Литература периода «оттепели»
жүктеу/скачать 3.39 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- 27.Художественное своеобразие поэзии И. Бродского. Мир культуры и поэзии.
- Нередко поэтому в текстах встречается образ либо болтовни, либо произнесения слова или звука через преодоление немоты или каких-либо препятствий.
- «Пространство - Время - Язык»
| ...Не порвать мне мучительной связи
С долгой осенью нашей земли, С деревцом у сырой коновязи, С журавлями в холодной дали... В стихотворениях Рубцова любовь к Родине приобретает характер религиозного, мистического служения. Родина для героя его стихов — это та святыня, о которой громко не говорят, которая есть внутри тебя и которой ты служишь душою. Одно из самых щемящих стихотворений Рубцова «Тихая моя родина» начинается с самого интимного, с самого личного, что связывает человека с Родиной, — с памяти о матери («мать моя здесь похоронена»). Но даже ее могилы лирический герой найти уже не может, ибо в родном мире очень многое порушилось, пришло в запустение. Однако память сердца продирается через все напластования времени. Герой возвращается в свои мальчишеские годы («Словно ворона веселая/ Сяду опять на забор», «школа моя деревянная»), а при расставании уже мир, признавший в герое своего, будет, как и положено, провожать его («Речка за мною туманная/ Будет бежать и бежать»). Таким образом, связь с Родиной восстановлена, и не только восстановлена, но и осознана глубоко — как связь онтологическая, «самая смертная»: С каждой избою и тучею, С громом, готовым упасть, Чувствую самую жгучую, Самую смертную связь. Онтологические мотивы звучат у Рубцова приглушенно. Они проступают не столько в слове, сколько в настроении, в эмоциональном состоянии героя. Это состояние порыва к святости, стремление восстановить в своей душе мистическое чувство — веру в тайну, в чудо, в Божий промысел. Героем Рубцова владеет жажда духовного преображения: в стихотворении «Я буду скакать по полям задремавшей отчизны» лирический герой ассоциирует себя то с ангелом («О, дивное счастье родиться/ В лугах, словно ангел, под куполом синих небес!»), то с «таинственным всадником, неведомым отроком», скачущим в ночи меж полей — мистический характер этого образа всячески подчеркивается соответствующим декорумом и возвышенным просветленным словом. Рубцов при всей локальности видения окружающей действительности рисует своего героя в прямых контактах с целым миром: не только с деревушкой, а — через деревушку, сквозь деревушку — с землей, со всей вселенной. Так, в стихотворении «Поезд» (1969) лирический герой отождествляет себя с неким мистическим поездом, мчащимся «в дебрях мирозданья», «перед самым, может быть, крушеньем»: Вместе с ним и я в просторе мглистом Уж не смею мыслить о покое, — Мчусь куда-то с лязганьем и свистом, Мчусь куда-то с грохотом и воем, Мчусь куда-то с полным напряженьем Я как есть, загадка мирозданья. В финале герой пытается отодвинуть катастрофу утешительными резонами, но его успокоительные аргументы, психологически очень естественные, все-таки стилистически оформлены так, чтобы читатель почувствовал их наивность: Но довольно! Быстрое движенье Все смелее в мире год от году, И какое может быть крушенье, Если столько в поезде народу? Тяга к гармонии, чувство святости природы, единство с родным миром, увы, не способны реально противостоять «ужасу ночи — прямо за окошком». Но они могут внести — хотя бы на время — покой в душу лирического героя. Рубцов понимает всю хрупкость этой антитезы. Но знанию он предпочитает веру. В этом смысле Рубцов острее и раньше многих выразил ту тягу к восстановлению религиозного мировосприятия, которая стала очень характерной тенденцией в конце века. М.Эпштейн писал о том, что после «оттепели» наша литература вступила в метафизическую фазу, и «в этой метафизической фазе... выделяется несколько периодов. Самый ранний — "тихая поэзия" и "деревенская проза", с их первым чувством смирения, отрешения от "я", приниканием к вековому укладу. Но эта религиозность еще наивного, ветхого, почти языческого образца, с культом земли, природы, национальных корней, если с православием — то скорее как обрядоверием, народно-бытовой традицией» Поэтика Рубцова — это по преимуществу поэтика стилизаций, ориентированных на фольклорно-песенные традиции. Достаточно обратиться к одному из его самых известных стихотворений — «В горнице», чтобы убедится в том, что вся поэтическая картина соткана здесь из к ишированных образов (ночная звезда, красные цветы, «ивы кружевная тень») с закрепленной за ними семантикой. Вообще-то стилизация таит в себе определенные опасности: традиционность образов, мотивов и иггонаций, их связь с широко распространенными в массовой культуре стереотипами грозит клишированностью образов, заезженностью мелодического строя и тривиальностью ритмического рисунка. Рубцову не всегда удается избежать этих опасностей. Однако в принципе стилизация у Рубцова несет большую семантическую нагрузку. Фольклорно-песенная тональность голоса лирического героя становится свидетельством органической слитности его душевного строя с родным миром. И одновременно, такая стилизация — это демократический жест: готовность общаться с читателем на языке той культуры, которая глубоко укоренена в деревенском русском человеке. Больше того, рубцовская стилизация, ориентированная на национальные культурные традиции и святыни, становится способом реставрации чистого, просветленного, покойного состояния души. В герое Рубцова конкретно-историческое есть ипостась не только национального, но и родового (всечеловеческого, вневременного). Он далек от злобы дня. Он мыслит свою судьбу в свете Вечности. И его элегический тон, и мотивы увядания, разрушения, ухода — все это носит вполне обобщенный характер, ибо воплощено посредством архетипических образов. Но сама актуализация элегического чувства (вопиюще, эдатирующе противоположного парадному оптимизму соцреализма), само открытие сути лирического конфликта, порождающего элегический пафос (конфликт между миром, где разрушены духовные устои, и человеческой Душой, жаждущей святости и умиротворения), — все это было порождено временем. Рубцов одним из первых вскрыл главный, внутренний порок целой советской эпохи — это порок без-святос ти, безбожия (в смысле отсутствия интуитивно признаваемого нравственного закона), за развалинами северной деревни просвечивается образ руин духа. За кажущейся безыскусностью лирики Рубцова стоит вроде бы очень непритязательная личность — просто человек, плоть от плоти этого самого деревенского мира. А вот муки, которые он переживает, это как бы обнажение той сердечной муки, которая далеко выходит за пределы деревенского мира — муки одиночества, беззащитности перед хаосом жизни, муки богооставленносты и щемящей тоски по святости и вере. 27.Художественное своеобразие поэзии И. Бродского. Мир культуры и поэзии. Бродский вырос, был воспитан и жил в пространстве с особым статусом культуры (сначала Ленинград, потом Италия), где улица была продолжением квартиры, где культура была и бытием и бытом, а язык не просто средством коммуникации, а отдельным бытием. Нередко поэтому в текстах встречается образ либо болтовни, либо произнесения слова или звука через преодоление немоты или каких-либо препятствий. И это, как правило, с пространственным или временным (реже) акцентом. Часто говорят вещи, вода, мебель оживает, сравнивается с человеком, с буквами, в то время как человек овеществляется. Это прежде всего заметно по тому, что основные биологические процессы становятся ему недоступны: еда лирическим субъектом воспринимается только через запах и схожесть некоторых предметов с ней; акцентируется невозможность полового акта и появления детей; смерть сакральна. Поэзия Бродского цитатна, интертекстуальна в высшей степени и мифологична. Инвариант бытия и поэтических текстов представлен в иерархичной схеме «Пространство - Время - Язык», где Пространство занимает подчиненное место по отношению ко Времени, а Время - по отношению к Языку. Как правило, пространство у Бродского обладает конечностью, немотой и неподвижностью: Спрятанные в стене Ее беззвучные батареи Наводняют жилье неразбавленной пустотой, Круглый год, независимо от погоды. жүктеу/скачать 3.39 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|