Кристиан Штрайт Вермахт и советские военнопленные в 1941-1945 гг

отдел «L» ген.-м. Варлимонт

Группа IV/Qu. подп. фон Типпельскирх

нач-к правового отдела вермахта мин.-дир. Леман

генерал для ос.

поручений при главн. сух. силами ген.-лейт. Мюллер

нач-к правового отдела сух. сил ст. сов. воен. юст. Латман
ген. -квартирмейстер ген.-майор Вагнер

начальник военно-

админ, отдела фон Альтенштадт

На основании этих указаний Гитлера Йодль⁹ отдал 3 марта 1941 г. распоряже­ние об изменении проекта плана отдела «L»: прифронтовая зона, то есть зона, в ко­торой армия обладала всей полнотой власти, должна быть настолько мала, насколь­ко это возможно:

Нужно ли создавать там также органы рейхсфюрера СС наряду с тайной полевой полицией, следует обсудить вместе с рейхсфюрером СС. Необходимость немед­ленно обезвредить всех большевистских лидеров и комиссаров говорит за это. Военные суды следует изъять из решения всех этих вопросов, они должны вершить судопроизводство только внутри самой армии¹⁰.

Очень ясный язык не мог оставить отдел «L» в неведении относительно харак­тера планируемых мероприятий. Начальник ОКВ генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель¹¹, несомненно знакомый с указаниями Гитлера, и начальник штаба опера­тивного руководства вермахта Йодль, по-видимому, приняли требования Гитлера без сопротивления, и, хоть и не полностью, как было рекомендовано Йодлю ис­полнять жёсткие указания Гитлера, но поддержали их. Распоряжения Йодля, ко­торые должны были быть переработаны в виде директив верховного командования вермахта, пусть не на словах, но совершенно ясно поставили руководство сухопут­ных сил перед альтернативой - или армия в прифронтовой зоне примет участие в акциях истребления, или Гиммлер добьётся нового расширения своих властных полномочий¹². Кроме того, Йодль действовал уже через голову главнокомандующе­го сухопутными силами генерал-фельдмаршала фон Браухича, чьи властные пол­номочия - полный объём исполнительной власти на оккупированных террито­риях - он значительно урезал.

Согласно запискам тогдашнего адъютанта Гитлера при сухопутных силах, майо­ра Герхарда Энгеля, главнокомандующий сухопутными силами в беседе с Гитле­ром, Кейтелем и генерал-квартирмейстером сухопутных сил, генерал-майором Эдуардом Вагнером¹³, сделал попытку настоять на введении военно-административ­ного управления на оккупированных территориях, как это было в обыкновении до сих пор, но был «довольно грубо прерван» Гитлером и ретировался¹⁴.

В любом случае руководство сухопутных сил было не готово вступать в конфликт по этому поводу. Кажется даже, что Гальдер и генерал-квартирмейстер Вагнер склоня­лись к тому, чтобы и дальше отказываться от введения нормального военно-админи­стративного управления, чтобы избегать конфликтов, как они делали это в Польше¹⁵.

8 марта Варлимонт предложил Йодлю новый план директив, в котором были учтены «предложения генерал-квартирмейстера»¹⁶. После того как Кейтель его под­писал 13 марта, - согласно изменениям, которые, однако, не касались введения подчинённого главнокомандующему сухопутными силами военно-административ­

ного управления¹⁷, - ограничение властных полномочий главнокомандующего су­хопутными силами было утверждено на бумаге.

В этом приказе значилось также важное в последующем решение: В прифронтовой зоне сухопутных сил рейхсфюрер СС получает по поручению фюре­ра особые задачи по осуществлению политического руководства, которые вытекают из решительной борьбы 2-х противоборствующих политических систем. Рейхсфю­рер СС поступает в рамках этих задач самостоятельно и под собственную ответ­ственность. [...] Детали ОКХ оговаривает непосредственно с рейхсфюрером СС¹⁸. В результате функции ОКХ были значительно урезаны, причем без какого-либо решительного сопротивления с его стороны.
1. Порядок действий айнзацгрупп СС
Переговоры о порядке действий айнзацгрупп СС в прифронтовой зоне сухопутных сил между генерал-квартирмейстером Вагнером и начальником главного управле­ния имперской безопасности, группенфюрером СС Рейнхардом Гейдрихом нача­лись ещё 13 марта¹⁹. 17 марта Вагнер в присутствии начальника генерального штаба Гальдера и генерал-майора Хойзингера узнал ещё раз от самого Гитлера, о чём в то время шла речь. Гальдер записал:

Используемая Сталиным интеллигенция должна быть уничтожена. Управляющий механизм русского государства должен быть сломан. В великорусской зоне необхо­димо применение грубого насилия. Мировоззренческие узы связывают русский народ воедино ещё недостаточно прочно. Они будут разорваны посредством устра­нения руководящих кадров²⁰.

Знаменательно, что Гитлер говорит здесь «только» об уничтожении советской правящей элиты и не упоминает о долгосрочных целях - о расовом уничтожении. Он обращается поэтому к расчётам, которые заставили руководство сухопутных сил смириться с уничтожением польской правящей элиты уже во время польской кампании. В самом деле, если хотели подчинить Восток немецкой власти или не­мецкой гегемонии на длительный срок, ликвидация политической и духовной эли­ты советского государства являлась безусловно необходимой. Поскольку руковод­ство сухопутных сил разделяло цели восстановления империи на Востоке, - при любых формах господства, - оно по необходимости должно было согласиться и с уничтожением советской правящей элиты, причём открытым оставался вопрос -насколько это было необходимо и кто должен этим заниматься. Это дало в руки Гитлеру рычаг для привлечения руководства сухопутных сил к своим далеко иду­щим планам.

25 и 26 марта Вагнер пришёл с Гейдрихом к соглашению, которое было им письменно зафиксировано 26 марта и 4 апреля направлено Гейдриху и начальнику отдела «L» штаба оперативного руководства вермахта Варлимонту «для оценки и согласования»²¹. ОКХ не намеревалось затягивать дело, чтобы найти возможность не участвовать в нём. Это видно из того, что уже в «Особых распоряжениях о снаб­жении [в войне на Востоке]», подписанных Гальдером 4 апреля, были названы пол­номочия Гиммлера и объявлен приказ о порядке выполнения этих распоряжений²².

Достигнутое между Вагнером и Гейдрихом соглашение без изменений было подписано 28 апреля главнокомандующим сухопутными силами фельдмаршалом фон Браухичем и тут же направлено в войска²³. В нём речь шла преимущественно о порядке действий айнзацгрупп СС, который был установлен для польской кампа­нии. Айнзацгруппы должны были получать специальные указания от Гейдриха, и им предоставлялось право «в рамках своих задач под собственную ответственность осуществлять карательные меры в отношении гражданского населения». В тыловом районе сухопутных сил их действия ограничивались

работой с намеченными до начала операции объектами (материалами, архивами, карточками враждебных государству организаций, объединений, групп и т. д.), а также с отдельными особо важными лицами (ведущими эмигрантами, диверсан­тами, террористами и т. д.).

Кроме того, командующие фронтами имели право не допускать деятельность команд по военным соображениям. Итак, соглашения не давали айнзацгруппам СС «права» осуществлять массовое истребление евреев и коммунистов уже в прифрон­товой зоне сухопутных сил, как это позже стало почти правилом²⁴. В целом их зада­чи для тыловой зоны сухопутных сил, в том числе для тыловых районов отдельных групп армий, были существенно ограничены: «Выявление и борьба с враждебными государству и рейху соединениями, которые не входят в состав вооружённых сил врага»²⁵. Посредством неясной формулировки «враждебные государству и рейху соединения» круг жертв был существенно расширен по сравнению с прежней фор­мулировкой Гитлера и Геринга «еврейско-болыпевистская интеллигенция» или «большевистские вожди». Последняя фраза, кроме того, предполагала уже участие вермахта в работе по уничтожению, - в соответствии с приказом о комиссарах, -ибо невозможно допустить, чтобы «входившие в вооружённые силы врага, враж­дебные государству и рейху соединения» были оставлены без внимания.

Не было недостатка в попытках найти объяснение этому быстро заключённому соглашению с Гейдрихом²⁶. Все признаки указывают на то, что Вагнер вовсе не ста­рался совсем устранить айнзацгруппы из прифронтовой зоны сухопутных сил, а хотел лишь уточнить нюансы их деятельности: в какой мере командующие соеди­нениями сухопутных сил должны оказывать влияние на действия айнзацгрупп в прифронтовой зоне и в какой мере части сухопутных сил должны принимать участие в этих акциях. Если даже нельзя предположить, что Вагнер уже в это время знал, какие размеры должно было принять массовое истребление, то всё же он не мог питать никаких иллюзий относительно характера задач айнзацгрупп СС. Ваг­нер ещё в августе и сентябре 1939 г. разрабатывал с Гейдрихом аналогичное урегу­лирование для польской кампании²⁷. Гитлер дал тогда понять главнокомандующему сухопутными силами,

что если вермахт не захочет иметь с этим [с «истреблением народа»] никакого дела, то он должен будет смириться с тем, что рядом с ним выступят войска СС и гестапо²⁸. Главнокомандующий сухопутными силами принял это во внимание, и Вагнер в согласии с Гальдером занял позицию, согласно которой «чистка должна предпри­ниматься только после ухода армии и передачи власти постоянной гражданской ад­министрации»²⁹. Правда, Вагнер, когда стали известны масштабы убийств в Поль­ше и в армии возникло заметное беспокойство, предлагал объявить чрезвычайное

положение и принять меры против войск СС и полиции. Однако он не встретил в этом вопросе поддержки со стороны фон Браухича и Гальдера³⁰. Позиция руковод­ства сухопутных сил осенью 1939 г. ограничивалась тем, «чтобы держать армию в стороне от этих дел, но не выступать против политики планомерного истребле­ния»³¹. Кроме того, что это ещё больше ослабляло позиции руководства сухопутных сил по отношению к национал-социалистскому руководству, тем самым был создан прецедент, на который могло ссылаться национал-социалистское руководство, а также руководство вермахта.

Во время своих переговоров в марте 1941 г. Вагнер, вероятно, надеялся благо­даря неучастию армии в акциях массового уничтожения «сохранить чистоту мун­дира»³². Но даже если он и тешил себя иллюзиями о том, что командующие от­дельными частями, из которых некоторые яростно возражали против деятельности СС в Польше, широко понимают оставленные им права, то и это выглядит доволь­но неправдоподобно, ибо руководство сухопутных сил ещё осенью 1939 г. сместило этих командующих и они поэтому явно не рассчитывали найти взаимопонимание со стороны главнокомандующего сухопутными силами или начальника генерально­го штаба. С другой стороны Вагнер, - не в последнюю очередь благодаря беседе с Гитлером от 17 марта, - уже знал, что «акции» айнзацгрупп должны быть более масш­табными, чем в Польше. Его условием на согласие с главнокомандующим сухопут­ными силами, которое после протестов командующих отдельными частями в Поль­ше стало известно также и Гейдриху, было вероятно то, что эти «акции» должны были иметь место только вне сферы деятельности войсковых соединений³³.
2. Ограничение военного судопроизводства
Браухичу, Гальдеру и Вагнеру ещё в 1939 г. казалось частичным успехом то, что они смогли помешать прямому участию армии в акциях уничтожения. Для Гитлера же терпимое отношение со стороны ОКХ к этим акциям стало важнейшим прецеден­том на пути к достижению цели по превращению вермахта в отряды «политических солдат», то есть безусловно преданных национал-социалистской идеологии «бор­цов», которые отвергали бы во время войны всякие международные нормы и были бы готовы к проведения «уничтожения народов»³⁴.

В конце марта 1941 г. для Гитлера наступил благоприятный момент для даль­нейшего продвижения по этому пути. Руководство сухопутных сил примирилось с убийствами в Польше, не доводя дело до серьёзных споров. Оно успокоило воз­никшее в армии брожение и дало Гиммлеру возможность защитить действия айнзацгрупп перед руководством сухопутных сил и добиться его согласия³⁵. Неза­долго до того ОКХ согласилось с порядком действий команд СС, которые, - не­смотря на весь опыт польской кампании, - приняли гораздо большие масштабы, чем это было предусмотрено в 1939 г. Наконец, - и это, пожалуй, самое важное, -руководство сухопутных сил, соглашаясь на этот новый порядок, в принципе согласилось и на ведение требуемой Гитлером войны на уничтожение. Всё это должно было привести Гитлера к убеждению, что теперь он может попытаться предъявить вермахту ещё более радикальные требования, хотя он и не мог быть

полностью уверенным в том, что войсковые командиры преодолели своё возмуще­ние действиями в Польше.

Готовность войскового командования принять участие в идеологически обосно­ванной войне на уничтожение Гитлер проверил 30 марта 1941 г., выступив в рейхсканцелярии с длившейся 2,5 часа речью примерно перед 250 высшими офицерами: командующими и начальниками штабов групп армий, командирами корпусов и дивизий, предназначенных для ведения войны на Востоке. Перед предыдущими кампаниями Гитлер также пытался склонить высших войсковых командиров к угодным ему действиям, но ещё никогда не собирал такого большого круга лиц³⁶. Уже перед польской кампанией он заявлял, что война «будет вестись до полного уничтожения Польши, с величайшей жестокостью и беспощаднос­тью»³⁷. Но тогда войсковые командиры не знали о задачах, поставленных перед айнзацгруппами СС. Теперь же, 30 марта 1941 г., в беспримерно откровенной речи перед собравшимся генералитетом он ясно изложил, какие методы в борьбе против Советского Союза он намерен применить³⁸. Начальник генерального штаба Гальдер записал её по пунктам:

[...] Колониальные задачи!

Борьба между собой 2-х мировоззрений. Уничтожающий приговор большевизму, как антиобщественному, преступному явлению. Коммунизм - чудовищная опас­ность для будущего. Мы должны отказаться от понятия солдатского товарищества. Коммунист никогда не был и никогда не будет товарищем. Речь идёт о борьбе на уничтожение. Если мы этого не усвоим, то, хоть мы и разобьём врага, через 30 лет нам опять будет противостоять коммунистический враг. Мы ведём войну не для того, чтобы сохранять врага.

[...] Борьба против России: Уничтожение большевистских комиссаров и коммунис­тической интеллигенции. Новые государства должны быть социалистическими государствами, но без собственной интеллигенции. Нельзя допустить образования новой интеллигенции. Нам достаточно и примитивной социалистической ин­теллигенции.

Борьба должна вестись против яда разложения. Это не вопрос военных судов. Войсковые командиры должны знать, почему это происходит. Они должны руково­дить борьбой. Воинская часть должна защищаться теми средствами, с какими на неё нападают. Комиссары и работники ГПУ являются преступниками и с ними надлежит обращаться как с таковыми.

Поэтому войскам не нужно выходить из рук командира. Командир должен отда­вать свои распоряжения в соответствии с настроениями воинской части. [Заметка Гальдера на полях: Война существенно отличается от войны на Западе. На Востоке жестокость оправдывается интересами будущего.]

Командиры должны потребовать от себя жертвы, преодолеть свои сомнения. [Заметка Гальдера на полях: приказ главнокомандующего сухопутными силами]³⁹.

С другой стороны Гитлер, судя по отзывам Гальдера, не стал слишком подчёрк­нуто обращаться к расовой идеологии. Напротив, он приводил для обоснования своих беспримерных требований аргументы, которые были созвучны с менталите­том войсковых командиров. Делая ударение на необходимость уничтожения боль­шевизма, он обращался к цели, которую разделял генералитет. Когда он, сверх то­

го, обращал внимание на то, что это должно быть сделано ради того, чтобы в буду­щем избавить Германию от «чудовищной опасности», что ради этого следует пойти на жертвы, «преодолеть свои сомнения», то этим он обращался к особенной жерт­венности, которая явилась одним из важнейших условий того, что национал-со­циалистские преступления вообще оказались возможны⁴⁰. Требуемые карательные акции имели таким образом характер исключительных, разовых акций, «грязных этапов пути», которые следовало преодолеть во имя интересов будущего герман­ского государства. Далее Гитлер взывал к ответственности войсковых командиров за свои подразделения, когда требовал, чтобы воинские части защищались теми средствами, с какими на них нападают. Тем самым были вызваны неясные опасе­ния, которые и так уже имели место в борьбе против гораздо более неизвестного в сравнении с предыдущими противниками и потому в любом случае явного врага.

В процессе над военными преступниками после войны некоторые из присут­ствовавших тогда, в том числе главнокомандующий сухопутными силами фон Браухич, заявляли, что после окончания речи Гитлера раздались яростные протесты со стороны командующего по поводу недостойного армии способа ведения войны, после чего Гитлер покинул зал⁴¹. Браухич хотел сказать, будто он не издавал соот­ветствующего требованиям Гитлера приказа. Скорее наоборот, он якобы на основа­нии этого велел разработать так называемое «дисциплинарное распоряжение», что­бы воспрепятствовать требуемому Гитлером способу ведения войны. То, что эта картина не соответствует действительности, следует из анализа процесса возникно­вения плана «Барбаросса» и приказа о комиссарах.

Штабы ОКВ и ОКХ сразу же после речи Гитлера принялись преобразовывать его требования в приказы, если только они сами не пришли уже к решениям, кото­рые были по меньшей мере очень близки желаниям Гитлера. Разработка этих при­казов, после того, как не последовало протестов, явилась решающим шагом на пу­ти вовлечения вермахта в политику уничтожения.

На следующей после речи Гитлера неделе, 8 апреля, Ульрих фон Хассель вмес­те с начальником штаба адмирала Канариса полковником Остером был у генерал-полковника Людвига Бека. Хассель записал:

[...] волосы встают дыбом от того, что документально изложено в приказах, под­писанных Гальдером и отданных войскам, по поводу действий в России и от сис­тематического применения военной юстиции по отношению к гражданскому населению в этой издевающейся над законом карикатуре. [...] Подчиняясь прика­зам Гитлера, Браухич жертвует честью немецкой армии⁴². Сохранился, по крайней мере один из этих приказов, подписанный Гальдером 3 апреля 1941 г.⁴³ Он содержал в себе рекомендации по обращению с населением: Активное или пассивное сопротивление гражданского населения в зародыше по­давлять строгими карательными мерами. Сознательные и беспощадные действия в отношении враждебных Германии элементов будет действенным профилакти­ческим средством.

Своевременно следует внести ясность относительно того, на какие части населения могут опереться немецкие войска. Враждебное советско-русскому правительству и го­сударственному строю население следует сделать полезным в интересах Германии, конкретно посредством предоставления определённых свобод и материальных выгод.

Ещё более важная часть приказа касалась организации службы по делам воен­нопленных⁴⁴. Из этого, равно как и из приведённого выше отрывка, ясно видно, что в отношении Советского Союза не должны были применяться ни принципы Гаагской конвенции о ведении сухопутной войны 1907 г., ни Женевской конвенции о военнопленных 1929 г. Однако это решение не вытекало напрямую из произне­сённой Гитлером четыре дня назад речи⁴⁵. В нём также нет никаких признаков того, чтобы со стороны ОКХ были запрошены в отделе международного права в управ­лении разведки и контрразведки в ОКВ сведения о международных обязательствах Германии в военной сфере.

Способы аргументации в приказе, а также используемые понятия вытекают не столько из национал-социалистского образа мыслей, сколько из традиционных рас­чётов. Реализация немецких притязаний на господство в советских землях всеми имеющимися средствами считалась само собой разумеющейся. Отличие от поли­тики Гитлера состояло лишь в том, что здесь предусматривалась возможность по­средством лучшего обращения использовать часть населения в качестве вспомога­тельных отрядов - мысль, не имевшая места в расовой идеологии Гитлера⁴⁶. Всё же это отличие имело место в то время, когда руководство сухопутных сил верило, что Советский Союз можно сокрушить в течение нескольких недель и благодаря этому несомненно поднять собственное значение в национал-социалистском госу­дарстве, а потому не было существенным⁴⁷.

Между тем в верховном командовании вермахта готовились также ограничения применения военного судопроизводства в отношении преступлений немецких сол­дат, а значит и применения без судопроизводства «карательных мер» против враж­дебно настроенного советского населения. Руководство разработкой соответствую­щего приказа, который позднее стал известен как «план Барбаросса», принадлежало отделу «L», возглавляемому Варлимонтом⁴⁸.

Варлимонт и начальник его группы IV/Qu. подполковник Вернер фон Типпель-скирх, начиная с 4 марта, вели переговоры по этой проблеме с начальником право­вого отдела вермахта, министериаль-диригентом доктором Рудольфом Леманом⁴⁹.

Уже упомянутый выше проект отдела «L», представленный Варлимонтом Йод­лю 8 марта, ограничивал деятельность военных трибуналов в отношении преступ­лений советских гражданских лиц против вермахта⁵⁰, тогда как обычно вермахт располагал на оккупированных территориях неограниченной исполнительной властью. Все прочие уголовные дела должны были быть переданы «учреждениям рейхсфюрера СС».

Итак, следует констатировать, что уже на этой стадии развития в сфере уголов­ного правосудия в отношении гражданского населения было установлено состояние правового вакуума, которое имело место в Польше между прекращением военного управления (25 окт. 1939 г.) и введением немецкого уголовного права (6 июня 1940 г.) и которого впоследствии добивались представители НСДАП и РСХА⁵¹. Это тем более достойно внимания, что ОКВ, - в уже переработанных Йодлем в начале марта директивах Гитлера, - тем самым изначально дезавуировало для подлежащих завоеванию восточных территорий те силы в вермахте, администрации и юстиции, которые стремились путём введения немецкого уголовного права обеспечить хотя бы минимум «необходимого даже 3-му рейху соблюдения законности в общест­

венной и хозяйственной жизни»⁵². В ОКВ уже были готовы, несмотря на все эксцес­сы, имевшие место в Польше, согласиться с новым расширением властных полно­мочий СС и полиции и законодательно их закрепить, причём без всякого давления со стороны национал-социалистского руководства. При этом следует вспомнить о том, что ввиду будущих планов на Востоке это было чрезвычайно обширным пред­варительным решением об административном устройстве этих областей, в которых главенствующая роль отводилась СС.

Во-вторых, при взгляде на дальнейший процесс развития следует отметить, что этот проект Варлимонта существенно ограничивал компетенцию военного судо­производства. Однако в компетенцию военных судов по-прежнему входило приме­нение карательных мер за преступления советских солдат и гражданских лиц про­тив личного состава вермахта - это всегда характеризовалось именно как «преступ­ления». Войска были ограничены собственно ведением войны.

Как уже было сказано, Кейтель перед тем, как подписать «Директивы по спе­циальным зонам к инструкции № 21», изъял из этих директив весь комплекс «воен­ного судопроизводства», чтобы переработать его в особом приказе. Кто решил, что предусмотренное Варлимонтом урегулирование недостаточно, точно установить нельзя. Но так как это урегулирование уже было одобрено Гитлером⁵³, следует предположить, что Кейтель, Йодль и Леман были здесь введены в заблуждение ещё более радикальными предложениями. Проект начальника правового отдела вер­махта доктора Лемана от 28 апреля явился следующим документальным шагом на пути к ещё большей радикализации. Проект был адресован Варлимонту и Йодлю. Необычайно чёткое изложение ожидаемых от приказа последствий наводит на мысль, что Леман был одного мнения с обоими адресатами, тем более что с Вар­лимонтом он в начале марта неоднократно совещался⁵⁴. В этом отношении проект Лемана означал качественное изменение в поэтапном развитии плана «Барбаросса», так как в нём впервые было предусмотрено вовлечение вермахта в войну на уничтожение.

I. 1. Войскам следует беспощадно убивать партизан в бою или во время бегства. 2. Прочие нападения враждебно настроенных гражданских лиц на вермахт, его личный состав и сопровождающих войска лиц следует решительно и всеми средствами отражать на месте вплоть до уничтожения нападающих.

И. 1. Военное судопроизводство предназначается в первую очередь для поддержа­ния дисциплины.

Наказуемые действия, направленные против войск, должны отражаться сами­ми войсками согласно пункту I. Только в тех исключительных случаях, когда этого не произошло, они должны преследоваться в судебном порядке⁵⁵. 2. В остальном наказуемые действия со стороны враждебно настроенных граж­данских лиц только тогда должны подлежать военному судопроизводству, когда это необходимо по политическим мотивам. III. 1. Действия личного состава вермахта и сопровождающих его лиц против гражданского населения противника преследованию не подлежат, даже если такие действия являются военным преступлением или правонарушением. 2. При оценке таких действий следует учитывать, что крах в 1918 г., последую­щий период страданий немецкого народа и борьба против национал-социализ­

ма с бесчисленными кровавыми жертвами среди членов этого движения, бы­ли вызваны большевистским влиянием и что ни один немец этого не забыл. 3. Поэтому председатель судебного органа должен разобраться, следует ли в таких случаях применять меры дисциплинарного воздействия или же необхо­димо назначить судебное разбирательство. Председатель судебного органа назначает разбирательство действий против жителей страны в порядке воен­ного судопроизводства лишь в тех случаях, когда это нужно для поддержания дисциплины или обеспечения безопасности войск.

[...] 4. При оценке достоверности показаний гражданских лиц из населения противника необходимо проявлять крайнюю осторожность. IV. Войсковые командиры в рамках своих полномочий несут личную ответст­венность за то, чтобы:

1. 
   Все офицеры подчинённых им подразделений были своевременно и обс­тоятельно ознакомлены с принципами пункта I.
   
2. 
   Их консультанты по правовым вопросам были своевременно информиро­ваны об этих указаниях и устных высказываниях, в которых командующим разъясняются политические намерения руководства.
   
3. 
   Утверждались только те приговоры, которые соответствуют политическим намерениям руководства⁵⁶.
   

Поскольку вопреки прежнему предположению учреждений рейхсфюрера СС в требуемом количестве не будет, то остаётся только один выбор: гражданских лиц, чью вину сразу доказать невозможно, следует осуждать трибуналами или расстре­ливать войсками. Если они преданы суду, суды должны принимать решения о виновности или недоказуемости вины, и в случае недоказуемости - выносить оп­равдательный приговор. На это я настоятельно обращаю внимание⁵⁸.

Более решительным ужесточением по сравнению с предложенным Варлимон-том порядком была заранее предоставленная за преступления против советского гражданского населения амнистия, которая должна была способствовать более жестокому ведению войны в духе национал-социалистского руководства⁵⁹. Кроме того, новым было то, что войсковые командиры делались лично ответственными за проведение приказа, а также за то, чтобы их консультанты были ознакомлены с распоряжением Гитлера от 30 марта. Проект Лемана имел ещё мало общего с проектом Варлимонта.

Кроме того, Леман находился в постоянном контакте с генералом для особых поручений при главнокомандующем сухопутными силами генерал-лейтенантом Ойгеном Мюллером⁶⁰, который занимался правовыми вопросами. Последний

после беседы с Неманом и доклада Гальдеру⁶¹ направил 6 мая 1941 г. в отдел «L» Варлимонту вместе с проектом «приказа о комиссарах» проект об ограничении военного судопроизводства⁶². Когда Леман представил 9 мая 1941 г. Йодлю и Вар­лимонту переработанный в соответствие с предложениями Мюллера проект, то с удовлетворением мог утверждать, что:

Предложение армии близко нашим предложениям. В нём не хватает только поло­жения о том, что юрисдикция военных судов в отношении населения страны (то есть гражданского населения) вообще не существует⁶³.

Под «нашими предложениями» следует понимать требования Йодля и Лемана -и, очевидно, также Варлимонта! - о более значительном участии вермахта в «по­литическом», идеологизированном ведении войны.

На деле проект Мюллера, который кроме Гальдера должен был рассмотреть также фон Браухич⁶⁴, не только по содержанию превосходил проект Лемана от 28 апреля. Новым в проекте было идеологическое обоснование, которое опиралось на аргументы Гитлера в его речи от 30 марта и одновременно отвечало требованиям обеспечения безопасности войск. В нём подчёркивалось, что

кроме подлежащего разгрому обычного противника войскам на этот раз в качестве особо опасного и разлагающего всякий порядок элемента из гражданского насе­ления противостоит носитель еврейско-болыпевистского мировоззрения. Нет ни­какого сомнения в том, что он везде, где только сможет, коварно и из засады будет использовать своё оружие разложения против ведущего борьбу и освобождающего страну немецкого вермахта. Поэтому войска имеют право и обязанность всесторон­не и энергично обеспечивать свою безопасность и от этих разлагающих сил⁶⁵. В действительности Мюллер высказался значительно более чётко, чем проект Лемана о том, чего следует ожидать от войск:

Жители страны, которые как партизаны участвуют или желают участвовать в боевых действиях, которые своими действиями представляют непосредственную угрозу войскам или каким-то своим поступком выступают против немецкого вермахта (например, насильственные действия против сопровождающих армию лиц или военного имущества, саботаж, сопротивление), подлежат расстрелу в бою или во время бегства. Там, где такого рода преступные элементы не будут устранены подобным образом, их надлежит тут же представить офицеру, который должен решить - следует ли их расстрелять⁶⁶.

Таким образом, ОКХ не только согласилось с требованием прямого участия войск в проведении политики уничтожения, но и изыскало способ практического выполнения этого требования.

Новым в проекте Мюллера был, кроме того, следующий раздел: В отношении населённых пунктов, из которых предпринимаются коварные и пре­дательские нападения в том или ином виде, необходимо немедленно по распоря­жению командира, рангом не ниже батальонного, принимать коллективные меры насилия, в случае, если обстоятельства не позволяют ожидать быстрого обнару­жения конкретных виновных.

Требование самосохранения и долг всех командиров повелевают действовать про­тив трусливых вылазок ослеплённого населения с железной строгостью и без всякого промедления.

Это положение, которое впоследствии должно было привести к значительно большему количеству жертв, чем пресловутый приказ о комиссарах, основывалось на предложении начальника генерального штаба Гальдера⁶⁷, который вопреки соб­ственным утверждениям сыграл в этом активную роль⁶⁸.

Как было предусмотрено ещё в проекте Лемана от 28 апреля, но теперь с более сильным идеологическим обоснованием указывалось, что

наказуемые действия личного состава сухопутных сил, которые совершены по злобе, вызванной зверствами противника, или в результате разлагающей деятель­ности носителей еврейско-большевистской системы, [...] за исключением отдель­ных случаев, когда этого требуют интересы поддержания дисциплины, преследоваться не будут⁶⁹. Парадоксально, но характерно для позиции руковод­ства сухопутных сил, - это, правда, уже прозвучало в речи Гитлера, - что вслед за этим сразу же последовал раздел, который можно понимать как ограничение: При всех обстоятельствах остаётся в силе задача начальников всех уровней пре­дотвращать произвольные выступления отдельных военнослужащих и не допус­кать одичания войск. Отдельный военнослужащий не должен доходить до того, чтобы делать в отношении жителей страны всё, что ему вздумается, но в любом случае связан приказами своих начальников¹⁰.

Итак, в ОКХ видели опасность, что предоставляемые в первой части неогра­ниченные полномочия могут привести к совершенно произвольным действиям в отношении гражданского населения, что хоть и было в духе национал-социа­листского руководства, но неизбежно подорвало бы устои армии, основывающие­ся на приказах и послушании. Однако там, видимо, считали, что офицерский кор­пус по своим настроениям настолько однороден, что можно применять беспример­но грубые методы для обеспечения немецкого господства в «восточном простран­стве» и в то же время не допустить негативных последствий такой политики для устоев армии.

Начальник правового отдела вермахта Леман на основе имевшихся проектов и после повторного согласования с генералом Мюллером и начальником генераль­ного штаба авиации Ешонеком, а также с начальниками правовых отделов сухо­путных сил и авиации⁷¹ разработал другой проект, который вместе с сопроводи­тельной запиской направил 9 мая Йодлю и Варлимонту⁷². Проект предусматривал новое ужесточение. Речь Лемана в сопроводительной записке опять-таки была слишком откровенной.

Леману не нравилось, что Гальдер хотел сохранить военное судопроизводство по крайней мере в тех случаях, когда войска не могли выяснить и «оправдать расстрелы».

Я, напротив, придерживаюсь мнения, которое разделяет также генерал Ешонек. Если мы уже однажды сделали этот шаг, его следует делать и впредь. Иначе суще­ствует опасность, что войска будут передавать в суд те дела, которые для них неудоб­ны, и что таким образом [...] произойдёт обратное тому, к чему мы стремимся⁷³. Начальники правовых отделов армии и авиации потребовали, чтобы в духе достижения требуемых мер вскоре опять было введено военное судопроизводство: Меры, которые надлежит выполнять войскам, должны осуществляться войсками в процессе боевых действий и до первого умиротворения. Уже для этого времени

вполне вероятно, что офицеры будут гораздо менее строги, чем привыкшие к стро­гости при вынесении приговоров судьи. После прекращения боевых действий и в более спокойной обстановке войска вообще не должны более привлекаться к таким мероприятиям⁷⁴.

Если уже проект Мюллера стремился снабдить первый проект Лемана от 28 ап­реля «убедительными» для войск аргументами, чтобы обеспечить его выполнение, то во втором проекте Лемана эта тенденция стала ещё более заметна. Сам Леман сформулировал это гораздо лучше, чем написал в сопроводительной записке Йод­лю и Варлимонту, сказав, что он «добавил преамбулу, которая должна сделать дело более привлекательным»⁷⁵. В этой преамбуле были заимствованы некоторые эле­менты из вступления Мюллера, но весьма характерно, что Леман полностью отка­зался от использованных Мюллером в качестве нового элемента идеологических оснований, так как он, очевидно, придерживался мнения, что войска должны обращать внимание скорее на «реальные» доводы, чем на типично национал-социалистские лозунги:

Дальнейшее расширение оперативного пространства на Востоке, форма предложен­ного для этого ведения войны и специфика противника ставят перед военными су­дами задачи, которые в процессе боевых действий и вплоть до первого умиротво­рения завоёванных областей они при их малом личном составе смогут решить только в том случае, если судопроизводство ограничится прежде всего своими глав­ными задачами. А это возможно только тогда, когда войска сами будут безжалостно защищать себя от всякой угрозы со стороны гражданского населения противника⁷⁶. Явным ужесточением является категорическое запрещение - «новое или только мною добавленное» - «сохранять подозреваемых в преступлениях ради того, чтобы затем предать их суду после восстановления судопроизводства...». Леман, как он писал Йодлю и Варлимонту, хотел этим помешать «попыткам переложить на суды ответственность за сомнительные деяния»⁷⁷. Это всего лишь оставляло войскам альтернативу - или расстрелять подозреваемого, или позволить ему бежать, и было предусмотрено, что в условиях ожесточения борьбы девиз должен гласить: «В сом­нительных случаях действовать против обвиняемого». Здесь, как и в доводах Ле­мана относительно его преамбулы чётко видно, что в ОКВ всё же предполагали со стороны войск значительное сопротивление такому способу ведения войны и пытались устранить его, с одной стороны, благодаря искусным психологическим доводам, - прежде всего, апеллируя к необходимости защиты войск, - с другой -благодаря чётким формулировкам и запретам. Характерно, что разделительная линия прошла на этот раз уже не между ОКВ и ОКХ, но между ОКВ и ОКХ, с од­ной стороны, и армией, с другой.

После выхода этого проекта Лемана Варлимонт велел руководителю группы IV/ Qu. отдела «L», подполковнику фон Типпельскирху разработать для подготовки решения сборник всех имеющихся проектов, в том числе докладную записку. 13 мая он представил эти документы, - вместе с докладной запиской по поводу приказа о комиссарах, - Йодлю в качестве материала для заключительного обсуж­дения плана «Барбаросса»⁷⁸, а последний передал их Кейтелю. Наконец, подписан­ный 13 мая Кейтелем окончательный вариант приказа лишь немногим отличался от последнего проекта Лемана.

Важнейшие положения выглядели теперь следующим образом⁷⁹:

Судопроизводство вермахта служит в первую очередь поддержанию дисциплины. [...] [Этому следует уже приведённая «преамбула» Лемана.] I. Рассмотрение преступлений, совершённых гражданскими лицами противника.

1. 
   Дела о преступлениях гражданских лиц противника следует изъять из веде­ния военных трибуналов и военно-полевых судов впредь до особых указаний.
   
2. 
   Партизаны должны безжалостно уничтожаться войсками в бою или во время бегства⁸⁰.
   
3. 
   Все прочие нападения гражданских лиц противника на вермахт, его личный состав и сопровождающих лиц также подавлять на месте с помощью войск самыми крайними средствами вплоть до уничтожения нападавшего.
   
4. 
   Если эти меры не осуществлены или не могли быть осуществлены сразу, подозреваемые элементы должны быть немедленно доставлены к офицеру. Он решит - следует ли их расстрелять.
   

5. Категорически запрещается сохранять подозреваемых в преступлениях ра-

[...] П. Рассмотрение преступлений личного состава вермахта и сопровождающих лиц против жителей страны.

1. 
   Обязанности преследования за действия [...] совершаемые личным составом вермахта против лиц из гражданского населения противника, не существует, даже если такое действие является одновременно военным преступлением или проступком.
   
2. 
   При оценке таких действий в любом случае следует учитывать, что крах в 1918 г., последующий период страданий немецкого народа и борьба против национал-социализма с бесчисленными кровавыми жертвами среди членов этого движения, были вызваны большевистским влиянием и что ни один немец этого не забыл⁸¹. [...]
   
3. 
   Председатель судебного органа назначает судебное преследование за дей­ствия против жителей страны только в том случае, если это нужно для под­держания дисциплины или обеспечения безопасности войск. Это касается, например, тяжких преступлений, связанных с половой распущенностью, побегом из заключения, или проступков, несущих признаки угрозы одичания войск.
   

Войсковые командиры в рамках своих полномочий несут личную ответствен­ность за то, чтобы:

1. 
   Все офицеры подчинённых им подразделений были своевременно и обс­тоятельно ознакомлены с принципами пункта I.
   
2. 
   Их консультанты по правовым вопросам были своевременно информиро­ваны об этих указаниях и устных высказываниях, в которых командующим разъясняются политические намерения руководства.
   

намерениям руководства. В целом заметно, что Леман и Варлимонт, исключив военное судопроиз­водство, придали проекту Мюллера большую жёсткость по содержанию и в смысле более эффективного контроля за исполнением. Необходимость поддержания в войсках дисциплины подчёркивалась значительно меньше по сравнению с проек­том Мюллера⁸³.

Этот приказ также был немедленно направлен в войска после того, как Гальдер в своём приказе от 3 апреля довёл до сведения основные идеи этого урегулирова­ния. На совещании у генерал-квартирмейстера 19 мая, в котором предположитель­но приняли участие начальники разведывательных отделов⁸³³ армий и групп армий, руководитель правового отдела при генерале для особых поручений в ОКХ, стар­ший советник военной юстиции Латман предложил проект нового урегулирова­ния⁸⁴. На то, что и здесь со стороны ОКХ не было предпринято никаких попыток смягчить приказ так, как это, судя по его собственному высказыванию, с самого начала хотел сделать Гальдер, указывает подпись участника:

Военное судопроизводство по отношению к жителям страны следует упразднить. Только вооружённая борьба. Каждый партизан должен быть расстрелян. [...] Ни­какого возвращения к протестам. Коллективные карательные меры, например, про­тив населённых пунктов, из которых стреляют. (Не сжигать, но расстрелять 30 че­ловек)⁸⁵. [...] Возможны бесполезные жестокости (сначала борьба, затем - покой). [...] Преступления солдат против жителей страны следует наказывать только в том слу­чае, если этого требуют интересы дисциплины. (Решающее значение имеет мотив, а именно, ожесточение против зверств противника)⁸⁶.

На основании этих данных в руководстве сухопутных сил должны были ожи­дать протестов со стороны отдельных войсковых командиров⁸⁷. Действительно, когда ОКХ передало письменный приказ от 24 мая командирам подразделений, к нему были добавлены пояснения фон Браухича, больше известные, как «дисцип­линарный приказ»⁸⁸. В нём более чётко говорилось об обязанности начальников в интересах дисциплины «препятствовать своевольным выходкам отдельных военно­служащих». Новым было то, что предусматривались меньшие, нежели расстрел наказания, «например, временный арест при скудном содержании, оковы, привле­чение к работам». Кроме того, подчёркивалось, что непосредственной задачей войск является война и что «особые сыскные акции и зачистки» в целом не яв­ляются делом армии. Итак, следует признать, что намерением ОКХ было не дать предвиденным негативным последствиям сказаться на воинской дисциплине, а тем самым и на структуре самой армии. Приказ Браухича предлагал солдатам, которые чувствовали себя обязанными следовать международным нормам ведения войны, определённую поддержку; однако, его не следует понимать как ограничение, ибо он ни в коем случае не мешал «политическим солдатам», которые больше не были в армии в меньшинстве, вести войну в варварском духе, и от которых национал-социалистское руководство ожидало устранения всех потенциальных противников на завоёванных восточных территориях и, как побочный результат, радикализации и ужесточения ведения войны, последствием чего стало бы вовлечение традицион­но мыслящих солдат в войну на уничтожение.

О принципиальном изменении позиции руководства сухопутных сил нечего и говорить, исходя из «дисциплинарного приказа»: важнейшие отрывки при ближай­шем рассмотрении оказываются переработанным вариантом тех положений из проек­та Мюллера, от которых отказались Леман и Варлимонт и которые теперь частью дословно опять были приняты, в том числе положение, заявленное в приказе о ко­миссарах. То, что ограничительное действие «дисциплинарного приказа» зависело в первую очередь от намерений адресатов в войсковом командовании, самым яс­ным образом показывает официальное разъяснение, которое генерал Мюллер - как генерал для особых поручений при главнокомандующем сухопутными силами и представитель Браухича в этих вопросах - 11 июня 1941 г. дал в Варшаве началь­никам разведывательных отделов и членам военных трибуналов отдельных армий:

Генерал-лейтенант Мюллер после оглашения [плана «Барбаросса»] сделал вывод, что на практике правосознание и прочее должно следовать за военной необхо­димостью.

Требуется следующее:

Возврат к старому военному праву; наше прежнее военное право было установлено только после мировой войны⁸⁹. Один из врагов должен остаться не у дел; носите­лей враждебной идеологии следует не сохранять, но уничтожать⁹⁰. Под понятие «партизан» подпадает любое гражданское лицо, которое или само чинит помехи не­мецкому вермахту, или призывает к этому других (например, подстрекатель, рас­пространитель листовок, поджигатель, а также такие деяния, как невыполнение немецких распоряжений, разрушение путей сообщения, измена и т. д.) [...] Наказание. Основное правило: немедленно, никакой отсрочки для ответных действий. В лёгких случаях и т. д. отдельные лица могут отделаться всего лишь по­боями. Жестокость войны требует суровых наказаний. [...] В сомнительных случаях достаточно одного лишь подозрения в совершении преступных действий. [...]

Не следует отказываться от коллективных карательных мер посредством поджога, расстрела группы людей или целого отряда, но не нужно и упиваться кровью. Не следует применять ненужные строгости, но только те, которые требуются для безопасности войск и быстрейшего умиротворения страны. Относительно отдельных лиц решение принимает любой офицер, при коллектив­ных карательных мерах - офицер рангом не ниже командующего батальоном. Решения о наказаниях за проступки или преступления отдельных солдат против жителей страны принимает председатель судебной инстанции, а уже судебные или дисциплинарные - следует решать в каждом конкретном случае. Противоречащие его точке зрения предписания⁹¹ - подлежат отмене⁹².

Здесь также, как в докладе Латмана от 19 мая ограничительное указание на необ­ходимость поддержания дисциплины в войсках отходит на второй план по сравне­нию с другими точками зрения. Напротив, в целом произошло ещё большее ужес­точение, когда понятие «партизан» было столь расширено, что под него подпадал любой советский гражданин, который не подчинялся безусловно немецкой власти⁹³.

«Дисциплинарный приказ» также не устранил сомнения войсковых командиров в том, что план «Барбаросса» ставит под сомнение дисциплину в войсках, - причём сам этот аргумент мог служить формулой для принципиальных сомнений. Доку­