Далее на восток находятся верховья реки Гекан, берущей начало из серии озёр. Озёра эти, довольно крупные, по нескольку сотен метров в диаметре, имеют любопытный водный режим: бывало, подойдёшь в один день – в них плещется вода, плавают и кружат выше многочисленные утиные стаи. Придёшь в другой раз – и не находишь озёр – одни чёрные ровные большие поляны, покрытые сухой растрескавшейся грязью. На ровном пространстве остаются небольшие лужи, кишащие гольянами, и уткам тогда раздолье – подходи и хлебай их, как из корыта. В один из дней мы с Сергеем Типиным шли по такому «такыру» и увидели вдали стаю гусей. Приметив людей, осторожные птицы взмыли в воздух и на бреющем полёте, выстроившись тупым клином, понеслись прямо на нас. Такого шанса не упустит ни один нормальный геолог, и, хотя ничего другого, кроме пистолетов ТТ, у нас не было, мы решили попробовать. Быстро выхватив их, мы открыли беглый огонь, выпалив за три секунды по целой обойме. Стая пронеслась над нами на высоте метров десять, но хоть бы одно перышко упало! Эх, было бы ружье с крупной дробью! Ближе к осени потянулись холодные дожди, ловившие нас в самое неудачное время – в непролазных зарослях стланика. Проходит пять минут, и ты и холодный, и мокрый до нитки, и злой как черт барахтаешься в ветвях как в паутине, и каждый мокрый куст выливает на тебя новый ушат воды. Потом похолодало, погода установилась, большая часть листвы пожелтела и осыпалась. С базы пришло распоряжение проверить аэроаномалию довольно далеко от лагеря. Сначала мы сходили туда на выброс, а потом я бегал каждый день по четырнадцать километров туда, столько же и обратно, уходя ещё до рассвета и возвращаясь уже в темноте. Утром в сумерках пересекал котловинку у лагеря, занятую лесостепью (такие сухие, заросшие травой равнины в тайге редки), потом вставало солнце, освещая тёмный лес и заиндевевшие, покрытые синим инеем кусты. Через час иней таял, и до пояса приходилось бежать уже мокрому; пока доходил до аэроаномалии, одежда от быстрого хода высыхала. Без замедления выполнял там маршрут, обедал на ходу и – обратно. А одно время осенью окрестности нашего лагеря облюбовали волки; их заунывно- протяжный вой раздавался где-то совсем рядом и в любое время суток. Возьмёшь ружье, подкрадешься – ан нет, он уже исчез, словно приведение, волк – зверь очень осторожный. Оказалось, что хищники крутились вокруг нас не случайно – рядом приютилась семья из трех оленей, которые прибились к нам интуитивно, в поисках защиты. Волки опасались при нас на них нападать, а у нас не поднялась рука стрелять оленей.
Волки в тех местах не единственные опасные хищники. Однажды в тот год осенью я сидел на радиосвязи и слышал, как переговаривались геологи из «Дальгеологии». На базу из отряда они передали – пропала маршрутная пара, организуются поиски. На следующий день база запрашивала их – «Ну что, нашли?». – «Нашли» – последовал скорбный ответ – «что от них осталось…».
Оказалось, что здоровенный медведь-людоед растерзал молодую специалистку и студента. Вторая пара, которая их искала, тоже подверглась его нападению – одного геолога медведь здорово помял и покусал. Второй геолог, которого прикрывала умная собака, всадил в чудовище двенадцать жеканов из ружья, прежде чем оно издохло. Случай это не единственный для средней части Приучурья – на Уяне медведи дважды бросались на людей и одного бульдозериста изуродовали. Возможно, эти хищники были родственниками и носили ген людоедства – иначе как объяснить эти повторяющиеся не спровоцированные нападения?
Вылетели обратно примерно двадцатого сентября, когда начало пробрасывать снег. Но перед выездом выпало немного времени отдыха в хорошую погоду. В такие дни разбредался – кто по грузди, кто по бруснику – весь лагерь. В том числе шел на «охоту» наш радиометрист – городской парнишка по кличке «Неформал» – длинноволосый, полноватый, неопрятный, с серьгой в ухе – хиппи по глубокому внутреннему убеждению. Он брал у меня ружьё, бродил недалеко по лесу, иногда в что-то стрелял. Однажды притащил кедровку; спрашиваю его – ты зачем патроны-то переводишь? «А представляешь, Евгеньевич» – тут же сочинил Неформал. – «Иду, смотрю – сидят бок о бок на ветке рядом кедровка и глухарь. Выстрелил-то я в глухаря, а попал в кедровку». Словом, получилось, как в песне: «Вот пуля пролетела, и товарищ мой упал…»
1992 г. Только на море В том году полевого сезона не получилось, так как обязали меня писать отчет по заданию 35-14. Должны мы были защитить его весной, да цепная реакция разрухи быстро набирала обороты, начал разбегаться народ, лаборатория не успевала обрабатывать пробы, и мы не подготовили отчет к сроку.
Зато в августе, в «бархатный» сезон удалось съездить отдохнуть на Японское море – впервые за долгие годы, со старшим сыном и дочкой в лагерь отдыха «Козьмино» недалеко от порта «Восточный». Вместе с нами ехали мои знакомые и соседи из Сосновки, а также В. А. Гурьянов с семьей.
Берега Приморского края – это просто лирическая природная баллада из скал, кудрявой зелени, шума прибоя и солёных брызг. И достаточно благоустроенный лагерь отдыха тоже не обманул ожиданий. Он располагался на склонах пологой горы, амфитеатром спускавшейся к небольшой бухте с пляжем. На той стороне хребтика находились поселок и заливчик Козьмино со старыми ржавеющими кораблями и подлодками. За пределами «нашей» бухты с другой стороны обрывов в сторону порта Восточного тянулись скалы и такие же бухты, поменьше. Склоны окрестных гор покрывали луговины с яркими цветами, среди которых тут и там виднелись купы дубовых рощ. Воздух в тех местах в августе тёплый и влажный, какой-то особенно приятный, бархатный; когда бродишь по лугам, в тишине слышен шелест крыльев бабочек и махаонов, вдали – музыка на пляже, счастливые визги купающихся и равномерный шум прибоя. Вода в море прозрачная, на подводных скалах, среди колышущихся водорослей, видны многочисленные морские ежи и звёзды. При желании, можно заняться сбором деликатесов – мидий, гребешков и трепангов. Последние, на мой вкус, самые аппетитные – они похрустывают на зубах и пахнут свежими огурцами.
Достарыңызбен бөлісу: |