Из отклика на выступления

В докладе и в выступлении Вы ве касались общефилософских

—--------.-------— . . _____---------- ,, и ,.!•-.I.,..., .11.1----------- •----~!----f "" " »'• !.„

сообЕйЗе^ЦЙ^' ^и кроме одного случая, которого я коснусь дальше, мы как будто с Вами о философских вопросах не говорили. Среди ученых широко распространено мнение, что- философия сыграла свою роль, в

прошлом не лишенную положительного значения, сейчас^. К?¹⁶ устаревшую (разные формы позитивизма), что наука не нуждается^ философии, "наука сама себе философия". Это антифилософское

_ - •

умонастроение принесло большую пользу науке, оно позволило _ооврбод_иться^от обветшалых^ философских Догм, но его польза^ будет наибольшей^ если удастся действительно полностью осв^б^ди^ьсд^ог всякой философии, так сказать, "разнагишаться до исподних". С другой стороны, существует мнение, что философия отнюдь не бесполезна, и в

нашей стране считают, что такая полезная философия есть философия диалектического материализма.

Вы, конечно, знаете, что у нас, при поощрении к выступлениям в защиту диамата, этим делом занимаются немногие ученые, иэ крупных математиков мне известны только выступления А.Д.Александрова (я не считаю правоверную и безобидную Яновскую), из крупных физиков только С.И.Вавилов и В.А.Фок. Последний только прокламирует плодотворность диамата, а у С.И.Вавилова имеется ряд достаточно развернутых выступлений, многие из которых собраны в недавно вышедшей книжке "Ленин и физика" (издательство Академии Наук,I960)' Из этой книжки ясно, что большинство советских физиков, несмотря на то, что они "основываются на философии диалектического материализма", склонно к философскому индифферентизму, и потому иной раз незаметно для себя попадает в идеалистические тенета. Это взято из двух статей, датированных 1939 и 1950 годами, значит, в общем положение не изменилось, несмотря на видное положение в науке С.И. Вавилова и его усилия продвигать диамат в физику. Необходимость диамата в физике С.И.Вавилов доказывает тем, что. вредные философские взгляды тормозят развитие науки. Это в краткой форме изложено на странице, которую я приведу целиком, ввиду важности и интереса цитированных высказываний. "Неправильно весьма распространенное мнение, что ошибочная философия не может повлиять на реальную работу физика. Несомненно, например, что упорная защита классических механистических позиций, встречающаяся, хотя и редко,

\313\

Прочтя это место, я был поражен в трех отношениях:

1) аналогичные упреки в "бесплодности" последних 30 лет жизни Эйнштейна я слыхал от очень не крупных и очень не умных физиков, но когда это пишет умный человек и крупный физик, то приходится удивляться;

2) в цитате из Эйнштейна с чрезвычайной яркостью выступает пифагорейский элемент мышления Эйнштейна, на который раньше никто особенно не упирал;

3) наконец, чрезмерно усилен "вред" механистического мировоззрения - все во славу диалектического материализма.

Несравненно толковая "бесплодность" последних лет жизни Эйнштейна объяснена Шпольским и Иоффе. В сборнике "Эйнштейн и современная физика" Шполъский правильно указывает, что задача создания единой теории поля не удалась потому, что "задача была еще более грандиозна, нежели задача создания теории тяготения, а сделанное им раньше так велико, что оно должно было исчерпать запас

\314\

творческих сил даже такого гениального ученого, каким был Эйнштейн". А Иоффе дает ясное указание, почему Эйнштейн так упорно стремился к своей задаче (весьма возможно - неразрешимой при современных условиях): "Пока нет единого поля, для меня нет физики -таков был смысл его слов".

Неужели это так плохо - поставить грандиозную задачу в самом начале сознательной жизни, проработать всю жизнь в деле осуществления этой задачи, произвести полную революцию в великолепнейшей науке, не омрачить свою славу никакими человеческими слабостями, нетерпимостью к инакомыслящим, погоней за приоритетом и т.д., заслуженно приобрести репутацию одного из гениальнейших ученых всех времен и народов и умереть с сознанием, что поставленная задача гораздо более грандиозна, чем он думал - это ли не завидная участь для всякого ученого, достойного этого имени. Столь же "бесплоден" был и тот ученый, которого по праву называют как равноценного ему - великий Ньютон. Незадолго перед смертью Ньютон сказал: "Не знаю, чем я могу казаться миру, но сам себе я кажусь только мальчиком, играющим на морском берегу, развлекающимся тем, что от поры до времени отыскиваю камешек более цветистый, чем обыкновенно, или красную раковину, в то время, как великий океан истины расстилается передо мной неисследованным" (С.Вавилов. Исаак Ньютон,1961).

\315\

Если, таким образом, упреки Эйнштейну и его мировоззрению в "бесплодности" кажутся более чем странными, то, пожалуй, не менее странными кажутся и противоположные упреки механистическому мировоззрению во вреде и бесплодности. Совершенно несомненно, что в 18-м и 19-м веках механистический подход к природе был необычайно плодотворен и принес огромную пользу науке, вред его оказался лишь там, где он превратился в догмат и потерял математическое оснащение. Ярчайший пример этому - чисто "механическая" теория естественного отбора. Потеряв связь с математикой, дарвинисты позабыли даже блестящие достижения механистической биологии, например у Борелли, и даже в двадцатом веке повторяли нелепое "объяснение", например, воздушных мешков у птиц (якобы снижающих удельный вес птицы), давно опровергнутое тем же Борелли. Там же, где связь с математикой сохранилась, механистическое мировоззрение не принесло вреда: Максвелл и Герц, будучи по мировоззрению механистами, против своей воли, но способствовали замене его более совершенным подходом. А так ли сильно сопротивление "классиков" новому учению? Одним из виднейших представителей классической физики перед Эйнштейном был, конечно, Лоренц. Как известно, Эйнштейн опубликовал свою работу о специальной теории относительности в 1905 году. В 1909 году он был уже избран экстраординарным профессором в Цюрихе, а в 1912 году Лоренц пишет предисловие к своей знаменитой работе, впервые опубликованной в 1904 году: "Можно заметить, что а этой статье мне не удалось в полной мере получить формулы преобразования теории относительности Эйнштейна..,. С этим обстоятельством связана беспомощность в некоторых дальнейших рассуждениях в этой работе. Заслуга Эйнштейна состоит в том, что он первый высказал принцип относительности в виде всеобщего строго и точно действующего закона". Таким образом, оказалось достаточным семи лет, ?.гобы один из крупнейших представителей тех самых физиков, которые свято верили в "мировой эфир", осознал свое поражение и признал превосходство молодого физика, даже не прошедшего нормальной школы теоретической физики.

\316\

Первое объяснение, которое приходит в голову, что здесь С.И.Вавилов погрешил против научной совести по принципу Генриха Четвертого: "Париж стоит мессы", или апостола Петра» трижды отрекшегося от Христа. Но в данном случае это предположение не выдерживает критики. Статья, откуда взята данная цитата, написана в 1934 году, когда С.В. и не был по должности обязан произносить благонамеренные глупости. Такой совершенно очевидной официальной глупостью была ссылка на "Краткий курс истории ВКП(б)" как на авторитет, что сейчас даже может быть именно вменено в вину С.И.Вавилову. Во-вторых, если бы С.И.Вавилов писал тогда (в 1934 г.) не искренне, а из стремления угодить начальству, он не стал бы приводить такое явно пифагорейское высказывание Эйнштейна, за это тоже могло попасть от правоверных философов.

Я лично объясняю высказывания С.И.Вавилова в 1934 году свойственным русской интеллигенции, не только старой, но часто и новой, застарелым метафизическим консерватизмом, фанатическим антиклерикализмом. Консерватизм сам по себе свойственен в известной мере всем, даже самым выдающимся умам. Сам С.И.Вавилов, во многократно цитированном сборнике "Ленин и физика" (I960), указывает, как упорно, часто до самой смерти не сдавали позиций такие представители "классической физики" как М.Планк, Дж.Дж.Томпсон, Лебедев, Умов, можно прибавить Майкельсона. Известно, что Менделеев упорно не признавал превращения элементов, Чебышев умер, не признав геометрии Лобачевского. Таких примеров можно привести тысячи. Особо яркие приведу из недавней литературы.

В своих воспоминаниях о Лоренце (сужу по статье: Данин, "Памятные встречи", Наука и жизнь, 1961, №8) Иоффе сообщает, что Лоренц так реагировал на новейшие теории (квантовые скачки Бора и т.д.): "Способны ли мы вообще узнать истину и имеет ли смысл

\317\

заниматься наукой"; "Я потерял уверенность, что моя научная работа вела к объективной истине, и я не знаю, зачем жил; жалею только, что не умер пять лет назад, когда мне все представлялось ясным". И это слова того самого Лоренца, который не только сумел сам сделать солидный вклад в науку, но сумел мужественно признать превосходство молодого Эйншт^-да. Еще любопытнее высказывания Эйнштейна, тоже по поводу развития квантовой теории (в том же номере "Наука и жизнь" статья Левитина и Меламеда о приеме Нильса Бора): "Но если все это правильно, то здесь - конец физике". Вероятно, потом Эйнштейн изменил свое мнение, но ясно, что некоторого элемента консерватизма не лишены ученые самого первого ранга. И все это в таких областях науки, где нет связи с политическими или религиозными учениями. А российские интеллигенты издавна поражены свирепым антирелигиозным и антиклерикальным фанатизмом. Это новое - не следствие Советской власти, этим заражены и безусловные противники большевизма. Помню покойного академика Авдрусова (палеонтолога), с которым я был хорошо знаком в Крыму во время гражданской войны. Как большинство интеллигенции, тогда он был противником Советской власти, но, вместе с тем, говорил (при этом торжествующе улыбался): "Вот что я одобряю у большевиков - вскрытие мощей и вообще разоблачение религиозных суеверий". Тот же Андрусов, помню, на одной экскурсии мне говорил: "В палентологии можно заметить, что некоторые организмы как-то одновременно изменяют скульптуру раковины. Можно сказать, что как будто меняется иода на определенную скульптуру. Но только об этом (тут он тоже лукаво улыбался) в литературе я никогда не упомянул". Ясно, опасался как бы его не упрекнули самым сокрушительным аргументом дарвинистов - в склонности к поповщине.

Совершенно ясно, что у С.И.Вавилова, как у многих старых интеллигентов, и у ряда молодых, мне знакомых, была ярко

\318\

выраженная материалистическая метафизика, которая в значительной степени была связана с антирелигиозностью и антиидеализмом- Из заграничных авторов этим страдают Б.Рассел и Бернал, из наших современников например С.Я.Лурье. Эта метафизика заставляет вносить искажения даже там, где искажения никакой политикой не требуются. Например, в ранее цитированной книжке Вавилова "Левин я физика" читаем: "почти с незапамятных времен, от Демокрита и Эпикура через Архимеда, Галилея, Декарта, Ньютона, Фарадея, Максвелла, Гельмгольца до Герца, Кельвина и Рэлея, явно господствует стремление к созданию механической картины мира". А куда девались Пифагор, Аристерх, Коперник, Кеплер? Вся генеральная линия развития прогрессивного гелиоцентрического мировоззрения? Разве можно Ньютона причислить к единомышленникам Демокрита?

Для Ньютона его религиозные воззрения вовсе не были чем-то особым, отделенным глухой стеной от его научной методологии (по принципу двойной истины). Они не только не мешали, но наоборот, способствовали преодолению того противоречия, в которое он впал, приняв, с одной стороны, вакуум древних атомистов, а с другой стороны - силы, действующие на расстоянии. Говорят, сейчас Эйнштейн преодолел антиномию Ньютона. Охотно верю, так как сам лично не могу разобраться, но знаю, что общую теорию относительности охаяли в свое время именно ревнители материализма и именно за то, что Эйнштейн, по любимому изречению наших ортодоксов, открыл лазейку поповщине (признав в известной мере допустимость птолемеевской, как и коперниканской системы).

\319\

Имена Пифагора и Платона ненавистны ортодоксальным материалистам, и они стараются избегать даже их упоминания. Доходит дело до курьезов. Хорошо известно изречение Ломоносова: Что может собственных Платонов И быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать.

Для меня поэтому совершенно ясно, что пропаганда диалектического материализма у С.И.Вавилова вовсе не была следствием его сервилизма, а следствием того, что он не хотел отказаться от застаревших материалистических догматов, а как образованный физик понимал, что с механистическим материализмом уже покончено. Крушение механистического материализма естественно вызвало кризис материалистического мировоззрения вообще, и тут для догматических материалистов явилась надежда на то, что спасет дело диалектический материализм, который они, jtaK и вообще_^в^..^шдд^„одедь, ддодд понимали.

Сократу (у Платона) принадлежит замечательное изречение: "Согрешающий добровольно лучше согрешающего невольно". Это изречение вызывало много недоумений у гелертеров, но дело совершенно ясное. Не "умышленное преступление лучше неумышленного", - такой глупости Платон сказать не мог, а дело идет о человеке: "совершающий преступление сознательно может исправиться, а человек даже не понимающий, что он совершает преступление, совершенно неисправим". По-русски: "простота хуже воровства", в данном случае для ученого "догматизм хуже сервилизма".

О холизме у С.И.Вавилова. Но как часто бывает, философская ортодоксия, в особенности если она сопряжена с недостаточной философской образованностью, не предупреждает от впадения в те самые грехи, которые данное лицо осуждает. Одно из важных отличий объективного (подлинного пифагорейско-платоновского) идеализма от

\320\

материализма заключается в отправной точке истолкования мироздания и частных объектов: от частей к целому, или от целого к частям. Первое называется холизмом, второе один немецкий современный философ предложил называть меризмом (от мерос - часть). Демокритовское направление - целиком меристическое, все происходит в результате взаимодействия атомов - единственно реальных кирпичей мироздания (С.И.Вавилов). Далее С.И.Вавилов указывает, что Эйнштейн пытался из самых общих представлений о физическом пространстве и времени, о тяготении и электромагнетизме вывести факт существования отдельных прерывных частей вещества.

\321\

Эволюция самого С.И.Вавилова замечательна: в 1934 году безоговорочное осуждение Эйнштейна за его идеализм, в 1940 - не менее безоговорочное призвание важности холистического, т.е. идеалистического подхода к мирозданию. Правда, доказывается, что это и есть диалектический материализм. В рассуждениях С.И.Вавилова, несомненно, есть диалектика, но о материализме можно говорить лишь постольку, поскольку под материей подразумевать все реально существующее вне нашего сознания, не накладывая на это "реальное" никаких ограничений. Но тогда и платонизм (признающий реальное существование идей вне нашего сознания) окажется тоже материализмом. Как правильно указывали некоторые "буржуазные" философы, называть такое учение материализмом нет никаких оснований. Это реализм в точном смысле схоластиков: энциа акте рем (сущности до вещей). И двоякий подход с двух сторон тоже оживление платоновско-пифагорейского духа, признававшего (это точно формулировано Аристотелем, который и в деле классификация форм причинности остался чистым платоником) четыре формы причинности, из которых, с точки зрения пдатонизма-пифагоризма, самой важной (хотя далеко не единственной) является формальная причина. Формальная причинность, в смысле Аристотеля, безраздельно господствует в чистой математике. Перенесение ее в физику и вообще в естествознание и есть тот самый пифагоризм (примат математики), который так ясно выражен в первой причине - цитате А.Эйнштейна. А отсюда тот философский вывод из взаимодействия наук, о котором считается неприличным говорить в советском обществе.

Генеральная линия развития астрономии, механики и физики от Пифагора через Аристарха, Николая Кузанского, Коперника, Кеплера, Галилея до Ньютона, а сейчас можно сказать - до Эйнштейна и заключается в примате математики перед физикой. Если в биологии, в частности, в морфологии, мы имеем надежду достичь действительно крупных научных высот, то вправе пользоваться этим постулатом о примате математического исследования. Форма не есть только эпифеномен взаимодействия элементарных частиц, недоступная математическому исследованию в силу чрезвычайной сложности законов такого взаимодействия (так примерно выражается в одной из своих статей Колмогоров), а сама может быть целым, определяющим свойства

\322\

Рассматривая философское значение "взаимодействия наук", один вывод только что нами указан: плодотворность пифагорейского подхода, дающего перспективы сплошной математизации всего знания. Здесь не место разбирать философские взгляды современных физиков, астрономов и проч. Мы знаем, что имеется много идеалистических направлений, очень много ученых, философски индифферентных, и совеем ничтожное количество ученых, открыто защищающих материалистические взгляды, да и среди них многие, как С.И.Вавилов, выражась нашим жаргоном, сползают в то или иное идеалистическое болото. Такой выдающийся физик как ГеЙзенберг открыто заявляет, что физика поворачивает от Демокрита к Платону. Один из столпов материализма М.Планк к концу жизни впал в идеализм. Объяснять все это классовыми влияниями даже не наивно: это просто глупо. Чтение работ таких выдающихся физиков как Шредингер (соллипсист) или ГеЙзенберг (объективный идеалист) ясно показывает, что оба они философски хорошо образованны и читали философов в подлиннике (подразумевая под этим и переводы, конечно, но не компиляции).

Этого нельзя сказать про С.И.Вавилова. Читаешь его книги (конечно, я говорю только про мне доступные - популярные) с большим удовольствием: он прекрасный популяризатор, видно, вдумался в сочинения классиков (прежде всего, я имею в виду Ньютона), и в этих книгах черпаещь для себя много нового, интересного и чрезвычайно поучительного. Но как дело дойдет до философских высказываний, тут уж - простите: ни эрудиции, ни логики. Чего стоят например, такое изречение в книжке "Ленин и физика": "Если пространство существует, - а оно, конечно, существует, - оно должно обладать свойствами всякой реальности, т.е. быть материальным". С.И.Вавилов клялся в верности диалектическому материализму, но, с точки зрения диамата, материя и есть объективная реальность. Поэтому, изложив фразу С.В.Вавилова диалектически, можно написать: "Если пространство реально, а оно, конечно, реально, то оно и обладает свойствами всякой реальности, т.е. реально". Впрочем, кто же понимает диамат (вспомним известный полуприличный анекдот). Я одно время претендовал, что я понимаю, но мне все отвечают, что я понимаю неправильно. Получается то, что в свое время говорили про Гегеля: "Его философию понял только один из его учеников, да и тот неправильно понял".

\323\

Часто считается,' что Эйнштейн был махистом в молодости, а потом отошел куда-то, но, конечно (по схеме двух лагерей), к материализму, (см.Фок, в сборнике, поев. Эйнштейну). Ничего подобного. Вот слова самого Эйнштейна ("Эйнштейн и современная физика"): "Я вижу действительное величие Маха в его неподкупном скепсисе и независимости; в мои молодые годы на меня произвела сильное впечатление также гносеологическая установка Маха, которая сегодня представляется мне в существенных пунктах несостоятельной. А именно, он недостаточно подчеркнул конструктивный и спекулятивный характер всякого мышления, в особенности научного мышления. Вследствие этого он осудил теорию как раз в тех ее местах, где конструктивно-спекулятивный характер ее выступает неприкрыто, например, в кинетической теории". Эйнштейн явно осуждает Маха не за недостаток материализма, а за недостаток пифагоризма, что совершенно ясно выступает в ранее цитированном месте. По стопам Эйнштейна идет ГеЙзенберг, сознательно высказывавшийся в пользу Платона. То, что между ними есть разногласие, ничуть не удивительно и вовсе не означает, что они принадлежат к пресловутым двум разным лагерям.

\324\

Платонизм настолько широкое течение, что там могут сосуществовать сотни весьма разнообразных направлений, часто враждующих.

и идеалисты (Платон, Аристотель). То же касается принципов монизма

hhWUBHBBVDM

Такая классификация в полном виде как будто вообще не проведена никем, а отсюда вытекает чрезвычайная путаница споров о связи философии с наукой. Но об этом распространяться здесь не место. Поживу еще лет с десяток, может быть, что дельное надумаю.

Ульяновск, 30 октября 1961г.

\325\

Из письма О.М.Калинину (Ульяновск, 23 марта 1964г.)

Рузе пишет: "В истории современной физики Оппенгеймер сыграл несравненно менее значительную роль, чем Эйнштейн, Шредингер или Семья Кюри. Он не совершил ни одного действительно решающего научного открытия и не создал ни одной самобытной теории. Но, пожалуй, ни один ученый не сумел в такой степени, как Оппенгеймер, который пережил квантовую революцию в годы своей юности, так полно осознать все возможности и значение квантовой теории". В первом ранге великих теоретиков Оппенгеймер не числится. Но как превосходный педагог и организатор он оказался отцом атомной бомбы именно в силу своих выдающихся организационных способностей и умения влиять на людей. Но Рузе полагает на той же странице, что "наибольшей его заслугой являются, пожалуй, философские работы". Вот с этим, по-моему, никак согласиться невозможно. Да и сам автор в конце книжки указывает, что Оппенгеймер, решительно отбрасывая любой догматизм и впитывая в себя любые аспекты реального мира, не боится узнавать противоречивые стороны мира. "В этом можно видеть известное интеллектуальное дилетантство; в отношении Оппенгеймера этот термин довольно точен, если только не придавать слову "дилетантство" презрительного оттенка".

\326\

В физике Оппенгеймер был, конечно, не дилетант, а знаток, но в философии и многих других областях, конечно, дилетант, причем слово "дилетант" следует вообще освободить от какого-то презрительного оттенка. Дилетант - от итальянского слова "дилетто" (через два "т") - удовольствие, - человек, который получает удовольствие от данного занятия, но, в отличие от знатока или эксперта, не имеет достаточно солидных знаний. Я всегда, например, считаю себя дилетантом в математике, так как занимаюсь ею всегда с превеликим удовольствием, но знания мои отрывочны и, конечно, только в слабой степени охватывают область математики. Кратко дилетанта в неуке можно охарактеризовать: любит науку, знает ее мало, но понимает, что знает мало. У нас же дилетантом называют часто две другие категории:

2) профан: науки не любит, ее не знает, но воображает, что знает, и сует свой нос туда, где ничего не понимает. Примеры можете подобрать из нашей действительности.

И вот я считаю, что Оппенгеймер - типичный дилетант в философии, политике и других областях. Он, несомненно, любит философию, знакомится и с индийской философией, и проч., но высказывания его в области философии поистине беспомощны (в противность, например, такому выдающемуся ученому, как ГеЙзенберг, который не только выдающийся физик, но и в области философии отнюдь не является дилетантом). Например, на вопрос доктора Эскофье-Ламбяотта ("Смятение духа"): "Может ли научный опыт служить в этом мире, лишенном единства, руководящим критерием для необходимого морального обновления" - Оппенгеймер отвечает и (в конце ответа) говорят: "Если бы можно было передавать опыт науки, а мне кажется важным добиваться этого, то стало бы возможным подготовить значительно большее число людей к трудному испытанию "Человек перед лицом мяра", испытанию, в котором философы и правительство кажутся мне глубоко анахроничными".

По мнению Оп пен гей мер а, следовательно, и философия, и правительства совершенно устарели, и будущее почти безнадежно, так как организовать общество на научных началах почти невозможно из-за невозможности популяризации достижений современной науки, а прогресс науки независим от философии. Имеется, таким образом, четыре положения, которые последовательно и разберем: 1) невозможность популяризации современной науки; 2) независимость

\327\

развития науки от философии; 3) ненужность философии; 4) ненужность правительств.

В смысле быстроты понимания в точных науках положение улучшилось, а не ухудшилось, и новые революционные идеи распространяются чрезвычайно быстро в достаточно широком кругу ученых. Для широких же масс самые трудные науки так же мало доступны в наше время, как и в прежнее. Стало хуже или лучше? Увеличилась ли брешь между мудрыми и чернью или уменьшилась? Несмотря на погромы науки, произведенные Гитлером и Сталиным, мне думается, что все же положение улучшилось. Погромы высшей культуры были и в древние времена: разгром пифагорейского союза в древней Греции, все Римское государство - это сплошной погром великой эллинской цивилизации, завершившийся при Юстиниане. Я вижу основание для своего оптимизма в ином характере современного общества по сравнению с прошлым. Различие между высшими представителями культуры и низшими, вероятно, осталось таким же, как в старые времена, но это различие связано гораздо более непрерывными переходами, чем в прежние времена. Потребность же в

\328\

науке стала больше, и известное уважение к науке проникло в самые темные слои общества, хотя часто в весьма уродливом виде. И на вершинах культуры никогда не было и нет полного взаимопонимания, но важно, чтобы пирамида культуры состояла из последовательного ряда таких слоев, где имеется полное понимание между соседними слоями.

Неужели такие вещи мог писать крупный физик Оппенгеймер или это перепутал "прогрессивный публицист"? Ведь надо обладать полным невежеством в истории науки, чтобы утверждать такую чушь, что наше познание мира развивалось на базе обычной деятельности. Ведь прогресс науки шел наперекор нашим обычным чувствам: иначе не был бы так труден. И преодолены были эти трудности только признанием реальности и значимости явлений, противоречащих нашим чувствам и здравому смыслу: весь прогресс гелиоцентрической системы, принятие всемирного тяготения, когда тело действует там, где его нет (явный абсурд), признание вечных и неизменных атомов (когда опыт нам говорит, что самые твердые тела постепенно стираются), признание мирового эфира, обладающего совершенно противоречивыми свойствами (абсолютная упругость и отсутствие сопротивления движущимся телам) и т.д., и т.д.

Как же примирились "рационалисты" 18-го столетия, а также 19-го, со всеми этими абсурдами? Не примирились, а привыкли - произошла смена основных постулатов, и некоторые выдающиеся умы, например, Лаплас, считали эту смену окончательной и не подлежащей дальнейшей ревизии. А раз привыкли, то связь точной науки с философией оказалась ненужной: была перерезана пуповина, связывающая науку с породившей ее матерью, и новорожденная наука стала развиваться самостоятельно (это и утверждали позитивисты - Конт и др.), и даже дошло до того, что стали говорить, что связь науки и философии была всегда ненужной. Позабыли даже, что вся точная наука от древних

\329\

В книжке "В мире мудрых мыслей", изд. "Знание", 1962 (сост. С.Х.Каринин и А.Г.Спиркин) приведено такое изречение Л.Толстого: "У нас есть результаты мыслей величайших мыслителей, выделившихся в продолжение тысячелетий из миллиардов людей, и эти результаты мышления этих великих людей просеяны через решето и сито времени. Отброшено все посредственное, осталось одно самобытное, глубокое, нужное..." Здесь Л.Толстой не оригинален: он передает мнение подавляющего большинства ученых и мыслителей вообще второй половины 19-го века: чего копаться в мякине прошлого, все хорошие зерна уже давно вымолочены, полезно только с удовлетворением замечать, как глупы были наши предки и какими умными мы стали, но и знавшие хорошо историю точных наук пришли как будто к сходному выводу: возьмем таких выдающихся знатоков истории механики и физики, как 9.Мах и П.Дюгем. В превосходной книге последнего "Физическая теория, ее цель и строение" (посвященной Э.Маху и с предисловием последнего) прекрасно показано, как одна и та же математически формулируемая физическая ' теория имеет самые разнообразные "объяснения", связанные с той или иной философией. "Объяснения меняются, точное математическое "описание" остается".

Вывод, к которому пришло большинство передовых ученых конца 19-го века, начиная, кажется, с Кирхгофа: цель настоящей науки - не объяснение (это задача философии, вернее, части ее, которая обычно, не у нас, называется метафизикой), а возможно полное, точное и краткое описание. Плодотворность этого направления совершенно бесспорна, и отсюда многие сделали вывод, что Э.Мах развеял метафизические призраки, и что с философией в науке покончено навсегда. Махизм в науке сыграл колоссальную положительную роль: он действительно раскрепостил мысль. Уже не нужно было философски обосновывать то или иное, на первый взгляд - абсурдное, нововведение: достаточно показать, что введение его помогает нам описывать физические явления. Не случайно, а закономерно, что наша советские философы, требующие реального понимания всех формул, отвергали "с порога" все эти новые штучки (находясь в трогательном единстве с некоторыми гитлеровскими физиками, как Леонард я др.) и стали признавать их и причесывать под диамат, только когда отвергать их было уже совершенно невозможно, С удовольствием прочел признание нашего

\330\

Но тогда возникает вопрос: если махисты против всякой философии, почему их называют идеалистами. Из видных махистов называет себя идеалистом К.Пирсон, но сам К.Пирсон - убежденный дарвинист ортодоксальнейшего сорта, а дарвинизм соверешенно резонно считается материалистическим учением, есть и другие махисты или эмпириокритики, явно тяготеющие к материализму (напр., А.А.Богданов); представитель сходной гносеологии Б.Рассел считает, что вообще слово идеализм понимается по крайней мере в пяти'совершенно различных смыслах. Ходячая иерархическая классификация, как большинство известных мне иерархических классификаций, неестественна.

Систему мировоззрений лучше всего представить в виде комбинативвой системы по крайней мере пяти измерений. Мы имеем направления: 1) гносеология или эпистемология, т.е. теория позаания; 2) онтология или учение о сущем, это часто называют метафизикой, я буду этого термина избегать; 3) биология, или учение о жизни (т.е. витализм); 4) этика, или учение об индивидуальном поведении человека (этология); 5) политика, или социология - учение о коллективном поведении человека; 6) эстетика.

Во всех этих направлениях различают идеализм и материализм, но в силу прокрустова ложа иерархической системы получается путаница. Например, часто определяют диалектический материализм как принимающий реальное бытие вне нашего сознания. Это будет, правильнее, реализм, а не материализм, но куда девать средневековых реалистов, принимавших реальное существование общих понятий и Бога? Они оказываются идеалистами. При моей классификации -никакой путаницы: средневековые реалисты были реалистами (или, если

\331\

угодно, матреалистами) на гносеологическом направлении системы и идеалистами на онтологическом. Разъясню различия несколько подробнее.

\332\

2. Онтология. Онтологический идеализм и есть идеализм в самом истинном смысле слова - платоновский идеализм. Пресловутое противоположение бытия а сознания совершенно не касается онтологии Я, например, в своей книге "Материализм и эмпириокритицизм" Ленин критикует только субъективнй идеализм, Платона же только раз упоминает вполне презрительно. Почему? Потому что уровень его философских воззрений соответствовал примерно 60-м годам прошлого века, когда считалось, что с идеализмом докончено раз и навсегда. Различие в области онтологии заключается в том, что идеалисты принимают реальное существование общих понятий, не локализованных во времени и пространстве, материалисты же требуют точной локализации для всех реальностей. Прекрасно развивал возможность реального существования общих понятий Бертран Рассел в своей старой маленькой книжке "Введение в философию". Он тогда, как и его сотрудник по "Принципам математика" Уайтхед, был платоником. Сейчас открыто перешел к платонизму Гейзенберг, и даже Эйнштейн в конце жизни высказывал пифагорейские суждения. Возрождение платонизма и пифагоризма идет полным ходом.

Разница между материализмом Ленина и эмпириокритицизмом А.А.Богданова не в том, что первый был диалектическим материалистом, а второй - идеалистом, а в том, что первый признавал важность онтологии, но всякую идеалистическую онтологию отвергал с порога, как "поповщину", а второй, как из современников, например, Бертран Рассел, отвергал всякую научную онтологию, т.е. отвергал важность онтологии для науки.

Мы можем сохранить требование причинности, отказавшись (вернее, вернувшись к старому п л атоновско- аристотелевскому пониманию причинности) от узкого понимания причинности. Аристотель (здесь он только систематизирует и оформляет мысли Платона), и вслед за ним средневековые схоласты, различал четыре вида причин: 1) материальная причина - кауза материалис, 2) действующая причина - кауза зффициенс, 3) конечная причина - кауза финалис и 4) формальная причина - кауза формалис. Сужение понятия причинности сводится к тому, что в качестве истинной рассматривалась только действующая причинность: конечная причинность вовсе отвергалась (примерно, начиная с Фр.Бэкона), а материальная и формальная причинности не считались причинностями вовсе. И вот получается такое

\333\

противоречие. Многие, весьма солидные, но плохо философски подкованные ученые утверждают, что только причинное объяснение научно, повторяя вслед за Фр.Бэконом, что конечные причины ненаучны, и понимая в качестве причины только действующую причину.

Вспомним, что сказал Кант по поводу известного изречения: "философия есть служанка богословия". Согласен^ сказал Кант, но ведь служанки бывают разные: одни несут шлейф госпожи, а другие - факел, освещающий путь госпоже. Последняя роль совсем не унизительна, и как раз в этой роли не желают видеть математику материалисты.

Вот, например, что пишет С.И.Вавилов в статье "Ленин и физика" (Природа, №1, 1934), указывая на торыоз, который творит науке упорная защита классических механистических позиций: "Не менее опасен и идеалистический путь. В последней речи А.Эйвштейна "О методе теоретической физики" (1933г.) высказываются, например, следующие взгляды: "Опыт до сих пор оправдывал убеждение в том, что в природе осуществляется идеал математичекой простоты. Я убежден, что чисто математические построения раскрывают концепции и законы, их связывающие, которые служат ключом к пониманию явлений природы. Несомненно, опыт может руководить нами при выборе пригодных математических концепций, но он не источник, из которого эти концепции черпаются; безусловно, опыт остается единственным критерием пригодности математических построений физики, но истинный творческий принцип содержится в математике. В некотором смысле поэтому я считаю правильным, что чистая мысль способна охватить реальность, как об этом догадывались древние." Здесь налицо уже знакомое нам "забвение материи" (матери-"математики") и "разум, предписывающий законы природе", о которых говорил Ленин. "Практическая бесплодность последних этапов развития теории относительности - опытное доказательство ошибочности этой умозрительной идеалистической дороги. Неправильный метод мстит за

\334\

Вот такой конец статьи С.И.Вавилова! Приходится удивляться, что крупный физик мог нависать такую статью в 1934г., и что ее нашли нужным перепечатать в 1960г. Для С.И.Вавилова относительная бесплодность (о полной бесплодности и речи быть не может) последних десятилетий жизни гениального Эйнштейна считается "опытным доказательством бесплодности идеализма", но ведь вся современная физика построена, как правило, идеалистами (по крайней мере с гносеологической точки зрения), а разве можно игнорировать абсолютную бесплодность наших философов: где же здесь беспристрастие, необходимое для ученого? Когда я показал эту цитату С.И.Вавилова одному крупному математику, он только пожал плечами и сказал, что С.И.Вавилову иногда приходилось погрешать в смысле отхода от независимости суждений (самая мягкая квалификация подобных случаев). Но, несомненно, нередко бывает какая-то узость и философская слепота и нетерпимость даже у выдающихся ученых.

Совершенно очевидно, что даже за пределами биологии надо расширить понятие причинности или,' сохраняя слово причинность-только за одной формой причинности, признать, что не причинность, а закон достаточного основания является необходимым для всякой научной теории. Работа А.Шопенгауэра так и называется "О четверояком корне закона достаточного основания", но, мне кажется (хотя я читал ату работу очень давно), там ничего нового по сравнению со средневековой аристотелевской классификацией нет.

Рузе указывает, что Жолио Кюри считал чудовищным и развратным использование науки в целях разрушения. "Он раз и навсегда отказался от работы над созданием атомной бомбы. В условия эпохи и страны, где он завял такую позицию, великий ученый-коммунист мог поступать так, не впадая в противоречие с самим собою. Но совершенно очевидно, что в иных условиях ему удалось бы сохранить эту позицию, только приняв мораль непротивления злу насилием, которая была ему чужда. Любое насилие само по себе разрушительно и мерзко, но им приходится пользоваться, чтобы избежать угрозы еще более отвратительного насилия. Именно так и думали ученые-атомщики Лос-Аламоса. Вопрос о том, были ли они правы и до какого времени они были правы, остается на совести каждого; ответ на него зависит от политических взглядов. Развращение науки началось в тот день, когда первобытные люди сожгли хижины враждебного племени вместо того, чтобы использовать

\335\

огонь для расчистки джунглей. Оно кончится только тогда, когда человечество достигнет такого уровня, при котором для разрушения и насилия не будет больше места в жизни общества". Как же это придет? Самотеком, благодаря повышению экономического уровня? Что-то непохоже.

Теоретические успехи советской физики связаны с наличием мощной школы физиков еще до революции и тем, что теоретические изыскания не требуют больших ассигнований. Что касается экспериментальной физики, то я хорошо помню высказывания Я.И.Френкеля, что в этой области мы сильно отставали. Почему? Тут дело не только в военных обстоятельствах, а в том, что Сталин не видел близкого практического применения, и потому ассигнования были невелики. Если бы он понял это раньше Хиросимы, то и приказ был бы дан Ее в 1945 году, а по крайней мере годом раньше. И это характерно для всякого милитаристского диктаторского режима. Римская империя создала лучшие военные машины того времени, использовав и усовершенствовав результаты Архимеда, не понимая его теоретических взглядов. Восточные монархи выработали великолепное оружие (дамасские сабли, самые дальнобойные турецкие луки). Наконец, и режим Гитлера не был бесплоден: ведь первые крупные ракеты (Фау-2) созданы у Гитлера. Наши ракеты обогнали западные потому* что у нас были школы Жуковского, Чаплыгина, А.Н.Крылова, Сикорского и ряд школ великолепных математиков. Поэтому, как Фау-2 свидетельствуют лишь

\336\

о высоте германской техники того времени, не о пользе режима Хиглера, так и наши ракеты доказывают лишь то, что точные науки в Р далеко не новорожденные младенцы, а вполне зрелые мужи. А вот гам, где диктатура непосредственно вмешивалась в то, как вести исследования и какой идеологии при .том придерживаться, тут всюду неизменный провал.

\337\