Маршрутами, тропами

Ходили в маршруты, пользуясь «черновой» металлометрической картой «ждановских» геофизиков, которые в конце 1994 выполняли здесь работы по договору с артелью. Помнится, тогда одна из их маршрутных пар пробегала вдоль канавы, которую в тот момент я принимал; желая похвастаться, наш горняк позвал их геолога: «Посмотри, какой кварц я нашёл» – и выложил его на большой камень. Тот поправил очки, посмотрел на обломок и неожиданно резко наклонившись, ударил его молотком. Крупный осколок отскочил и влепил прямо в глаз канавщику, который злобно взвыл: «Что же ты делаешь, мать твою-перемать, и зачем я тебя пригласил?!»

По металлометрической карте я выделил несколько интересных участков и поочередно заверял их маршрутами. В районе верховьев ручья Рябинового тоже отрисовался ореольчик, но надо признать, «геофизики» работы там выполнили скверно: профиля были вырублены криво, некоторые остались недорубленными, «металка» отобрана не везде. Это были последние дни их работы по осени, шёл снег, они спешили... На следующий, 1995 год группа геофизиков снова посетила этот ореол, который они оценили как перспективный, вырыли там несколько небольших шурфиков в седловине между сопками, но без особого успеха – они считали, что «золотит» тумулдурская свита битуминозных доломитов. Не до конца разобравшись с ситуацией, они оставили этот участок. Что примечательно, одна из отобранных ими проб из актинолитовых скарнов оказалась с золотом. Больше на Рябиновом им работать не пришлось, главный геолог артели К. «выдавил» их, как конкурентов.

Таким образом, можно с уверенностью сказать, что «геофизики» сделали первый шаг в открытии месторождения Рябиновое. В районе ореола «Рябиновое» (геофизики его назвали так по ручью, который я поименовал в 1994 году) мы с Колей прошли несколько маршрутов, отобрали пробы. Стало понятно, что площадь сложена толщей доломитов и известняков, прорванных штоком сиенитов, в зоне сочленения разнонаправленных разломов. Участок этот мне понравился: интуиция подсказывала, что здесь просто «пахнет» золотой рудой.

Ходили и на «выбросы» с ночевками, но редко – за гору Демкуя, через жутко заросший кустарником, заболоченный склон. Пройдя далее по ключу вниз, обнаружили там большую пустовавшую избу, где раньше жили шурфовщики. На полу красовалась куча зеленой травы – это меня удивило сначала, но потом я сообразил, что это, скорее всего, запасы пищухи-сеноставки на следующую зиму.

Бывало, бродил в маршрутах и один. Как-то раз на каменистом крутом склоне услышал рядом сопение, сразу подумалось, что медведь, оглянулся – так оно и было. Он сидел от меня спиной метрах в пятнадцати, двумя лапами захватывал по нескольку ветвей стланика с шишками, запихивал себе в пасть, пережевывая их, громко и увлечённо чавкал и сопел. Я прошел совсем рядом от него, и он меня так и не заметил.

Спустя некоторое время рядом с нами в долине заработал полигон, смены на который привозили на машине из посёлка Бокур. Случалось, рабочие к нам захаживали, интересовались, как живём, нашли ли золотишко, какие у нас разряды, заработки? Дела у них, однако, шли неважно, намывали золота они мало, и со временем полигон – большую каменистую поляну, закрыли.

Осенью камералили на Юртовом, где с продуктами было плоховато, сахар и заварка строго лимитированы, зато варёные целиком свиные головы – кушайте, пожалуйста, на здоровье. В старую деревянную избу-камералку в центре посёлка поставили несколько компьютеров, и я впервые сел учиться, ликвидировать свою электронную безграмотность. Внутри навели порядок – сделали столы, провели освещение – начальник участка Андрей Романович Мамаев расстарался. Он вообще показал себя способным руководителем «артельского» типа – жёстким и умным, а с другой строны, умеющим ладить с начальством. Лентяев-рабочих наказывал железной рукой. Бывало, отъедет по делам в соседний поселок, а вернётся незаметно, пешком, обойдет окружным путем и собирает «урожай» – кто спит, кто дурака валяет, кто бражки напробовался. В общем, план по наказаниям выполнялся.

Окна нашей старой камералки ещё довоенных лет строительства вросли в землю по самые завалинки, и здоровенные артельские свиньи, почесавшись боком за угол, подходили, заглядывали в окна. Приставив пятак к стеклу, задумчиво похрюкивая, подолгу разглядывали склонившихся над картами геологов.

В конце сезона напросился я посмотреть на «очень маленькое месторождение Клин» на «Мамаевом кургане», куда подвезли знакомые каротажники. Особенностью месторождения являлось то, что золото находилось в скарнах, преимущественно магнетитовых.

В «поля» в тот год нас забрасывали на грузовом варианте самолёта «АН-24» артельской авиакомпании. Народу было немного; в центральной части самолета выложили штабель из ящиков торгового отдела, который что-то вез в Мар-Кюель. За штабелем устроилось две девушки, сопровождавших груз – одна тёмная, миловидная, другая в чёрных очках и внешне более суровой наружности.

Было очень ветрено, и самолёт долго не мог взлететь по погоде. Я взял с собой ещё не взрослую кошечку – думал оставить её там на базе у сторожа. В тесной сумке она обмочилась, от страха и неудобств, наверное, и пришлось выпустить её погулять по самолёту и обсохнуть. Кошка забрела за штабель и там послышался голос девушки – той, которая посимпатичнее: «Ой, кто это к нам пришёл? Интересно, это девочка или мальчик?». «Мальчик» – тут же обрезала вторая. – «Вонючий больно!» Вот вам граждане, типичный пример женского шовинизма…

В том же артельском самолете можно стать свидетелем разных других сценок – кажется, в последующем году я наблюдал, как люди во время полета занимались кто чем, по своим интересам. Кто книгу читал, кто дремал, кто беседовал. А в одном углу самолёта трудящиеся, упившись «родимой», самозабвенно дрались. И никто никому не мешал, каждому – своё… Вообще-то водку при досмотре в аэропорту отнимают, но русский народ, сами знаете, изобретателен.

А в другой год я узнал, что, оказавшись возле штабеля с вином, который вёз торговый отдел, молодой рабочий Костя З. в полёте не утерпел. А как тут удержишься, когда целый склад вина под носом! Он пил его до полного ступора, а что не смог выпить – затолкал к себе в рюкзак. Я знал этого КЗ – он был абсолютно никчёмным малым и жадным, как щука. В тот раз его, конечно, поймали: он вывалился в аэропорту прямо под ноги начальства. Но вот что удивительно – не выгнали, а заставили отрабатывать. Артель привлекала на работу и таких рабочих – делом это было безусловно благотворительным. В противном случае этот контингент в городе или ворует, или «собирает» алюминий.

Перед выездом на участок я написал «Геологическое задание» – проект на поисковые работы на участке Фортуна, где была найдена проба с богатыми содержаниями золота, и на участок Рябиновый – на детальные поисковые работы масштаба 1:2000. На последнем участке предложил рубить профили через двадцать метров, опираясь на предыдущий опыт, так как результат получался хороший, и руду пропустить было практически невозможно. Здесь же предполагалось «бортовое» шлиховое опробование, а также канавные вскрытия и отбор штуфных проб. В длину запроектировал вытянуть участок на семьсот, в ширину на двести метров, опираясь как на данные предшественников-геофизиков, так и свои, предыдущего года.

Весной на базе Курунга принес «геологическое задание» главному геологу ГРЭ К-чёву. Тот прочитал его при мне, вяло вымолвил: «Ну что вы там найдете, на этом Рябиновом...». Я расстроился: знал, что участок стоящий и подумал, что придётся работать тайком. Помолчав немного и подумав, он всё-таки добавил, наконец, словно нехотя: «Ну что ж, работайте, работайте...»

Кроме этого, обязали нас в том году траншейными работами на участке Виктория с его золотоносными кварцевыми жилами, где целью вскрытий была их окончательная оценка.

Каким образом будем работать, договорились с А. Романовичем. Ответственным за Фортуну назначили А. Фаркова, за Рябиновый – Бойко Валентина Михайловича. Романович взял на себя ещё снабжение и работу горного мастера, а я руководство над всеми геологическими работами, помощь на Фортуне, половину геологических маршрутов на Рябиновом и маршруты на дальних флангах.

На флангах площади меня заинтересовал ручей Светлый вниз по речке Таас, откуда тянулась небольшая россыпь. Добравшись туда и ознакомившись с участком, подумал, что золото может быть связано с горизонтом конгломератов, и, возможно, с аргиллизированными зонами внедрения траппов.

Некоторое время ходил с маршрутным рабочим и по окрестным платообразным доломитовым горкам, где искал признаки проявленности «карлинского» типа месторождений. Места эти оказались чистыми, сухими, поросшими сосновыми лесами. Известняковые обломки на склонах часто имели причудливо изрезанную форму. На плоских вершинах можно увидеть местные карстовые воронки. Они имеют или правильную форму, как от взрыва фугаса, либо вытянуты; местами в них видны входы-провалы в затопленные, обледенелые пещеры внизу.

Рабочим в маршрутах у меня был Лёха П. – молодой простоватый городской парень, над которым, случалось, любили подшутить его коллеги, засовывая ему в рюкзак тяжёлую шестерню. Лёша явно побаивался тайги, и ещё пуще – медведей. «Евгеньевич, а что места здесь – дикие?» – бывало, спрашивал он меня, когда мы карабкались на гору или продирались по тайге. «Ну конечно, дикие, Лёша, ты же видишь, лес кругом». – «А медведи здесь есть?» – «А как же, этого добра хватает». После такого диалога смотришь – он идёт, крутя головой то вправо, то влево. В шутку добавляю ему, для еще большего эффекта: «Смотри, Лёша, медведи ведь и со спины могут напасть». От этого предупреждения голова парняги начинала крутиться вокруг оси непрерывно, как военная антенна – и как не откручивалась?

Медведей действительно хватало, и предпочитали они обитать возле таёжной дороги. Однажды, проходя по ней, мы услыхали предупредительное рычание медведицы – Лёша на негнущихся ногах сразу же перпендикулярно устремился в сторону и мы обошли опасное место. В другой раз я шёл по дороге один, опомниться не успел, как вижу – стремглав на меня несётся здоровенная медведица. Мгновение – и она оказалась возле меня – хорошо, что не бросилась, пронеслась рядом. Навряд ли я даже успел бы вскинуть ружье, если бы оно и было. Наверху, на сухом высоком дереве, послышался хрустящий шум – так же быстро на него взлетел медвежонок. Обняв дерево лапами, он быстро крутил головой в разные стороны, пытаясь выяснить, в чём дело. Медведица быстро носилась вокруг дерева и возбужденно рычала. Опять пришлось обходить опасное место – зверюга на этот раз пошла следом, проверила, куда направляюсь.

Лёша мечтал попасть на большую базу, поближе к кухне и подальше от дикой таёжной жизни. Он подходил к А.Р., слезно просил поговорить с тамошним начальством на базе, чтобы взяли его в шоферы или в дробилку. «В дробилку, говоришь? Будет тебе и дробилка!» – распорядился А.Р. Выдали Лёше большую ступу и пестик, и взялся он молотить, истирать камни для последующей промывки. Идёшь бывало мимо, смотришь – рот у него до ушей, сбылась долгожданная мечта, в маршруты ходить не надо!

Тем временем посёлочек наш благоустроился: Романович проследил, чтобы у нас было все, как у людей – и большая баня, и столовая, и даже электричество. И в передвижной магазин свозили в артельский поселок Бокур. Расчёт «торговцев» был простой: рабочие, подолгу не видавшие цивилизации, совершенно терялись и брали вещи – какие надо и не надо. Продавцами были симпатичные девушки – ну как таким отказать? Рабочий В., по словам, крутой, зайдя в магазин, словно впервые в жизни увидел женщин и – оробел. Они заметили это взглядом профессионалок. «Купите халатик» – нежно ворковали девушки – «Он понравится вашей маме». Тот послушно выдавливал из себя что-то типа «Мэ-э-э» – и согласно кивал головой. «Возмите шампуни, кремы, они вам пригодятся» – ласково, глядя ему в глаза, пели продавщицы – и В. заворожено брал всё подряд, пока не накопилась гора вещей, которые и в городе можно было дешевле купить. Миша Хохол твердо отказывал девушкам два раза, а на третий соглашался, и так по нескольку раз – не мог же он отказать, когда женщины так просят, и пришлось ему тащить на Украину кучу барахла. С другими было примерно так же, и они выходили из магазина с ворохом вещей, не зная, что с ними будут делать. Да, дорого иногда обходится людям столкновение с цивилизацией...

В тот год был прекрасный урожай груздей. В берёзовой рощице на травке, на склоне крутой горы их высыпало невиданное количество, хоть бочками соли, и все один к одному – крепкие, сырые, с бахромой, беломраморные. Год был влажным, как раз для таких грибов.

Организовав шлиховое опробование на двух детальных участках, мы вскоре начали получать неплохие результаты, особенно на Рябиновом. Геологов и рабочих на этом участке собралось человек десять. Поставили там шалаш из стланиковых веток у подножия горки на седловине. Рыхлый материал таскали метров за пятьсот в мешках, промывали его в ямках, выкопанных в болотце. Золото в лотках было разное, от мелкого до крупного, и довольно много. Это озадачивало: откуда все-таки оно? Обратило на себя внимание, что шлиховой ореол имел дугообразную форму, вытягиваясь вдоль горизонта выходов скарнированных зеленоватых известняков. Решили взять пробу из этих скарнов, раздробили, промыли – и в лотках ярко заблестело золото. Так вот оно в чём дело! Оказывается, металл находится в скарнах – возможно, тремолитовых, бледно-зеленоватых, с шестоватой структурой, обусловленной одинаковой ориентировкой вытянутых минералов. Не удивительно, что предшественники их пропускали – выглядят эти скарны вполне невзрачно на фоне мраморизованных известняков. Поняв идею, я сразу прошел по участкам выходов золотоносных скарнов, которые вытягивались вдоль горизонтали, встречаясь в виде частично пересыпанных глыб разных размеров, до нескольких метров в поперечнике. Проследил их метров на семьсот по простиранию и осознал, что они имеют почти пологое залегание, в виде пластов. Когда начал составлять первую геологическую карту Рябинового, так и нарисовал их, разместив самое крупное рудное тело в районе седловины, чуть повыше – там, где оно и оказалось по результатам последующего бурения.

В последующий этап мы вдвоем с Валентином Михайловичем исходили участок по профилям, отобрали штуфные пробы, часть их раздробили и промыли. Золото в скарнах оказалось практически везде. Задали две канавы и в обоих вскрыли рудные интервалы, а В.М. опробовал маленький коренной выход скарнов рядом с шалашом, и там оказался металл.

О поисковых успехах сообщили главному геологу К. Он приехал сразу, я показал ему свое творение – первую карту Рябинового с объяснением ситуации, и надо отдать ему должное, он довольно быстро понял, что объект стоящий и дал «зелёный свет» на обработку наших проб в лаборатории Курунга. По осени пробы там проанализировали, и результат оказался весьма обнадеживающим. Рябиновое на следующий год было решено разбуривать. К., когда приехал к нам на участок с инспекцией, упрекнул меня в нерасторопности – дескать, надо было срочно на Рябиновом проходить траншею бульдозером. Однако это означало – бросить траншеи на Виктории недобитыми. К тому же, строительство дороги в гору обошлось бы месяца в полтора, и навряд ли бы мы успели завершить это мероприятие до конца сезона.

Отобрав образец скарнов, в Хабаровске я отдал его на рентгено-структурный анализ, и оказалось, что это актинолитовые скарны довольно редкого типа. К тому же, скорее всего, не фронтальные контактовые, а послойные инфильтрационные, собственно скарновый тип, и, скорее всего, один из немногих в Мире примеров.

Для проведения геофизических работ на участке нам прислали геофизика Черёмушкина Романа, который сделал на Рябиновом электроразведку и магниторазведку. На Курунге Александр Приходько на компьютере обработал результаты, и получились красивые геофизические карты.

Вот так и выглядело открытие Рябинового. К сожалению, уважаемый читатель, ни в одном из глянцевых буклетов артели Амур вы этого не найдете. Не найдете там и моей фамилии, потому как первооткрывателем «назначили» Валентина Михайловича Бойко – приятнейшего человека, кстати сказать. Действительно, он хорошо сделал свою часть работы, но, думается мне, что не предложи я Рябиновый ещё по весне – когда бы его ещё нашли?

В следующем году его разбурили, и оказалось, что месторождение богатое, хотя и не самое крупное. Руды хорошо обогащались, и добывать их можно было карьером.

Завершали мы сезон документацией и опробование траншей на участке Виктория. «Бросили» сюда весь состав отряда, борозд «наколотили» – гору, почти полторы тысячи штук. Я тоже отбирал пробы, но, в основном, занимался документацией. Траншеи были длинные, и сидел в них круглыми днями, иногда прерываясь, чтобы попить чайку. Хлеб и масло оставлял на траншеях. Потом стал примечать, что масло «Воймикс» в коробках стало бесследно пропадать. Подумалось, что скорее всего это собаки таскают – их было у нас штуки две-три. Потом увидел что – нет, вороны. Крупные чёрные пернатые подлетали к кострищу, когда поблизости никого не было; боком-боком подскакивали к «Воймиксу», и клювом – «щёлк!» – поддевали крышку, которая отлетала в сторону. Теперь масло легко было взять за край коробочки, что и делали добытчики, растворяясь с трофеем в голубом небе.

В районе восточного Кет-Капа и Виктории, в особенности, стрелка компаса иногда начинает вести себя как бешеная, быстро вращаясь вокруг своей оси. Такое её поведение связано с выходами магнетитовых диоритов или скарнов. Последние встречаются в виде линз или жил массивного магнетита и иногда обогащены золотом. Я знаю один ручей, текущий на юг (Латаа), где таких окатанных чёрных обломков в аллювии множество. Их можно было бы вёдрами собирать, да на фабрику.

Погода в конце сентября начала склоняться на зимнюю, подули резкие ветра, повалил снег. Рядом с траншеями на голой вершине горы мы поставили сарайчик из досок и печку-буржуйку, двери занавесили мешковиной. В перерыве в эту каморку забегали попить чаю и согреться от ледяного ветра.

Узкая крутая дорожка на склонах горы обледенела, и шофер возил пробы с риском для жизни. Можно было бы так ухнуть в ущелье – костей бы не собрали. Бульдозеристы тоже были рискованные ребята – выполняли чудеса на своих бульдозерах, часто рискуя опрокинуться.

Когда назад выезжали на Курунг всем отрядом на грузовике, было холодно и пасмурно, по всем горам лежал снег, в долинах уныло темнели серо-сизые голые леса, мрачноватые ельники.