РАЗДЕЛ 4 современНые проблемы Международного права

- участии Республики Казахстан за пределами страны в мероприятиях, направленных на обеспечение национальной безопасности в соответствии с международными договорами Республики Казахстан;

- решении в необходимых случаях Республикой Казахстан совместно с сопредельными государствами вопросов, касающихся обеспечения национальной безопасности.

Ярким примером в данном случае служит ситуация международного сотрудничества Республики Казахстан и Российской Федерации в области использования космодрома «Байконур». Здесь в результате двусторонних отношений по космосу, выгодных как в экономическом, так и политическом плане для обоих государств, возникает угроза экологической безопасности Республики Казахстан.

Экологическая обстановка в данном случае не защищена непосредственно, так как названные отношения во-первых, не подпадают под сферу обеспечения национальной безопасности в целом; во-вторых, не являются экологическими. Нормы национального Закона, а также международных конвенций, являющихся гарантами национальных правовых систем, отходят на второй план, так как на первом остается заключенный в договоре двусторонний внешнеполитический интерес. Этот интерес, как правило, является государственным и стратегическим. Защита экологии, таким образом, абстрагируется в иную сферу – сферу общей безопасности, в которой единственным стратегическим объектом выступает человек и экосистема, как два неотъемлемых друг от друга природных компонента.

Суть проблемы сводится к тому, что на законодательном уровне не решены проблемы коллизий, возникающих при конкуренции механизмов реализации внешнеполитических интересов государства и правовых механизмов обеспечения безопасности. В этой ситуации конкурируют между собой и различные сферы безопасности.

Несмотря на то, что права, свободы человека и гражданина стоят в первом ряду национальных интересов как определяющие института национальной безопасности Республики Казахстан (ч. 1 ст. 4 Закона), среди принципов обеспечения национальной безопасности названа приоритетность политических, экономических и информационных мер. Эти меры имеют публично-правовую природу и отражают, прежде всего, внешние аспекты национальной безопасности.

Очевидно, что данная коллизия препятствует реализации других принципов обеспечения национальной безопасности Республики Казахстан, таких, в частности, как единство, взаимосвязь и сбалансированность всех видов национальной безопасности и контроль за реализацией всей совокупности действий по защите национальной безопасности.

Перечисление в одном пункте Закона таких приоритетных мер, как политические и экономические, также вызывает сомнения. В практике взаимоотношений государств распространены случаи, когда «навязывание» политической воли более сильным государством ведет к экономической зависимости всех других. Наглядным примером служит политика США и СССР, когда обе сверхдержавы фактически держали в напряжении весь мир в развязанной ими гонке вооружений. Современным примером также является экономическая политика США, монопольно подчинившая под себя все финансовые мировые рынки. Наступление экономического кризиса в этой стране означало наступление экономического кризиса во всех странах мира, с менее развитой автономией финансового сектора.

Что же касается экологии, то, как мы уже говорили выше, ущерб природной среде на уровне интересов в обеспечении национальной безопасности, как правило, имеет масштабный характер. Ликвидировать его фактически не представляется возможным, хотя бы в таком понимании, в каком это представлено в Законе «О национальной безопасности Республики Казахстан». Возьмем примеры ядерных катастроф (Чернобыль) да просто мирных испытаний ядерных бомб (Семипалатинск). Каков ущерб экосистеме в данном случае? И как можно его ликвидировать? Эта проблема касается и случаев договорного международного сотрудничества, например, в сфере нефтеперевозок. В случае катастрофы (разлива нефти) наносится огромный ущерб морской среде.

Таким образом, нормы Закона, гласящие о:

- недопущении неконтролируемого ввоза в Казахстан экологически опасных технологий, веществ и материалов;

- предотвращении радиоактивного, химического загрязнения, бактериологического заражения территории страны;

- сокращении масштабов применения экологически опасных и несовершенных технологий;

- ликвидации негативных экологических последствий хозяйственной и иной деятельности (ст. 21), можно назвать неадекватными нынешним угрозам экологической безопасности на уровне, представляющем опасность для человека с его правом на благоприятную природную среду, государства и мировой экосистеме в целом. В данном случае доктринальный подход должен отражать тенденцию недопустимости экологических катастроф, их всемерное предупреждение силами экспертных и контролирующих национальных систем.

Тем не менее вернемся к затронутой тематике. Наименее защищенными от различного рода угроз являются отношения, регулируемые двусторонним договором, прямо не направленные на обеспечение национальной безопасности. Следует коснуться и известного вопроса об отсутствии в Республике Казахстан концептуальных разработок о праве двусторонних международных договоров. Попытаемся рассмотреть теорию международного двустороннего договора на примере сотрудничества Республики Казахстан и Российской Федерации.

Известно, что роль двусторонних и многосторонних международных договоров в значительной мере определяется значением соответствующих международных отношений. Если же различия в позициях догова­ривающихся государств существенны и многосторонний договор не может дать достаточного уровня регулирования, правительства предпочитают более индивидуализированную форму двустороннего договора [1, с. 273].

Одним из древнейших договоров, дошедших до нас, является вы­сеченный на каменной плите договор о границах, заключенный в 2100 году до н.э. между городами-государствами Лагаш и Умма в Южной Месопотамии (в Двуречье). В договоре, в частности, предус­матривалось, что гарантами его исполнения выступали боги.

Наибольшую известность получил договор, заключенный в 1296 году до н.э. между египетским фараоном Рамзесом II и царем хеттов Хаттушилем II, которым устанавливался военный союз: в случае нападе­ния какого-либо врага на владения договаривающихся сторон, они обязывались оказать военную помощь друг другу. Такая же помощь должна была оказываться и в случае мятежей в подвластных владе­ниях. В договоре предусматривалась также выдача перебежчиков со всем имуществом. В качестве гарантов соблюдения договора призы­вались египетские и хеттские боги и богини. Нарушителю договора грозили страшные небесные кары [2, с. 62-67].

Многие ученые рассматривают дву­сторонние договоры как предпочтительную форму международного право­творчества [1, с. 274]. Существует мнение, согласно которому общеевропейский процесс и другие многосторонние контакты представляют собой важные каналы сотрудничества. Но двусто­ронние отношения являются основополагающими в том, что касается темпов и существа международных отношений [3].

Высказывалось также предупреждение против чрезмерного увлечения двусторонними соглашениями, поскольку многостороннее регулирование во многих случаях более экономично и эффективно [4, с. 42].

Тем не менее на современном этапе международного сотрудничества государств двусторонним договорам отводится важная роль в конкретном регулировании международ­ных отношений. О. Шехтер называет их важной частью «практического меж­дународного права» [5, с. 103]. Однако и этим их роль не исчерпывается. Нельзя недооцени­вать их значение и для общего международного права. Двусторонние договоры служат одним из основных видов доказательств существования и содер­жания обычных норм; в качестве авторитетной правовой практики содейст­вуют развитию общего международного права [1, с. 274].

Повышение требований к точности и конкретности регулирования, в свя­зи с усложнением международных отношений и интенсификацией междуна­родно-правового регулирования обусловливает рост потребности в большом числе достаточно детализированных норм. Регулирование все большего объ­ема международных отношений, может быть обеспечено только путем при­менения договорных норм, которые закрепляют конкретные правила поведе­ния в четкой форме, нередко с помощью цифр, формул, графиков и т.п. [1, с. 274]. Дос­таточно вспомнить о сложной системе норм в договорах о сокращении воо­ружений. Развитие специализированного сотрудничества требует специали­зированного права, которое является преимущественно договорным [1, с. 274].

Таким образом, мы отмечаем следующие признаки двустороннего договора: конкретизация, специализация и четкость в определении задач и целей договора. Двусторонний договор – наиболее экономная конструкция договора, прежде всего, по субъекту-участнику, и, следовательно, по процессу формирования воль государств и самого процесса заключения договора.

Широко используемые в международной практике двусторонних отношений двусторонние договоры имеют свои особенности. Так, например, далеко не всегда полностью используются возможности договорных норм. Причины этого могут быть раз­ными, в том числе и политическими [1, с. 274]. Расхождение в позициях государств не­редко приводит к тому, что договорные постановления формулируются в са­мой общей форме во имя достижения согласия большего числа государств с различными интересами. С другой стороны, благодаря связи с договорами и резолюциями международных органов и организаций содержание обычных норм может определяться с высокой точностью [1, с. 274].

В связи с тем, что важным качеством договорных норм является ста­бильность их содержания – меньшая подверженность влиянию практики по сравнению с обычными нормами, они в течение срока своего действия обес­печивают большую предсказуемость поведения участников, что чрезвычайно важно для международного правопорядка, так как имеет особое значение при урегулировании жизненно важных для государств проблем. Кроме того, зна­чительная предсказуемость облегчает государствам передачу возникающих из договоров споров на судебное рассмотрение [1, с. 274].

Правовая идея двустороннего договора основана на изъявлении воль двух государств вступить в обоюдовыгодные отношения определенного характера. Процесс формирования двусторонних договорных норм отличается демократизмом: в нем на равной основе участвуют два заинтересованных государства и какое-либо коллективное доминирование или иное коллективное давление исключается в виду отсутствия иных участников договора. Таким образом, воля государств на достижение того или иного результата максимально конкретизирована.

Свои взаимоотношения Республика Казахстан и Российская Федерация выстраивают на основе договорного права, где основная часть приходится на двустороннее сотрудничество.

На выше приведенном примере мы показали конкуренцию и фактическое взаимоисключение норм, объективизирующих волю двух государств на достижение определенной договоренности с некоторыми требованиями законодательства о национальной безопасности. Весьма интересно в данном случае определение международного договора, данное казахстанским ученым Ж.О. Кулжабаевой. Автор в частности пишет, что международный договор – это, прежде всего, соглашение воль субъектов международного права, и главным образом, государств, заключенное по тем вопросам, в которых стороны обоюдно заинтересованы; договорные положения, регулирующие отношения путем создания взаимных прав и обязанностей в соответствии с основными принципами международного права [6, с. 75]. При этом автор акцентирует, что в международном праве договор является результатом не только добровольных, но и равнозначных уступок участников договорного процесса [6, с. 75].

Не может ли в данном случае подмена одних ценностей (в данном случае аспектов самой безопасности) другими (например, испытание ядерной бомбы со стратегической целью государства увеличить свою военную мощь в ущерб другим интересам национальной безопасности в области экологии) быть определена как уступка участников договорного процесса? Возможно, что может. Однако наличие и допустимость любого рода уступок должно строго контролироваться заинтересованными сторонами, или же уполномоченными третьими лицами, например, специализированными международными организациями.

Особая роль в данном отношении принадлежит Экспертному совету при Совете Безопасности Республики Казахстан. В соответствии с Положением об Экспертном совете [7] он образуется в целях проведения экспертизы основных концептуальных и программных документов, нормативных правовых актов и выработки научно-методологических рекомендаций по решению вопросов в сфере обеспечения национальной безопасности. В функции и полномочия Экспертного совета входит выполнение комплексной экспертизы проектов концепций, государственных программ и иных базовых документов по внешнеполитическим, оборонным, экономическим, экологическим, правовым и иным вопросам обеспечения национальной безопасности.

Положение обязывает Экспертный совет к проведению экспертной оценки асимметричных угроз безопасности Казахстана со значительными экономическими, экологическими, социальными и иными последствиями. Эта норма Положения накладывает на Экспертный совет ответственность за указанную выше правовую коллизию. От эффективности деятельности Экспертного совета, в определенной степени, зависит сохранение баланса внешнеполитических и внутринациональных правовых институтов. Деятельность Экспертного совета следует рассматривать как организационно-правовую гарантию обеспечения национальной безопасности Республики Казахстан.

2 МсWhinneу Е. «Peaceful Coexistence and Soviet-Western International Law. Leuden, 1964.

3 Кларк Дж. Речь на завтраке в его честь в Москве//Правда. 1985. 4 апр.

4 Игнатенко Г.В. Тенденции в международном нормотворчестве//СЕМП, 1986. М, 1987. 5. Schachter O. International Law in Theory and Practice//RbC. 1982.

6 Международное публичное право. Учебник под ред. Ж.О. Кулжабаевой. - Алматы, «Юридическая литература», 2002.

7 Распоряжение Президента Республики Казахстан от 5 декабря 2007 года № 173 «Об Экспертном совете при Совете Безопасности Республики Казахстан//СПС «Параграф».

The article makes an accent on problems of the collisions arising out of competition of mechanisms of realisation of foreign policy interests of the state and legal mechanisms of security provision. The author uses an example of international legal relations between the Republic of Kazakhstan and the Russian Federation in the field of renting and utilizing the "Baikonur" cosmodrome to prove the competition and the conflict of various security spheres, when the interests of Kazakhstan in the field of ecology remain unattended and the problems – unresolved.

Бапта мемлекеттiң сыртқы саяси мүдделерiнiң iске асырылу тетiктерiнiң бәсекелестiгiн және қауiпсiздiктiң қамтамасыз етуiнiң заңға сүйенген тетiк пайда болатын қайшылықтардың мәселелерiн акценттейдi. Байқоңыр космодромының жалдауы және қолданылуы қауiпсiздiгiнiң әртүрлi салаларының бәсекелестiгi және дауы қашанда Қазақстанның экологиялық мәселесi болып қалады, Қазақстан Республикасы мен Ресей Федерациясы арасындағы халықаралық-құқықты қатынастары мысалында қарастырылып отыр.

Идея о необходимости существования международного уголовного права, в целом, не нова [3]. В российской науке, в рамках которой на протяжении длительного исторического периода существовала и развивалась и казахстанская наука, концептуальные основы международного уголовного права были заложены профессором Ф.Ф. Мартенсом, отметившим, что международное уголовное право «заключает в себе совокупность юридических норм, определяющих условия международной судебной помощи государств друг другу при осуществлении ими своей карательной деятельности в области международного общения» [4]. В настоящее время проблемы международного уголовного права активно разрабатываются такими известными казахстанскими авторами, как М.А. Сарсембаев, Ж.О. Кулжабаева, Т.К. Ерджанов, С.Ж. Айдарбаев, М.Б. Кудайбергенов и другие. Исторический опыт ХХ века заставил по-новому подойти к проблеме теоретического понимания международного уголовного права. При этом спорной стала проблема о признании самого факта существования последнего. Так, например, по замечанию И.И. Карпеца, «дискуссионным является вопрос не только о понятии международного уголовного права, но и о том, необходима ли вообще такая отрасль права, имеет ли она право на существование» [5]. Наличие уголовно-правовых норм в международном праве не вызывает в настоящее время сколько-нибудь серьезных возражений. Об этом свидетельствует большое количество самых разных международно-правовых документов, принятых с середины прошлого века. Мы не ставим своей задачей проанализировать исторические предпосылки появления тех или иных международных актов. Тем не менее необходимо отметить, что их принятие, как правило, обуславливалось задачей межгосударственного сотрудничества в поддержании мирового порядка. В последний обычно включались и задачи борьбы с международной преступностью, а также предотвращения и наказания преступлений международного характера.

Такой подход в понимании необходимости международно-правовой регламентации борьбы с преступлениями на межгосударственном уровне сохраняют и новейшие документы международного права. Так, например, ст. 2 Декларации Организации Объединенных Наций о преступности и общественной безопасности 12 декабря 1996 года [6] прямо указывает на обязанность государств-членов способствовать «расширению сотрудничества и помощи в правоохранительной области на двусторонней, региональной, многосторонней и глобальной основе, в том числе заключению в соответствующих случаях соглашений о взаимной юридической помощи, в целях содействия выявлению, задержанию и преследованию лиц, которые совершают опасные транснациональные преступления или каким-либо иным образом несут за них ответственность, и в целях обеспечения эффективного международного сотрудничества правоохранительных и других компетентных органов».

В отечественной и мировой теории понимание международного уголовного права преимущественно развивалось в ключе его определения как отрасли международного публичного права. При этом на настоящий момент существует несколько основных доктрин, определяющих сущность данной юридической отрасли. Сторонники преобладающего направления российской и казахстанской теории международного права подчеркивали, что международное уголовное право – «находящаяся в стадии становления специфичная отрасль международного права» [7]. Таким образом, международному уголовному праву фактически отказывалось в "праве" на самостоятельное существование. Однако в последнее время интерес к проблеме существования международного уголовного права существенно возрос. Тем не менее в концептуальной своей основе подход к определению международного уголовного права как отрасли международного публичного права остался прежним. Всего тридцать лет назад в науке одной из господствующих была позиция, согласно которой международное уголовное право как отрасль международного права отсутствует [8]. Однако, в дальнейшем положение вещей серьезно изменилось. Так, например, И.И. Лукашук и

Существует иная концепция, согласно которой, международное уголовное право - это комплексная отрасль, включающая в себя материальные и процессуальные нормы, которые, в свою очередь, могут относиться как к международному публичному, так и к международному частному, а также к национальному уголовному праву (Ю.А. Решетов) [11]. Практически на этих же позициях стоит ряд других авторов - общим для них является то, что при определении международного уголовного права, сохраняются тенденции к определению его несамостоятельности как правовой отрасли, либо идет речь о комплексных предметах правового регулирования и источниковой базы. Так, о комплексном характере международного уголовного права говорили такие международники, как Д.Дж. Бешаров (D.J. Besharov), Я. Динштейн (Y. Dinstein), М.Ш. Бассиони (M.Ch. Bassiouni) [12]. В одном из новейших исследований международное уголовное право определялось как система международно-правовых принципов и норм, определяющих составы международных преступлений и преступлений международного характера, регулирующих деятельность органов международной юстиции, а также вопросы оказания межгосударственной помощи по уголовным делам [13]. Н.И. Костенко, говоря о международном уголовном праве как о «комплексной, самостоятельной отрасли международного публичного права», указывает, что оно представляет собой систему общепризнанных международно-правовых принципов и норм, регулирующих сотрудничество между субъектами международного права по предупреждению и привлечению виновных лиц за совершение международных преступлений и преступлений международного характера, а также «оказанию судебной помощи, проведению расследования, уголовного преследования и судебного разбирательства, применению и исполнению меры наказания, обжалованию и пересмотру судебных решений, оказанию правовой помощи по уголовным делам…» [14]. Нетрудно заметить, что в данных определениях также смешаны материально-правовые, процессуальные и судоустройственные начала.

В литературе высказана заслуживающая внимания позиция о том, что «только основываясь на концепции многоуровневой международной правосубъектности» можно создать единую концепцию международного уголовного права [15].

Итак, как мы видим, большинство авторов отмечают комплексный характер международного уголовного права - то есть тот факт, что оно объединяет в единую отрасль нормы материального и процессуального характера (а в некоторых случаях - и нормы, посвященные регламентации процедуры исполнения наказания), а также нормы, относящиеся к судоустройству. Многие международно-правовые акты уголовно-правового характера содержат как материально-правовые, так и уголовно-процессуальные нормы. Это замечание справедливо, например, к Уставам международных трибуналов (Нюрнбергского, Токийского, по бывшей Югославии, по Руанде). Более того, анализ показывает, что само по себе международное уголовное право изначально и главным образом было правом процессуальным [16].

Тем не менее на наш взгляд, уже сейчас можно говорить о все большей самостоятельности международного материального уголовного права. Так, например, своеобразная кодификация составов преступлений, подсудных Международному уголовному суду, поведена во второй части Римского Статута Международного уголовного суда («Юрисдикция, приемлемость и применимое право»). Более того, часть третья этого же документа посвящена регламентации общих принципов материального уголовного права. Что же касается вопросов процедуры и судоустройства, то она в названном Статуте регламентирована раздельно. Кроме того, и ранее принятые международные договоры, имеющие уголовно-правовой характер, довольно четко разграничивают вопросы материального права и процедуры. С другой стороны, это свидетельствует, конечно, о том, что данные документы являются источниками как уголовно-материальных, так и процессуальных норм одновременно. Но, как справедливо отмечает подавляющее большинство авторов, такая отрасль права как международное уголовное право находится в стадии становления [21]. И результатом такой эволюции видится окончательное оформление международного уголовного права в самостоятельную правовую отрасль [22]. Причем наряду с данной отраслью в качестве самостоятельной будет выступать международный уголовный процесс. Таким образом, на наш взгляд уже можно говорить о том, что международное уголовное право практически приобрело черты самостоятельной отрасли. И данный вывод основан на том факте, что международное уголовное право регулирует целый участок однородных правовых отношений и интересов, и что у международного уголовного права все в большей мере оформляется специфический режим юридического регулирования.

При этом, конечно, международное уголовное право по своему определению является составной частью системы международного права в целом. В этом суждении, на наш взгляд, нет кардинального противоречия: ведь система международного права в целом как раз представляет собой совокупность различных отраслей международного права.
_____________________________
1 Жуманиязов М.А. Принципы уголовной политики Республики Казахстан. //Вестник Университета им. Д.А. Кунаева. – Алматы, 2005, №2(15).

2 Абельдинов А. Проблемы соотношения международного и национального права.//Сборник докладов: Международная научно-правктическая конфе-ренция, посвященная 90-летию Д.А. Кунаева: «Актуальные проблемы и перспективы совершенствования принципов демократического развития государства и общества» 17 мая 2002 г.- Изд. Университет им. Д.А. Кунаева. - Алматы, 2002 г.

3 Коркунов Н.М. Опыт конструкции международного уголовного права // Журнал уголовного и гражданского права. - СПб., 1889. - № 1.

4 Мартенс Ф.Ф. Современное международное право цивилизованных народов. Т. II. - СПб., 1896. - С. 379.

5 Карпец И.И. преступления международного характера. - М., 1979. - С. 12.

6 Резолюция 51/60 Генеральной Ассамблеи ООН.

7 См.: Курс международного права (в семи томах). Т. 6. / Под ред. Н.А. Ушакова. - М., 1992. - С. 192-194.

8 Галенская Л.Н. О понятии международного уголовного права // Советский ежегодник международного права. 1969. - М., 1970. - С. 247.

9 Лукашук И.И., Наумов А.В. Международное уголовное право. - М., 1999. - С. 9.

10 Панов В.П. Международное уголовное право. - М., 1997. - С. 15.

11 Решетов Ю.А. Борьба с международными преступлениями против мира и безопасности. - М., 1983. - С. 63.

12 Besharov D.J. Evolution and Enforcement of International Criminal Law // International Criminal Law. - N.Y., 1986. - Vol. 1. - P. 59-60; Dinstein Y. International Criminal Law // Israel Law Review. - Jerusalem, 1985. - Vol. 20. № 2-3. - P. 206-208; Bassiouni M.Ch. Characteristics of International Criminal Law Conventions // International Criminal Law. - N.Y., 1986. - Vol. 1. - P. 1.

13 См.: Каюмова А.Р. Международное уголовное право (становление и современные тенденции развития). – Казань, 1996. – С. 7,14-15.

14 Костенко Н.И. Развитие концепции международного уголовного права в отечественной литературе // Государство и право. – 2001. - № 12. – С. 88.

15 Блищенко И.П., Солнцева М.М. Мировая политика и международное право. – М., 1991. – С. 92.

16 Грабарь В.Э. Материалы к истории международного права в России (1647-1917). - М., 1958. - С. 457.

17 Российская юстиция. - 1995. - № 12. - С. 51-54.

18 A/CONF. 183/9. Russian.

19 См.: Костенко Н.И. Судопроизводство Международного уголовного суда – основа международного уголовного процесса // Государство и право. – 2001. - № 2. – С. 64-70; Лобанов С.А. Международно-правовые аспекты уголовного судопроизводства по делам о военных преступлениях // Государство и право. - 1998. - № 5. - С. 76-84.

20 Усенко Е.Т. Соотношение и взаимодействие международного и национального права и Российская Конституция // Московский журнал международного права. - 1995. - № 2. - С. 25.

21 См., например: Курс международного права. Т. 6 / Под ред. Н.А. Ушакова. - М., 1992. - С. 12.

22 Отметим суждение В.Ф. Цепелева: «Тенденции развития международного уголовного права таковы, что в результате сближения, взаимопроникновения международной и внутригосударственной (национальной) систем права, международное уголовное право все более движется к оформлению в качестве самостоятельной синтезированной отрасли права, находящейся на стыке этих двух систем». См.: Цепелев В.Ф. Международное сотрудничество в борьбе с преступностью. – М., 2001. – С. 72.