Концепции фольклористики проверялись и кор

63
Н
ЕБО
ПО
-
МОНГОЛЬСКИ
— творец, создатель’ (бур. заяагша, калм. заягч / заягъч / 
заяhач / заяч
64
); 
— ‘судьба, доля, рок’ (монг., бур. заяан, калм. заян; 
ср. калм. заяч ‘знаток судьбы’
65
); 
— ‘душа’ (монг. заяа / ǰaya
γ
a ‘ниспосланная небом 
душа’, бур. заяаши — одна из душ, первая, «хорошая» 
душа человека
66
; ср. монг. заяач / ǰaya
γ
ači ‘разумная 
природа человека, противодействующая нравствен-
ной порче’
67
, что весьма походит на позднее осмыс-
ление той же «хорошей» души; 
— категория божеств или духов (к рассмотрению кото-
рой мы еще вернемся); 
— уже известное нам небесное божество Дзаяачи-тэнгри. 
В целом данный семантический спектр соответству-
ет якутскому айыы
68
, а также другим тюркским терми-
нам (йайаан, йайачы, йайаган, чайаан, чайачы, чайакчы, 
дъайачы, дъайык, жасауши, ижатпчи и др.), основное зна-
чение которых, однако, — «творец», «создатель». Не-
которое ослабление этой «ядерной» семантики у мон-
гольских народов связано, очевидно, не с «забвением 
исконного смысла» в силу заимствования самого терми-
на
69
, тем более что направленность заимствования была, 
по-видимому, прямо противоположной
70
, а с несколько 
иным типом монгольской мифологической системы. За 
64 
Бурятско-русский словарь / Сост. К.М. Черемисов. М.: Сов. 
энциклопедия, 1973. С. 254; Манжигеев И.В. Бурятские шамани-
стические и дошаманистические термины. С. 52; Калмыцко-
русский словарь / Под ред. Б.Д. Муниева. М.: Русский язык, 
1977. С. 243; Ramst. Kalm. Wört. S. 464.
65 
Монгольско-русский словарь. С. 195б; Бурятско-русский 
словарь. С. 524а; Калмыцко-русский словарь. С. 243; Ramst. 
Kalm. Wört. S. 464.
66 
Банз. С. 57; Ханг. I. С. 372; III. С. 394.
67 
Голстунский К.Ф. Монгольско-русский словарь. Т. III. С. 462.
68 
Пекарский Э.К. Словарь якутского языка. Вып. 1. СПб., 1907. 
С. 47–49.
69 
Антонов Н.К. Материалы по исторической лексике якутского 
языка. Якутск, 1971. С. 127–130.
70 
Räsänen M. Versuch eines etymologisches Wörterbuchs der 
Türksprachen. Helsinki: Suomalais-Ugrilainen Seura, 1969 (LSFU, 
XVII). S. 179.

64
II. 
МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И ТЕКСТЫ
вычетом ряда космогонических преданий (прежде все-
го бурятских), о разрастающейся щепотке песка / комке 
глины, принесенных демиургом или его помощником со 
дна мирового океана (Mot. A811, 812, 812.1; Березк., C6D), 
тема творения в ней вообще занимает мало места, буду-
чи представлена лишь отдельными слабо соотнесенны-
ми мотивами — например, изначальная слитность земли 
и неба (ср.: Mot. A625.2, 625.2.1), при разделении которых 
рождается огонь (Банз. С. 75). Наблюдается ритуальная 
проекция той же мифологемы, акцент переносится, так 
сказать, с филогенетического аспекта на онтогенетиче-
ский, и демиург выступает не столько творцом человека 
вообще, сколько подателем душ или покровителем акта 
оплодотворения (бурят. Заяан Сагаан-тэнгри
71
), «созда-
телем зародышей» (бурят. заяан
72
) для каждого отдельно 
взятого человека и животного. Это соотношение аспек-
тов демонстрируется параллелизмом, с одной стороны, 
мифологических представлений о формирующем зем-
ном и одухотворяющем небесном началах, о душах «не-
бесной» и «телесной», «материнской» и «отцовской»
73
, а 
с другой — эпического мотива, согласно которому ге-
рой является сыном матери-земли и отца-неба
74
(тема 
к о с м и ч е с к о г о б р а к а [Mot. A625; Березк., B2D]); 
ср. космологическую формулу: «Отец наш — Высокое 
Небо, мать наша — Широкая Земля»)
75
.
71 

жүктеу/скачать 6.74 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: