Моим друзьям Марте и Херуке Часть первая

13, Fe´vrier

Лилиан!

Пишу тебе в состоянии грогги, мы нашли эту чер тову кладовку!

На это ушло жуть сколько времени, первый раз в жизни я натер кровавые мозоли на ладонях, сегодня весь день поливаю их из какогото флакона, подаренного Йонатаном, он оказался не таким уж паршивым докто ром, надо сказать.

Мы работали вчетвером шесть проклятых дней. Дамы были на подхвате, правда, вчера нетерпеливая Фиона надела холщовые перчатки до локтя и таскала камни и грязь наравне с мужчинами.

От жены профессора толку было мало — это худосоч ное существо с адвокатским острым подбородком спо собно только зажимать сигарету между средним паль цем и указательным. Осталось совсем чутьчуть, и мы войдем: Фиона получит свои финтифлюшки, Оскар свой брикабрак, а я получу билет до Парижа.

Прощай, унылый мальтийский пустырь.

Уверен, что моя паранойя — так выразился высо комерная скотина Йонатан — тут же исчезнет, стоит мне выйти на набережную Гаронны и отхлебнуть Ша то Бассака урожая 2003 года.

Он утверждает, что мои страхи — порождение де монов ревности, тоже мне Карл Густав Юнг в платоч ке с лилиями, безработный австрийский фармацевт…

При чем тут ревность, мне просто иногда кажется, что за мной ктото идет, но ведь не Корвин твой сухо парый мне мерещится! Я даже сам не знаю, кто мне мерещится!

Я ни разу не смог обернуться. У меня мороз по коже до самых щиколоток. И еще при этом такое странное чувство — будто холодным ветром дует на темечко.

Будто сквозняком.

Помнишь, где у меня крошечная лысинка? Ты на зывала ее тонзурой ленивого патера. Вот на нее и дует.

Лилиан, мы скоро увидимся, я весь дрожу от нетер пения. Заказывай столик в Регенте на воскресенье. Вив ла Франс!

Твой Эжен

МОРАС

чесночок и магда повадились любить вдвоем моло дого араба

я его видел пару раз, он улыбается со знанием само го дела, как суфий, продувшийся в деревенском казино

живет в отеле с жестяным ярмарочным именем — золотой тюльпан россини — и платит девочкам вперед за всю ночь, хотя отпускает их через пару часов

чудной такой парень, весь в золотистой щетине

чесночок говорит, у него мягкий смуглый ежиный живот и хищная черная спина со шрамами, она каждый раз удивляется

наверное, на боку у него шов, и если подцепить ног тем, то можно разнять его на две половинки

а гдето, наверное, ходят холеная бескостная спин ка и впалый живот воина, сослепу слепленные

магду он пристегивает к кровати солдатским рем нем, а чесночка заставляет смотреть или посылает за дешевым перно и голуазом, вот ведь галльские замаш ки, наверняка — марокканец

девочки посмеиваются — он, дескать, не прочь со мной познакомиться

отчего бы тебе не попробовать, мо? говорят они

февраль, 19

мальтийская зима ненадежна как клошарское оде яло

нос у меня заложен и каждые полчаса хочется горя чего вина с перцем и апельсиновой коркой на дне кружки

alas! барселонские прихоти здесь неисполнимы

зато воду можно пить из фонтанчика перед кафе

вода сладковатая и от нее замечательно ломит зубы

сегодня за завтраком видел ту самую компанию с рыжей белорукой девицей только их стало пятеро слышал как девицу окликнули — фиона! какое свистя щее шелковое имя хотел бы я побыть фионой и кутать ся вот так в зеленую пашмину и вот так скрести про зрачным ногтем прозрачный висок

с ними раньше была маленькая немка с острыми ключицами разве нет? а может быть я путаю

фиона наскучив компанией грызет нестерпимо хру сткое яблоко и нарочито смотрит в сторону иногда да же в мою а я отвожу глаза чем не рожер варнье

когда она хмурится видно что ей больше чем я ду мал — марсианские канальцы у рта присыпаны биск витной пудрой

без даты

scarabée

вспомнил сегодня, когда и где я в первый раз испу гался, что сойду с ума

это было в вильнюсе, в апреле, во дворе больницы на улице б.

светловолосая девочка сидела на скамейке, спиной ко мне, подняв лицо к полуденному солнцу

у нее были косички с атласными зелеными лентами и клетчатое платье, такая ткань называется тартан, в дет стве я думал, что это от слова торт, потому что дочки папиных друзей приходили в таких платьях на мои дни рождения и пр., еще там было слово пляссе, но дочки си дели чинно и никогда не танцевали

я долго смотрел на нее и думал, что у такой девочки должны быть удлиненные мочки ушей и прозрачные розовые ноздри, мне ужасно захотелось увидеть ее но здри! я обошел скамейку и сел напротив, точнее, лег на траву, как проворный белый единорог при виде девст венницы, положить бы ей голову на колени и заснуть, подумал я, и тут она опустила лицо, не открывая за жмуренных глаз, солнечное пятно лежало на ее перено сице, а на щеке сидел жук, жадеитовый тяжелый жук, и шевелил головой

потом он пополз по ее лицу, будто хепри по голому бедру своей матери, и мне показалось, что он двигает пе ред собой солнечный блик, но нет, это было облако над нами, поглотившее свет, девочка не знала об этом, как не знала и о жуке хепри, она просто сидела там, закрыв гла за, и ничего не знала, это была сумасшедшая девочка, совсем сумасшедшая девочка, совсем

февраль, 22

если закрыть глаза и долго всматриваться, то там появятся винные медленные пятна, бледные вялые ни точки и еще какието стремительные крошки наподо бие хлебных мотыльков, у вас, я полагаю, тоже появля ется чтото в этом роде, но они только ваши, и больше ничьи, ими нельзя поделиться, даже описать толком не получается

так вот, доктор, мое время состоит из таких приру ченных мною существ, понятных мне одному, но ведь это не отнимает у них телесности и не умаляет любви

или умаляет?

To: Liliane Edna Levah,
5, cours de la Somme, 33800 Bordeaux
From: Eugene Levah, Golden Tulip Rossini,
Dragonara Road, St Julians STJ 06, Malta

15, Février

Mon Dieu! Лилиан, все пошло к чертям собачьим.

Утром мы вскрыли мерзкий средневековый чулан, там оказалось до черта мерзкого средневекового барахла.

Но главное не это — как только мы вошли, сработал какойто дьявольский механизм и профессорскую На дью убило стрелой из самострела. Она полезла в нишу, где стояла глиняная посудина с росписью, чтото щелк нуло, и — merde! — девчонка оказалась на полу, а в горле у нее торчала короткая стрела с железным оперением.

Будто стебель с заостренными листочками. Вошла прямо под подбородок.

У меня нет слов, чтобы описать тебе дальнейшее.

Бедная Надья лежала на полу, под нее уже подтекала кровь, я даже удивился — совсем немного крови, а мы минуты две не могли произнести ни слова. Потом Ос кар держал ее запрокинутую голову, Йонатан говорил: не трогайте стрелу! надо в госпиталь! — он светил фона риком Надье в зрачки и ругался понемецки, Фиона по лезла наверх, потому что ее мобильный телефон не рабо тал в чертовом погребе, а мы с Густавом просто сели на пол и тупо смотрели друг на друга. На Надью мы смот реть не могли.

Если мне суждено умереть не от старости, я готов на любой способ, только не этот.

Умереть в чужой могиле — хотя умники Форж и Расселл говорят, что это не могила, но по мне так са мая настоящая, — на каменном полу, с какойто че тырехгранной железной дрянью, застрявшей у тебя в горле…

Потом, когда за Надьей приехали из госпиталя, вра чи вызвали полицию, про которую никто из наших по чемуто не подумал, и нас стали выставлять из каме ры — так называет Фиона это проклятое место, — я подошел к нише, где стоял арбалет.

Простое устройство, поверишь ли. Деревянное ло же с желобком и толстая тетива из воловьих жил, а может, и не воловьих вовсе.

Чаша, к которой потянулась Надья, охранялась ши рокой ступенькой в полу, заденешь, и — фюить! Кстати, чаша к тому времени, как я подошел, исчезла, будто ее и не было.

Я повернулся, чтобы спросить, кто прибрал сомни тельное сокровище, но в камере, кроме Оскара, нико го не было, все вышли на воздух.

Профессор тоже смотрел на арбалет, стоя у меня за спиной.

— Девятьсот лет назад, — сказал он странно свистя щим голосом, — эта штука была предана проклятию на Втором Латеранском соборе. Папа Римский объявил ее богопротивным оружием и велел христианским воинам вооружиться чемнибудь попроще. Представьте себе, после этого арбалетами стали пользоваться даже те, у кого их сроду не было. Орех с инкрустацией, голова орла… Немецкая, честная работа, — добавил он, проведя рукой по желобку, и вышел вон.

Можно подумать, я знаю, что такое Латеранский собор.

И еще — скажи мне, Лилиан, дорогая, как человек, чья жена только что лежала здесь с торчащей из гор ла граненой железякой, может рассуждать о вооруже нии христианских войск и о какойто чертовой инкру стации, как чертов лысый антиквар на Сотбис?

Merde, merde.

Допишу завтра, я зашел в отель только переодеться.

Придется ехать в полицию, письмо брошу по дороге.

Не знаю, удастся ли сегодня пообедать. Я уже привык ходить здесь в одно кафе, они умеют варить кофе с кар дамоном и черным перцем.

Не волнуйся за меня,

ДНЕВНИК ПЕТРЫ ГРОФФ

18 февраля

Самое тяжкое в моей работе — подавлять свои эмо ции. Расследование требует, чтобы твое сердце было отдано жертве, и только ей, либо наказанию за пре ступление. А я все принимаю близко к сердцу, как по следняя дура.

Дело, которое мне поручили, полно загадок, и, вме сто того чтобы заниматься скупыми фактами, я целы ми днями думаю о людях, которых встретила в тот день в Гипогеуме.

Они не похожи на людей, которых я встречала раньше.

Жену профессора Форжа я увидела уже мертвой, и она самая красивая из них, точнее, была самая краси вая, а Фиону Расселл я разглядеть не успела — она была в шоке, сидела на земле с распухшим лицом и тряслась, ею занимались сразу два приехавших вслед за нами доктора.

Зато когда она пришла давать свидетельские показа ния, это был совсем другой человек: спокойная, затейли во причесанная дама в зеленой кашемировой шали… о, как бы я хотела такую шаль! Остальные участники этой затеи выглядят не так уж привлекательно, разве что сту дент с непроизносимой фамилией Земерож — у него невероятно длинные загнутые ресницы. Когда он отки дывает голову и смотрит сквозь них — вот это красиво, да… а так — ничего особенного.

Француз слишком толстый, к тому же ужасный скан далист, профессор вроде худой, но какойто дряблый — у него пустые складки под подбородком, Вероника та кие называет собачья старость. Доктор — тот вообще гей, как мне показалось, натуралы вроде не носят цвета стых платков на шее, к тому же он похож на красногу бый кактус, у Джеймисона такой в кабинете, в испан ском керамическом горшке.

Вероника говорит, что я оцениваю мужчин, повину ясь первому впечатлению, и что это неправильно. Но ведь они меня тоже так оценивают.

Этот расхристанный Лева оглядывал меня с ног до головы своими медвежьими глазками и противно усме хался, а студент вообще смотрел с какимто странным сочувствием — можно подумать, это у меня неприятно сти и подписка о невыезде из страны.

Когда инспектор Джеймисон вызвал меня и сказал, что я буду заниматься этим делом, я оторопела: на ме сто происшествия я выезжала с Элом Аккройдом и была уверена, что дело подобной сложности поручат ему. Моя работа в мальтийской полиции только начи нается, к тому же я единственная женщина в нашем от деле, в таком статусе на серьезные поручения надеять ся не приходится.

Потом, спустя два дня после происшествия, многое разъяснилось: никто в отделе простонапросто не жела ет этим заниматься. Несчастный случай — много писа нины, груда противоречивых мнений экспертов, возня с бестолковыми свидетелями, а толку — чуть. Раскры ватьто нечего. Убийца не предвидится. Но я не жалу юсь. Это мое первое дело, к тому же серийный маньяк или ревнивый муж понравился бы мне гораздо меньше.

Не хочу здесь писать о том, что я увидела в Хал Саф лиени, но — для памяти — приложу копию собственно го отчета, который инспектор Джеймисон назвал розовой археологической лирикой. А на мой взгляд — хороший отчет. Нормальный.

Там, между прочим, написано, что Эжен Лева слы шал некий свист.

Занятно, что никто, кроме господина Лева, свиста не слышал.

На мой вопрос: кто и зачем, по его мнению, мог сви стеть в Гипогеуме, он ответил: еще неизвестно, какие твари бродят в этой адовой темноте.

22 февраля

Сегодня вызывала француза и доктора, у них рас хождения в показаниях, и мне хотелось коечто уточ нить. Месье Лева закатил истерику у меня в кабине те, заявив, что ему необходимо покинуть Мальту и он не намерен торчать тут до второго пришествия.

У него, как он утверждает, частная галерея в Бордо, где буквально на днях должна состояться презентация новой коллеции какихто невероятных фотографий.

Хозяин шикарной галереи в должности надсмотр щика в археологической экспедиции? Это подозри тельно. Это очень подозрительно.

Послала запрос в Бордо по поводу личности месье Лева.

Купила папки для бумаг — прозрачные, лазоревого цвета, и прозрачный лазоревый стакан для каранда шей. Теперь у меня на столе полный порядок. Оформ ляю полицейский участок за свой счет.

Получила первую справку! От комитета по охране памятников. Разрешения на раскопки в это время и в этом месте доктор Расселл не получала и получить не могла. Такие вещи согласовываются заранее с привлече нием спонсирующего работы университета и наших чи новников. А с ними, как известно, не забалуешь.

Комитет предлагает передать дело в суд отдельным производством, но я подожду, пока прояснятся детали. Всетаки у меня на руках смертельный случай, а все остальное — бюрократическая ерунда. Погибла молодая женщина — красивая, незамужняя, как и я, юрист, как и я. Наверняка — умница и прелесть.

Аккройд говорит, что у нее отец умирает в Лондо не, он связывался с британскими родственниками, де ло швах — придется им хоронить двоих за одну зиму, врагу не пожелаешь.

Джеймисон говорит, что несчастный случай дол жен быть оформлен за четыре рабочих дня, включая справку о передаче тела в морг.

Вероника говорит, что это похоже на роман про убийство в пустыне, она не помнит чей. Там такая исто рия: невинную женщину, гуляющую в песках, убили стрелой, прилетевшей неизвестно откуда, а потом выяс нилось, что все подстроили муж с любовником, внезап но влюбившиеся друг в друга. Не нахожу никакого сход ства, но Веронике виднее.

С этой их экспедицией вообще много несуразностей.

Прежнее разрешение на раскопки у них действи тельно до начала февраля, причем раньше они копали совсем в другом углу Гипогеума, а до этого — в пещерах АрДалам. Хотела бы я знать, что там можно выкопать, кроме скелетов карликовых слонов?

Мисс Расселл свернула лагерь, потом снова разверну ла, мистер Форж вообще не имеет к экспедиции никакого отношения — по его словам. По словам же мисс Рас селл — имеет, да еще какое, остальные трое вообще горо дят какуюто чушь… Который день брожу в потемках.

Я привыкла доверять своей интуиции, она у меня как слишком чувствительная модель автомобильной сигнализации: чуть заденешь — и кричит на всю улицу.

Вот и сейчас кричит. Только не могу разобрать, что именно.

И еще — Вероника увидела у меня Эту Штуку и на стаивает, чтобы я ее вернула.

С какой стати? Это самая красивая вещь в моей кол лекции. Я уже изменила с ней индийскому ножному браслету с колокольчиками и черному литому пупсу с белыми хитрыми глазами, а это были любимые Шту ки в шкатулке Петры Грофф. И потом — кому ее возвра щать? Она никому не нужна. Засунут ее в пластиковый мешок с биркой. Надпишут номер и забудут навсегда.

К тому же я подняла ее на полу в проходе, а не на месте происшествия. Так что — отзынь, Вероника! — приобщать ее к уликам вовсе не обязательно.

Februar, 18

Чанчал, ты молчишь, а вокруг меня сгущаются зим ние тучи. Я все чаще думаю о том, что напрасно оставил тебя одного. Ужасные предчувствия терзают меня днем и ночью. Я вижу отвратительные сны — в одном из них я застал тебя с другим мужчиной в номере мальтийско го отеля, который занимает доктор Расселл!

Причем ты был наполовину женщиной — я отчет ливо видел бледное женское тело, просвечивающее сквозь твою горячую смуглоту, я даже разглядел — о нет! — округлую грудь, пробивающуюся сквозь твою… Можешь представить себе этакий ужас и по мрачение?

Объяснить эти кошмары я могу только тем, что на фоне моей звериной — и поверь, не только телесной! — тоски по тебе мне приходится как никогда часто разго варивать с руководителем экспедиции и любоваться ее слабыми бутонами, едва подымающими свитер.

Но начну, пожалуй, с начала, ведь ты ничего еще не знаешь. Мне кажется, что прошло добрых две недели с тех пор, как я писал тебе.

Время растянулось, как шнурок от бильбоке, у ме ня страшно ломит виски, так всегда бывает, когда я не справляюсь с текущей информацией.

Итак, мы открыли эту комнату, Vorratskammer, ни чего особенного там не оказалось, кроме нескольких жухлых сокровищ на радость любезной Фионе.

Впрочем, это я так думал, позднее выяснилось, что коечто особенное профессор Форж (или ктото еще) успел вынести на свежий воздух до приезда полиции. Судя по их с Ф. просветленным лицам, это коечто имеет немалый научный вес, подумал я тогда и ока зался прав.

Глиняная чаша унций на двести. В ней мелкие темно ватые слипшиеся предметы, которые нам показали толь ко мельком, что до меня, то я не слишком и настаивал.

К тому же во время раскопок, точнее, в первые ми нуты пребывания внутри камеры случилось ужасное несчастье. Но я не стану писать об этом, чтобы тебя не расстраивать.

Завтра утром Оскар обещал объяснить все попо дробнее, при этом он скорчил загадочную мину, до стойную Эркюля Пуаро в его худшей, британской версии, той, что показывали по каналу MGM.

Но боюсь, что завтрашнее утро, а также несколько последующих он проведет в участке вместе с досточти мой Фионой. Кстати, несмотря на тот факт, что случив шееся в кенотафе несчастье касается Оскара Тео более, чем когонибудь другого, он держится холодно и непри ступно и совершенно не выглядит человеком, пережи вающим чудовищную потерю.

Не удивлюсь, если он давно мечтал избавиться от бледной Дианы в облаках… Впрочем, ты не любишь Эдгара По, и мое сравнение тебе ничего не скажет.

Что до меня, то я наслаждаюсь вынужденным без дельем, единственное, что омрачает мои спокойные зимние дни, — это отсутствие в моем номере балкона, где я мог бы покурить свою трубку, глядя в вечернее небо.

Помнишь мою террасу на Markus Sittikus Strasse, где мы потягивали вино из тяжелых бокалов муран ского стекла? Я уже забыл, каковы они на ощупь.

Чувствую себя сосланным в деревню царедворцем, которому снится его должность при дворе и долгие бархатные рукава, расшитые жемчугом и адамантами.

Если бы я имел герб, то написал бы на нем что нибудь вроде Man verwundert mich, um zu genesen, впро чем, ты это вряд ли переведешь.

Прошу тебя, не тяни с ответом.

ЙЙ

МОРАС

разговоры за завтраком с магдой разрывают мне сердце

в доме ни крошки! говорит она, зато есть пища для пересудов, думаю я, спускаясь в кафе за пирогом с que so manchego, но все напрасно — ей нечего надеть, нече го надеть, платье лопнуло по шву, обнажив магдину сердцевину, набитую снежной ватой, перепуганные це почки рассыпаны на кухонном столе, она склоняется над ними, прикусив губу, я слышу острый, дождевой, нарастающий запах ссоры и говорю, говорю

ляпислазурью, говорю я, растертой в порошок и смешанной с воском, расписывали мавританские по кои, ее вешали аккадским судьям на шею, чтобы те не врали, из нее была сделана борода быка, найденного в уре, в царской просторной могиле, да послушай же, магда!

магда носит лазуритовые бусы на крепкой своей валлонской шее с полосами от небрежного загара и считает их дешевкой, правда — чесночку не дает и при тронуться, магда знает место своим вещам! не хуже грифона, стерегущего гиперборейское золото, не хуже гишзиды с двумя рогатыми змеями, мимо магды не проскочишь, о нет! у нее морозильные яблоки в глазах, она не верит в то, что вещи живут не прошлым, а поза прошлым своим бытием, она плохо спит, но не станет сушить и толочь с медом уши дракона или оборачивать вокруг запястья кожаный ремешок, вымоченный в пене загнанной лошади, нет — она выпьет горячего рому с медом, и засунет ладонь с выгнутым средним пальцем между своих высоких ног, и станет потирать не спеша, вызывая раба лампы, запальчивого раба, что служит ей добрых двенадцать лет, а все не дождется ни покоя, ни воли

львиноголовая лейденская дева, она не слушает ме ня, когда я говорю о шумерах, водя пальцем по ее дере вянному частому гребню, она помнит, что купила его в лавке на ильмонте и в тот же день купила за пару фунтов пробковый потертый портсигар, а веретена там разве не было? спрашиваю я, и она хмурится, бесстыд ная приблизительность моей памяти утомляет ее, дру гое дело — венсан, деловитый смуглощекий венсан, то мящийся артуром в тюрьме из римских костей, не печалься, магда, — за ним придут, осталось немного, по читай манускрипт из йоло, магда, послушай, как зву чит — оэт и аноэт! гоуэр! манавидан фаб ллир! но нет, не слушает, полный рот сырного пирога у нее и полные глаза слез

февраль, 23

thorn + wyn

давнымдавно, когда я жил с братом на даче в кара лишкес, мы ходили на маленький рынок у костела, ту да приходили тетки с ягодами

я все ждал, что станут продавать куманику, мне про нее рассказывали гостившие у родителей улыбчивые карелы, и потом я нашел ее в энциклопедии — rubus nessensis, но в лукошках у теток лежала мятая малина, потом крыжовник, а ближе к осени — неспелая брус ника, до конца сентября меня терзала оскомина, а ку маники все не было, я вырвал страничку с рисунком, повесил над столом и так часто смотрел на нее, что, ка залось, я знаю ее вкус

правда, много лет спустя он оказался совсем другим

теперьто я знаю, отчего бывает такая улыбка — от того, что сестра смотрела ей в рот и не давала спрятать за щеку синие и белые капсулы

твоя руна обозначает молот тора, у тебя внутри есть шип, и ты живешь как хочешь, дуб и куманика — вот твои защитники! сказала она, тор — это шип смерти, ко торым бог один усыпил валькирию брюнхильд, но это и шип жизни, притупляющий оружие противника, ви дишь ли, тебя хорошо берегут! она засмеялась, не раз двигая губ

а твоя руна? спросил я из вежливости, потому что не поверил, я жил тогда совсем не так, как хотел, а моя руна — вин, дайна быстро написала зеленое wyn на сво ей ладони, она похожа на флюгер и обозначает радость, и золотую середину, и согласие — я посмотрел на де вушку с ужасом: если вот так выглядит согласие, то я не согласен

ее потом перевели кудато, но я уже знал, почему мне всегда так хотелось этой лиловой небывалой ма лины, этой ассирийской горечи — rubus nessensis

куда там иову с его волчецом и куколем, пусть вме сто пшеницы вырастает куманика и вместо ячменя ку маника

февраль, 24

вот еще такая штука есть — если близко к человеку встаешь, ну то есть совсем близко, так что слышно, как у него там внутри хрипловатый маятник мается, задевая сизые розовые стенки, когда вот так близко встаешь, то на секунду начинаешь любить его ужасно сильно, просто становишься им и любишь его как себя

со мной такое случалось пару раз, а сегодня случи лось в третий: я полюбил эту самую фиону, столкнув шись с ней в полдень в дверях в зеленной лавке на чейн маркет

хожу туда за сельдереем и сливовым домашним джемом

раньше я ее видел с археологами в кафе, неужели она археолог? такая рыжая! торопливая! и вечно кутается в огромные платки с бахромой — этот был цвета разбав ленной охры — как будто на сквозняке, и вот с нею я за стрял в створчатых узких дверцах, на счет раз, два, три, и услышал ее сердце, и почуял дыхание

вам холодно? спросил я и сам испугался

глаза у нее вблизи оказались крыжовенного цвета, а нос слишком тонкий, с розовым простуженным кон чиком

этот кончик меня и добил

я не хочу быть с фионой, я хочу быть фионой

как хотел быть лукасом, или даже сильнее

ведь я не слышал, как стучит его маятник, и он ни ра зу не усмехнулся мне вот так, одной только расщеплен ной морщинкой у рта

ДНЕВНИК ПЕТРЫ ГРОФФ

24 февраля

Кошмар какойто. Ночью меня подняли с постели звонком из дежурного отдела в Мджарре. Пришлось за водить машину, ехать в порт, а оттуда полчаса добирать ся паромом. Вертолета мне пока не полагается. Вертоле ты у нас для туристов и инспектора Джеймисона.

Эжена Лева обнаружили на территории портовых доков, в яме со строительным мусором.

Что он делал на острове Гозо, этот чертов француз? Ездил ночью купаться в Голубую лагуну? Искал при ключений в портовом баре с местными девчонками? Но

ведь Мджарра такое тихое место, к полуночи там все за мирает, и лагуна, и девчонки.

Уже ясно, что он разбился о громадные катушки с промышленным кабелем.

Хорошенький у них там мусор. Множественные уши бы и переломы, повреждения, несовместимые с жиз нью… Куда же он так быстро бежал, что влетел в эту яму, как загнанный лис в ловушку?

Очень подозрительно.

Еще один несчастный случай! — весело сказал мне Аккройд, когда я вернулась в отдел в девять часов ут ра, не успев даже толком причесаться и умыться.

Ужас в том, что теперь надо начинать все сначала. А ведь дело Надьи Блейк можно было закрывать через неделю. Я уже представляла себе, как вызову этих архео логов, посажу у себя в кабинете на разномастные сту лья, минут десять помучаю их задумчивым молчанием, а потом сообщу, что они свободны.

А теперь — все сначала! А ведь он уехать хотел, этот Эжен малахольный. Приходил меня уговаривать. Выходит, я сама к этому руку приложила?

27 февраля

Совсем нет времени писать дневник. Вероника гово рит, что я даже похудела за эти дни… что ж, это хорошо, правда, пока не слишком заметно. Еще она говорит, что я стала нервной и неприятно сосредоточенной. Еще бы — у меня сроду не было столько работы, хорошо ей в пустой библиотеке бумажки перелистывать.

Три дня занималась своими археологами, написала отчет инспектору Джеймисону — на шесть страниц! Главное, что не дает мне покоя, — это каким образом они попали в эту комнату? Или, как выражается мно гоуважаемая доктор Расселл, — в камеру.

Символично, хмм.

Сдается мне, когда я закончу с этим делом, коекто и впрямь отправится в камеру.

Профессор Форж заявил, что нашел описание хра нилища в старинной рукописи.

А рукопись — в библиотеке. Причем не всю, а толь ко несколько обрывков.

Просто кино какоето, про розу, с Кристианом Слей тером.

Без описания, говорит профессор, они бы это место не простучали. А так — за неделю нашли и выдолбили проход, не поднимая особого шума.

Допустим.

А что они там искали? И какая такая рукопись? По чему этим занялась начальница американской экспеди ции, у которой была совершенно другая задача, к тому же кончились все сроки возможных работ?

Напишу им завтра.

Почему профессор взял с собой эту Надью, не име ющую никакого отношения к археологии?

Зачем она вообще поехала на Мальту? Судя по пока заниям Оскара Форжа, у нее в Лондоне остался боль ной отец, который почти год не встает с постели.

Написала отцу в клинику, наверное — зря.

Почему профессор попросил о помощи именно Фиону Расселл, ведь они раньше не виделись и даже не переписывались? Если оба не врут, разумеется.

Почему они не наняли рабочих снова, чтобы упра виться за пару дней?

Откуда у профессора эта рукопись, и имел ли он пра во использовать найденную там информацию в личных целях? Знают ли о раскопках в архиве?… или кто там его работодатели?

28 февраля

Я похудела на два фунта.

Фиона Расселл приходила ко мне жаловаться на жизнь. Ей нужно срочно ехать в Мадрид, к мужу, кото рый там чтото реставрирует, потом — новый проект, где то в Южной Америке, а разрешения на выезд не дают.

Отпущу ее, пожалуй. Под свою ответственность. Но не сразу, а недельки через две.

Флориана — просто золотое дно. Купила там в га лантерейной лавке кожаный шнурок.

Точно такой, какой нужен для моей любимой Шту ки, теперь можно носить ее на шее!

Да, пришел ответ из Бордо. То есть он еще раньше пришел, но нелепый какойто, пара небрежных строчек.

А я послала еще один запрос, приложив копию ра порта о происшествии, в местную полицию, пусть пора ботают. Французы не смогли отыскать его жену, поеха ли на квартиру Лева, открыли дверь — а там сто лет никого не было, все покрылось пылью. Забрали почту у консьержа, проверили — в основном счета и всякие мелочи. Нашли, правда, одно письмо — из СентМори ца, от некоего Франсуа Витгельштейна, даже не письмо, а большой заказной пакет с такими пузырьками внутри, для вложения. А самого вложения не нашли. Это очень подозрительно.

Написала им, что надо искать жену, вполне вероятно, что жена проведала его на Мальте, если у них раньше были неурядицы. Пусть опрашивают друзей и соседей.

Написала этому парню в СентМориц, адрес взяла у французов. Посмотрим, что выйдет. Вероника смеется: французы ни за что не станут де лать чужую работу! Времена комиссаров Мегрэ давно прошли! И коварных жен со стилетами и ядами — тоже. Остались одни бестолковые Люка и адвокаты по разводным делам. Может, она и права. Но ято не Люка. Меня зовут Петра Грофф, read my lips: Петра Гроофф. Часть вторая

СТЕКЛЯННЫЙ АНГЕЛ.