Логика перемен Анатолий Васильев: между прошлым и будущим


{Глава 19} «ИГРАТЬ СТАНОВИТСЯ СЛОЖНО» Интервью с Анатолием Васильевым, 2004 год



бет22/27
Дата23.06.2016
өлшемі2.86 Mb.
#154122
түріКнига
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   27

{Глава 19} «ИГРАТЬ СТАНОВИТСЯ СЛОЖНО»
Интервью с Анатолием Васильевым, 2004 год

После двух спектаклей по Пушкину — «Дон Гуан или "Каменный гость" и другие стихи» и «Моцарт и Сальери» — «Школа драматического искусства» выпустила еще одну постановку — «Из путешествия Онегина». В этот момент я встретилась с Анатолием Васильевым не только для того, чтобы поговорить о Пушкине, но и обсудить другие темы.

- Чем объясняется такое постоянство, такой интерес к Пушкину ? Что для вас
Пушкин ?

Когда спрашивают «что для меня Пушкин?», я не хочу толковать это как

идеологию, я хочу толковать это как просто чувство. Я знал чувством, что если я русский художник, то должен выучиться толковать сценичес­ки родоначальников русской культуры. Это сложно и мало кому удает­ся, и все об этот камень спотыкаются. Наверное, мне нужно вспомнить детство. Когда мать говорит «спать», а ты, подобно Татьяне Лариной, зажигаешь ночник «Сова» и зачитываешься стихами. Еще, будучи сту­дентом второго курса Ростовского университета, я на сцене играл роль первого директора Лицея Василия Федоровича Малиновского. Я связан с Пушкиным детством, юностью, зрелыми годами. В этой связи нет умозрительности, разума. Есть чувство, любовь. Есть что-то такое, о чем, скорее всего, может рассуждать женщина. Но не мужчина. Маль­чик, но не муж. Сравнительно недавно я видел спектакль Някрошюса «Дон Гуан». Он не имеет никакого отношения к русскому чувству. Рус­ской традиции.

Когда я выпускал «Дядюшкин сон» в Будапеште, то спросил себя, а что мне вообще нужно? А ничего. Только каждый день репетировать Достоевского. Или каждый день репетировать Пушкина. И мне больше ничего не надо. Потому что ведь кто-то должен каждый день репетиро­вать Пушкина или Достоевского, чтобы другие каждый день могли ре­петировать современную драматургию. Я прошел этот путь. Я вышел из

304



Анатолий Васильев, 2000-е годы

Фото А. Лукьянова

305


¶этого возраста и почувствовал себя неадекватным миру. Все было дру­гое. И я должен был в какой-то момент взять лопату и начать подкапы­ваться под корень дерева, высаженного культурой.

  • История постановок Пушкина на сцене - это история поражений. Мы практически не видели удачных спектаклей по Пушкину. Все это было толь­ко более или менее эмоциональное лирическое чтение стихов с их психологичес­ким переживанием. В вашем спектакле вскрыта пушкинская поэзия. Кроме того, в нем звучит оперная музыка. И все это удивительным образом сочета­ется. В чем секрет сценичности Пушкина, его поэзии ?

  • Я профессионально вооружен теорией. Не аматерством или просто любо-

вью к театру. Я вооружен знанием. Каждый день оно оттачивается на определенных текстах. Я, с тех пор как взялся за русский источник, ока­зался на обочине культуры. Честное слово. Но это — так. А теперь — о прошлом. Александр Сергеевич свою привязанность к Мольеру скрывал, но открыл привязанность к Шекспиру. Он много мифов сотворил, как и всякий художник. На самом деле у него не было никакой привязанно­сти к Шекспиру. Его «Борис Годунов» — произведение неудачное в ряду его великих удач. Его великие удачи — это «Маленькие трагедии». И «Маленькие трагедии» следуют не Шекспиру, а Мольеру, которого он знал великолепно, и поэтому он мог с ним конкурировать. Я утверждаю это, потому что я занимался Мольером и в русских переводах, и в ори­гинальном тексте. У меня вышла премьера «Амфитриона» в «Комеди Франсез», на сцене дома Мольера. Александр Сергеевич имел и русское ухо, и абсолютный русский слух «на стихов российских механизм», как говорил он сам в «Евгении Онегине». И он изложил себя в русской интонации. Вместе с тем дворянская интонация была интонацией фран­цузской, но никак не русской. И когда стихи стали устным общением, родовая интонация русского стиха аннулировалась и к ней присовоку­пилась французская интонация стиха, в то время очень развитая, дос­тупная дворянству, свету, художникам и поэтам, поскольку весь русский просвещенный мир общался на французском языке.

Советская звуковая реальность ее присовокупила и усилила. Душев­ность очень была необходима советской звуковой реальности. Как же мы могли выражать себя, как только не через душевность? О каком по­рыве духа мы могли тогда говорить? Где это существовало, в ком и ка­ков был инструмент духа? Пушкинская стихотворная интонация оказа­лась интонацией лирической и душевной. Так вот вам теперь ответ на ваш вопрос. Когда я открыл инструмент, способный возродить родовую интонацию, я услышал музыку стихов Пушкина.

- Спектакль посвящен не Онегину и Татьяне, а самому поэту и его музе.

306


«Из путешествия Онегина». Сцена из спектакля

Фото А. Васильева

— Да, спектакль посвящен поэту. Он весь состоит из отступлений. «Евгений Онегин» — это энциклопедия русской жизни. И поэтому наша театраль­ная вещь тоже стремится к тому, чтобы быть энциклопедией, но толь­ко, я бы сказал, не жизни, а русской культуры. Потому что вся русская жизнь дана через культурные аналоги. Да, это история поэта, которая дана через разнообразные культурные отражения. Они, в конце концов, сталкиваются в какой-то один узел и разрешаются катастрофой. Так это сделано.

307

- Вам не могут простить стиль вашей работы. От вас ждут какой-то большой крупногабаритной победы, а вы выпускаете спектакли малых форм.



Я хотел бы отчитаться перед теми, кто этого ждет. Я поставил в
«Комеди Франсез» «Амфитрион». Впечатляет, честное слово. Это сня­
то на пленку и выпущено в большой тираж. Я обалдел, когда на экране
увидел битком набитый зал «Комеди Франсез». Действительно большая
форма. В России с какого-то времени я перестал стремиться к большим
формам. Я не знаю, почему. Наверное, потому, что долгие годы жил на
Поварской, в подвале. Но мы и Сретенку не построили для больших
форм. Большими формами я занимаюсь в Европе. В России я — парти­
зан, я очень люблю партизанщину в театре. Потому что думаю: ведь
кому-то надо сохранять старые убеждения. Я должен остаться верным
своему мастеру. Учителю М.О. Кнебель. Которая была верна своим учи­
телям, а те были верны еще каким-то учителям. Я же не могу вот эту
линию обрушить. Это было бы с моей стороны предательством. Я не
должен этого делать. Я хочу это сохранить. В малых формах сохраня­
ются великие сущности.

  • Для каких форм построена Сретенка ?

  • Она построена не для больших форм, а для высоких. Сретенка построена

для мистерий. И поэтому на фронтоне этого здания будет написано: «Школьный общедоступный театр».

Драматическое искусство вообще, на мой взгляд, теряет себя, ког­да наполняется тысячным залом. Судьбой я был выкинут на малую сце­ну Таганки. И с тех пор я сохранил преданность залам небольшого фор­мата в убеждении, что театр — это то, что творит легенды. Я в этом убедился в первый раз на примере Театра Гротовского. Что такое кро­хотный Театр Гротовского во Вроцлаве и что такое громадная слава Гротовского во всем мире?



-Лзнаю, что здание на Сретенке было выдвинуто на государственную премию как архитектурный проект. Но ни вам, ни Попову премию не дали. Я слыша­ла, что на заседании архитектурного совета выступил О. Табаков и заявил: «Зачем им давать премию, если они там не играют». Вы были оскорблены! Что вас больше поразило ? То, что не дали премию ? Или то, что Табаков в это вмешался.

Конечно, меня обидела позиция Табакова. Это свинство, когда


коллега по цеху манипулирует государственным мнением. И потом, ка­
кое отношение имеет формула «они там не играют» к архитектуре са­
мого проекта? Кроме того, я в этом здании работаю, пусть интересую­
щиеся придут и посмотрят.

- Каковы взаимоотношения вашего театра с залом ?

308

— Когда я вышел на зал с «Путешествием Онегина», я понял, что нахожусь в



одиночестве перед ним. Это для меня стало ужасной неожиданностью. Потому что еще в 87-м году такого чувства у меня не было. В 87-м году появились «Шесть персонажей», это был период перестройки, и я тог­да очень легко находил контакт с залом. Но постепенно это все изме­нялось. С середины go-х годов я стал заниматься замкнутыми структу­рами, которым публика была не нужна. Я волновался всегда о том, что происходит на сцене. Но никогда о том, что происходит в зале. А тут оказалось, что спектакль открыт и не защищен перед залом, и нужно было что-то с этим сделать. Тогда я стал много говорить с актерами о том, чтобы выработать практику защиты от зала. Как сделать так, что­бы актер был абсолютно открыт и обнажен перед залом и в то же вре­мя чтоб он нашел возможность защиты? Я внутренне понимал достоин­ства работы, но я видел, что в зале не то что-то происходит.

Зал больше не включен в ценности. Зал не включен в ценности куль­туры или в ценности каких-либо философских, религиозных размыш­лений. Играть становится сложно. Язык сцены не прочитывался залом совершенно. Зал во время действия старается изменить язык сцены, реагирует не так, как нужно, иначе. Зал рушит спектакль.

Я также понял, что теперь зал определяет сцену, а не сцена зал. Я понял, что раньше достоинством всякого режиссера являлось быть против зала. Теперь достоинством всякого режиссера является быть за зал. Достоинством всякого зала теперь быть против сцены. Все поме­нялось. Изменились ценности. Мы сами это сделали. Что происходит? Как быть с этим? Это становится серьезным.

- Я читала ваши заявления в газетах о том, что на базе вашего театра от­


крывается новый театральный вуз?

Нет, мне не разрешили открыть вуз. Мне было отказано как человеку не

государственному и не выражающему интерес государства. Будьте бла­годарны, что вам построили новое здание на Сретенке. Примерно та­кие реплики я слышу вокруг. Что значит «будьте благодарны»?

- Россия не умеет ценить свои таланты. Это широко известная истина.

— Да, и поэтому с 8д-го года меня зовут в Европу. Не случайно на здании на-

шего театра висит флаг Союза театров Европы. А по инициативе известного театрального деятеля Франции Патрика Буржуа в Лионской театральной школе открылось отделение режиссуры, руководство ко­торым предложили мне. Это первая в Европе кафедра режиссуры. На­бор состоится весной 2004 года.

- Значит, можно сказать, что вы уезжаете из России ?

309


¶— Нет. Хотя как человек инициативный я должен искать себе место. Если Россия не родина для меня, я должен искать себе другую родину. Но в России я буду продолжать работать. И меня, повторяю, интересуют здесь не большие формы. Меня интересует поливать корень дерева, ходить с лейкой и поливать.

- Скажите, как вы себя ощущаете? Когда вас не понимают, ругают?

Чтобы ответить на этот вопрос, я расскажу анекдот о циркаче. Циркач

сочинил необычайнейший трюк — он залез под купол шапито и упал вниз головой. Он торговал этим номером. Показал его импресарио. Тот сказал: «Потрясающе» и просил номер повторить на бис. «Да ведь боль­но», — ответил циркач. Конечно, мой путь очень болезненный. Но я никогда не смущался этой дорогой. Потому что, во-первых, я выбрал. А во-вторых, я чувствую, что я назначен. Не знаю кем. Когда, в какое время. Мне уже не приходится сомневаться. Мне больно, но у меня другого варианта нет.




Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   27




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет