Монография Рязань «Копи-Принт»

величие и магию его личности⁷⁶³. Безумие Ницше не сразу прервало его творческую деятельность, что сделало его еще более притягательным феноменом как для обывателей, так и для представителей культуры. Встретив больного философа, Рудольф Штейнер воскликнул, что ему открылась реальность духовной сферы. «Внутренним восприятием я увидел душу Ницше, которая парила над его головой, бесконечно прекрасная в своем духовном свете, окруженная духовными мирами, к которым так стремилась»⁷⁶⁴. Нагнетая интерес со стороны читающей публики, Ницше словно присылал «из могилы» свои новые произведения: последнюю часть «Заратустры» (1892), «Антихриста» и «Ницше contra Вагнер» (1895), «Ессе Homo» (1908) и, наконец, ненаписанную, но опубликованную «Волю к власти» (1901 – в версии А. и Э. Хорнэферов из 483 афоризмов, 1906 – в редакции Э. Фёрстер-Ницше и П. Гаста из 1067 афоризмов).

Печальный исход жизни Ницше не создал прецедента ни в мире в целом, ни в Германии в частности: философу выпал удел любимых им Р. Шумана и Ф. Гёльдерлина. Но только безумие Ницше вызвало широкий общественный резонанс во многом потому, что оно выглядело как закономерное завершение последовательной борьбы философа с интеллектуально-научной традицией, материализованным воплощением его иррациональной философии. «Откуда нам знать, – вопрошала А. Дункан в 1917 году, — не является ли кажущееся нам безумием трансцендентальной истиной?»⁷⁶⁵. В немецком искусстве начала XX века идея освобождения от земной реальности через безумие стала очень созвучной экспрессионистам. Лидеры французского постмодернизма (Ж. Бодрийяр, Ж. Батай), создатели безличного типа философствования «без субъекта», видят в безумии распад субъекта как центра системы представлений и превращения последнего в медиум по отношению к

⁷⁶³ Aschheim S.E. Op. cit. P. 27.

⁷⁶⁴ Wilson С. Rudolf Steiner, The Man and His Vision: An Introduction to the Life and Ideas of the Founder
of Anthroposophy. Wellingborough, 1985. P. 87-88.

⁷⁶⁵ Duncan I. Isadora Speaks. Ed. Franklin Rosemont. San Francisco, 1983. P. 121.

282

безличным категориям. В статье, посвященной безумию Ницше, ницшеанец Ж. Батай на примере высказывания У. Блейка «Если бы иные не сошли с ума, то ими были бы мы», утверждает, что гармоническое устройство человеческого общества требует включения в него безумцев: «Ницше сошел с ума – в нашем понимании, – уменьшив таким образом общую возможность, и те, кто прежде лишались разума, не сделали это столь великолепно»⁷⁶⁶.

Основавшие Архив Ницше семейства Ницше и Элер общими усилиями создали культ гения и героя. Как торжественный ритуал праздновались даты рождения и смерти философа (с 1903 года), велся календарь памятных дней, проводилась пропаганда его идей. Формы деятельности Архива отличались многообразием. К научной работе относилась систематизация наследия Ницше, ответы на многочисленные вопросы его поклонников, определение Ницше-стипендиатов. К общественной – проведение мероприятий, часто сопровождавшихся культурной программой⁷⁶⁷; «курсы повышения квалификации по Ницше»⁷⁶⁸, практика индивидуальных и групповых экскурсий по вилле Зильберблик. Поводом для мероприятий веймарской буржуазии становились дни рождения известных лиц, слушание стихов членов Архива и музыки Ницше и других авторов⁷⁶⁹.

Программа утренних праздников, посвященных дню рождения Ницше, составлялась по принципу чередования музыки и текстов философа. Празднования продумывались как тематические мероприятия. Программа «Час памяти Ницше» октября 1943, например,

стоит под темой «Дружба». Для праздника в 1942 году отобраны стихотворения и философские тексты 1880 годов – афоризм 283 из «Веселой науки», прославление веселья из предисловия к «Сумеркам идолов», «Семь печатей. Или: пение о Да и Аминь» из третьей части «Заратустры». Выбор композиторов, произведения которых образно готовят слушателей к восприятию слова философа, также показывает, что устроители ориентировались на позднего Ницше, что позволяло четко отделить культ Ницше от вагнеровского. От музыки ученика философа П. Гаста через ноктюрн Шопена (напоминание о ницшевской легенде об аристократическом польском происхождении) и каприччио Брамса как антагониста Вагнера программа подводит слушателей к сопоставлению экстатического фрагмента «Заратустры» с духовными инструментальными композициями И.С. Баха и Г.Ф. Генделя.

Доказывая тезис о религиозном аспекте деятельности Архива, Г. Кансик анализирует программу праздника Ницше в Архиве в 1942 году и формулирует следующие выводы:

Существует традиция проведения праздника в доме смерти на день рождения, по воскресеньям. Ритуал ограничен встречей, речитацией и профессиональным исполнением музыки: отсутствуют общее пение, выход к могиле или памятнику, выступления с речами и совместная трапеза. Выбранные из Ницше тексты выстроены в духе тематического единства: они славят опасную жизнь, возвращение, вечность и Диониса. Их религиозная энергия выведена из христианских форм, мотивов, слов; особенно явствен семикратный повтор в разделе «Семь печатей». «Праздник Диониса» и античная призывная песнь проясняют антихристианскую тематику и преподносят учение Ницше как современную языческую религию. Элитарное мировоззрение Ницше, основанное на идее борьбы за качественный рост человечества, предоставляет возможность новой смысловой трактовки проблем сегодняшнего дня. Война, победа, боль и гибель показываются как

необходимая часть космического и морального порядка; идея вечного возвращения воплощена в образах Диониса, Заратустры, Ницше⁷⁷⁰.

Поскольку в конце XIX века, когда развернулась деятельность Э. Фёрстер-Ницше, в Германии уже существовал яркий пример национального художественного культа, имеющего религиозный аспект, на первом этапе развития Архив Ницше усиленно имитировал его характеристики и формировал свои реалии по принципу «зеркального отражения» байройтского предприятия.

В центре Байройта находится вилла «Ванфрид», подаренная Рихарду Вагнеру влюбленным в его творчество баварским королем Людвигом П. После смерти композитора в этом здании в стиле классицизма жила его вдова с детьми, затем – внуки и правнуки Вагнера (внуки Вагнера, Виланд и Вольфганг, держали бразды правления в байройтском театре всю первую половину XX века). Здание Архива Ницше – вилла «Зильберблик» в центре Веймара – появилось благодаря поддержке швейцарской меценатки Меты фон Салис, поклоннице творчества Ницше. Она предоставила виллу в качестве архива и жилого помещения, а затем продала Адальберту Элеру, а он – Э. Фёрстер-Ницше⁷⁷¹.

Усилиями Козимы Вагнер с 1883 года до тридцатых годов XX века время в «Ванфриде» было приостановлено: на своих местах остались мебель, фотографии, книги и произведения искусства, только смертное ложе Вагнера было перевезено из Венеции. Правнучка композитора Нике Вагнер описывает этот период так: «Ванфрид становится «живым» музеем. Визитеры со всего мира устремляются в «холл» со Стенвеем и бюстами Рихарда и Козимы работы скульптора Густава Китца и в «зал» с европейской библиотекой и Ленбахом на стенах. Многим Козима дает краткую аудиенцию в своем «лиловом»

⁷⁷⁰ Cancic H., Cancik-Lindemaier H. Philolog und Kultfigur: Friedrich Nietzsche und seine Antike in
Deutschland. S. 251-260.

⁷⁷¹ Ibid. S. 159.

285

салоне»⁷⁷². В Архиве Ницше не было возможности создать подобную роскошь, но зато посетители, допущенные Э. Фёрстер-Ницше, могли увидеть самого пребывающего в безумии философа. Один из присутствовавших на праздновании последнего дня рождения Ницше вспоминает: «длинная доска... верхним концом упирается в эстраду. Фиолетовая занавесь отделяет эту эстраду от помещения, в котором состоялось празднество, к окончанию которого... занавеси раздвигаются, и в кресле виден больной, одетый в подобие тоги»⁷⁷³.

Ницше стал культовой фигурой не только благодаря почитанию самых ранних приверженцев, но и путем самостилизации своей жизни. Превращение личности Ф. Ницше в предмет почитания произошло без сознательного участия философа, но предпосылки для мистификации и героизации были заложены самим Ницше в часто сменяемом карнавале масок Диониса, Заратустры, Антихриста, сверхчеловека. Первоначально связав свою эллинистическую культурную агитацию с идеалами вагнерианства, философ придал ей самостоятельность, усиливая профессионально-научные и философские претензии. Современники приветствовали философа или вступали в полемику с ним с учетом миссионерского тона его произведений. Эрвин Роде воспринимал в Ницше «Мистагога» и «брата по Дионису»⁷⁷⁴. Ульрих фон Виламовиц-Мёллендорф, с 1872 года отказавшийся от общения с «метафизиком и апостолом», в своих воспоминаниях с удовлетворением констатировал, что Ницше «сделал то, к чему я его призывал: отказался от ученой карьеры и науки и стал пророком некой иррелигиозной религии и нефилософской философии»⁷⁷⁵. Подготовленное уже в ранних произведениях философа «Евангелие от Заратустры» позволило воспринимать Ницше реальной ипостасью восточного пророка и изображать полуобнаженным с орлом и змеей, обвившей его голову.

⁷⁷² Wagner N. Wagner Theater. Frankfurt a/M. u. Leipzig, 1998. S. 254.

⁷⁷³ Cancik H. Der Nietzsche-Kult in Weimar// Nietzsche Studien, Bd. 16, 1987. S. 413.

⁷⁷⁴ Ibid. S. 410.

⁷⁷⁵ Willamowitz-Moellendorf U. v. Erinnerungen. Berlin, 1928, 128 ff.

286

Письма и безумные туринские открытки отсылались «Ницше цезарем», «Дионисом», «Распятым»; «Закон против христианства» подписан «Антихристом». Подобные самоидентификации философа позволили толковать его безумие как «священную болезнь». Деятели Архива, друзья Ницше считали «предметом лицезрения и поклонения» прежде всего его судьбу, а не учение, и ощущали себя в веймарской обители философа «на святой земле»⁷⁷⁶. Ницше, в свое время прославивший Вагнера как германского «оракула искусства»⁷⁷⁷, стал восприниматься оракулом жизни.

Культы Вагнера и Ницше имеют знаковое оформление. Члены «Общества друзей Байройта» носили в качестве опознавательного знака значок с маленьким золотым кольцом на реверсе – традиция, сохранившаяся и поныне. Прославленные оперы Вагнера стали «застывшей иконой китча, эмблемой, формулой, культурным штампом»⁷⁷⁸: наряду с маленькими гипсовыми бюстами Мастера на ярмарках немецких и австрийских городов продавали изображения Лоэнгрина и ноты его арий на тарелках и чашках. Общество друзей Архива Ницше вело рекламную работу в том же ключе: публикации трудов, от дорогих до популярных в карманном формате, охватывали весь рынок; было налажено производство почтовых открыток с изображением виллы «Зильберблик», самого Ницше с его знаменитыми усами, а также предметов декоративно-прикладного искусства с устойчивой символикой (Аполлон, Дионис, орел, змея и т.д.). Благодаря сотрудничеству с представителями стиля модерн, в частности, Анри ван де Вельде, семейное предприятие Элер – Ницше выпускало даже спички в коробках, украшенным стилизованным «Н».

Культ гения усиливается культом мертвого и могилы. Празднования, особые церемонии в честь усопшего и его

героизирующее изображение конфигурировали элементы исторической личности и придавали ей крупный масштаб. Могила Вагнера, как и до конца поддерживавшего его друга и родственника Листа, находится в парке виллы «Ванфрид». Фёрстер-Ницше еще при жизни брата безуспешно пыталась получить особое разрешение на похороны брата в саду Архива. Ницше был похоронен в семейной усыпальнице в Реккене, и тело его было перевезено в Веймар позже, когда планировался проект Кеслера – ван де Вельде по увековечиванию его памяти.

Семья Вагнера, живущая на вилле «Ванфрид», возглавляла ежегодные байройтские фестивали, собирающие немецкую и международную публику. Козима и дети управляли архивом европейского значения и, согласно устному завещанию главы семьи, должны были заботиться о «торжественном исполнении произведений Рихарда Вагнера» (письменно эта воля была формализована в завещании сына, Зигфрида Вагнера)⁷⁷⁹. Семья Ницше – Элер, в первую очередь в лице Элизабет, руководила деятельностью Архива Ницше «для полного исследования Ницше в качестве опорного пункта для всех духовно-творческих, художественных и научных устремлений в духе моего брата Фридриха Ницше»⁷⁸⁰. Семья Вагнера как ядро фестивальной деятельности сосредоточила вокруг себя ряд дружественных структур, среди которых лидирует «Общество друзей Байройта». Благодаря кипучей деятельности Элизабет вскоре появилось «Общество друзей Архива Ницше», в которое входили Р. Роллан, А. Жид, А. Франс, Т. Манн, Г. 'Аннунцио, Г. Уэллс и другие (в будущем состав «Общества» поредеет после открытых контактов главы Архива с фашизмом).

В восприятии немецкой и мировой общественности Байройт воспринимается как центр монокультуры вагнеровских музыкальных драм, непрерывно функционирующий от эпохи Людвига II через две

мировые войны до сегодняшнего дня. «Festspielhaus» («Дом торжественных представлений»), построенный в 1876 году О. Брюквальдом по проекту Готфрида Земпера на основе пожеланий Вагнера, рассматривался отцами-основателями «как место исполнения обновленного мифа, как немецкий эквивалент греческого образца – Дельфов»⁷⁸¹. На эмблематических изображениях начала века здание Байройтского театра эманирует свет, проявляя свое сакрально-национальное значение. Претензия на центр новой духовности, художественной религии объясняет и расположение театра – в противовес деревенской церкви посреди селения, формирующей общину, он находится на возвышенности перед лесом Танненвальдом. Избранное месторасположение, смелое архитектурное решение, конструкция зала, рассчитанного на полторы тысячи человек, в форме амфитеатра с прекрасной акустикой, и «дионисийское» превращение оркестра, скрытого от взглядов публики в оркестровой яме, в «мистическую бездну» (Вагнер), – все это создает театр нового типа, театр-мистерию для представлений возвышенно-вневременного характера⁷⁸².

Для Э. Фёрстер-Ницше было очень желательно создать подобный массовый центр «артистической метафизики» брата. Огромную помощь в канонизации Ницше ей оказали представители европейского искусства, искренне стремящиеся прославить имя философа. Перед первой мировой войной у Гарри графа Кеслера и архитектора Анри ван де Вельде возник план воздвигнуть в Веймаре храм-мавзолей Ницше, описание которого содержится в письме Кеслера Г. фон Гофмансталю:

⁷⁸¹ Wagner N. Wagner Theater. S. 11.

⁷⁸² Театр был построен в духе «зрелищной режиссуры» («Bildregie»), Двухчастная сцена объединяла
глубинную сцену и авансцену с приоритетным значением последней. Мобильный блок авансцены
вплотную приближал солиста к залу и менял декорации (Погадаева С.И. Архитектура сцены и
режиссерские искания в немецкое театре середины XIX – первой трети XX века. Автореферат... канд.
иск. М. 1988. С. 11). После разрыва с Вагнером Ницше вернулся к юношескому «греческому»
пониманию идеального театра, в котором религиозно-массовое значение трагедии обусловливало
дистанцированную пространственную перспективу.

289

«I. Для начала мы хотим объединить в нем искусство и природу (пейзаж, вид), как это делали греки и японцы для своих героев. Мы хотим на горном склоне с видом на Веймар создать нечто вроде рощи, через которую «торжественная улица» ведет к некому храму. Перед этим храмом на террасе, откуда открывается вид на Веймар и Веймарскую долину, Майоль должен воздвигнуть фигуру юноши – аполлонический принцип.

II. Изнутри мы мыслим храм по следующему плану. Справа и слева у стен по три каменных ступени, на которые во время празднеств, представлений возлагают подушки. В центральном помещении устанавливают стулья. В алтарной части нечто вроде низкой «сцены», подобие той, на которой стоит алтарь в церкви, и на ней – герма Ницше. Пилястры разделяют стены на три части. В центре каждой – большой рельеф Клингера, а справа и слева от него большие доски с надписями (афоризмы Ницше). Итого всего шесть рельефов (по три на каждой стене) и двенадцать таблиц. Освещение через боковое окно у входной двери и через низкие боковые окна над рельефами (никакого верхнего света). Я думаю, мест в этом холле на 200 – 250 человек, и на празднествах поминовения Ницше нужно как можно меньше докладов, всякой говорильни, а время от времени музыка, пение, и прежде всего танцы (Рут сен Дени и т.п.). Поскольку рельефы внутри должны олицетворять дионисийство в мировоззрении Ницше, то музыка и танцы должны иметь соответствующее содержание. Аполлоническое начало выражается вовне: сначала в фигуре Майоля, а затем в живых фигурах. Это должно придать целому своеобразнейший и новейший характер.

III. Позади храма я предполагаю стадион, на котором могут ежегодно проходить соревнования по бегу, гимнастике, всякие соревнования, короче, телесная красота и сила, которую Ницше, как современный философ, теснейшим образом связал с духовностью. Как

уместно возведение вблизи христианской церкви больницы⁷⁸³, так уместно, что вместе с памятником Ницше возникает место, посвященное молодости и силе. Оно одухотворяет жизнь, как Христос – страдание»⁷⁸⁴.

Это документ может быть расценен как проект религиозного культа Ницше, вполне естественный для автора трактата «Об искусстве и религии. Искусство религиозной толпы». Ницшеанская версия германского эллинизма сочеталась в проекте с актуальным олимпийским спортивным движением и традиционно популярной идеей национального памятника. Очевидна греческо-языческая модальность культа, поскольку в нем возрождаются нехристианские традиции (культ героев), в архитектурной форме дается конкурентная альтернатива христианству (госпиталь – стадион) и учитываются современные тенденции (развитие физической культуры и интерес к философии Ницше)⁷⁸⁵. Комитет содействия проекту впечатлял рядом известных имен: Г. д'Аннунцио, М. Барре, А. Франс, А. Жид, Г. Гауптман, Г. Малер, Ш. Морра, Э. Мунк, Р. Штраус, Г. Уэллс, проф. П. Рихтер и многие другие.

Осуществлению плана памятника Ницше в Веймаре помешал ряд обстоятельств, прежде всего первая мировая война, которая педалировала националистически-патриотические настроения в Германии. Проект же Кеслера был очевидно эллинистически- космополитичным. Э. Фёрстер-Ницше медлила с активными действиями в связи с этим и внешним происхождением заявленной ницшеанской инициативы. Думается, что в задачи Элизабет входило сделать образ

брата не только константой социально-культурной жизни Германии, но и национальным символом-фетишем, компенсировать маргинальность жизненной ситуации философа государственной акцентабельностью его творчества. В биографии Ницше⁷⁸⁶ и многочисленных статьях она усиленно стремилась сделать Ницше респектабельным, устранив подозрения в патологии. Ницше глазами Элизабет с детства отличается крепким здоровьем, подорванным только во время войны; он пруссак-патриот, раненый в сражении за отечество; он любящий сын, брат, друг, святой человек, одинокий в связи со своей тонкой чувствительностью и непониманием публикой великих произведений, сошедший с ума в связи с сверхдозой сильного снотворного. «Аварийные ситуации» ницшевского творчества создавали немало препятствий для «хозяйки» Архива: так, например, она хотела отсрочить публикацию «Антихриста», поскольку опасалась конфликта с прусским законодательством, сурово карающем кощунство. Задача превращения Ницше в германского национального героя была достаточно сложной, так как сами его произведения не способствуют этому и содержат множество критических выпадов в адрес и немцев, и Германии как таковой. Однако Ницше был канонизирован семьей и – соответственно – контролируемым ею Архивом как символ германского духа, германской истории, Германии как державы.

Очевидно, что в Германии в конце XIX века возникла своеобразная конкуренция ницшеанского веймарского культа во главе с Э. Фёрстер-Ницше и вагнеровского баварского движения под руководством Козимы Вагнер. Подразумеваемая конкуренция, корни которой уходили очень глубоко⁷⁸⁷, была проблематична – не в смысле сопоставимости культовых имен Ницше и Вагнера, а по причине

⁷⁸⁶ Förster-Nietzsche E. Das Leben Friedrich Nietzsches, in 3 vols. Leipzig, 1895-1904.

⁷⁸⁷ В предисловии к «Человеческому, слишком человеческому», выпушенному в 1894 году, Петер
Гаст приводит реплику Вагнера, датирующуюся июнем 1878 года: «Ах, знаете ли, Ницше читают
лишь в той мере, в какой он принимает нашу сторону!» (Цит. по кн.: Свасъян К.А. Фридрих Ницше:
мученик познания // Ницше Ф. Сочинения. Т. 1. С. 17).

292

«проигрыша» Архива Ницше Байройту по ряду параметров. Главными из них были централизованность культа, его публицистическое оформление (Архив Ницше не располагал печатным изданием, подобным «Байройтским листкам») и личность лидера. Фрау Элизабет Фёрстер-Ницше не могла конкурировать с харизматичной Козимой, дочерью великого Ференца Листа, в первом замужестве баронессой, не могла сравниться с ее авторитетом в европейском культурном мире. Даже поклонников Ницше часто отталкивала деятельность Элизабет и провинциальная мелкобуржуазная атмосфера Архива, несоединимая с духом ницшеанства. В то же время руководительница Архива Ницше делала все для максимальной популяризации культа брата: она была членом многих авторитетных немецких организаций – общества Гёте, немецкого Шиллер-союза, общества Шекспира, общества Данте, общества Шопенгауэра, Немецкого общества против эмансипации женщин, Немецкого общества расовой гигиены (с 1913 года), Женского ферайна Красного креста, Национального единого фронта и ферайна современного музыкального искусства⁷⁸⁸.

Отношение Ницше к сестре очевидно амбивалентно, о чем свидетельствует синтез постоянного родственного общения, устоявшего даже перед неизлечимой болезнью, и чрезвычайно резких отзывов. Пассажи в опубликованных книгах и наследии весьма выразительны; в черновиках, тон которых Ницше всегда смягчал в окончательном варианте писем, Элизабет характеризуют словосочетания «наглая глупость», «бесстыжая бестактность» и «смесь идиотизма и дерзости... под соусом морализаторства»⁷⁸⁹.

Известные попытки фальсификации текстов в переписке Ницше, предпринятые Элизабет, были направлены на «высветление» общей