Кристофер Чикконе при участии Венди Ли Жизнь с моей сестрой Мадонной



бет13/13
Дата22.06.2016
өлшемі1.19 Mb.
#153463
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Помните, что все,


что происходит в вашей жизни,
случается по одной, и только одной причине:
это дает вам возможность измениться.
Иегуда Берг. «Сила каббалы»

В конце 2002 года лондонская газета «Мейл оф Санди» на­звала Мадонну второй по величине заработка женщиной Бри­тании. Ее доход за тот год составил 56 миллионов долларов. Песня из фильма о Джеймсе Бонде «Die Another Day» стала тридцать пятой песней Мадонны, вошедшей в десятку лучших. По этому показателю она уступила только Элвису, у которого в заветную десятку входили тридцать восемь песен. Мадонна превзошла Аретту Франклин по количеству песен, вошедших в список 40 лучших. 13 января 2003 года она победила самого Майкла Джексона, получив премию American Music Awards в номинации «Лучший артист года». В том же году Мадонна подписала контракт с фирмой «Gap» на участие в телевизион­ной и печатной рекламе осенней коллекции.

Я заканчивал работать над оформлением ресторана «Сен-трал», но денег по-прежнему получал очень мало. Мое сущест­вование стало еще более спартанским. Я продал несколько ан­тикварных вещичек, сохранившихся с нью-йоркских времен. Мадонна позвонила и сказала, что продает Роксбери и поку­пает новый дом на бульваре Сансет. По ее предложению я по­ехал посмотреть дом — причудливую копию французского шато с большим бассейном, теннисным кортом и крытым театром.
Дом мне ужасно не понравился, но, когда Мадонна попро­сила меня оформить его за три месяца, я согласился. Если бы мне не были нужны деньги, я бы отказался, потому что времени она мне дала слишком мало. Как только я принялся за работу, посыпались электронные письма касательно интерьеров. Ма­донна почувствовала мою заинтересованность. Мы постоянно ссорились и свою желчь выплескивали в письмах.

19 мая 2003 года я написал ей: «М... Ты снова ищешь злость там, где ее нет и в помине... Я полностью осознаю тот факт, что ты помогала мне в прошлом и способствовала моему творческому развитию как финансово, так и духовно. Ведь это ты познакомила меня с каббалой... Много лет назад я просил тебя приехать и посмотреть на мои новые работы... но, как и в отношении моих... фотографий, это не просто случайные фото­графии задниц... это проявление моих творческих потребностей как художника. Честно говоря, это замечательные снимки, и я намереваюсь выставить их в галерее здесь, в Лос-Анджелесе...


Не вижу необходимости принижать мое искусство только потому, что ты его не понимаешь или просто не видела... ты — это еще не все... Это правда, я не присутствовал на разных се­мейных праздниках и видеопросмотрах, потому, что у меня были другие, более важные дела... Я занялся каббалой, потому что немногое из того, что я знал, действительно изменило мою жизнь... и поэтому я продолжаю заниматься каббалой ... а во­все не потому, что хочу доставить тебе удовольствие... А теперь о тех историях, которые ты слышала... И снова я хочу сказать, что ты должна была бы лучше знать меня, чтобы не поверить всему этому дерьму... Меня никогда в жизни не вышвыривали из клубов... По большей части люди считают меня вполне при­ятным...
Однако порой случается, что мои реакции на друзей некото­рых людей и на посторонних бывают довольно резкими... но ты должна понимать... 15 лет меня постоянно забрасывают вопро­сами о тебе, о том, что ты делаешь, о твоих фильмах и альбо­мах... и этим людям нет до меня никакого дела... так происхо­дит многие годы, везде, куда бы я ни пошел... Я вынужден вре­мя от времени реагировать не самым дружеским образом... Впрочем, чаще всего я стараюсь сдерживаться в меру сил... по­нимаешь, в такой ситуации у человека возникает чувство, что он не существует вовсе, а является лишь бледной тенью тебя... Полагаю, что мое нежелание посещать разные мероприятия вместе с тобой является проявлением этой подавленности и раз­дражения...

Конечно, все это не твоя вина. Я научился справляться с этим по мере сил... и продолжаю учиться... Но, пожалуйста, пойми... мне нелегко, когда люди смотрят на меня, но видят только тебя... Ты должна это понять... В любом случае... я не алкоголик и не наркоман. Просто я много лет изо всех сил пы­таюсь выбраться из той гигантской тени, которую отбрасыва­ешь ты... Проблема заключается в том, что ты дала мне массу возможностей проявить свое творческое начало и работать с то­бой... Теперь этот период, похоже, заканчивается. Я пытаюсь найти свой путь... Порой я спотыкаюсь... Иногда принимаю не­правильные решения... Но я стараюсь изо всех сил... Береги се­бя... Люблю тебя... Кристофер».


Наши отношения снова начали становиться нормальными. Потом я послал Мадонне еще одно письмо с просьбой записать на видео приветственное выступление для фестиваля геев и лес­бийского кино. 19 июня 2003 года она ответила, откровенно и недвусмысленно: «Я не собираюсь записывать приветственное выступление для фестиваля геев и лесбийского кино, но все равно спасибо за предложение. Я часто получаю подобные прось­бы и всегда их отклоняю».
Я сразу вспомнил нашу жизнь на Манхэттене, Мартина Бургойна и Кристофера Флинна. Они оба умерли от СПИДа. Обоим Мадонна была многим обязана. Я подумал о тех геях, которые всегда были ее поклонниками. Я вспомнил, как хорошо нам было с ее танцовщиками-геями, как мы танцевали с ними в разных клубах, вспомнил, как обожали ее геи и трансвеститы. Я не мог поверить в то, что Мадонна решила дистанцироваться от этого мира и от поклонников, которые сделали ее такой, ка­кова она сейчас.
Мадонна больше не видела смысла в том, чтобы чувство­вать себя обязанной гей-культуре. Ее долг никогда не будет вы­плачен, потому что она считает, что ничего и никому не должна. А может быть, она просто стерла этот фрагмент памяти как не­нужный.
Я обратился к Мадонне с просьбой помочь мне организо­вать в Лас-Вегасе постановку «The Girlie Show». От нее требо­валось только дать разрешение на использование собственной голограммы. Мадонна решительно отказала. Она написала мне: «Я совершенно не заинтересована в участии в подобном шоу и не собираюсь позволять использовать мое имя, мою концепцию и мои песни... Если я когда-нибудь и выступлю в Вегасе, то только если мне заплатят за это миллиарды долларов».
Тема была закрыта. Я чувствовал себя так, словно Мадонна дала мне пощечину.
Потом она снова заговорила об оформлении дома. Мадонна предложила мне 45 тысяч долларов, если я смогу все сделать за три месяца. Платить она мне собиралась следующим образом: 10 000 долларов аванс, 5000 долларов в конце первого месяца, 15 000 долларов в конце второго. Еще 15 000 долларов я дол­жен был получить в конце третьего месяца, а последние 5000 по завершении работ, если они продлятся дольше, чем заплани­ровано.

Столько же Мадонна заплатила мне за оформление своей второй нью-йоркской квартиры много лет назад. С учетом того, сколько она платила другим дизайнерам, сумма была оскорби­тельно мала. Но дело было не только в этом. Мадонна постави­ла еще одно требование: «Мне необходимо, чтобы ты полно­стью сосредоточился на этом проекте и посвятил ему все свое время».


Она отлично знала, что я работаю над оформлением ресто­рана «Сентрал», но все же требовала от меня невозможного.
Впрочем, у меня не было выбора. Я должен был согласить­ся со всеми ее условиями. Я был на мели, и клиенты не вы­страивались перед моей дверью в очередь. Я никогда не умел правильно продавать себя и не пользовался услугами адвокатов для составления контрактов. Когда я рассказал своему прияте­лю-дизайнеру о том, сколько платит мне Мадонна, он был по­трясен. Он сказал, что я получаю примерно четверть той сум­мы, какую запросил бы за подобную работу любой другой ди­зайнер.
Приятель сказал мне, что за любую работу все дизайнеры и декораторы получают на тридцать процентов больше розничной стоимости мебели и всех остальных элементов интерьеров. Он предложил мне поступить так же. Тогда моя работа будет опла­чена справедливо. Я решил не только прислушаться к его сове­ту, но еще и пригласить его поработать со мной, так как ресто­ран все еще требовал от меня много времени.

Я начал работать над оформлением дома Мадонны. К сча­стью, в доме царила та самая мужественная атмосфера, какой всегда требовал Гай. Поэтому мне не пришлось осуществлять каких-либо радикальных изменений. Для Гая я всего лишь за­менил медные краны в ванной, отделанной зеленым мрамором, на хромированные. К счастью, Гай захотел, чтобы его шкаф в новом доме был точной копией шкафа в Роксбери. Мне же легче. Когда Мадонна сказала, что Гай не будет присутствовать на наших встречах, я наконец вздохнул свободно. Мне совершенно не хотелось иметь с ним дела. В тот момент я подумал, что осо­бых сложностей на этот раз не будет.


Однако стоило мне увлечься работой в ресторане и пропус­тить встречу с Мадонной (вместо себя я отправил своего друга-дизайнера), она сразу же вспылила.
Мадонна позвонила мне чуть ли не в истерике:
—Я же говорила тебе, черт тебя дери, что, если ты хочешь получить эту работу, то должен заниматься ею круглосуточно!
Я попытался возразить.
—Мне нет никакого дела, — отрезала она. — Немедленно приезжай.
Я приехал.
Все три месяца, пока мы работали над оформлением нового дома, Мадонна выдвигала все новые и новые требования. Пре­жде сестра безоговорочно доверяла моему дизайнерскому вкусу. Теперь же она напрочь об этом забыла. Я не понимал, что про­исходит, и сильно нервничал. Я не мог понять, почему она не видит, что мой талант не только не исчерпал себя, но окреп и стал более зрелым. Она требовала, чтобы я представлял ей ди­зайнерские эскизы, образцы красок, тканей и отделочных мате­риалов. Сколько бы вариантов я ни предлагал, она всегда тре­бовала новых. Когда я отправлялся в магазин тканей или ме­бельный магазин, Мадонна говорила, что поедет со мной. Впро­чем, подобное поведение меня не удивляло.
Обычно магазины, имеющие дело с дизайнерами и декора­торами, неодобрительно относятся к визитам клиентов. Но только не в том случае, когда этот клиент — Мадонна.
Когда мы приехали в магазин тканей, то вокруг нас столпи­лись абсолютно все — от управляющего до последнего продавца.
Я попытался сосредоточиться на своей работе, но отлично понимал, что времени придется потратить немало.
Я показывал Мадонне ткани и видел, что она меня не слу­шает. Во мне нарастал гнев.
Я показал ей другой образец. Мадонна сказала, что он ей не нравится, но не объяснила почему.
Я попытался терпеливо объяснить ей, почему этот цвет по­дойдет для той комнаты, над которой мы в то время работали. Кроме того, мы же отделывали не один лишь уголок, а весь дом, значит, все отдельные элементы должны гармонично сочетаться друг с другом.
Но Мадонна предпочитала видеть дом фрагментами. Целая картина была ей недоступна.
Она спорила со мной по любому поводу.
Этот выключатель нужно перенести.
Этой розетки здесь быть не должно.
Неожиданно она превратилась в дизайнера и декоратора. Она лезла во все. Мы постоянно ссорились.
Я вспоминал те дни, когда она настолько доверяла моему вкусу, что в интервью журналу «Архитектурный дайджест» за­явила: «Мы называем Кристофера папой римским, потому что все вокруг должно иметь его благословение. С кем у меня может быть больше общего, как не с человеком, с которым я выросла? Нам во всем нравится одно и то же — ив музыке, и в еде».
Теперь же моя сестра превратилась из моего лучшего и са­мого благодарного клиента в злого, придирчивого безумца, со­средоточенного только на том, чтобы при любой возможности унизить дизайнера. 26 августа 2003 года она прислала мне письмо с перечислением того, что необходимо изменить. Зака­зал ли я ткань для обивки скамьи в гостиной? Купил ли я дере­вянную раму для ширмы в будуаре? Следует ли подрезать кар­низ в спальне или его можно использовать в другой комнате? Купил ли я маленький коврик для холла? В письме было много требований. Мадонна даже захотела, чтобы я прислал ей фото­графию различных карнизов для штор в ее зале йоги.
Я постарался ответить максимально сдержанно и корректно.
Я понимал, что навязчивое стремление контролировать каждый аспект моей работы над домом связано с убеждением Мадонны в том, что я продолжаю работать в «Сентрале» и не посвящаю ей все свое время.
Больше всего меня огорчало то, что Мадонна категориче­ски отказывалась и даже не пыталась понять мою дизайнер­скую идею. Самым лучшим в доме была двухэтажная застекленная веранда с огромным стеклом от пола до потолка. Я со­бирался превратить ее в зимний сад и музыкальный салон. Мне хотелось обставить ее металлической мебелью, окрашенной в белый цвет, и украсить ампельными растениями, свисающими с балок. Человек, попадающий в эту комнату, должен был чувст­вовать, что он попал в сад, залитый солнцем. Идеальное место для того, чтобы слушать музыку.
Я попытался объяснить Мадонне свой замысел.

Мне это не нравится, — отрезала она.

Попробуй представить...

Мне это не нравится. Нарисуй эскиз.

Но я же тебе все подробно объяснил...

Я хочу все увидеть, прежде чем ты начнешь работать. Я тяжело вздохнул.

Мадонна посмотрела на меня.

Тебе нужна эта работа? Я печально кивнул.

Тогда не спорь со мной, — сказала она.

Мадонна потребовала, чтобы в холле я повесил огромную (восемь на двенадцать футов) ее фотографию в стиле Хельмута Ньютона. Автором снимка был Стивен Клайн.


Мне было грустно, что маленькие Рокко и Лола будут каж­дое утро видеть огромную фотографию, на которой их мать в садомазо-костюме лежит на постели в окружении мертвых жи­вотных. Этот снимок был самым ужасным из всех, что я видел. Такой Мадонну я еще не знал.
Вскоре Мадонна уехала в Нью-Йорк. В разгар лета Лос-Анджелес накрывает невыносимая жара.
Как-то днем я позвонил Каресс и спросил у нее, можем ли мы с друзьями воспользоваться бассейном Мадонны. Мадонна разрешила.
Мы вчетвером собрались у бассейна, пили пиво и загорали.
В дом мы даже не входили. Вечером мы разошлись по до­мам.
Ночью мне позвонила разъяренная Мадонна.
Охранники сообщили ей, что мы якобы принимали наркоти­ки и вообще устроили оргию.
Но ведь ничего подобного не было.
Жребий был брошен.
К этому времени Мадонна окончательно убедила себя в том, что я отъявленный наркоман и каждый день курю крэк, хотя на самом деле я никогда этого не пробовал.
Она, потребовала, чтобы я каждую неделю ходил на индивиду­альные сеансы в центр каббалы и занимался с нашим наставни­ком, раввином Эйтаном Ярдени.
Я согласился, потому что действительно заинтересовался каббалой.
Я встречался с раввином каждую неделю на протяжении не­скольких месяцев. Каждый раз я жертвовал на нужды центра 50 долларов. Я рассматривал эти сеансы как психотерапию, они мне нравились. Я доверял Эйтану свои самые сокровенные мысли.
Занятия каббалой проходили у Мадонны, Деми, Люси Лиу или Каресс.
Когда занятия проходили в доме Мадонны, она подавала собравшимся вегетарианские закуски. Лучше всех кормила нас Деми Мур — у нее всегда были креветки и другие деликатесы.
Каждое занятие начиналось с того, что Эйтан читал нам лекцию об отношении каббалы к теме дня — например, «Поиск родственной души», «Зарабатывание денег», «Злословие о других людях». После выступления раввина мы обсуждали за­данную тему. Поскольку занятия проходили в разных домах, я заметил, что хозяин дома, где мы собирались, автоматически становился центром внимания, перетягивая его от всех осталь­ных.
Однажды мне позвонила Деми.
— Прошлой ночью произошло нечто странное, — сказала она. — Твоя сестра пригласила нас с Эштоном к себе на вос­кресный ужин. Мы оделись соответственно, но, приехав, обна­ружили, что Мадонна и Гай в повседневной одежде.
Все уселись за стол. Подали основное блюдо. И тут твоя сестра поднялась.
«Мы с Гаем собираемся в кино, но вы с Эштоном можете остаться на десерт», — сказала она.
Мы с Эштоном переглянулись и уехали домой.
Это еще один пример того, как моя сестра обращается с людьми.
В сентябре 2003 года Мадонна опубликовала свою первую детскую книгу — «Английские розы» объемом 48 страниц. Книга вышла в ста странах и была переведена на тридцать язы­ков, но на меня она не произвела впечатления. Общение Мадонны с детьми, кроме собственных, было минимальным. Людей она воспринимала только на деловом и практическом уровне. Более того, сюжеты этой и других ее детских книг больше подходят для взрослых, а вовсе не для детей.

Тем временем наш конфликт из-за оформления дома до­шел до кульминации. 23 сентября 2003 года она прислала мне раздраженный факс, в котором снова обвинила меня в том, что я не отношусь к работе с должным «энтузиазмом, энергией и благодарностью». Мадонна писала: «Тебе отвратительна сама мысль, что ты работаешь на меня. Я не чувствую с твоей сто­роны ни желания работать, ни благодарности. Честно говоря, я уже по горло сыта всем этим». В конце были такие строки: «Наши отношения трудно назвать здоровыми. Когда ты изба­вишься от своих проблем, связанных с тем, кто я и что я, то, может быть, мы и сможем снова работать вместе».


Смысл письма был ясен: для моей сестры наше сотрудниче­ство закончилось.

Я сразу же ответил.


«М... Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Я дал тебе всю возможную информацию... Я бываю в твоем доме каждый день... и делаю все, о чем ты просишь... Этим утром я беседо­вал с Анджелой... Твоя реакция, мягко выражаясь, удивитель­на... Судя по всему, ты раздражена чем-то другим и хочешь излить свой гнев на меня... Что ж... уволь меня... Я полагаю, что сегодня последний день моей работы на тебя. Теперь я полно­стью сознаю смысл понятия «хлеб стыда», и, поверь мне, я пол­ностью отработал и всегда отрабатывал каждый пенни, что ты мне платила — и это действительно были пенни... Мы с Робом изо всех сил старались выполнить работу в поставленные тобой сроки... Но это тебя не волнует... Тебе самой нужно оценить собственные реакции и попробовать успокоиться... Ты должна спокойно и по-умному отнестись к этому дому и к жизни в це­лом... Твои необоснованные реакции делают жизнь невыноси­мой... Тебе нужно по-новому взглянуть на каббалу и ее уроки и начать применять их к себе, а не использовать в качестве ору­жия против других людей... Береги себя... Мира и покоя... О, и дай мне знать, хочешь ли ты, чтобы меня заменил Роб... Разу­меется, чтобы он продолжал работу, тебе придется платить ему... Я все еще люблю тебя, пусть даже и безумной... К.».
На следующее утро уже в шесть утра Мадонна прислала мне факс, в котором окончательно разрывала наше сотрудниче­ство. Впрочем, она признала: «Наверное, я ожидала слишком многого — из-за нашего прошлого и из-за того, что ты мой брат. Кто знает... Но это было неправильно». В конце письма Мадонна приписала: «Я совершенно спокойна и тоже тебя люблю».
Я был зол, но в то же время меня охватила печаль.
Все утро я обдумывал свой ответ, а потом написал: «Забав­но, что все упирается в деньги... Да... А теперь просто так, к сведению... Я был единственным человеком в твоем мире, кото­рый всегда был на твоей стороне... И несмотря на то, что ты живешь в выдуманном мире... я всегда буду на твоей стороне... Я слишком сильно и глубоко люблю тебя, чтобы предать... сча­стья тебе... К.».
Хотя Гай никогда не был в том доме, который стал камнем преткновения для нас с Мадонной, я подозревал, что все дело в нем. Мне казалось, что именно он умело манипулирует Ма­донной. А может быть, он советовал ей активнее контролиро­вать мою работу. В любом случае, работа в доме на бульваре Сансет стала для меня настоящей катастрофой.
Наконец, оформление дома закончилось точно в назначен­ный срок.
Однако я не получил последних 15 тысяч долларов. Тогда я решил позвонить Каресс.
— Мадонна велела сказать тебе, что, по ее мнению, ты не заслужил окончательного платежа. Она не собирается пла­тить, — ответила она.
Какое-то время я пытался справиться с последним ударом, нанесенным мне сестрой.
— Скажи Мадонне, что, если она хочет увидеть оставшуюся мебель, которую я купил для ее дома и которую она ожидает, ей лучше заплатить.
Каресс опешила и повесила трубку. Через несколько часов мне доставили чек на оставшуюся сумму, а я отправил Мадонне ее мебель.
После этого мы с Мадонной почти не разговаривали. Хотя мы еще не стали совершенно чужими друг другу. В конце ок­тября 2003 года она по какой-то лишь ей понятной причине ре­шила вернуть один из светильников, приобретенных мной для дома на бульваре Сансет. Каресс принесла его в магазин, а там ей сообщили, что я получил комиссионные за его покупку — обычная практика дизайнеров и декораторов.
24 октября Мадонна позвонила мне и сказала, что не может поверить в то, что я так с ней поступил. Она назвала меня вором и лжецом, сказала, что я не заслуживаю ее доверия, что я обма­нул ее, хотя она всегда относилась ко мне с любовью и доверием.
— Я сделала из тебя человека! — кричала она. — Без ме­ня ты был бы пустым местом!
Эти ее слова оскорбили меня до глубины души.
Я попытался оправдаться. Но Мадонна прислала мне факс с новыми обвинениями, в котором писала: «Пожалуйста, боль­ше никогда ко мне не обращайся».
Мне показалось, что Мадонна вонзила мне в грудь нож и повернула его двадцать пять раз. Или просто вырвала мое серд­це и разорвала его на тысячу кусочков.
Двадцать лет я помогал ей стать звездой, поддерживал и защищал ее, не требуя особого вознаграждения. А она так со мной обошлась.

Я снова и снова смотрел на ее письмо, снова перечитывал едкие слова. Во мне закипал гнев.


В отчаянии я ударил кулаком по столу.
Удар был таким сильным, что я сломал себе руку, и мне пришлось несколько недель ходить в гипсе. Но физическая боль не шла ни в какое сравнение с болью психологической. Я вспо­минал все обиды, все разочарования, все оскорбления, все стра­дания, которые я вынес по ее вине.
И тогда я сел и написал ей электронное письмо:
«За все то время, что я работал на тебя с 1985 года, ты ни­когда не платила мне и доли того, что я заслуживал... Я отказался от своей гребаной жизни, чтобы помочь тебе стать той злой королевой, которой ты стала... Пятнадцать лет я выслуши­вал твои пустые, эгоистические тирады и наблюдал за развити­ем твоего посредственного таланта и безвкусицы, которые только усугублялись с годами... Те крупицы таланта, что у тебя есть, ты высосала из меня и тех, кто тебя окружал... Я никогда не ра­ботал на тебя ради денег... А теперь ты обвиняешь меня в том, что я обманывал и обкрадывал тебя... Ты, как всегда, в своем репертуаре... Ты утратила представление о реальности... Я всег­да надеялся на то, что когда-нибудь ты поймешь мою роль в своей жизни и начнешь вести себя соответственно, но этого так и не произошло... Немного уважения — вот все, чего я хотел от тебя, но ты даже это не смогла понять».
В конце письма я написал: «Не забудь вычеркнуть меня из твоего завещания». И нажал кнопку «Послать».
И сразу же я почувствовал, как огромный груз свалился с моих плеч. Я освободился от Мадонны. Мне больше не нуж­но было ее защищать. Мне не нужно было беспокоиться о том, как мое поведение может отразиться на ее имидже. Я снова мог быть самим собой. Кристофером, а не братом Мадонны.
Но потом меня охватила невыносимая печаль. Женщина, которую я любил больше всех на свете, которую считал творче­ской и любящей натурой, предпочла окружить себя подхалимами, которые во всем с ней соглашались и, как я подозревал, настраи­вали ее против меня. Мадонна, какой я ее когда-то знал, была потеряна для меня навсегда. И я сожалел об этом, сожалел о нас.
Мадонна не ответила на мое письмо. Когда я спросил у Деми, где будет проходить следующее занятие по каббале, она ответила, что не знает. Я послал ей электронное письмо. Ответа не последовало. Смысл происходящего был абсолютно ясен. Я мог делиться со своими товарищами по классу каббалы са­мым сокровенным, но стоило мне поссориться со своей сестрой, как эти двери для меня закрылись.

Несмотря ни на что, я продолжал заниматься каббалой самостоятельно. Каббала научила и продолжает учить меня очень многому. Я понял, как нужно жить в этом мире, понял последствия своих действий. Эти знания для меня бесценны.


Каббала стала такой же неотъемлемой частью моего существования, как и католицизм. Мое отношение к миру изменилось, стало более позитивным. Я начал разумнее и спокойнее относиться к другим людям. Благодаря каббале мои негативные, а порой мрачные реакции на окружающих стали легче.
И все же, несмотря на личные потери и слабости, я продол­жаю изучать каббалу. Это учение необходимо мне, если я хочу пересмотреть те стороны своей натуры, которые часто оказывались моими недостатками.
Моя увлеченность каббалой была и остается настолько глубокой, что я даже вытатуировал на своем левом предплечье од­но из семидесяти одного имени Бога — то, которое в каббале символизирует принцип — «все, что ты делаешь, влияет на бу­дущее». Я сделал это, чтобы всегда об этом помнить.
Кроме того, я добровольно подключился к программе «Ду­ховность для детей», которую ведет жена Эйтана, Сара.
Я разработал десятинедельную программу, в ходе которой детям в возрасте от восьми до двенадцати лет раздавали про­стенькие фотоаппараты «Кодак». Каждому из детей давали определенное слово, а потом они всю неделю должны были сни­мать иллюстрации к этому слову.
Мне очень нравится работать с детьми. Мой проект посте­пенно превратился в книгу. Я не участвовал в дальнейшем его развитии, но мне доставляет радость думать, что я стоял у истоков этой программы.
Через две недели после того, как я отправил Мадонне свое письмо, мне позвонили с телевидения и спросили, не хочу ли я участвовать в шоу, посвященном вопросам дизайна. Я с удовольствием согласился. Прошло несколько недель, и тот же продюсер позвонил мне снова. Он спросил, не общался ли я в последнее время со своей сестрой. Я ответил, что нет.

Она не хочет, чтобы это шоу выходило, — сказал про­дюсер. — Не могли бы вы с ней поговорить?

Нет, — ответил я. — Если она не хочет, чтобы это шоу увидело свет, значит, оно никогда не появится на экранах.

Так и вышло.

Слухи разносятся быстро. Мои акции в Голливуде резко упали. Куда бы я ни пошел, меня всюду преследовал призрак сестры — ее голос и образ. Она была на радио, в мобильных те­лефонах, на телевидении. Я не мог от нее скрыться. Я разгова­ривал с другом, и он обязательно спрашивал о Мадонне. Я шел в бар, там звучала какая-нибудь из ее песен, и все присутст­вующие оборачивались на меня, а я лишь скрежетал зубами от злости.
Открылся ресторан «Сентрал». В газете «Лос-Анджелес тайме» ресторан назвали «одним из самых красивых в стране». Но прошло всего три месяца, и ресторан закрылся. Я потратил три года жизни на этот ресторан, я был одним из его совладель­цев. Я надеялся на то, что его успех окупит мои труды. Разуме­ется, мои надежды не сбылись. Все инвесторы, в том числе и Мадонна, потеряли свои деньги.
У меня все еще было две квартиры, но машину забрали, по­тому что я больше не мог выплачивать взносы по кредиту. Плюс ко всем неудачам, на одной вечеринке я ухитрился порвать связ­ки в колене. Пришлось делать операцию, после которой я четы­ре месяца восстанавливался.
Все это никак не способствовало улучшению моего финансо­вого положения. Хирург выставил мне счет на 10 тысяч долларов. Поскольку мои партнеры по «Сентрал» не выплатили мою страховку, мне пришлось оплачивать этот счет из собственных средств.
Единственным утешением была живопись. 26 июня 2004 года на открытии Недели гордости геев в галерее «Фантом Эс-Эф» в Сан-Франциско с большим шумом прошла моя выставка. Я выставил двадцать пять увеличенных полароидных снимков ягодиц своих друзей. На открытии присутствовали Алан Камминг, Армистейдж Мопен и Грэм Нортон. Все они с большим удовольствием хвалили мои работы.

Я продолжал заниматься живописью и фотографией. 15 августа 2004 года в галерее «Мамфорд» в Провинстауне, штат Массачусетс, я выставил ту же коллекцию снимков. Рецензии были благожелательными, но сестра ясно дала понять, что она этого не одобряет и не считает мои фотографии произведениями искусства. Судя по всему, она решила, что я сделал эти снимки, будучи под кайфом. Вовсе нет.


А тем временем Мадонна организовала новое турне — «Re­invention Tour». Я не был на ее концертах, но потом смотрел DVD с записью «I'm Going to Tell You a Secret». Концерт на­чинался с песни «Vogue», отстраненной и холодной. Она зада­вала тон всему шоу. Мадонна насильно вталкивала свои песни в уши слушателей. Концерт был жестким, прямолинейным, кон­фликтным. Я был удивлен тем, что в фильм она включила кадры, снятые на винограднике нашего отца, и заявила, что выросла здесь. Вряд ли можно с ней согласиться — она была там всего пару раз. А вот сцены с участием Лолы и Рокко меня тронули и повергли в глубокую тоску. Мне было грустно, что я не могу общаться с племянниками. Маленькая Лола напомнила мне Ма­донну в детстве. Я очень скучал и скучаю по ней и Рокко.

Я был практически разорен. В этот тяжелый момент меня поддержали друзья. Я бесконечно благодарен моим давним друзьям Дэниелу Хоффу и Эухенио Лопесу. Дэн Сире был так добр, что позволил мне поселиться у него. Два года я пользо­вался его добротой и гостеприимством. Как-то вечером в Лос-Анджелесе судьба мне улыбнулась. Меня пригласили на ужин, где я познакомился с Андреа Грин­берг. Она руководила службой маркетинга компании «Форчен интернэшнл пропертиз». Андреа предложила мне оформить вестибюль головного офиса компании в Майами. Работа была рассчитана на полгода. Я с радостью покинул Лос-Анджелес, приехал в Майами и начал работать.


Через несколько дней приятель пригласил меня поужинать в «Чайна Грил». Там я встретил Ингрид. Мне казалось, что Гай пытается вытеснить ее из жизни Мадонны, но, судя по всему, он в этом не преуспел. Стоило нам встретиться, как Ин­грид сразу же заявила, что знает о том, что мы с Мадонной не разговариваем.

Ты должен немедленно написать ей письмо, — сказала она, пристально глядя мне в глаза.

Мне нечего ей сказать, — пожал плечами я. — Я не ста­ну разговаривать с ней, пока она не начнет относиться ко мне с тем уважением, какого я заслуживаю.

Мои слова шокировали Ингрид. Она не могла даже пред­ставить, чтобы кто-то отказался разговаривать с Мадонной.


— В любом случае, она вычеркнула меня из своей жиз­ни, — добавил я. — И пока у меня все в порядке.
Мы немного поболтали. Возвращаясь домой, я почти забыл об этом разговоре, но мне напомнило о нем электронное письмо Мадонны, которое уже ждало меня в моем почтовом ящике. Я сразу же вспомнил каждое сказанное своей собеседнице слово.
Я так давно не видел Ингрид, что успел забыть о ее способ­ности обезоруживать собеседника, завязывать разговор о Ма­донне и вытягивать самые сокровенные мысли. А потом она рассказывала обо всем самой Мадонне. Я пообещал себе впредь быть более осторожным в разговорах с этой женщиной.

Прошло какое-то время, прежде чем я решился открыть письмо Мадонны. Она никогда не указывает темы письма, так что я не знал, будет ли письмо дружеским или готовиться к разносу. На этот раз письмо было нейтральным, Мадонна на­стаивала на том, что всегда относилась ко мне с уважением, но при этом не признавала своей неправоты и не извинялась за жестокие слова в своих прежних письмах. Я ответил Мадонне очень вежливо.


Когда я уже заканчивал работу для «Форчен», мне предло­жили стать дизайнером интерьеров роскошного кондоминиума «Калипсо» на углу 37-й и Коллинз. Этот комплекс построил архитектор Коби Карп.
Тем временем приятель прислал мне статью о Мадонне, в которой говорилось, что она переезжает в роскошное английское поместье Эшкомб-Хаус. Я увидел сестру в ее последней инкар­нации — в роли английской аристократки. Мадонна-танцовщи­ца и Мадонна — панковская поп-звезда остались далеко позади. Я смотрел на фотографии сестры перед ее особняком и думал о своей новой жизни в Майами. Мне было грустно оттого, что наши пути разошлись. Мы были очень далеки друг от друга.
Мои дела в Майами и Лос-Анджелесе шли неплохо. Я был художником, декоратором интерьеров и дизайнером — и всего добивался сам, не пользуясь именем сестры. В ноябре 2005 го­да я собирался пригласить Ингрид на свой день рождения, что­бы она все увидела собственными глазами и передала Мадонне.
В доме друзей я встретил координатора Белой вечеринки, ежегодного благотворительного мероприятия в пользу Фонда борьбы со СПИДом. Он спросил у меня, не знаю ли я кого-ни­будь, кто мог бы стать хозяйкой на благотворительном ужине в особняке Версаче. Я предложил супермодель Дженис Дикинсон, с которой встречался в «Сентрале». Мое предложение по­нравилось. Я начал переговоры. Сначала Дженис потребовала пять билетов в первом классе и роскошные сьюты для себя и своей бесчисленной свиты. И тут пригодилось мое умение об­щаться с дивами. В конце концов Дженис умерила свои аппети­ты и прилетела в Майами, чтобы присутствовать на благотвори­тельном ужине. Я был крайне признателен ей за это.
За время своей работы в «Калипсо» я разработал и изгото­вил линию футболок «Басура Бой». Слово «basura» в переводе с испанского означает «мусор». На футболках имелся также каббалистический или буддистский символ. Слоган компании звучал так: «Духовность — это наше дело».

В июне 2006 года я снял два эпизода шоу «Топ Чиф», по­священные дизайну ресторанов. С одобрения продюсера я дал волю своему едкому языку. Об одном из кулинарных шедевров я сказал так: «Если это овощное ассорти, то я обезьяна».


Шоу вышло в свет через год. Отзывы о моем выступлении были очень разными — от доброжелательных до резко негатив­ных. Но несмотря ни на что снимать шоу мне очень понравилось.
Кроме того, я стал менеджером молодого певца по имени Джулиен. В нем было что-то от Дэвида Боуи, что-то от Фред­ди Меркури, но в целом его талант показался мне свежим и оригинальным. Впрочем, больше всего он напоминал мне Ма­донну в молодости. В нем были та же страсть и завод. Я почув­ствовал его потенциал и подумал, что могу помочь ему в карье­ре. Джулиен согласился с моим предложением. Мы записали девять песен, чтобы разослать по звукозаписывающим компа­ниям. Он получил первый ангажемент в клубе «Рокси» в Лос-Анджелесе, потом еще один — в «Кримсоне», в Голливуде. Появились хорошие рецензии. Я оптимистично смотрел в буду­щее.
В мае 2006 года мне позвонила помощница Мадонны и при­гласила на открытие турне «Confessions». Концерт должен был состояться 21 мая в Лос-Анджелесе. В ходе турне Мадонне предстояло посетить шестьдесят городов. Общий доход должен был составить 260 миллионов долларов. К тому времени я уже два года не видел сестру и не разговаривал с ней.
Мое место было в первом ряду. Концерт оказался жизнера­достным и легким. Впервые со времен «The Girlie Show» Ма­донна казалась вполне довольной.
На концерте меня охватило чувство ностальгии. Я вспоминал прошлое, когда мы были так близки. Я скучал по сестре, по нашей близости, по уважению, по ощущению близости к чему-то великому. Мне безумно захотелось обратить время вспять и снова отправиться с ней в турне, стать частью шоу, частью ее жизни.
После концерта я пошел за кулисы, чтобы увидеться с Ма­донной. Когда я вошел, меня хлопнул по плечу мужчина с окла­дистой бородой. Я решил, что это раввин.

Привет, — вежливо, но отстраненно сказал я.

Это же Гай, глупый!

Я не узнал своего зятя. Я стоял в дверях гримерки и ждал Мадонну. Она сидела на краешке кресла в белой футболке и джинсах. На ее лице почти не было грима, волосы собраны на затылке. Мадонна знала, что концерт прошел успешно, и чувст­вовала себя совершенно спокойно.


Выстроилась целая очередь из желающих пожать ей руку.
Наши взгляды встретились.
Она мне улыбнулась.
Я подошел к ней.
Мы обнялись.
Я сказал, что концерт был замечательный.
Она поблагодарила меня за то, что я пришел.
— Ты хорошо выглядишь, — сказала она. — Похоже, ты счастлив.
Я ответил, что она тоже хорошо выглядит, и на этот раз не покривил душой.
Наконец-то мы воссоединились, и я был этому рад.
В июне я приехал в Траверс-Сити на семидесятипятилетие отца. Джоан устроила для него большой прием. Наш амбар вме­стил пятьсот человек. Мадонна не приехала. Я был рад, потому что иначе все внимание было бы обращено на нее, а не на отца.
Днем отец подошел ко мне и спросил, что произошло между мной и Мадонной. Я сказал, что у нас возникли разногласия, что она меня обидела, но мы стараемся помириться.
— Надеюсь, вы помиритесь, — сказал отец. — Иначе ме­ня бы это огорчило.
Я не хотел расстраивать отца, потому что очень любил и уважал его. Я был рад сказать, что, по-моему, мы с Мадонной во всем разобрались и у нас появилась новая надежда.
Концерт Мадонны в Майами должен был состояться 22 июля. Я попросил билеты, чтобы снова увидеть шоу. Атмосфера в зале была наэлектризованной. Было очень жар­ко, потому что Мадонна вопреки всем правилам потребовала отключить кондиционеры.
Слева от меня сидели Глория и Эмилио, а справа — Дэн Сире.
Когда Мадонна опустилась на сцену в огромном шаре из дискотеки, я сразу же вспомнил такой же шар в «Рубайате», и меня снова охватила ностальгия по тому вечеру, тому времени и нашему общему прошлому. В этот момент Мадонна посмотрела прямо на меня и легонько кивнула. Я улыбнулся ей.
Я заметил, что у Ингрид не очень хорошее место. Ей при­ходилось вытягивать шею, чтобы разглядеть Мадонну. На ее лице я заметил чисто собачье выражение, какое появлялось, ко­гда она чувствовала себя обиженной. Ингрид отчаянно пыта­лась поймать взгляд Мадонны, но Мадонна не обращала на нее внимания.
Концерт меня по-настоящему захватил. Но особенно счаст­лив я был, когда Мадонна неожиданно объявила:
— А эта песня для моего брата, который присутствует сей­
час в зале.
Она запела «Paradise».
Хотя в словах не было ничего особенного, я был потрясен тем, что она посвятила песню мне. Насколько я знал, она дела­ла это только дважды: один раз пела для отца, а второй — для Мартина Бургойна. Она сделала мне настоящий подарок, и я был счастлив.
После концерта меня пригласили на прием в «Рэли». Ма­донна была в черном. Рядом с ней стояли Рикки Мартин и Микки Рурк. Ингрид сновала позади.
Я поздоровался.
Повторился наш лос-анджелесский разговор.
Потом я посмотрел на танцовщиков, которых Мадонна при­гласила на прием. Все они были гетеросексуалами. И никто не танцевал.
Я подошел к Мадонне и сказал:
— У тебя нет ни одного танцовщика-гея!
Она ответила не сразу. Чувствовалось, что мои слова ее слегка удивили.
— Ты прав. Что в этом странного?
Вопрос был риторическим.
Прием был ужасно скучным. Я вспоминал те замечательные вечеринки, которые мы с Мадонной устраивали в прошлом. То­гда все танцевали и веселились, повсюду царила радостная атмо­сфера.
Этот же прием был официальным и безрадостным. Через час я ушел.
В октябре 2006 года Мадонна и Гай вылетели в столицу Малави Лилонгве. Малави — одна из беднейших стран мира. Население страны составляет 12 миллионов человек, и среди них — около миллиона сирот. Родители многих детей умерли от СПИДа. Мадонна так сказала об этом:
— Я не выбирала Малави. Эта страна выбрала меня.
Из столицы Малави Мадонна и Гай отправились в сирот­ский приют «Дом надежды», расположенный в тридцати кило­метрах от города. Там они встретились с двенадцатью детьми и решили усыновить одного из них. Их выбор остановился на тринадцатимесячном Дэвиде Банда. Выбрать было нетрудно. Мальчик был очаровательным, умненьким и здоровым. Меня поразила та безумная шумиха, какую средства массовой инфор­мации подняли вокруг решения Мадонны и Гая.
То, что Мадонна пытается помочь ребенку из беднейшей страны «третьего мира», вызвало у меня уважение. Но я не мог не обратить внимания на журналистов и операторов, сопровож­давших сестру с мужем во время их первого визита в сиротский приют. Вспоминая съемки фильма «В постели с Мадонной», я не могу не думать: «Мадонна соревнуется с Анджелиной Джоли. Она не остановится на одном только ребенке. Она начнет помогать всей стране. И она хочет, чтобы весь мир об этом знал».
Мне бы хотелось думать, что мотивы Мадонны были чисто альтруистическими, но меня беспокоило то, что она не стала усы­новлять Дэвида тихо, без шумихи в прессе, без операторов, ко­торые фиксировали каждый ее шаг.
Впрочем, каковы бы ни были ее мотивы, она все же помогла создать благотворительный фонд и пожертвовала более трех миллионов долларов на помощь малавийским сиротам. Мадонна сделала все, что было в ее силах, чтобы обратить внимание ми­ровой общественности на страну удивительно красивой приро­ды, но терзаемую СПИДом, голодом и войнами.
Все же поступок сестры вызвал у меня глубокое уважение. Я понимал, что, каковы бы ни были ее мотивы, ее поездка в Малави поможет тем, кому повезло меньше, чем ей.

Приближался мой день рождения. У меня была работа, и я был вполне счастлив, курсируя между Лос-Анджелесом и Майа­ми. Мне казалось, что вся моя горечь по отношению к Мадонне испарилась. Я устроил ужин в ресторане «Кара & И», потом отправился на вечеринку в «Сагаморе», которую для меня орга­низовала Ингрид.


Она проводила здесь субботние вечера, так что согласилась устроить мою вечеринку, чтобы привлечь прессу. Ингрид сказала, что я могу пригласить двадцать человек, а она накроет нам три стола и обеспечит бесплатную водку.
Когда я пришел, за моими столами сидели пятнадцать незна­комцев. Я спросил у Ингрид, кто это. Она отмахнулась и ска­зала, что, когда придут мои друзья, она обеспечит их местами. Я ответил, что моим друзьям будет неудобно. Потом я увидел ту самую обещанную бесплатную водку — две бутылки на двад­цать человек, причем самой дешевой марки.
Неожиданно во мне что-то щелкнуло. Может быть, я пере­нес на Ингрид свое отношение к Мадонне, но тогда я просто взбесился. Я выбежал из ресторана, и мои друзья последовали за мной.
К утру я немного успокоился. Я понял, что был слишком резок. Хотя теперь я опирался на собственные таланты, а не на имя сестры, я все еще был зол на нее. Каббала не помогла мне избавиться от моих демонов. Я до сих пор не мог простить Ма­донну.
Я включил компьютер и увидел два письма — одно от Ма­донны, второе от Ингрид. Ингрид злилась. Она писала, что хо­тела оказать мне услугу, а я ответил черной неблагодарностью. Она обвинила меня в чрезмерной самоуверенности. Отчасти она была права. Я действительно почувствовал собственную значимость — ведь я прекрасно понимал, что мое присутствие в «Сагаморе» в тот вечер привлечет в клуб журналистов. Но я был неправ. Не следовало взрываться и уходить из клуба. Я сразу же написал Ингрид письмо с извинениями.

Потом я прочел письмо от Мадонны. Она сурово отчитыва­ла меня за инцидент в клубе, оценивая мое поведение по словам Ингрид. По большей части, она была права. Впрочем, Мадон­на не ругала меня. Тон ее письма был довольно мягким. Она написала, чтобы напомнить: она по-прежнему считает меня нар­команом и алкоголиком и полагает, что мне необходима профес­сиональная помощь. Мадонна предлагала мне обратиться в реа­билитационный центр и сообщала, что готова оплатить лечение. Я обдумал ее письмо, а потом серьезно и беспристрастно оценил собственное поведение. Я не считал себя ни алкоголиком, ни наркоманом, но понимал, что мне нужно решить ряд серьез­ных проблем, возникших, в частности, из-за моих отношений с Мадонной. Я согласился пройти курс лечения в клинике, распо­ложенной в Майами. Мадонна заранее оплатила стоимость кон­сультации у психиатра.

В центре у меня взяли анализ крови, а потом я несколько часов провел у психиатра. Мы говорили о моих отношениях с се­строй. Я объяснил доктору, что не считаю курс лечения в этом центре полезным для себя, поскольку не готов обсуждать про­блемы моих отношений с Мадонной в группе. Психиатр попро­сил меня приехать в клинику позже, когда будут готовы резуль­таты анализов.

Через четыре дня мы встретились вновь. Доктор сообщил, что ни анализ крови, ни наш разговор не подтверждают наличия у меня алкоголизма или наркомании. Он посоветовал пройти длительный курс психотерапии и посоветовал хорошего специа­листа из Майами. С моего согласия он отправил текст своих ре­комендаций Мадонне.


Мадонна ответила мгновенно. Она заявила врачу, что он не понимает, о чем говорит. Доктор прочел мне ее письмо: «Мой брат должен пройти курс лечения в реабилитационном центре. Этот вопрос не обсуждается».
— У вашей сестры проблема со стремлением к полному контролю, — заметил психиатр.
Судя по всему, ему позвонила и Ингрид тоже. Она была крайне удивлена тем, что врач не рекомендовал мне курс лече­ния.
Доктор повторил свои рекомендации, основанные на резуль­татах анализов и длительной беседы.
Я тоже получил электронное письмо от Мадонны, в котором она рассказала, что получила рекомендации психиатра и совер­шенно с ними не согласна. Она была рада, что я наконец-то
обратился за помощью, и оплатила несколько сеансов у психоте­рапевта. Несмотря на стремление Мадонны полностью контро­лировать мою жизнь, я понимал, что она проявляет доброту и щедрость, искренне желая мне помочь.
В январе 2007 года я начал дважды в неделю посещать психотерапевта. Мадонна согласилась оплатить определенное количество сеансов по 150 долларов за сеанс при условии, что терапевт будет отправлять ей отчеты о моем состоянии. С моего согласия терапевт стала раз в неделю отправлять Мадонне та­кие отчеты, хотя содержание наших бесед в них не разглаша­лось. Я хотел восстановить прежние отношения с Мадонной.
Мой психотерапевт написала Мадонне, что вполне согласна с психиатром реабилитационного центра. В углубленном курсе лечения я не нуждался.

Мадонна тут же прислала ей письмо, в котором снова заяв­ляла, что она не понимает, о чем говорит, не может здраво оце­нить мое состояние, и вообще плохой специалист. Мадонна за­явила доктору, что я умело манипулирую ею.


Мой доктор только порадовалась тому, что получила полное представление о моей сестре. Она сказала мне, что Мадонна от меня не отстанет, что мне нужно научиться с ней общаться и что она постарается мне в этом помочь. Впервые в жизни у меня появился человек, с которым я мог разговаривать честно и от­крыто. Вместе с доктором мы проанализировали мою жизнь. Я с удовольствием ходил на сеансы и чувствовал, что мне ста­новится лучше. Я наконец-то сумел лицом к лицу встретиться со своими демонами, оценить свои сильные и слабые стороны. Я даже набрался смелости проанализировать их в этой книге.
В начале лета 2007 года я искал работу дизайнера. Я обра­тился к Мадонне с просьбой написать мне рекомендательное письмо, которое я мог бы использовать в своем резюме. Она от­ветила, что, пока я не пройду курс реабилитации, она ни за что не даст мне никаких рекомендаций.
Я сообщил ей, что мой врач считает, что мне не нужна реа­билитация. Я хотел быть здоровым на собственных условиях, а не на условиях Мадонны. Я попытался объяснить ей, что реа­билитация — это курс детоксикации. И это не панацея. Мно­гим из тех, кто проходит реабилитацию без одновременного дли­тельного курса психотерапии, приходится возвращаться в кли­нику снова и снова. Из ответа Мадонны мне стало ясно, что она либо ничего не поняла, либо не захотела понять. И я перестал рассчитывать на ее понимание и поддержку.

В конце июня я поехал в Траверс-Сити и провел две недели с отцом. Я помогал ему на винограднике. Мы впервые погово­рили с ним, как друзья. Для этого должно было пройти немало времени.


Я сильно беспокоился об отце. Ему исполнилось уже семь­десят шесть лет, но он каждый день поднимается в шесть утра и работает по двенадцать часов в день. Причем занимается он тяжелым физическим трудом. Он создал несколько сортов вина и получил за них множество медалей. Мадонна дала ему денег на покупку виноградника, но я чувствовал, что ему нужна наша поддержка по продвижению своих вин.
Он собирался выставить большую бутылку своего сладкого вина на аукцион на винной ярмарке в Саратога-Спрингс, штат Нью-Йорк. Я позвонил редактору журнала «Инстинкт» с пред­ложением написать статью о винограднике и предстоящем аук­ционе. Я хотел помочь отцу и его винам и благотворительной работе Мадонны, поэтому предложил отцу пожертвовать часть средств, полученных на аукционе, на благотворительную дея­тельность Мадонны в Малави. Мадонне я послал электронное письмо с просьбой написать пару слов. Она ответила, что и так много сделала для отца и не позволяет использовать свое имя.
Раньше я разозлился бы. Теперь я написал ей второе письмо и попросил сказать пару слов о ее благотворительной работе, чтобы мы включили этот текст в статью в неизмененном виде.
Она посоветовала мне заглянуть на ее сайт в Интернете. Я пошел по пути наименьшего сопротивления и ответил: «Хорошо. Я так и сделаю».
Кухня отцовского дома в Траверс-Сити, штат Ми­чиган, 19.00, 3 сентября 2007 года. Мы с Мелани гото­вим семейный ужин в честь Дня труда.

Мелани рассказывает, что Мадонна подарила ей на день рождения билет в Лондон и обратно, чтобы Мелани смогла от­метить день рождения Мадонны в кругу ее семьи. В Англии Мелани останавливалась в доме Мадонны Эшкомб-Хаус. Накануне дня рождения Мадонна выпустила доку­ментальный фильм о Малави «Я живу, потому что мы живем» (I Am Because We Are). В картине принимали участие прези­дент Клинтон, архиепископ Десмонд Туту и профессор Джеф­фри Сакс. В своем фильме Мадонна рассказала леденящие кровь истории множества малавийских сирот.


Мелани говорит, что в фильме рассказывалось и об обреза­нии женщин, и о чудовищной бедности, и об ужасающей жесто­кости. А на следующий день Мадонна отмечала свой день рож­дения. По этому поводу в Эшкомбе была устроена вечеринка. Цыган и лошадей доставили из Европы. Поместье патрулиро­вали рыцари в латах. А на столе разве что птичьего молока не хватало.
Мелани трудно понять, как после работы, проведенной в Малави, Мадонна может устраивать такие роскошные вечерин­ки, на которые уходят огромные деньги.
Я объясняю, что сколь бы альтруистична ни была Мадонна в Африке, любая благотворительность для нее — это в первую очередь прекрасная реклама, способствующая улучшению имид­жа в глазах общественности. Хоть я и не хочу принижать зна­чение ее благотворительной работы, порой эти поступки кажут­ся мне слишком эгоцентричными.
Мелани говорит, что каббала играет важную роль в жизни Мадонны и Гая. Когда Мелани была в Эшкомбе, отношения между Гаем и Мадонной сильно обострились. И тогда из Лон­дона приехал раввин-каббалист, который стал посредником ме­жду супругами. Почему-то эта история меня не удивила.

Я верю в то, что каббала поможет Гаю и Мадонне остаться вместе. Да, Гай мне никогда не нравился, я считал и считаю, что это он вбил клин в отношения между мной и сестрой, но он — ее муж, и я желаю ему добра.


К сожалению, я до сих пор так и не встретился со своим племянником Дэвидом. Я почти не видел Рокко и очень мало времени провел с Лолой. Но я искренне надеюсь, что когда-ни­будь смогу восстановить отношения с ними. Я хочу, чтобы они знали — у них есть дядя, который всегда будет на их стороне. Что бы ни было сказано и сделано, семья всегда остается семьей.

ЭПИЛОГ

Все зреет со временем;


никто не рождается мудрецом.
Мигель де Сервантес

Мадонна знаменита вот уже четверть века. Она, пожалуй, самая известная женщина планеты. В мире продано 200 мил­лионов ее альбомов. Она вошла в Книгу рекордов Гиннесса как самая богатая и много зарабатывающая певица. Ее последний альбом «Hard Candy» занял первое место в мире. За первый месяц было продано больше миллиона экземпляров. Мировое турне «Sweet and Sticky» начинается 23 августа 2008 года. Она давно превратилась в культовую фигуру, легенду. Ее роль в по­пулярной культуре невозможно переоценить.

Но когда все только начиналось, редактор журнала «Биллборд» предсказывал: «Мадонна сойдет со сцены через полго­да». В момент триумфа Мадонна однажды призналась: «Люди недооценивают меня, разве не так?» Подобно мне, она очень злопамятна. Она не забыла, что многие не верили в ее успех. Я горжусь тем, что никогда не был одним из этих людей.
В этом году моей сестре исполняется пятьдесят. Надеюсь и верю в то, что она еще много лет будет выступать перед своими поклонниками, и я буду аплодировать ей вместе с ними. Я верю, что и Гай будет с ней. Несмотря на то, что в последнее время появились сообщения о крахе их брака (разумеется, все подобные известия тут же опровергались с ее стороны), я знаю, что Мадонна и Гай любят друг друга. Они будут рабо­тать над сохранением своих отношений под священной сенью каббалы.
Прошлым летом мы с отцом распаковывали коробки, кото­рые он хранил для меня более пятнадцати лет. Я стоял и рас­сматривал все — письма от Дэнни, счета, чеки, открытки, фо­тографии, воспоминания о другой жизни. Я просто замер на месте.
А потом отец, тот самый человек, благодаря которому я и Мадонна стали такими, каковы мы есть, почувствовал мое на­строение и спросил:
— Почему бы нам не разжечь костер и не сжечь все это?
Так мы и сделали. Мы вытащили пятнадцать коробок, в ко­торые вместились двадцать лет моей жизни, бросили все в огонь, а потом стояли рядом и смотрели, как сгорает мое прошлое.
Я повернулся, посмотрел на отца и сказал:

Знаешь, папа, много раз я чувствовал себя настоящим неудачником.

Кристофер, — ответил он, — ты не неудачник. И я очень горжусь тобой.

Его слова сделали меня счастливым, но как бы мне хоте­лось, чтобы и мама сказала мне то же самое!


Последние двадцать пять лет стали для меня настоящим приключением и многому меня научили. Мне часто приходилось бороться с тем, что мое имя, моя репутация и сама моя личность неразрывно связаны с Мадонной. Теперь, с течением времени после сеансов психотерапии и работы над этой книгой, я сми­рился с тем, что мне никуда от этого не деться.
Не могу я и обратить время вспять. Если бы мог, то, наверное, не писал бы сестре тех обидных слов. Хоть я и не думаю, что она сделала это намеренно, но Мадонна обидела меня, и я отплатил ей тем же.

Жизнь с Мадонной дала мне множество уроков. Самый про­заический заключается в том, что, занимаясь бизнесом с родственником, сколь бы близким он ни был, всегда составляйте кон­тракт.


Не знаю, научилась ли чему-нибудь Мадонна, но если да, то надеюсь, это был урок каббалы. Она — не центр вселенной. Каждый ее поступок, каждое принятое решение влияют не только на нее, но и на тех, кто ее окружает.
Даже если поступки сестры ранили меня, я понимаю, что на мне такой же груз. Я несу ответственность за себя и свой вы­бор.
Хотя сегодня мы очень мало общаемся, та горечь, которая жила в моей душе, давно испарилась. Я вспоминаю о Мадонне с теплотой. И рад тому, что мне посчастливилось разделить с ней ее успех.
Я не таю на нее обиды и не желаю ей зла. Я ее очень люб­лю и всегда буду благодарен за то, что было в нашей жизни. Сестра много сделала для меня. Мне достаточно лишь посмот­реть на поздравительные открытки, которые она присылала мне на день рождения — такие эмоциональные и теплые, какой Ма­донна никогда не была в личном общении, — и понимаю, что она очень меня любит.

Я ценю все воспоминания о тех радостях, что были в нашей жизни — личных, интимных, профессиональных. Вспоминая годы нашей совместной работы и жизни, мне кажется, что по­сле обделенного любовью детства мы сумели создать друг для друга маленький мир, и этот мир мне нравился. Этот мир был спокойным, защищенным, очень творческим. Я чувствовал себя в нем в полной безопасности. Это не был теплый, интимный мир, потому что Мадонна такого не любит, да и мне это не по душе. Но, оглядываясь назад, я понимаю, что это была моя утопия, место, где, как ни в одном другом месте на земле, я мог найти убежище, где мы с Мадонной — двое детей, вечно скорбящих об умершей матери, — могли любить и принимать любовь друг друга.


В моем сердце, разуме и душе мы с Мадонной остаемся не­разделимыми. Мы навсегда связаны кровью и теми невероятными приключениями, которые составили нашу жизнь.




Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет