! Я так работать не желаю. Я не продам вам свой

прибор за 120000.

- Тогда продайте его на Западе за 5500. Если у вас его купят. Если вы

найдете покупателя, который вам заплатит больше, чем я, дело ваше. Я не

настаиваю. А я тем временем куплю почти такой же прибор в Бельгии или в США.

Это уже блеф. На крупную фирму не пролезешь. Ребра поломают. Нет у меня

другого выхода к приемникам отраженного лазерного луча. Но я спокойно

улыбаюсь. Не хочешь, не надо. Но ты не монополист. Я в другом месте куплю.

- Счет, пожалуйста!

Он смотрит мне в глаза. Долго смотрит. Потом улыбается. Сейчас свет

падает на его лицо, и поэтому я уверен, что улыбка не таит в себе ничего

плохого. И я вновь улыбаюсь ему.

Он достает сверток из багажника и передает мне.

- Нет, нет, - машу я руками. - Мне лучше его не касаться. Несите его в

мою машину. (В случае чего можно будет сказать, что ты нечаянно сверток

забыл в моей машине. Никакого шпионажа. Просто забывчивость.)

Он садится в мою машину (это, конечно, не моя, а взятая для меня

напрокат теми, кто меня обеспечивает).

Двери изнутри запереть. Такова инструкция. Аппарат - под сиденье. Я

расстегиваю жилет. Это специальный жилет. Для транспортировки денег. В его

руки я вкладываю шесть тугих пачек.

- Проверяйте. Через два дня вы привезете техническую документацию, я

заплачу остающиеся 60000 и еще 120 000 за документацию.

Он кивает головой.

Я жму ему руку.

Он идет к своей машине. Я, рванув с места, исчезаю в темноте.
9.

Сколько офицеров ГРУ обеспечивают только меня? Не знаю точно. Но

сегодня у меня еще две встречи. Во-первых, полученный прибор должен как

можно скорее оказаться за стенами советского посольства. Во-вторых, я должен

отдать взятую напрокат машину и получить свою дипломатическую.

Через полчаса на горной просеке в теплом тумане я встречаю второго

секретаря советского посольства в Берне. У него белая машина "Пежо-504". Ее

еле видно в густых лохматых клубах тумана.

Мой пакет уже упакован в зеленый плотный брезентовый мешок, заперт и

опечатан двумя печатями. Дипломат - подполковник ГРУ. Но и ему не положено

знать - ни кто я, ни что находится в пакете. Ему приказано встретить меня.

Принять груз, запереть двери изнутри и - немедленно в посольство. В момент,

когда пакет попал в дипломатическую машину, он в относительной безопасности.

Как только он попадет за каменные заборы посольства - он в полной

безопасности.

Я останавливаю машину борт к борту, опускаю стекло. У него уже стекло

опущено. Принимай.

Он - крупный светловолосый человек. Лицо серьезное. По упрямым складкам

у рта без ошибок скажу, что он вербует успешно. Варяг, без всяких сомнений.

Такие упрямые парни долго в обеспечении не работают. Просто сегодня день

сумасшедший. Просто всех сегодня в женевской и бернской резидентурах в

обеспечение бросили.

Мы не имеем права говорить, тем более по-русски. Остановился, бросил

груз, исчез. В это короткое мгновение он успевает рассмотреть меня. По

каким-то неприметным признакам он узнает во мне зелененького борзягу,

замученного агентурным обеспечением, первый раз вкусившего варяжьего успеха.

Он улыбается мне. Он ничего не говорит, он только чуть шевельнул губами. А я

понимаю: успехов тебе.

И только красные огни по белому туману, только улыбка его зубастая за

стеклом. Исчез.

Я жду три минуты. Ему сейчас преимущество. Он сейчас с грузом. Через

два часа возле Интерлакен у меня еще одна встреча: отдать эту машину,

получить свою.

В ту ночь меня могли видеть во Фрибурге и в Нешателе. Рассвет я

встретил в Цюрихе. Главное сейчас как можно больше контактов. Меня могли

видеть в огромной библиотеке, в оружейном магазине, в пивной, на вокзале. Я

разговаривал с мужчинами и женщинами. Я разыскивал фирму, которая реально

существует, но мне совершенно не нужна. Я рылся в адресных книгах и искал

людей, которые нам совсем неинтересны. Говорят, что лиса тоже так же путает

свои следы.

Границу я пересек у Брегенца поздно вечером. Полицейского контроля

почему-то не было. Но если бы и был контроль, разве позволено кому-то

осматривать мою дипломатическую машину? Но если бы, применив силу и нарушив

Венскую конвенцию 1815 года, они осмотрели мой багаж, могли бы они найти

что-то? Нет. То, что интересно, то уже в Москве на Ходынке, в огромном

здании, именуемом Аквариум. Пока я путаю следы, особый самолет с

вооруженными дипломатическими курьерами уже давно привез десятки плотных

зеленых опечатанных мешков, аккуратно уложенных в алюминиевые контейнеры.

Австрийские полицейские меня приветствуют, улыбаются. Документы?

Пожалуйста. Осмотреть машину? Да ни в коем случае! Но у них и намерения

такого нет. Толстый добродушный дядька с пистолетом на боку козыряет:

проезжай.

Зачем им придираться к советскому дипломату, у которого такое простое

доброе лицо. Разве он похож на лохматых террористов, фотографии которых

вывешены у полицейского участка?

Я медленно проезжаю пограничный шлагбаум, салютуя им. Я вам не враг. Я

почти друг. Мы провели массовую вербовку, но среди наших агентов ни одного

гражданина Швейцарии, ни одного гражданина Австрии. Ваших мы вербуем в

других местах. Против Австрии мои коллеги работают с территорий всех

остальных стран мира. А мы никогда не злоупотребляем гостеприимством.

Я смотрю в зеркало, а на меня смотрит серое лицо, поросшее щетиной.

Глаза красные у этого человека в зеркале, ввалились. Он сильно устал.

- Спускайся вниз, попарь косточки. Побрейся. И к командиру - на львиную

шкуру.

- Зачем?

В сауне трое моих друзей: 4-й, 2-й, 32-й.

- Здорово, братцы.

- Здравствуй, варяг!

Парятся они уже, видно, давно. Раскраснелись.

- Садись, Витя! - и ржут все. Знают, что я сидеть не могу после двух

суток за рулем. Они сами не сидят. Лежат на животах.

- Хочешь, Витя, пивка?

- Еще бы...

Спину мне Колька березовым веником исхлестал и задницу тоже.

- Восстанавливается кровообращение?

- О-о-о... да.

- Вить, а Вить, да не спи ты, опасно это. Вить, лучше пивка попей.

В большом зале накрыт праздничный стол. Стульев нет. Кто сейчас сидеть

будет? Все молчат. Улыбаются. Появляется Навигатор, за ним, как верный

оруженосец, - первый шифровальщик.

- Деталей прошедшей операции я оглашать не буду. Не имею права. Но

успеха добились все. Некоторые имеют по три вербовки. Несколько человек - по

две вербовки. - Навигатор поворачивается к первому шифровальщику и говорит:

- Александр Иванович, зачитай личному составу шифровки в части, их

касающейся.

"Командиру дипломатической резидентуры 173-В генерал-майору Голицыну.

Восемь контейнеров дипломатической почты, направленной вами из Женевы, Берна

и Парижа, получил. Первый анализ, проведенный 9-м Управлением службы

информации, - позитивный. Это позволяет сделать предварительное заключение о

надежности всех лиц, привлеченных к сотрудничеству. Начальник 1-го

Управления ГРУ вице-адмирал Ефремов. Начальник 5-го направления 1-го

Управления ГРУ генерал-майор артиллерии Ляшко".

Мы улыбаемся.

- Читай дальше.

Командир сам сияет.

"Проведенная вами операция - одна из наиболее успешных массовых

вербовок последних месяцев. Поздравляю вас и весь личный состав резидентуры

со значительными достижениями. Заместитель начальника Генерального штаба,

начальняк Второго главного управления генерал армии Ивашутин".

Пробки ударили залпом. Заиграл золотистый напиток, заискрился. Бутылки

запотевшие. Ведерочки со льдом - серебряные. Как я устал! Как я хочу пить!

Как я хочу спать.

По одному, по одному - к командиру.

И я подхожу.

- Товарищ генерал, поздравляю вас. Многое имеет Япония, многое имеет

Америка, а мы с сегодняшнего дня имеем все.

Он улыбается.

- Не все, но выходы ко всему. Ты почему второго вербовать не стал?

- Не знаю, товарищ генерал, боялся испортить.

- Правильно сделал. Самое страшное в нашей работе: мнительность и

излишнее увлечение. Одна вербовка это тоже очень много. Поздравляю.

- Спасибо, товарищ генерал.

- Александр Иванович...

- Я!

Первый шифровальщик вновь открывает свою папку:

"Генерал-майору Голицыну. Благодарю за службу. Начальник Генерального

штаба генерал армии Куликов".

- Ура!-заорали мы.

Командир вновь серьезен. Он торжественно поднимает бокал...

Разбудил меня третий шифровальщик через четыре часа тридцать минут

после того, как я коснулся подушки щекой. В комнате отдыха восемнадцать

раскладушек. Некоторые уже свободны. На остальных еще спят мои товарищи, те,

у которых сегодня вторая операция.

- Виктор Андреевич, я вас правильно разбудил? - шифровальщик смотрит в

свой список.

Я смотрю на часы и киваю.

Завтрак подают в большом зале, еще хранящем запах шампанского. Есть не

хочется. Голова кружится. Я заставляю себя выпить стакан холодного сока и

съесть кусок бекона. А в дверях уже шифровальщик:

- Младший лидер ждет вас. Кофе он разрешает взять с собой.

У Младшего лидера глаза ошалевшие. Наверное, он так и не ложился спать.

- Жилет с деньгами подгони поточнее. Дверь в машине должна быть

постоянно закрыта изнутри. В случае неприятностей требуй советского консула.

За ночь твою машину вымыли, проверили, отрегулировали, заправили, сбросили

лишний километраж. Маршрут движения и сигналы снятия с операции согласуешь в

группе контроля. Все. Желаю удачи. Следующий!

Я вернулся через двое суток. Новый агент, который теперь уже именуется

173-В-41-706, привез на встречу полное техническое описание прибора RS-77.

Он передал список официальных лиц, которые имеют контакт с его фирмой и

которые могли бы быть завербованы позже. На каждого из них было составлено

короткое дело с фотографией, адресом, а главное, с перечислением выявленных

слабостей. Я заплатил ему 120000 долларов. Назначил новую встречу.

Данные, которые он собрал по собственной инициативе, будут оплачены в

следующий раз.

Полученные документы экономили нам миллионы и годы.
12.

Еще через восемь, дней я получил очередное воинское звание - майор

Генерального штаба.

Мне почему-то грустно. Первый раз в такой день мне не радостно. Когда

командир прочитал мне шифровку, я рявкнул: "Служу Советскому Союзу!" А сам

подумал: со мной они, как с моим агентом обращаются. Он получает сотни

тысяч, а там, наверху, экономят миллионы. Я добываю эти миллионы, а мне за

это алюминиевую звездочку в награду. Да и ее я носить не имею права, спрятав

свой мундир в шкаф с нафталином.

Мне грустно. Меня не радуют чины и ордена. Меня что-то мучает. Я не

знаю - что. Главное скрыть свою тоску от чужого взгляда. Если в моих глазах

погаснет оптимизм, то это заметят и примут меры. Не знаю какие, но примут.

Мне это совсем ни к чему.

Я смотрю в генеральские глаза и улыбаюсь радостно и счастливо.

* ГЛАВА X *

1.

Когда я сплю, я укрываюсь с головой, я укутываюсь в одеяло, как в шубу.

сохранить тепло до самого утра.

Я уже не сплю в холодных палатках, в мокрых землянках, в продрогшем

осеннем лесу. Но привычка кутаться - на всю жизнь.

Последнее время одеяло меня стало пугать. Внезапно проснувшись ночью в

кромешной темноте от жуткого страха, я спрашиваю себя: не в гробу ли

проснулся. Я осторожно носом касаюсь мягкого теплого одеяла. На гроб не

похоже. А может, я в полотнище закутан, а доски гроба чуть выше? Медленно я

трогаю воздух. Нет, я пока не в гробу.

Наверное, так люди начинают сходить с ума. Так к людям подкрадывается

безумие. Но может быть, я давно шизофреник, только окружающие меня пока не

раскусили? Это вполне допустимо. Быть сумасшедшим совсем не так плохо, как

это может показаться со стороны. Если меня завтра замотают в белые простыни

и повезут в дурдом, я не буду сопротивляться и удивляться. Там мое место. Я,

конечно, ненормальный. Но кто вокруг меня нормальный?

Вокруг меня сплошной сумасшедший дом. Беспросветное безумие. Отчего

Запад пускает нас к себе сотнями и тысячами? Мы же шпионы. Разве не понятно,

что я направлен сюда для того, чтобы причинить максимальный вред Западу?

Отчего меня не арестуют, не выгонят? Почему эти странные, непонятные

западные люди никогда не протестуют? Откуда у них такая рабская покорность?

Может, они с ума все посходили? А может быть, мы все безумны? Уж я-то точно.

И крышка гроба не зря мне мерещится. Ох, не зря. Началось это полтора года

назад после встречи с Киром.