Кристофер Чикконе при участии Венди Ли Жизнь с моей сестрой Мадонной
жүктеу/скачать 1.19 Mb.
|
| ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Старшая Сестра смотрит на тебя. Перефразировано из « 1984 » Джорджа Оруэлла В мае 1997 года я снимал свой седьмой музыкальный клип. На этот раз мы с Долли Партон записывали песню «Peace Train». На встрече Долли отнеслась ко мне очень дружелюбно. На ней было облегающее платье, но с длинными рукавами. Пожалуй, я никогда не видел, чтобы ее руки были открыты. Она сказала, что не хочет, чтобы за ней танцевал целый кордебалет. Я спросил, как собирается танцевать она сама. — Я двигаюсь, а не танцую. Да и крупновата я немного... — ответила она. До начала съемок Долли попросила меня отправить машину в аэропорт за ее специалисткой по парикам и вторую за самими париками. В одном фрагменте клипа Долли должна была ехать на тележке перед стеной. Я не хотел, чтобы стена была слишком высокой, поэтому позвонил Сэнди Галлену, менеджеру певицы, и спросил, какого она роста. Он пообещал перезвонить мне. Через несколько часов он сообщил: — Рост Долли — пять футов девять дюймов в парике и на шпильках. Значит, без парика и каблуков в ней всего пять футов три дюйма. В день съемок я приехал на площадку в пять утра. К шести приехала специалистка по парикам. К тому же времени на другой машине привезли сами парики. Долли приехала в семь в полном макияже, костюме и парике. Два часа она провела в своем трейлере, где гример наносил ей грим. Он ушел, и настала очередь дамы с париками. Долли никогда не появляется в одном и том же платье дважды. Для съемок она подготовила три платья одинакового фасона: длинные рукава, глубокое декольте, облегающий лиф. Работать с ней было очень просто. Она любила отпускать грубоватые шуточки. Как-то раз Долли сказала: — Я это не только соски. Мозги у меня тоже имеются. Ей было трудно двигаться на площадке из-за очень высоких каблуков и огромного парика. Но мы добродушно подшучивали друг над другом, и все шло как по маслу. Мы сделали перерыв на обед. Долли сидела между мной и моим продюсером Мишель Эбботт. Крохотная Долли, поражавшая всех своей осиной талией, заказала жареного цыпленка с капустой. Мишель спросила, как ей удается так питаться и оставаться настолько стройной. — Ну, — задумалась Долли, — я всегда немного оставляю на тарелке для ангелов. Для клипа мы заказали несколько голубей, которых доставил на площадку их владелец. Долли должна была держать птицу в руках, а потом выпускать ее. Но голуби отказывались лететь. Хозяин подавал Долли голубя, она выпускала его, и он тут же садился на землю. Он снова подавал ей птицу, она подбрасывала ее в воздух, но птица сразу же садилась. — Я сунула палец ему в задницу, — пошутила Долли, — но это ему, видимо, понравилось. Работать с Долли было очень приятно. Мы от души веселились, все было отлично. На следующее утро я нашел на автоответчике сообщение от нее: «Привет, Крис! Я просто хотела сказать, что прекрасно провела вчерашний день». Этот поступок поразил меня до глубины души. Впервые в жизни актер, которому я делал клип, поблагодарил меня. Вскоре после этого я предложил Долли записать альбом вместе с Мадонной. Каждая могла бы исполнить по пять хитов друг друга. Долли сказала, что ей нравится эта идея. Мадонна же ответила сухо: — Я об этом подумаю. Я понял, что она не собирается этого делать. С Карлосом они разошлись, и это меня не удивило. А тем временем я освоил еще одну профессию. На этот раз я стал сценаристом. Сначала я прочел книгу об основных правилах написания сценариев и приступил к работе. Я знал, что можно пойти на специальные курсы, но не хотел этого делать. Я решил пойти обычным для себя путем: нырнуть в новую затею безо всякой подготовки. Такой подход всегда стимулировал мое творческое начало. Для своего сценария я выбрал необычный сюжет. Как-то раз я видел документальный фильм о женщине-матадоре по имени Кристина. Сначала я написал небольшой рассказ, действие которого разворачивалось в Севилье, и отправил его Мадонне. Она позвонила мне и сказала: — Какой хороший рассказ. А ты был в Севилье? Я никогда не был в Севилье. — Я была и нахожу, что ты великолепно описал этот город. Что ты собираешься делать с этим рассказом? Я объяснил, что собираюсь написать сценарий. Мадонна одобрила мое решение и предложила мне место на своей студии «Маверик Рекордз» в Голливуде. Я был ей чрезвычайно признателен. Над сценарием я работал четыре месяца. Когда работа была закончена, я отправил сценарий Мадонне и спросил, не хочет ли она помочь мне с финансированием. Она отказала. Я был очень расстроен. Как исполнительный продюсер, она с легкостью могла бы профинансировать мой фильм, но ей просто не хотелось ввязываться. Ее отказ огорчил и смутил меня. Но когда разочарование прошло, я понял, что совершил обычную ошибку. Мне так хотелось, чтобы сестре понравился мой сценарий, что ошибочно принял сестринский энтузиазм и поддержку за готовность продюсировать картину. В мае 1997 года Наоми, Кейт и Джонни Депп сняли дом в Каннах. Фильм с участием Деппа «Храбрец» входил в программу Каннского кинофестиваля. Наоми пригласила меня во Францию и щедро предложила оплатить все расходы. Я отправился на Лазурный Берег. Кроме меня, в доме гостили братья Галлахер («Оазис») и Map Джейкобе. Через пару дней мы все, за исключением Джонни, который просто курил марихуану, очень сдружились и отлично проводили время. 11 мая на открытии ресторана «Планета Голливуд» я познакомился с Деми Мур. Мы сразу понравились друг другу. На открытии выступал Игги Поп. Когда он пел, то случайно брызнул слюной на Кейт. Я же успел увернуться. В тот момент Кейт пила шампанское прямо из бутылки, так что ничего не заметила. Всей компанией — Кейт, Наоми, Деми, Харви Вайнштейн и Джонни Депп — мы отправились в номер Деми в «Отель дю Кап». Наоми танцевала, подражая Тине Тернер, Джонни и Харви затеяли серьезный разговор о том, почему Харви не хочет распространять фильм Джонни. В конце концов Харви ответил откровенно: — Потому что он плохой! В тот же вечер Деми предложила мне утром отправиться вместе с ней в Париж. Я сказал, что все мои вещи у Наоми и Кейт. Деми послала кого-то упаковать мой багаж и доставить чемоданы в отель. Этот поступок произвел на меня огромное впечатление. Мы веселились всю ночь. Все оторвались на полную катушку. Примерно в четыре утра я почему-то решил принять ванну. Я открыл воду и напрочь забыл об этом. Помню только чемоданы Деми от «Луи Вюиттон», которые плавали по комнате. Я чувствовал себя полным идиотом, но Деми страшно веселилась. Персонал отеля быстро убрал номер. Утром на частном самолете мы отправились в Париж и отлично провели там время. С того дня мы с Деми очень сблизились. 5 июня 1997 года я сопровождал ее на благотворительный вечер в Фонд борьбы со СПИДом, который был организован Гуччи. После этого мы хотя бы раз в неделю куда-то ходили вместе. Она мне очень нравилась, но меня слегка пугала ее чрезмерная увлеченность эзотерикой. Она всегда носила с собой колоду карт, напоминавших карты таро. Деми предлагала мне погадать, твердила, что карты покажут будущее, но меня это не интересовало. Я жил только настоящим. В прошлом у Деми были проблемы с наркотиками и алкоголем. Она успешно вылечилась, но некоторые зависимости у нее остались. Деми жить не может без кофе «Red Bull» и сушеных зеленых яблок. Как-то вечером мы отправились ужинать к «Бенвенуто» в Санта-Монику. С собой Деми захватила две банки «Red Bull». Она заказала пасту, не стала ее есть, выпила свои банки, потом чашку кофе и начала со страшной скоростью курить «Marlboro». Иногда к нам присоединялись ее подружки, и мы все вместе отправлялись к трансвеститам в клуб на Ла-Бреа. Деми часто поднималась на сцену и танцевала с трансвеститами. Ей нравилось танцевать и со мной тоже. На Рождество она прислала мне черно-белую открытку с изображением маленького мальчика в костюмчике и галстуке-бабочке, который танцевал с пупсом. В открытке Деми написала: «Чтобы было с кем потанцевать, когда меня нет рядом». К этому времени мы с ней понастоящему подружились. Пожалуй, даже слишком по-настоящему. — Ты уверен, что на самом деле гей, Кристофер? — постоянно спрашивала меня Деми. — Не хочешь изменить ориентацию ради меня? Позже, когда я познакомился с Фарой Фосетт и мы стали общаться, она тоже задавала мне этот вопрос. Не знаю, насколько всерьез они это говорили, но у меня действительно был опыт сексуального общения с женщинами, которые влюблялись в меня. Еще в колледже меня не раз пытались затащить в постель. Впрочем, успех ожидал немногих. Но благодаря Деми журналисты начали задумываться над моими сексуальными предпочтениями. Как-то в субботу вечером, когда я устраивал прием в «Атлантике», Деми приехала в сопровождении трех или четырех подружек. Как всегда, около одиннадцати мы освободили центр ресторана, диджей включил музыку, и мы все — в том числе и владельцы ресторана — танцевали до упаду. Все очень веселились. Около трех ночи Деми, которая пить бросила, но повеселиться любила, убедила меня подняться на черную гранитную стойку бара и станцевать с ней. Меня не пришлось долго уговаривать. Я вскочил на стойку, и мы начали танцевать. Деми стянула с меня рубашку, зашла сзади и в танце страстно прижалась ко мне. Во время частных вечеринок мы всегда запирали двери и опускали плотные шторы, чтобы создавалось впечатление, что ресторан закрыт. Но по закону подлости той ночью одна из штор оказалась приоткрытой ровно настолько, чтобы предприимчивый папарацци сумел сделать снимок. Я этого не заметил. На следующее утро я шел по Лос-Анджелесскому аэропорту, собираясь лететь в Нью-Йорк. Краем глаза я заметил свою фотографию на обложке «Нэшнл энкуаерер». Я подошел к киоску и понял, что украшаю собой еще и обложку «Стар». На обеих обложках красовались наши с Деми снимки, когда мы танцевали на стойке бара в «Атлантике». Один из таблоидов снабдил фотографию кричащим заголовком: «Три утра. Никакого Брюса, никаких бюстгальтеров, никаких проблем». Второй заголовок был еще более броским: «Большая ночь Деми в обществе брата Мадонны». Я был расстроен. Деми могла подумать, что все это устроил я, чтобы привлечь внимание к ресторану. Естественно, у меня и в мыслях этого не было. Я боялся, что Деми мне не поверит и перестанет мне доверять. Я был ни в чем не виноват. К счастью, Деми мне поверила. Если бы не эта мысль, то я смог бы в полной мере насладиться неожиданной известностью. В течение одной недели моя фотография появилась на обложках «Энкуаерер» и «Стар». Несколько дней я чувствовал себя звездой, и мне это понравилось. В конце концов, я же был братом своей сестры. 5 июля 1997 года безумный убийца Эндрю Кьюненен застрелил знаменитого модельера Джанни Версаче. Убийство произошло перед особняком модельера на Оушен-Драйв в Саут-Бич. Мы с Мадонной были глубоко потрясены этим бессмысленным преступлением. Всего несколькими неделями позже мы с глубоким прискорбием узнали о гибели принцессы Дианы в Париже. Мы вспоминали, как преследовали папарацци наш кортеж в том же туннеле Альма. Мы поняли, что только Бог уберег нас тогда... 8 сентября 1997 года мы с Мадонной присутствовали на церемонии в память Джанни Версаче, которая проходила в художественном музее Метрополитен. Между Мадонной и Джанни всегда были чисто деловые отношения. Они не были близкими друзьями. Но мы решили отдать дань уважения его памяти и отправились на мемориальную церемонию. Церемония проходила в храме Дендары. Зал был украшен великолепными белыми цветами. Мадонна прочла стихотворение, посвященное памяти Джанни. Элтон Джон и Уитни Хьюстон спели. На церемонии присутствовали многие супермодели — Стефани Сеймур, Кристи Тарлингтон, Хелена Кристенсен, Синди Кроуфорд, Наоми Кэмпбелл и Амбер Валлетта. Пришли также Донна Каран, Кэлвин Клайн, Том Форд, Ральф Лоран и Марк Джейкобе. Речь произнесла сестра Джанни, Донателла. Это было ее первое публичное выступление после убийства. Она рассказала о том, какое сильное влияние Джанни оказал на нее и ее брата Санто. «К тому времени, когда Джанни позвал Санто и меня в свой мир, мы уже были его частью. Он позволял мне такое, от чего бледнела наша мать... Я улыбаюсь, вспоминая те приключения, какие выпадали на долю его младшей сестренки... Каждый раз Джанни просил меня сделать что-нибудь, что казалось просто невозможным. Я говорила, что не могу сделать этого, а он убеждал меня, что это мне по силам. Я пробовала, и у меня получалось. Он всегда был самым замечательным и необыкновенным человеком из всех, кого я знала. И он всегда был моим самым лучшим другом». Слушая Донателлу, я не раз смахивал слезу. Почти то же самое я мог бы сказать о Мадонне — если бы не последние слова Донателлы: «Несмотря на то, что он был гением, рядом с ним никто и никогда не чувствовал себя малозначительным человеком. Он умел зажигать своим светом окружающих». Речь была очень трогательной. Я испытывал глубокое сочувствие к Донателле.
Нет, никогда. Хочешь, я тебя научу? Кортни кивнула. И я показал ей, как делать дорожки. Я был уверен в том, что она прекрасно все знает, но решил ей подыграть. И мы расслабились вместе. Потом появилась Донателла. Она направлялась в холл, обставленный черными кожаными диванами, где на полу лежал белый ковер из норки. Мы присоединились к ней. Я нарушил свое правило никогда не делать дорожек. Мы стали вдыхать кокаин вместе. Мне было совершенно ясно, что наркотики помогают Донателле справиться со своим горем от потери брата. Каждый раз, когда Кортни делала дорожку, она объявляла: — Вот, я делаю это во второй раз. А теперь в третий. А теперь в четвертый... В конце концов, мне это надоело. — Кортни, — сказал я, — перестань считать. Донателла твердила: — Крииистофер, Крииистофер, поставь мне «Свечу на ветру». Я поставил этот диск. Когда музыка отзвучала, Донателла попросила поставить диск сначала. — Крииистофер, Крииистофер, поставь его еще раз, еще раз для меня, Крииистофер... Я поставил. А потом еще раз. И еще. Все это время Кортни продолжала считать: — Это мой пятидесятый раз... А это — пятьдесят пер вый... Кто-то позвонил в дверь. Это был Эд Нортон, с которым Кортни в то время встречалась. — Кристофер, — сказала она, — скажи ему, что я сплю. Я отказался. Потом я понял, что пора покинуть эту сюрреалистическую вечеринку и вернуться в реальность. Я ушел. 14 октября 1997 года Деми пригласила меня быть ее спутником на премьере фильма «Солдат Джейн». Я слегка нервничал — не мог забыть фотографии, сделанные в «Атлантике». Эти снимки вполне могли потрепать нервы мужу Деми, хоть к тому времени они уже расстались. Брюс Уиллис тоже должен был присутствовать на премьере. Мне не хотелось, чтобы у кого-то оставались сомнения насчет характера наших отношений с Деми или моей сексуальности. Когда меня представили Брюсу, я сказал: — Не хочу, чтобы ты думал, что у меня роман с твоей же ной. И вообще я голубой. — Не беспокойся об этом, — махнул рукой Брюс. Незадолго до знакомства Деми с Эштоном я был на Манхэттене. Деми с Брюсом тоже были в Нью-Йорке. Деми пригласила меня в свою квартиру на Сан-Ремо. Я сказал, что на следующий день лечу в Лос-Анджелес, а она ответила, что они с Брюсом улетают в Айдахо. Деми останется там с детьми, а Брюс полетит в Лос-Анджелес. Не хочу ли я присоединиться к ним? Я с радостью согласился. Частный самолет был очень удобным — с диванами, столовой, отличным баром, кухней, большой ванной. Можно было курить в любом месте, что мне особенно понравилось. Я предлагал Мадонне купить собственный самолет, чтобы иметь возможность летать в любое время и любое место. Но она ответила: — Это слишком дорого. Я не собираюсь тратить свои деньги на самолеты. И он мне не нужен! Я всегда могу пользоваться самолетом компании «Уорнер». Так оно и было. Мы часто летали на этом самолете вместе. Мы с Деми сначала болтали, потом играли в карты. С Брюсом мы не перемолвились и словом. Самолет приземлился в Сан-Вэлли. Деми и Брюс уже разошлись и жили в разных домах. Деми поехала домой одна. Пока самолет дозаправлялся, мы с Брюсом поехали на его джипе к нему — ему нужно было кое что захватить в Лос-Анджелес. Брюс показал мне маленький театр, который он восстановил, и другую собственность. Он показался мне хорошим парнем, только очень несчастным. Чувствовалось, что он тяжело переживает разрыв с Деми. Мы подъехали к его дому. Я остался в машине. И тут я понял, что дом Брюса находится прямо напротив дома Деми. Хотя лететь до Лос-Анджелеса было недалеко, в салоне самолета повисло неловкое молчание. Мы курили, листали журналы. Тот короткий перелет показался мне целой неделей. Когда мы приземлились, Брюса уже ожидал его «Бентли». У меня была своя машина. Мы разъехались в разные стороны. Брюса и Деми я увидел снова, когда они привезли свою дочь в музыкальную школу в Траверс-Сити, штат Мичиган. Я как раз навещал родных. Они позвонили и спросили, можно ли им приехать. Я с удовольствием показал им виноградник. А потом Брюс познакомился с одной из блондинок, работавших в дегустационном зале, и начал отчаянно флиртовать. Деми куда-то вышла. Я попросил Брюса не заигрывать с персоналом. Через три недели он мне позвонил. Помнишь ту блондинку, с которой я разговаривал? Мне бы хотелось с ней встретиться. Ты не скажешь ей об этом? Конечно, какие могут быть проблемы, — удивленно ответил я. Я позвонил отцу, спросил, как зовут девушку, и перезвонил ей. — Послушай, — сказал я, — это может показаться странным, но Брюс Уиллис хочет назначить тебе свидание. Его дочь учится в Траверс-Сити, и он часто там бывает. Ты хочешь с ним встретиться? Девушка отказалась, сказав, что у нее уже есть приятель. Я предложил на время забыть об этом, но она просто рассмеялась. Я рассказал об этом Брюсу. — Жаль, — вздохнул он. Не думаю, что ему действительно было жаль. В конце концов, он был знаменитым Брюсом Уиллисом и недостатка в романтических знакомствах не испытывал. Через год он снова позвонил мне и спросил про ту же девушку — не рассталась ли она со своим другом и не хочет ли встретиться. И все повторилось снова. Брюс позвонил мне еще через год. Блондинка все еще была со своим другом, так, что Брюсу ничего не обломилось. Я все еще продолжал рисовать. Как-то раз в Майами, когда мы обедали с Ингрид, я познакомился с четырнадцатилетним школьником-колумбийцем, Эстебаном Кортасаром. Его родители были художниками. Эстебан сказал мне, что, когда вырастет, станет модельером. Я почувствовал в нем искру божью — он напомнил мне юную Мадонну. Доверившись инстинкту, я пригласил Эстебана поужинать с нами — с Мадонной и Брюсом Вебером. Пролистав альбом Эстебана, я понял, что предчувствие меня не обмануло — у него был очень оригинальный талант. Я сказал мальчику, что верю в его блестящее будущее и хочу снять о нем фильм. Проект должен был занять лет десять. Родители согласились, и я устроил торжественный ужин. Я пригласил тех, кто был очень близок Эстебану, и снял интервью с ними. В течение десяти лет я каждый год устраивал такой ужин, а также снимал Эстебана в ответственные моменты его жизни. На момент написания этих строк Эстебана назначили руководителем отдела женской одежды в модном доме Унгаро. Я очень горжусь им. Мне принятно сознавать, что моя вера в Эстебана оправдалась. В День благодарения Мадонна сказала, что я могу пригласить друзей в дом на Коконат-Гроув. Сама она после рождения дочери практически там не бывала. Ко мне приехали Деми, Кейт и Наоми, а также Барри Дилер. Я понимал, что общение со знаменитостями меня затянуло. Конечно, было интересно, но все же я чувствовал себя очень одиноким. В начале 1998 года Мадонна позвонила и сказала, что собирается в турне. Она попросила меня приехать в Кокерхэм, чтобы все обсудить. Перспектива нового турне меня очень обрадовала. Я захватил свой альбом. После турне «Girlie» я стал собирать фотографии и делать заметки, которые могли бы быть полезны в будущем. Мы с Мадонной подробно обсудили новое турне. Я предложил установить на сцене большое дерево, листва которого меняла бы цвет, символизируя смену времен года. Песни Мадонны могли бы идти параллельно этой смене. Идея Мадонне понравилась. Она взяла мой файл с описанием этой идеи. Я был в восторге. Меня охватила эйфория от предчувствия новой работы вместе с сестрой. Я не мог дождаться, когда же начнутся репетиции. Через несколько недель Мадонна позвонила и сказала, что решила отложить турне. Я был глубоко разочарован. Впрочем, говорить о своих чувствах я не стал. 1 июля 1998 года Мадонна пригласила меня на концерт «Спайс герлз» в Медисон-сквер-гарден. Она собиралась идти с дочерью. Я был счастлив. Мы приехали в последнюю минуту. Когда зрители увидели Мадонну, они сразу начали кричать. Мы с Мадонной сели по обе стороны от Лолы. В антракте нас пригласили за кулисы познакомиться с девушками. Мы вошли в старую гримерку Мадонны, которая превратилась в нечто вроде девичьей спальни в школе-интернате. Повсюду валялась одежда. Девушки сидели на диване и уплетали хот-доги. Мадонна не могла поверить своим глазам. — Что это вы такое делаете? Как вы можете есть хот-доги с луком посреди шоу, а потом выходить на сцену и петь? Девушки сказали, что им нет до этого дела. Мы вернулись на свои места и увидели, что хот-доги совершенно не помешали им петь и танцевать. — Они не умеют танцевать, — недоверчиво покачивая головой, твердила Мадонна. — Они не умеют петь. Да разве можно есть хот-доги в антракте?! Ради Лолы мы посидели еще пятнадцать минут и ушли. Мы с Мадонной были на «Кабаре» на Бродвее. Играли Алан Камминг и Наташа Ричардсон. Зрители сидели перед сценой, словно в старом кафе. Создавалась иллюзия участия в спектакле. Мадонне все понравилось, хотя она никогда не была поклонницей бродвейских мюзиклов. К этому времени я написал второй сценарий «Жертвы моды» об истории серийного убийцы вроде Кьюненена, который собирался убить всех знаменитых модельеров. Я показал сценарий Мадонне. Она сказала, что у меня будут проблемы с его продвижением, поскольку я весьма своеобразно представляю индустрию моды. Я решил все же рискнуть и попытался заинтересовать своим творением продюсеров. Безуспешно. За это время мы по-настоящему подружились с Донателлой Версаче. Прошел всего год с момента смерти Джанни. Донателла очень переживала. Она была его сестрой, его музой, но никогда не собиралась управлять его империей. Тем не менее в июле 1998 года она выпустила свою первую коллекцию и пригласила меня в Париж на показ. Она все еще страдала из-за смерти брата. Я видел печаль в ее глазах. Донателла очень боялась показывать свою первую коллекцию. Я знал, что все ждут провала, и сочувствовал ей. Я предложил Донателле снять о ней документальный фильм. Начать я собирался на ее родине в Калабрии, потом рассказать о событиях ее жизни до смерти брата, а закончить ее первым собственным показом. Идея ей понравилась. Донателла оплатила мне проезд и номер в «Мерисе». Я прилетел в семь утра в воскресенье, разместился в отеле и позвонил Донателле. Она сказала, что я со своей камерой могу приехать в «Риц». В отеле остановились также Лив Тайлер, Билли Зейн и Кэтрин Зета-Джонс. Я поздоровался с Донателлой, а потом устроился в уголке и начал снимать моделей. Неожиданно я заметил, что все платья еще не закончены. Я не понимал, как Донателла собирается все сделать за пять дней. Она провела меня в бальный зал «Рица», где пятьдесят итальянок за швейными машинками готовили коллекцию к показу. Во втором бальном зале уже ожидали манекенщицы в подколотых платьях. Три дня я ходил в «Риц» и снимал. Каждые полчаса кто-то приносил Донателле что-нибудь перекусить, но она не прикасалась к еде. Каждые два часа мы с ней ходили в ее номер и немного отдыхали. Три дня все работали без перерыва. Даже мне удавалось поспать не больше двух часов. Манекенщицы, участвовавшие в показе, приехали в четверг. В пятницу за час до начала показа ко мне пришла Кейт и заявила: Кристофер, мне нужен кокаин и бокал шампанского. Кейт, ты с ума сошла? — закричал я. — Ты только что прошла курс лечения. От меня ты ничего не получишь! На следующий день после показа мы с Донателлой собирались вылететь в Лондон. Но когда я приехал в «Риц», оказалось, что Донателла заболела. Ее помощники сказали мне, что она остается в Париже, а я должен лететь в Лондон один.
Я сказал, что не могу взять кокаин, потому что еду в аэропорт. Мужчина силой вложил кокаин мне в ладонь и сказал, что я могу делать что угодно, но от наркотиков нужно избавиться. Я вернулся в «Мерис» и начал раздумывать, как бы сохранить это богатство. Кокаин у Донателлы был отменный. В конце концов я вздохнул и выбросил десять граммов лучшего в мире кокаина во французский унитаз. Мне удалось с собой справиться. На этой неделе я дал себе волю и почувствовал, что меня тянет к наркотикам сильнее, чем следовало бы. На поезде я вернулся в Лондон, а оттуда вылетел в Лос-Анджелес. В Америке я просмотрел отснятый материал. Все получилось прекрасно. Через несколько дней мне написала Донателла. Она писала, что семья не хочет, чтобы этот фильм увидел свет. Я был разочарован, но все понял. У меня оставались и другие занятия: съемка клипов, живопись, дизайн интерьеров, работа в новом турне Мадонны. Хоть мне это и не нравилось, но я понимал, что большинство людей, глядя на меня, видит Мадонну. Приведу типичный пример. На вечеринке в Лос-Анджелесе я познакомился с высоким, стройным, молодым блондином. Мы разговорились, и я спросил, не хочет ли он поужинать со мной в пятницу. Он согласился. Я заехал за ним, и мы отправились в ресторан «Бенвенуто» в Санта-Монику. Потом мы немного выпили в «Эбби», а потом он пригласил меня к себе. Приехав в его квартиру, мы отправились прямо в спальню. Было темно, горела только маленькая свеча. Мы занялись любовью на постели. И вдруг он включил свет. Над кроватью висела огромная фотография моей полуобнаженной сестры, закутавшейся в простыню. У меня перехватило дыхание. Я огляделся и увидел, что все стены завешаны фотографиями моей сестры. Это было невероятно! Я мгновенно оделся и уехал. Тот случай выбил меня из колеи. Впрочем, со временем мы подружились с тем парнем. Я понял, кто он такой. Он был поклонником Мадонны, а не маньяком. Я почувствовал, что могу ему доверять. 9 декабря 1998 года Донателла устроила на студии «Юниверсал» в Голливуде бал Огня и Льда. Она попросила меня оформить для нее Зал Дивы в ресторане «360», откуда открывался прекрасный вид на Лос-Анджелес. Я решил оформить зал в стиле будуара французской куртизанки: тяжелые розовые штофные шторы, розовые цветы, свечи, массивная люстра и барочная корзина с шампанским «Кристалл». В тот вечер блистала Голди Хоун. Я танцевал с ней, и она показалась мне слегка под кайфом. Приехали Бен Аффлек и Гвинет Пэлтроу. Мадонна познакомила меня с Гвинет, и это была любовь с первого взгляда. Но до этого я познакомился с Джеком Николсоном, который приехал с Деннисом Хоппером. Джек, Деннис, Донателла и я ушли в Зал Дивы. Донателла достала кокаин и протянула мне ключ. Джек посмотрел, как я окунаю ключ в пакетик с кокаином, и сказал: — Дайка и я попробую. Никогда так не делал. Я подумал: «Черт побери! Знаменитости, вроде Кортни и Джека, никогда не хотят признаться, что употребляют наркотики!» Я предложил Джеку ключ. Он попробовал, а следом за ним и все остальные. После этого мы расслабились, поболтали ни о чем, и Джек ушел. Я никогда больше его не видел. Зато я нюхал кокаин вместе с Джеком Николсоном! 24 февраля 1999 года Мадонна и альбом «Ray of Light» были представлены на «Грэмми» в шести номинациях: альбом года, запись года, лучший поп-альбом, лучшая танцевальная запись, лучшее оформление альбома, лучшее музыкальное видео в короткой форме. В 1992 году Мадонна уже получила «Грэмми» за лучшее музыкальное видео в большом формате за запись «Madonna Blond Ambition Tour Live», но ни один ее альбом и ни одна песня еще не удостаивались этой премии. Она очень нервничала, и я переживал за нее. Мадонна попросила меня срежиссировать ее выступление на открытии церемонии. К этому времени у меня уже появился новый друг, назовем его Майк. Мы встречались три месяца. Он оказался весьма артистичной натурой с обезоруживающим обаянием. Майк сказал, что не является поклонником Мадонны, хотя я их и не знакомил. В день церемонии Мадонна расположилась в своем трейлере за кулисами. Я проверил сцену, убедился, что оператор знает, что Мадонну не нужно снимать крупным планом, поскольку она этого не терпит. Я все обсудил с режиссером, чтобы избежать любых непредвиденных неприятностей. После этого я вернулся к Мадонне и захватил с собой Майка. Мадонна очень нервничала. Я представил ей Майка. Рада видеть, — сказала она. Я тоже, — ответил он. Когда мы вышли, он повернулся ко мне и сказал:
Мы оттащили его от Мадонны и вышвырнули прочь. Прощай, мой артистичный друг! Больше мы не встречались. Мадонна заключила контракт на 6,5 миллиона долларов с компанией «Max Factor» на рекламу новых косметических средств. Она снялась в нескольких рекламных роликах для Европы и Японии. Я видел эту рекламу. Мадонна выглядела, как гейша. Я сразу же вспомнил наш вечер с гейшами и мысленно аплодировал сестре за то, что она сумела все запомнить и использовать. 21 марта 1999 года я вместе с Мадонной присутствовал на церемонии вручения «Оскаров». После церемонии мы отправились на вечеринку, устраиваемую журналом «Вэнити Фейр». Играли сальсу. Народу собралось очень много. Диджеем был Фэтбой Слим. Присутствовали Уоррен Битти, Барри Диллер, Рики Мартин, Дэвид Геффен и другие голливудские знаменитости. Но танцевала лишь одна пара. Звучала великолепная сальса. Я спросил Мадонну, не хочет ли она потанцевать. — А давай, — согласилась она. Я подал ей руку. Мы вместе поднялись на танцпол. Все сразу же расступились и стали смотреть на нас. Мы танцевали великолепно. Мадонна реагировала на каждое мое движение, а я — на ее. Это был настоящий танец со звездами. Мы идеально подходили друг другу. В тот вечер мы с Мадонной были единым целым. Нас учил один и тот же учитель, и мы были идеальными партнерами. Наш танец успели снять и стали показывать в ресторане и на улице. Музыка смолкла. Все зааплодировали. Приятное воспоминание! В то время я еще не знал, что этот наш танец станет последним. Мадонна знала о моих развлечениях — обычно я устраивал их по вечерам в пятницу или субботу, и не чаще. Она этого не одобряла. Не могу сказать, что она была совсем уж не права. После Парижа мне пришлось признать тот факт, что я могу слишком далеко зайти по скользкой дорожке. Я решил окончательно завязать. Мадонна продолжала считать меня наркоманом, поэтому менять интерьеры в своей нью-йоркской квартире поручила не мне, а лондонскому декоратору Дэвиду Коллинзу. Коллинз оформлял «Викториаз Сикрет» и многие знаменитые лондонские рестораны. Когда я увидел квартиру Мадонны, мне показалось, что кто-то вонзил нож мне в грудь и несколько раз повернул. Коллинз полностью изменил мой классический дизайн и полностью лишил его стиля и шика. Он изменил освещение гостиной, повесил слишком большую для этой комнаты люстру, забросал купленные мной диваны огромными подушками, которые совершенно не подходили по стилю. Стены и потолки электронной комнаты он выкрасил в яркий зеленый цвет с желтоватым отливом, что, по-моему, полностью убило атмосферу. Хорошо еще, что он не тронул голубую спальню, которую я делал специально для Мадонны. Мне было больно оттого, что она не поручила эту работу мне. Я уговаривал себя не злиться. В конце концов, это же ее дом, и она может менять в нем все по своему усмотрению. Я пытался справиться со своим гневом. Я понимал, что Мадонна не пригласила меня, главным образом, потому, что считала меня наркоманом. Однако наркотики никогда не влияли на мою работу. Хотя сама Мадонна в прошлом принимала «экстази» и курила марихуану, она не выносила тех, кто постоянно принимал наркотики и в особенности кокаин. В этом она не шла ни на какие компромиссы. Хотя я просто баловался и, как другие мне подобные, никогда не позволял наркотикам влиять на мою работу, Мадонна видела мир в черно-белом цвете: ты либо принимал наркотики, либо нет. Возможно, из-за отдаления от Мадонны я стал чаще встречаться с Гвинет Пэлтроу. В то время я еще не понимал, что роль сестры в моей жизни ослабевает и наши отношения постепенно сходят на нет. Но бессознательно я создал «Папочкино Кресло» — в моем случае это было «Кресло Сестры». Кандидатами на него были Кейт, Наоми и Деми, но я чувствовал, что Гвинет куда лучше подходит на эту роль. В то время она ни с кем не встречалась, и мы много времени проводили вместе. Она была гораздо более «настоящей», чем многие из тех актрис, с которыми я был знаком. Кроме того, она никогда не говорила о Мадонне, что в моих глазах было огромным достоинством. Тогда я создал линию мебели для компании «Бернхардт Дизайн» — диван с покатыми подлокотниками, столик и кресло, которое я назвал «Леда». Линия была запущена в конце сентября 1999 года, в честь чего состоялся прием в ресторане «Орионт» на 14-й улице. Я полгода проектировал интерьер этого ресторана. Я попытался превратить его в шанхайский бордель. Полы были выложены черной плиткой, скамейки обиты оливковым бархатом, а кресла — кроваво-красным шелком, который я нашел в Чайнатауне Нью-Йорка. Кухня и интерьер нового ресторана удостоились самой высокой оценки. Но всего через месяц из-за короткого замыкания на третьем этаже начался пожар. Ресторан полностью сгорел. Я остался без зарплаты и очень страдал. К счастью, мою мебель тоже приняли на ура. В июле 2001 года президент Клинтон решил не тратить тысячи долларов на услуги модных дизайнеров и купил для своего офиса в Гарлеме мою мебель «Прага». Я был очень польщен. В марте 1999 года Мадонна попросила меня оформить пристройку к дому в Коконат-Гроув. Я вылетел в Майами и некоторое время работал там. Мадонна приехала на мой день рождения в День благодарения. Наоми и Кейт решили устроить для меня вечеринку в «Делано». Мадонну пришлось уговаривать. Эти манекенщицы мне не нравятся, — сказала она. — И мне не нравится то, что ты с ними общаешься. Но, Мадонна, они так добры ко мне, — возразил я. — Я им доверяю. Они — просто девчонки, которые любят развлекаться. Да, но я не хочу развлекаться с ними. Ну и ладно! — в конце концов разозлился я. — Не хочешь — не приходи. Но это мой день рождения, и мне хотелось бы тебя видеть. В конце концов Мадонна все же согласилась прийти, но поехали мы в разных машинах.
Мне казалось, что Гаю пришлось оправдывать связанные с ним огромные ожидания. Я мог понять, почему вместо того, чтобы направить свой кинематографический талант на увековечение достойной истории своего рода, он снял «гомофобный» фильм о лондонских гангстерах «Карты, деньги, два ствола». Мне ужасно хотелось познакомиться с англичанином, которому удалось влюбить в себя мою сестру. жүктеу/скачать 1.19 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|