Миллион для комфорта

Кариман шел впереди Матфея и Оскара, которых поддерживали в пути под локти ребята. Кариман то и дело оборачивался к старикам и подсказывая им, куда удобнее поставить ногу, где опереться на скалу, а где присесть и перевести дух.

Аливерди играючи нес свою медицинскую сумку и удерживал грузного Джона за протянутую назад руку, чтобы он не заскользил по усыпанной щебенкой крутой тропе вниз и не сбил находящихся впереди и не поволок с собой и Каролину, которую Джон крепко держал за руку. Будто боялся, что она куда-то вновь унесется от него, как во время взрыва шаровой молнии.

-Ты мне помощь делаешь? Или я тебе помощь делаю? –Спросила Каролина, поддерживая Джона, когда он споткнувшись о выступ скалы, не удержавшись, стал падать вперед.

-Фифти – фифти, синьорина Каролина. У нас теперь должно быть все пополам. Как было пополам не найденное золото наших дедушек. Неудача то же пополам. Тогда это будет половина неудачи. О, кей! Или, тебе не нравиться такое э.., отношение меж нами. – Остановившись, Джон уставился в затылок Каролины.

-Такое соотношение не только терпимо, но и справедливо. Мы же остаемся еще компаньонами, не так ли? Не успех, как и удача – все на двоих. Это будет правильно, Джон. Я так думаю.

-Я рад, очень рад, что ты, итальянская синьорина Каролина, сегодня стала такая согласная со мною, американским ковбоем – скотопасом. Но, скажи, синьорина, разве не можно нам быть чуть больше, чем просто компаньоны?

-Дружба, Джон, большая дружба и людей отдельных, и народов на земле, всем пойдет на большую пользу. Даже тебе, Джон, и всем американцам то же. Дружба лучше, чем война. О, кей?!

Прошло больше часа, когда за острой скалой, будто шпиль какого то собора, не показались раскинувшиеся под заходящим солнцем окропленные дождем альпийские луга, а еще ниже, сенокосы курушцев, еще не тронутые косой и потому напоминающие ярко красочный лезгинский ковер.

Аливерди заметил стреноженных лошадей на чабанской стоянке и подняв соломенную шляпу над головой громко закричал:

-Эй! Панах! Лошадей, сколько есть, седлай и веди сюда. Это я, Аливерди – доктор из Усухчая. Надо больных отвести. Скорее, Панах. Торопись! Иначе Аллах накажет за промедление, как за скрытое нежелание помочь людям в трудности.

Собаки на яйлаге подняли оглушительный лай и бросились было вверх по склону, но пронзительный свист и сердитый окрик чабана остановил их.

Чабан привел трех оседланных грузовыми седлами лошадей и посоветовал сесть по двое, мол, животные отдохнувшие, тем более и ехать то вниз. Но когда Кариман и Аливерди предпочли идти пешком, то к ним присоединился и Джон.

Заметив, как с трудом и опасливо взбираются с валуна на спины лошадей и неумело держаться в седле Каролина и Матфей, чабан посоветовал Аливерди и Кариману с другим дядей, то есть Джоном, вести лошадей в поводу, чтобы молодые сытые жеребцы не понесли стариков и женщину по крутым обрывистым склонам и, не дай бог, не сбросили на землю.

Кариман повел бодрого коня Матфея, Джон –молодую кобылу Каролины, Аливерди – неторопливую лошадь Оскара. На полпути всадники не раз предлагали идущим пешком поменяться с ними местами, но коноводы не согласились.

-Я согласен ехать с вами прекрасная синьорина вместе на одном лошади. Хочешь спереди, хочешь сзади, - с лукавой улыбкой на лице предложил Джон.

-А тебе не жалко такое прекрасное животное? Оно разве выдержит еще сто кило твоего упитанного американского веса?

-Хозяин же сам сказал - по два можно сидеть.

-У хозяина больше не было лошадей и он не хотел никого не обидеть. Я думаю, он из-за гостеприимства так сказал это. Но ты же тоже должен думать – это хорошо будет его лошади от двойной нагрузки или плохо будет. И поступать как добрый и честный человек. Горцы очень добрые и потому мужественные люди. Поэтому они так гостеприимны. Мы, цивилизованные люди думаем совсем иначе про них. Думаем, если добрые и простые люди, без хитростей и без обмана, значит они есть отсталые, примитивные люди. Почти дикари. Хотя на самом деле все наоборот.

-Еще в штатах я так и думал, что в горах живут почти дикие люди. Теперь, когда увидел, узнал горцев, больше так не думаю. Я думаю их равными себе. Даже в человеческих качествах у них это больше есть, чем у нас. Сперва кажется – они не очень много цивилизованные. А потом все больше думаешь, они как сверх человеки. Как показывают в кино. Я бы хотел жить здесь в горах, среди горцев. Я хорошо чувствую себя здесь, как человек. Даже думаю, а не продать ли мне мою ферму вместе с вонючими свиньями и купит вдвое больше дешевой земли на западе Массачусетс в Апалачских горах, на берегу реки Коннектикут. Посадит там сад, построит хороший дом. Обязательно в два этажа, как в Ахцахе. Что скажет на это идея синьорина Каролина?

-О, это интересно, Джон. Я завидую тебе. У тебя хорошая программа жизни. Я завидовала жене Данияла, которая живет в доме среди собственного сада, в окружении своих детей и прелестных внуков и внучек. В саду, где как в рае, все есть, все под рукой, ничего не надо покупать у этих жадных и хитрых торгашей. Разве это, Джон, не настоящая жизнь?

-Очень правильно. И я так думаю и так хочу делать. У меня на новой ферме будет большая солнечная теплица. Четыре слоя пленки «сангейм» с воздухом между ними выдерживают свыше двадцать градусов мороза. У нас всегда будет самая дешевая продукция.

-У нас? Это как, Джон?

Джон сразу остановился. Кобыла, идущая следом в поводу, уперлась мягкими влажными губами в красную шею Джона.

Каролина засмеялась. Джону, показалась, что она шутит над его словами. -

-Потом скажу. –Буркнул смущенно Джон. –Я говорю серьезно. Это очень важно для правильной человеческой качественной жизни. Много бед и болезней у человека во всем мире от плохой, не свежей консервированной еды. От много работы на фабрика и в офис. Без настоящий свежий воздух. Разве я не правильно говорю, Каролина?

-Очень правильно, Джон. Даже в античные времена народы считали только такую жизнь на своей усадьбе самой полезной для здоровья тела и для здоровья души. Иногда летом в Риме так трудно бывает дышать, что люди перестают выходить из дома на улицу. А как будет жить люди в городе через пятьдесят или сто лет? Эти горцы и не понимают, что у них самые полезные для здоровья условия жизни. Бодрящий здоровый воздух, родниковая вода, самая свежая экологически чистая еда. Выращенная твоими руками, не привезенная неизвестно откуда и от кого. Что еще надо?

-У нас в Аппалачах, на берегу Конникута будет не хуже, чем здесь. У нас все удобства цивилизации тоже будет. И плавательный бассейн, и тренажерный зал, и интернет, и большая библиотека.

Каролину снова удивило эти уже уверенно произносимое «у нас», но не стала вновь переспрашивать и смущать Джона. Она знала, что Джон сам разъяснить при удобном случае и расположении духа, что он имел в виду, говоря «у нас».

Она догадывалась, что скрывается за эти невольным «у нас» в словах упрямого простодушного американца, но стеснялась в этом признаться самой себе.

Мало ли в ее жизни было моментов, когда желаемое она в мыслях выдавала за действительное и потом горько разочаровывалась в своих наивных ожиданиях. Да и торопить события не стоит. Как учила бабушка, делай вид, что ты не очень то и жаждешь заиметь то, чего так хочется заполучит. Чтобы ненароком не спугнуть везение, не сглазить ее собственной торопливостью и нетерпением.
ПЕРВЫЙ ПОСЛЕ БОГА

Гостеприимство – это уважение,

которое человек оказываешь самому себе.

Горская поговорка

До Куруша, расположенного среди самых высоких вершин Восточного Кавказа, между Базар - дюзи или Кичен с юга и Шалбуз-дагом или Уранлером с севера, Ярудагом или Яран дагом и Шах-дагом или Шарв-сувом с востока и Мулка -Мудом с запада, оставалась меньше километра, как поднявшиеся из долины Усухчая клубы туч и облаков окутали путников мокрой, проносящейся через них, серой пеленой так, что идущие по тропе перестали различать даже силуэт всадника впереди себя.

И люди, и лошади сразу замедлили шаг, боясь отступиться на уже не столь крутой, но сразу ставшей скользкой от влаги, глинистой тропе. В тумане все звуки стали глуше. Мокрый туман с ветром проникал под одежду и все, кому до этого было жарко в пути, запахнули на все цепочки и пуговицы куртки и пиджаки, напялили поглубже на головы кепки и шапочки.

Еще до того, как туман закрыл тропу, ведущую в Куруш с Уранлера, ветеран войны, Алахдин Муалимов увидел с балкона, где не спеша попивал чай и просматривал газеты, троих всадников и пеших.

Он знал, что все паломники, в том числе и гости, кто утром пошли на Уранлер, все до одного сегодня вернулись. А эти, откуда взялись и кто они такие?

Вернее, первым людей на тропе заметил его глазастый внук, Калхас. И тут же предложил деду принести бинокль, в который не столь уж часто, как хотелось, ему разрешали смотреть. Но Алахдину и самому стало интересно узнать людей, которые шли к ним в село и он разрешил внуку осторожно снять со стены и спокойным шагом, не бегом, принести ему бинокль.

И настроив окуляры, Алахдин узнал сразу врача Аливерди. Идущий впереди всадников мужчина показался ему то же знакомым, но вскоре он, а за ним по одному и все остальных поглотил густой туман.

Не передавая бинокль внуку, он велел ему сбегать в школу и сказать своему отцу Валеху, чтобы встретил гостей и привел их домой, если у них нет других кунаков в селе.

-А когда я бинокль посмотрю? –Спросил обиженный внук.

-Как только выполнишь мое поручение и бегом вернешься домой. –Ответил дед, успокаивающе поглаживая вихрастую голову внука.

Алахдин попросил невестку Зулужа поставить самовар и затопить ямную печь в полу старой дедовской гостиной комнаты на первом этаже дома с земляным ролом. «Раз с врачом, то с людьми что-то случилось, надо их отогреть как следует. Первое лекарство. Тем более и в тумане они, одетые по городскому, промокнут насквозь. Ни у кого нет япунжи (бурки). Да и мне самому не мешает как следует прогреть ноги. А то от частых дождей и туманов боли в суставах не дают спокойно и шагу ступить».

Алахдин Муалимов долгие советские годы был председателем колхоза, а потом председателем сельсоветом, и уже ближе к пенсии, учителем в школе. И не раз наказывался по партийной линии. То за то, что недовыполнил на несколько процент план. То за то, что этот план перевыполнил вдвойне, даже масло сдал за счет совхоза, созданного переселенными на плоскость в строгие советские времена курушцами. С руководителей и коммунистов села в тогда спрашивали за все. И за то, что дети плохо учатся в школе. И за драки и шалости молодых на свадьбах. И за мовлюды -коллективные моления стариков и старушек. И потому привычка ответственности за село и всех людей, прибывающих в нем, ответственность за всякие происшествия на всей территории колхоза, с тех самых времен не покидало Алахдина уже никогда. Поэтому в районе уважительно говорили: «В мире правит Аллах один – а в Куруше – Алахдин». Тем не менее он не раз наказывался за долгие годы руководящей работы. Даже за то, что снова создал колхоз из тех курушцев, которые насильно были переселены в хасавюртовские степи и убежали оттуда от непривычных для горца летней жары и зимней сырости.

Когда Валех привел всех шестерых путников домой, Аладин тут только узнал Каримана. Не только поздоровался с ним на обе руки, но и узнав его в лицо, обнялся с ним, касаясь плечом плеча, как и принято в горах между старыми кунаками.

-Видишь, как в жизни получается, дорогой Кариман? Сколько приглашал тебя в гости, ты не приезжал. А теперь сам всевышний привел тебя с самого Уранлера прямо ко мне домой. Я как коммунист, не признавал всякие суеверия, но всегда чувствовал, есть, еще как есть в мире какая то неведомая сила, которая в конце концов исполняет справедливые желания честных людей. –С радушной улыбкой на лице говорил Алахдин.

Лошадей отправили с набежавшими мальчишками обратно на яйлаг. Они родные горы знали, как вырезанные ножом узоры на своих старых партах в классе, а туман лишь прибавлял задора в этом деле. Вскочив по двое и даже втроем на лошадей они с гиканьем и свистом понеслись вверх по уличкам, разбрасывая из под копыт ошметья глины и навоза, распугивая еще роющихся в них кур и оперившихся за лето шустрых разноцветных цыплят.

Аливерди с разрешения Алахдина ушел к своему кунаку – фельдшеру села. Чтобы заодно проведать, как себя чувствуют их общие больные.

Кариман, встретив Валеха, сразу спросил про гостей из Германии, про Джохан. Валех ответил, что их ждал нанятый «УАЗ», водитель боялся дождя от надвигающихся из долины туч, селей и оползня и, поэтому уговорил их сразу уехать. Они даже чай не попили, так заторопились после слов водителя. А в Усухчае их ждал «жигули» ахцахца Рамиза, бывшего водителя райкома партии, который ныне работает таксистом в Махачкале.

Кариман с сожалением махнул рукой и промолвил глуховатым голосом «Ладно!». Он где то в глубине души был уверен, что он со своей дочерью и внучкой еще встретятся. Обязательно. Ведь есть же, как только что сказал Аладин муалим высшая справедливость на земле. Которая незримо правит судьбами людей на земле и небесах.

Эта ямная печь сверху была закрыта круглой железной крышкой с ручкой, чтобы жар углей не поджег установленный над ним деревянный столик на низких ножках и прикрывающий его толстый, в палец толщиной войлок, который прикрывал не только «подпольную» печь, как выразился Кариман, но и пол вокруг очага почти на шаг.

Три стены комнаты с невысоким закопченным потолком с прикрытым стеклом отверстием – дымоходом, были от пола увешаны цветастыми коврами и сумахами. У четвертой стены, из которой выпирали крашенные известкой камни, на втором низком столике, покрытой по случаю приезда гостей новой, пахнущей клеем цветастой клеенкой, лежали два лакированных подноса с установленными на них стаканами и большой сахарницей, доверху наполненный колотым сахаром, шоколадными конфетами и лимонной карамелью.

Так как снаружи во дворе все было окутано влажным и холодным туманом, поэтому, Алахдин велел занести таз, кумган с теплой водой, два полотенца –для рук и для ног, прямо в эту, уже согревшуюся комнату, чтобы гости с дороги умылись в тепле.

Валех принес полный мешок цветастых, белых, коричневых и черных джурабов, которые вязала его жена и дочь из шерсти собственных овец на продажу и улыбаясь предложил каждому выбрать себе в подарок обновку по размеру и вкусу.

Пока мужчины выбирали себе по вкусу теплые шерстяные носки, Каролину увела за руку в женскую комнату жена Валеха Зулужа. На недоуменный взгляд Джона, Валех ответил, что « там тоже тепло, там тоже все есть, женщине там, без мужчин, будет удобнее себя привести в порядок».

Валех пододвинул к тазу низенькую самодельную табуретку, прикрытую круглой матерчатой подушкой и взял в руку кумган полный воды. Первым сел на табурет Матфей Никонович. Он с помощью Оскара стянул с ног липкие от пота носки и начал мыть по мусульманскому обычаю, чему обучили еще в Ахцахе, сперва ноги, а затем руки и лицо с душистым, только распечатанным ароматно пахучим мылом Матфей Никонович. А лишь затем, уже чистыми руками, обмыл тщательно лицо.

Потом по старшинству возраста приступил к умыванию Оскар, которому помог снять носки Кариман..

Алахдин пододвинул к столику над камином толстую широкую подушку и попросил Матфея сесть на нее и сунуть босые ступни ног под войлок и пододвинуть их к краю камина, чтобы почувствовали жар углей из камина.

Другую подушку, также плотно набитую шерстью, но круглую, словно обрубок толстого бревна, Алахдин подсунул за спину Матфея, посоветовав ему устроиться как можно поудобнее и свободнее, чтобы все тело расслабилось и получало удовольствие от тепла и отдыха.

-Эта такая наша курушская сауна. До переселения курушцы вели кочевой образ жизни. Поэтому при зимних холодных ветрах такая печь, вырытая за час в земле, не давала замерзнуть. Топилась чем попало, даже в основном овечьим кизяком. Спасает не только в сильные, тридцатиградусные морозы, как никак два с половиной километра выше уровня моря, но здорово помогает при простудах и воспалениях. Через полчаса всю усталость покинет вас. Особенно после чая с горными душистыми травами и медом альпийских лугов. Хоть кратковременным, но освежающе сладким сном. Поэтому сну не сопротивляйтесь из-за стеснения. Когда вы выспитесь тогда и мясо развариться как следует и обед поспеет. –Улыбнулся Алахдин, намекая гостям, что для отдыха в их распоряжении почти час..

И действительно, гости и не заметили, как задремали после чая, под концерт звезд мировой эстрады по телевизору, который принес Валех и установил на стул, у противоположной стены.

Аладин, пока гости дремали, устроившись вокруг стола, тоже сунул ноги под войлок и теперь его выпуклые загорелые щеки заметно заалели от притока крови, впрочем как и у всех остальных мужчин.

Через час дверь в комнату осторожно приоткрылась и в нее заглянуло худощавое загорелое лицо Валеха. Он вопросительно посмотрел на отца, ожидая распоряжений.

-Валех хочет узнать, когда подавать суп и котлеты из турятины. Может сперва умоемся после сна, немного разомнем ноги, проверим, как они двигаются после прогревания над камином курушских кочевников.

Незаметно для себя задремавшие гости стали открывать глаза, сладко позевывая и потягиваясь, вытягивать покрасневшие, словно после парной, ноги из под горячего войлока и натягивать новые шерстяные носки –джурабы.

-А как там чувствует синьорина Каролина, мой компаньон? –Поинтересовался Джон у Валеха, который покорно стоял возле двери, ожидая распоряжений отца.

-Хорошо. –Кивнул головой Валех и стараясь скрыть улыбку на лице, добавил:

-Каролина –вах тоже спрашивала про мистера Джона.

-Да?! О, кей! –Обрадовался Джон.

-Откуда турятина? Ведь охота на них запрещена. –Посмотрел Кариман наигранно строго на Валеха.

-Вчера мой глазастый внук на северном скалистом склоне Базар-дюзи заметил дерущихся туров – козлов. –Вместо Валеха стал объяснять Алахдин. - Увидел в бинокль, как один с разбегу ударил другого и сбросил с высокой скалы и сам тоже не удержавшись свалился следом. Я послал Валеха с лошадью в ущелье, куда могли упасть животные, чтобы снял и привез шкуры и рога с черепами наверняка погибших животных. Чтобы можно было подарить гостям, кто захочет заиметь их у себя дома.

Придя на место охотник обнаружил, что у туров переломаны ноги и ободраны о скалы бока, а сами они живы, даже пытались убегать. Ну и он зарезал их, все равно стали бы добычей волков.

А когда стемнело, чтобы никто не видел, привез домой. А то у нас тут в селе имеются и тайные разведчики бывшего кегебе, и милиции, и администрации района. Многие работают на погранзаставе и о всяких событиях в селе и сомнительных приезжих обязаны информировать по долгу своей службы. Как поется в старой советской песне, «родина знает, родина слышит».

-Выходить и о нашем приезде будет доложено куда следует.

-Обязательно. За это эти сексоты – стукачи иногда получают премии, но чаще через начальников этих служб улаживают свои всякие делишки. Такая у них выгода от своей тайной деятельности.

-Выходит о нашем появлении в Куруше уже доложено тайно куда следует? –Поинтересовался Оскар.

-Таков порядок еще со времен царской администрации. Старики рассказывали, что «свои люди» в Куруше были и у персов, и у арабов, и даже у турок.

Кариман знал, Алахдин немало натерпелся в период работы председателем колхоза от этих информаторов, «борцов за правду и законность», как они называли сами себя. Особенно, когда по настойчивым просьбам матери и жены, он сделал обрезание по обычаю сыну. Куда только не писали «борцы за моральный кодекс строителя коммунизма».

Не быть ему председателем колхоза, если исключили бы из партии. Спасение пришло неожиданно от фотографии, которую сделал пришедший пешком в январе в заснеженный Куруш фотокорреспондент районной газеты. Который застрял в селе из-за больших снегопадов на неделю и фотографировал всю семью Аладина и его брата, в том числе и малыша на развернутых пеленках.

Вот ту фотографию, где у малыша хорош виден острый еще необрезанный пуц (пиписка), пришлось отсылать и в обком партии, и в партийную комиссию при ЦК КПСС в Москву, чтобы убедить строгих контролеров партийных норм жизни, что все на месте и ничего не укорочено.

Тайные информаторы были в недоумении, почему начальники в верхах не реагируют на их сигналы, почему строго и принципиально не наказывают по партийной линии и не снимают с работы председателя колхоза? Чтобы избрать, конечно, на это должность кого-нибудь их своих близких. Уже тогда, в советское время, в высокогорном Куруше были приняты неписаные демократические нормы: больше трех лет никого не держать в кресле председателя колхоза, будь он хоть с золотым лимбом за головой и прения на колхозных собраниях не прекращать до тех пор, пока остается хоть один желающий выступить. Поэтому здесь собрания иногда продолжались далеко заполночь.

Во дворе, куда гости вышли, надев просторные резиновые галоши, все было окутано густым серым туманом. Электрическая лампочка на высоком столбе светила сквозь туман, словно далекая луна. После теплой комнаты промозглый туман заставлял невольно ежиться и запахивать поплотнее куртки.

Ни село, ни горы, ни небо не были видны. Притихли люди, затихли скот и собаки, будто боялись гнева темных сил, которые неспроста ниспослали на село такой густой тревожный туман.

Лишь откуда то с верхней части села слышался быстрая дробь барабана, пронзительная трель зурны вперемежку с синтезатором и саксофоном.

-Свадьба в тумане? –Спросил Кариман.

-Почти все курушские юноши и девушки учатся в вузах. Славу богу не бедно живет народ наш, когда потребуется могут выложить вкупе с родичами необходимую сумму ради образования сына или дочери. Теперь понаехали на каникулы со всех городов страны. Душу отводят на танцах в родном селе перед возвращением вновь к учебе в городах.

-И девушки приходят на танцы? –Спросил Оскар.

-Какие танцы и сувар (праздник) без девушек. Как весна без цветов. Они же тоже учатся в городах и ни в чем не отступают от мальчишек. Да и выходят в туман парами, о чем шепчутся за клубом о своем, сговариваются о свадьбе.

-Целование делают? –Спросил Джон.

-До свадьбы - нет! Наши девушки очень строгие. Могут и побить, камнем по голове стукнуть своего обидчика. –Ответил Алахдин.

-О! Такой боевой, такой амазонский характер, это то, что очень необходимо любой девушке. –Сказал Джон. –Женщина без кулаков быстро станет служанкой самых низменных желаний мужчин.

-У нас в Куруше с детства учат детей никому не прощать обид. –Пояснил Алахдин. - Обязательно камнем запустить, укусить или даже ущипнуть обидчика. А не бежать домой со слезами под юбку матери. Не только мальчики, но и девушки должны уметь постоять за себя. А как же иначе?

-Ленинградский поэт Николай Тихонов, -вспомнил Оскар, - побывав в тридцатые годы в Куруше писал так о его женщинах:

Гость иной, поднявши брови,

Их усмешкой поражен,

Скажет нету жен суровей

Богатырских этих жен.

И они ж -подстать лавинам,

В пропасть рвущимся коням,

И страстям – неполовинным,

Нам не снившимся страстям!

ВЫСОКОГОРНЫЙ ПРИЕМ

Когда справедливость исчезает,

то не остается ничего,

что могло бы придать ценность

жизни людей.

И. Кант.
Пока гости прогуливались во дворе невеста и ее дочь принесли большой глиняный чапак -большой глиняный горшок с разварившимся мясом и опустил его на угли в камине. Рядом на угли положила большую чугунную сковороду под плотной крышкой с котлетами из турятины, которые должны были еще поджариться, пока гости скушают на первое разварное мясо с бульоном.