Литературный альманах Выпуск 3 Бишкек 2006
жүктеу/скачать 1.04 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Войны шальные дети
«Околпаченный» академикБез ложной скромности могу похвалиться многими хорошими знакомыми. Это и ученые, и космонавты, и просто интересные люди, с которыми мне приходилось знакомиться, разъезжая, по роду службы, по нашим и зарубежным городам и весям. Но мистика какая-то: многие из этих знакомств стали более близкими и душевными почему-то именно на Иссык-Куле. И не потому, что в этом была повинна сорокоградусная родимая, а сам воздух, наверное, иссык-кульская аура и сознание того, что ты наконец-то в отпуске, на отдыхе… Так, вот и Саша Серебров – да и многие другие космонавты – после очередного космического полета, проходя реабилитацию в иссык-кульском санатории, частенько наведывался с красавицей женой к нам в пансионат на «пельмени». Или Яков Борисович. Мы конструировали и создавали астрофизический прибор для Я.Б. Зельдовича. Этот прибор был под личным контролем нашего шефа, Роальда Сагдеева, директора Института космических исследований Академии наук СССР. Это то малое, что мог сделать для академика директор. А когда касалось «выбить» в Госплане новейшую вычислительную машину или продвинуть какое-нибудь постановление Совета Министров, Р. Сагдеев уговаривал Зельдовича сопровождать его в правительство. Яков Борисович по своей природной скромности с тоской цеплял на свой простенький костюм три Золотые Звезды Героя и следовал, как свадебный генерал, за хитрым татарином, которому тогда нигде не было отказа… Яков Борисович Зельдович. Трижды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской, Сталинской и множества прочих премий, академик, и т.д., и т.д. Физико-химик и астрофизик. Результаты его исследований подготовили открытие С.У. Хокингом явления квантового испарения черных дыр. Вот что я рассказал директору нашего пансионата Геннадию Ильичу Плотникову на его вопрос, кого мы пригласили на «пельмени». Скромный, увлекающийся ученый. И как все великие – застенчивый, легко ранимый интеллигент. Рассказчик – неподражаемый, особенно в юмористических повествованиях своей биографии. – Знаете, Туленды, работал я в очень «закрытом» малочисленном коллективе. Добился, кажется, кое-каких, как говорили, результатов. Потребовали «сообщить–доложить». Доложил. Присвоили за эту работу кандидата наук и тут же, как говорят, не отходя от кассы, доктора наук. Когда скромно сообщил, что не имею высшего образования, ученый синклит поморщился от таковой безделицы и постановил: за полтора года закончить университет. Тогда я получу дипломы кандидата и доктора наук без повторной защиты. Ну и попотел я эти полтора года!.. Магазин в Чолпон-Ате. Зельдович с супругой и верным Санчо Панса в лице свежеиспеченного кандидата наук Гуровича (ныне Виктор Цалевич в Израиле, доктор наук, профессор) рассматривают сувениры. Как потом мне признался Гурович, у академика не было наличных денег. Только чековая книжка, на которую он смог бы закупить все магазины в Чолпон-Ате и окрестных селениях. Проценты от его гонораров, премий и прочего составляли в то время астрономическую сумму, т.е. Я.Б. Зельдович имел открытый счет в банке. Бери – не хочу. На свои кровные Яков Борисович содержал лабораторию в Институте космических исследований. Лаборатория была оснащена самыми новейшими приборами, укомплектована сотрудниками, такими же азартными, как и их шеф. Мне всегда казалось, что все они не от мира сего. Поручение Плотникову: киргизский калпак с полями из черного бархата. Приглашаем затем академика с супругой на «пельмени», т.е. на обсуждение хода работ по его астрофизическому прибору, воспользовавшись его отдыхом на Иссык-Куле. Когда все возможные варианты со сроками изготовления и испытаний утвердили (грешен: «выторговали» два лишних месяца по графику), я по киргизскому обычаю надеваю Якову Борисовичу мужской национальный головной убор – калпак. Супруга академика воскликнула: – Теперь он будет в нем даже спать! Он так хотел его. И как Вы догадались? Я хитро подмигнул Гуровичу, вопрошая: я же не самый дурной киргиз?! Не успел академик уехать, как на территорию нашего пансионата вырулила «Волга», а следом «Рафик», причем в последнем сидели киношники со своей аппаратурой. Из «Волги» степенно выходит радетель за кыргызский язык и – как кто-то назвал его – «корифей и гуру нынешних прозаиков». – Где Зельдович? На что Плотников тихо пробурчал, как в старом еврейском анекдоте: «Ни мне здравствуй, ни тебе спасибо». – Академик Яков Борисович Зельдович только что уехал вместе с супругой в «Аврору», – отвечаю я, также не здороваясь. – Как мне его там найти? Чувствуется, что он очень торопится, пока светло для киносъемок. Это же дорогое удовольствие, особенно для «очень бережливых». – Как увидите еврея в калпаке – значит, он, академик! – съехидничал Плотников. Развернувшись, кавалькада спешно покинула нас. А Геннадий Ильич продолжал ворчать: – Вы, Туленды Иманбетович, от всего сердца подарили академику калпак, «окалпатили», что называется. А вот другие едут околпачить его, сняв кино про, как будто бы, «великую дружбу». Мало ему «великих дружб» с академиками Чазовым, Федоровым, ему еще и нашего Зельдовича подавай. Скромность, видите ли, паче гордости. Ждите еще один сюжет по телевизору... – бухтел мой друг Геннадий Плотников. Меня всегда поражал его тонкий юмор и неожиданная наблюдательность. Я бы, признаться, до этого не догадался. P.S. Упорно называю себя по-русски киргизом и очень надеюсь, что окажут мне честь и не изменят, оставив это на совести и ответственности автора. Войны шальные дети– Помощник товарища Суюмбаева… – Беспокоит директор Особого конструкторского бюро Института космических исследований Курманалиев. – Слушаю Вас… – К нам инкогнито прибыл зампредсовмина СССР Кириллов-Угрюмов. Мы конструируем и изготовляем гамма-телескоп. Он участвует как ученый в эксперименте. Доложите Ахматбеку Суттубаевичу, что он неофициально хотел бы встретиться по личному поводу. Моя «тройка», Вы знаете, 280… – У председателя идет большое совещание и я при первой возможности сообщу ему. Час назад в монтажно-испытательном корпусе Ка-У (так мы между собой называли Кириллова-Угрюмова) обратился с просьбой (пока в камере «тепла и холода» терзали один из блоков гамма-телескопа, подвергая его то жаре, то космическому холоду). – Туленды, нельзя ли связаться с предсовмина вашей республики Суюмбаевым? Мы однополчане, и я привез книжку воспоминаний военного корреспондента, где наши фамилии рядом. Звонок правительственной «тройки»: – Товарищ Курманалиев! Я доложил председателю. Он очень расстроился и недоволен. Поймите, ведь Кириллов-Угрюмов формально является… Ну, понимаете, по статусу выше нашего… И Вы не удосужились сообщить раньше! Немедленно к нам! Он ждет. Я ужаснулся: «дыня» от председателя Совмина, «дыня» от Первого секретаря ЦК Компартии Киргизии Усубалиева (оно так и случилось, как я и предполагал) за неинформацию. А что ждет работников КГБ (не проследили, не доложили)!.. Через пятнадцать минут мы в приемной. Из кабинета вываливается толпа министров, замов и прочих высоких руководителей. Один из них громко благодарит меня за прерванное совещание, где председатель, со свойственной ему прямотой, снимал «стружку» с нерадивых. У дверей встречает Сам. Приглашает в кабинет. Усаживаемся рядком за длинным столом. Ка-У стал было меня выгораживать, но Суюмбаев в своей резкой манере ответил, что не может простить меня за то, что я лишил его возможности лично встретить гостя Киргизии в аэропорту. Этим он дал понять свое высокое уважение без каких-либо экивоков. Кириллов-Угрюмов, достав книжку и открыв на какой-то странице, зачитал предложение, где было сказано, что ныне заместитель председателя Совета Министров СССР В.Г. Кириллов-Угрюмов и председатель Совета Министров Киргизской ССР А.С. Суюмбаев служили в одном полку и оба были тяжело ранены в бою под Клином. Объятия однополчан, в едином порыве. И когда волнение этой встречи улеглось (а ведь они, видимо, часто встречались в Кремле), начались воспоминания: – Ты в какой роте? – В третьей. – Я в первой. Помнишь комполка? – Жаль… погиб от шального осколка прямо на КП… – Точно, славный был командир! – А начпрод? – Ну, ты и вспомнил этого прощелыгу! Хотя, если бы не он – голодать бы нам в то время. Его все помнят, кто жив остался. Оказывается, от всего полка осталось-то каких-нибудь 160–170 человек. И еще много раненых. Высокое начальство приказало взять с боем какой-то холмик. А мороз в тот памятный день 12 декабря сорок первого был трескучий. А немцы-то облили этот проклятый холмик водой и солдаты наши штурмовали его, скользя и падая. Сверху летели, взрываясь, гранаты. А снайперы немецкие неспеша расстреливали ползущих, скользящих и падающих наших солдат. Вот и нет полка, и высотка не взята… – Помнишь? – А помнишь? Ну, как не помнить, если память замешана на крови! Помнишь, помнишь… Одно воспоминание влекло за собой другие. Много, много грустных. Редко веселых и еще реже смешных.
И часто щемящее молчание, когда каждый вновь остро переживал прошлое. Телефонные звонки многочисленных аппаратов остались без внимания. В одной из пауз Суюмбаев спросил по-киргизски, были ли мы на Озере. Я ответил, что программа испытаний прибора и сжатые сроки пребывания гостя… Приказал: завтра на Озеро! Мне оставалось только пожать плечами. Расставание однополчан было кратким. Как и их объятья. Наутро «чайка» мчит нас на Иссык-Куль. В комфортабельном просторном салоне сзади нас четверо: я, Ка-У и два его телохранителя, незаметные молодые парни. У ворот правительственной дачи (ныне «резиденция») нас встречает сам хозяин дачи – Николай Хандогин, знаток рецептов вкусных блюд и знаменитый сердцеед. Узнав, что Ка-У не только зампред Совмина Союза, но крупный ученый в области гамма-астрономии, сделавший открытие (обнаружил разновидность атомной системы – свободный мюонный атом), обрадовался, что наконец-то у него в гостях появился не маршал, не министр, а ученый. Двое суток – праздник души и тела в эти теплые майские дни на Иссык-Куле. По приезде в столицу в гостинице «Пишпек» нас в номере Ка-У ожидал накрытый стол, сам Ахматбек Суттубаевич с супругой. После первого тоста, «за встречу», пошли расспросы про житье-бытье, о проблемах нашей республики. Супруга Суюмбаева, скромный преподаватель в киргизской школе, искренне обрадовалась, узнав, что мать Кириллова-Угрюмова – учитель математики – была в 1940 году награждена высшим орденом – орденом Ленина. А когда Ка-У сообщил, что его отец, морской офицер, в мае 1941 года участвовал в параде на Красной площади, разговор с новой силой перешел в воспоминания о суровом прошлом тридцатилетней давности, так остро врезавшемся в память. А я думал: вот они – русский и киргиз, братья по крови и, как поется в песне, «войны шальные дети и генерал, и рядовой»!
жүктеу/скачать 1.04 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|