Глава 3. Искусство Ван Гога как жертвоприношение. Жорж Батай
3.1 Дискурс Жоржа Батая
Одним из наиболее значимых интерпретаторов искусства Ван Гога,
связывающих его работы с бессознательным, является французский философ,
писатель и искусствовед XX века Жорж Батай. Для него искусств — симптом
состояния человека, и потребность Ван Гога в создании картин, в особенности
солнечных,
детерминирована
стремлением
к
жертвоприношению,
характерным в той или иной степени для любого человека.
В 1929-1930 годах в Париже под редакцией Батая выпускался
сюрреалистический арт-журнал «Documents» («Документы»), созданный
«стремлением соединить научный подход к культуре с сюрреалистической
свободой творческой мысли»
74
. В его восьмом номере была опубликована
статья Батая «Sacrificial Mutilation and the Severed Ear of Vincent Van Gogh»
(«Увечье как жертвоприношение, или отрезанное ухо Винсента Ван Гога»), в
которой автор говорит о не поднимавшемся исследователями ранее вопросе
подавляющих отношений Ван Гога с солнцем, его одержимостью солнцем.
Солнце связывается Батаем с подсолнухом и свечой: увядающий, более
блёклый и, главное, смертный подсолнух, как и тусклая свеча,
противопоставляется солнцу, но и уподобляется ему. Ван Гог в свою очередь
отождествляется то с подсолнухом, то со свечой. Батай пишет: «Отношения
между этим художником (последовательно отождествляющим себя то с
хрупкими свечами, то с порой свежими, порой отцветшими подсолнухами) и
его идеалом, для которого солнце является самой ослепительной формой, по-
видимому, аналогичны тем, что люди когда-то поддерживали со своими
богами, по крайней мере в то время, когда эти боги ещё отупляли их. Увечье,
преподносящееся в этих отношениях как жертва, могло быть выражением
желания быть похожим на свой идеал, известный в мифологии как бог солнца,
74
Фокин С. Л. Жорж Батай и его время. Тридцатые годы (От ранних творческих опытов до «Суммы
атеологии»). Автореф. дис. на соиск. учён. ст. д. филолог. наук. СПб., 1998. С. 17.
30
раздирающий и вырывающий собственные внутренние органы»
75
. Таким
образом, Батай приходит к выводу, что нанесение человеком себе увечья есть
выход наружу некоей социальной функции — «институции, которая
определяет человека как жертву», а безумие, если оно есть, только удаляет
нормальные препятствия на пути импульса, такого же базового, как импульс к
еде
76
.
В данном ключе ухо Ван Гога тождественно печени Прометея. Если
взять во внимание факт, что клюющий печень орёл (aetos prometheus
по-гречески) отождествляется с самим Прометеем — богом, который украл
огонь у солнца, то вырванная печень ставит эту ситуацию в один ряд с
различными легендами о «жертве бога». Такая жертвенность воспринимается
не с точки зрения задабривания или искупления, а как жест исключительной
свободы. Самостоятельного выбора отторгнуть еду или отторгнуть часть
своего тела. Так, показал свою свободу и злоупотребил ею Винсент Ван Гог,
который отнёс своё отрезанное ухо в место, оскорбляющее представителей
приличного общества. «Как же очаровательно, что таким образом Ван Гог с
одной стороны манифестировал любовь, которая отказывается принимать что-
либо во внимание, а с другой — плюнул в лицо всем, кто принял для себя
возвышенные и официальные нормы жизни, хорошо известные всем»
77
. Ухо
оказывается также сравнимо с языком Зенона Элейского, которым он плюнул
в лицо Диомедонта. Рассматривая же ухо как подарок, мы осознаём истинную
ценность этого дара: «дарить, если хочешь чтобы подарок был не проходным,
а по-настоящему «стоящим», нужно то, что более всего дорого тебе самому; в
этом смысле такой подарок невозможно купить, его можно только оторвать,
подчас с болью, от себя»
78
.
75
Bataille G. Sacrificial Mutilation. P. 66.
76
Ibid. P. 69.
77
Ibid. P. 70-71.
78
Дорофеев Д. Ю. Саморастраты одной гетерогенной суверенности // Предельный Батай. СПб.,
2006. С. 26.
31
Через семь лет, в декабре 1937 г., в первом выпуске одного из
важнейших французских арт-журналов двадцатого века «Verve» появилась
новая статья Батая о Ван Гоге под названием «Van Gogh as Prometheus»
(«Ван Гог как Прометей»). В ней Батай развивает идею отношений Ван Гога с
солнцем, говоря, что после ночи, в которую была отрезана часть уха, Ван Гог
стал придавать солнцу то значение, которого доселе оно не имело
79
. Полотна
Ван Гога не являются — по крайней мере, являются не более чем Полёт
Прометея — данью превосходству солнца. Солнце если и превосходно, то
только в момент его запечатления, а земля, не признавая власть «небесного
катаклизма», им упивается и празднует, извиваясь и пульсируя под ним. Батай
пишет, что именно это взаимодействие служит причиной столь высокой
оценки работ Ван Гога, но их нельзя рассматривать отдельно от его личности.
Ведь Винсент Ван Гог принадлежит не истории искусства, «его место в
кровавой легенде нашего человеческого бытия»
80
.
Споря с Батаем, Хелен Т. Доу публикует в 1964 г. статью под названием
«Van Gogh Both Prometheus and Jupiter» («Ван Гог — и Прометей, и Юпитер»).
Доу рассказывает версию Д. Оливье, объясняющую отрезанное и отданное
Рашель ухо Ван Гога. Она связана с давним обычаем в среде корриды, которая
была популярна в Провансе и которой увлекался и Ван Гог (например, картина
«Арена в Арле» (F548, Арль, декабрь 1888, Государственный Эрмитаж)
изображает арену, где проводилась коррида). По традиции, матадор, который
показывает высокие способности в укрощении быка, вознаграждается
зрителями особым способом. Когда он наносит смертельный удар быку, толпа
кричит: «Ухо!» Тогда помощник отрезает ухо мёртвого быка и отдаёт его
матадору — он показывает его всей арене, собирая аплодисменты.
Чествования завершаются другим галантным жестом, когда матадор дарит ухо
79
Bataille G. Van Gogh as Prometheus // October, vol. 36. Georges Bataille: Writings on Laughter, Sacrifice,
Nietzsche Un-Knowing. Cambridge, 1986. P. 59.
80
Ibid. P.60.
32
своей избраннице или любой представительнице женского пола на арене, так
что честь переходит ей.
Получается, что отрезая ухо и отдавая его даме, Ван Гог соединяет в себе
две роли — победителя и побеждённого, словно он сам является побеждённым
быком и победившим матадором, Прометеем и Юпитером
81
.
В журнале «October» в 1986 году была опубликована статья Розалинды
Краусс «Antivision» («Антивидение») о мнении Батая насчёт «скандальной
связи искусства с ви́дением»
82
. Слово «ви́дение» здесь выступает как описание
прямой функции глаз, способности видеть. Статья говорит о влиянии
«нарушений прерогатив зрительной системы» на историю искусства.
Краусс пишет о представлении Батаем того момента, когда Ван Гог
смотрит на солнце через собственную ладонь, и оба — Ван Гог и солнце —
одновременно видят и не видят друг друга. Прямой же взгляд на солнце всегда
в истории человечества считался верным способом сойти с ума, ослепнуть и
совершить то, что Батай называет жертвенным увечьем. Но это увечье, через
которое оскверняется тело, есть акт мимесиса, с помощью которого человек
пытается идентифицировать себя с идеалом — богом, солнцем — подражая
ему. И именно это произошло с Ван Гогом: совершая жертвенное увечье, он
слился со своим солнечным богом
83
.
Через три года появляется посвящённая Ван Гогу и Батаю статья Эрика
Мишо. В ней Мишо говорит об описанной Батаем амбивалентной связи между
художником и солнцем и художником и подсолнухом, а также обнаруживает,
что Батай сам идентифицирует себя с Ван Гогом
84
. Но если Ван Гог
идентифицирует себя с богом-солнцем, то и здесь возникает такая же
амбивалентная связь между Батаем и Ван Гогом и Ван Гогом и солнцем.
Ван Гог оказывается для Батая получеловеком-полубогом, сияющим и
81
Dow H. Van Gogh Both Prometheus and Jupiter // The Journal of Aesthetics and Art Criticism. Vol. 22,
No. 3. Denver, 1964. P. 269-270.
82
Krauss R. Antivision // October, vol. 36. Georges Bataille: Writings on Laughter, Sacrifice, Nietzsche Un-
Knowing. Cambridge, 1986. P. 148.
83
Ibid. P. 150.
84
Michaud E. Van Gogh, or The Insufficiency of Sacrifice // October, vol. 49. Cambridge, 1989. P. 25.
33
взрывающимся, достигающим в своей деятельности точки наивысшего
экстаза, жертвенности и самоуничтожения. Также Мишо считает, что в
цепочке
Достарыңызбен бөлісу: |