Монография Yu. N. Osipov Peasants-old inhabitants of the Russian Far East in the Period of 1855-1917 years

В 1884 г. из европейской России впервые пчелы были завезены в Приморье крестьянином Полтавской губернии М.Н. Варравой, который поселился в с. Ивановке и успешно занимался их разведением. В 1894 г. в с. Красный Кут был сделан первый рамочный улей. В области к этому времени насчитывалась 51 пасека с 822 ульями. К 1898 г. число занимавшихся пчеловодством возросло до 443 домохозяев, у них насчитывалось 14 611 ульев¹²⁹.

С развитием капитализма в традиционные крестьянские промыслы внедрялись капиталистические отношения. Они складывались в рыболовстве, извозе, лесном и других промыслах. В Приморской области рыболовством и охотой, лесным и извозным промыслами занимались 38 370 чел., или 22,6%, в Амурской области 5406 чел., или 6,3% сельского населения¹³⁰. Более объемное и полное рассмотрение вопросов, связанных с проникновением капиталистических отношений в промысловые крестьянские хозяйства Дальнего Востока, затрудняется отсутствием бюджетных исследований второй половины XIX в.

Большое значение для русского населения края имело рыболовство. В 1891 г. крестьяне Амурской области выловили 11 010 пудов рыбы на сумму 21 070 руб.¹³¹, причем 74,6% всего улова приходилось на кету. В низовьях Амура, от Хабаровска до Николаевска, основной статьей дохода крестьянских хозяйств был рыбный промысел. С 80 х годов здесь начинают появляться благовещенские купцы — скупщики рыбы. С конца 90 х годов цены на рыбу значительно поднимаются, поэтому крестьяне стали отдавать предпочтение рыболовству, окончательно забрасывая поля¹³². Среди крестьян появляются крупные предприниматели, ведущие хозяйства на капиталистический лад с широким применением наемного труда.

На Дальнем Востоке, богатом лесами, развивался лесной промысел. Крестьяне занимались заготовкой строевого и дровяного леса не только для собственных нужд, но и для продажи его в городах. В 1886 г. на сплаве леса крестьяне Амурской области заработали 26 000 руб. и 3000 руб. на производстве смолы и дегтя¹³³.

Капиталистические отношения внедрялись и в извозный промысел. Им и почтовой гоньбой занимались в основном зажиточные крестьяне, имевшие в хозяйствах значительное число лошадей. В 1886 г. заработок от содержания станций и почтовой гоньбы составил у крестьян Амурской области — 6500 руб.¹³⁴, а от извоза на золотые прииски Верхне-Амурской и Зейской компании — 8000 руб.¹³⁵

Таким образом, в пореформенный период на Дальнем Востоке произошли большие сдвиги в развитии сельского хозяйства, которое все более энергично переходило на капиталистические рельсы и развивалось в основном по американскому пути. Возросли его производительные силы, выросли урожайность и сбор хлебов, специализация и товарность, все большее развитие получило «торговое земледелие». Энергия и предприимчивость российского крестьянства сыграли решающую роль в освоении Дальнего Востока, распространении земледельческой культуры на его огромных просторах.

Развитие капитализма вширь на дальневосточных окраинах России приводило к изменению социальной структуры дальневосточной деревни и вызывало расслоение крестьянства.

Глава 3. Социальная структура дальневосточной деревни

Пореформенный переход к товарному производству с господством экономических законов рынка привел к огромному росту имущественного неравенства в деревне. Но углублением дифференциации не ограничивались новые явления в крестьянском хозяйстве: имущественное расслоение явилось исходным пунктом качественно нового процесса — капиталистического расслоения крестьянства.

Расслоение крестьянства на группы бедняков, середняков и зажиточных крестьян приобрело в этот период новый характер. Помимо количественного роста слоя маломощных хозяев на одном полюсе и роста зажиточных хозяев — на другом развивались и качественные изменения, связанные с товарно рыночными отношениями. У бедняков это было интенсивное расширение сфер приложения труда: занятий промыслами, наём на временные работы, уход отдельных членов семьи на заработки и т.п. Для зажиточных хозяев было характерно применение наемного труда (чаще всего временного, сезонного, сдельного), покупка частной земли, приобретение усовершенствованных машин и орудий, удобрений, увеличение аренды. Таким образом, существование обоих слоев было взаимосвязано и взаимообусловлено, иначе беднота была бы обречена на полное обнищание и голодную смерть из за беспрерывного дробления наделов между наследниками сыновьями, а сельские богачи не имели бы рынка наемного труда.

Знание путей развития аграрных отношений в дальневосточной дореволюционной деревне, имевших много общего с таковыми на всей огромной территории России, может помочь решению современных земельных вопросов, особенно по части споров о частнособственнических, наемных и арендных отношениях. В настоящее время очень остро стоят вопросы о крестьянском землепользовании, о поднятии современного сельского хозяйства.

Несмотря на принятие земельных законов, упорядочения в земельной сфере пока не произошло. В ряде случаев это происходит потому, что авторы проектов не знают, как развивалось в различных районах страны крестьянское землевладение и землепользование в разные исторические периоды, на чем они базировались.

На современном этапе проблема расслоения крестьянской среды отнесена к числу наиболее актуальных¹.

Во второй половине XIX в. на Дальнем Востоке шел процесс становления социальной структуры крестьянства, присущей капиталистическому строю. Тенденция развития заключалась в полном разрушении крестьянства как класса и образовании сельскохозяйственного пролетариата и буржуазии.

Отсутствие помещичьего землевладения, наличие значительных запасов сельскохозяйственных угодий, интенсивный приток переселенцев и сравнительно широкое применение машин — все это обусловило своеобразие процесса социального расслоения дальневосточного крестьянства и казачества. Специфика капиталистического расслоения дальневосточной деревни во второй половине XIX в. до сих пор слабо изучена. При рассмотрении этого вопроса, как правильно отмечает Э.М. Щагин, среди историков обнаружились серьезные расхождения, причем некоторые авторы основывают свои взгляды на данных, относящихся к разным периодам и неравноценных по степени достоверности². Так, характеризуя процесс дифференциации крестьянства на Дальнем Востоке во второй половине XIX в., А.И. Алексеев и Б.Н. Морозов используют для этой цели данные периода империализма³, что, на наш взгляд, является неправомерным.

Для понимания сущности расслоения в аграрной сфере Дальнего Востока предпринята попытка реконструкции имущественного положения крестьян и выявления основных факторов, влиявших на формирование экономического базиса крестьянского хозяйства в условиях вновь осваивавшейся территории. В этой связи логично рассмотрение проблемы от начального этапа становления крестьянского хозяйства.

Ведущую роль в развитии экономики крестьянского хозяйства играла семья, выступающая в качестве производственной общности.

В 80—90 х годах XIX в. на Дальнем Востоке происходит увеличение размеров крестьянских семей, связанное не только с естественным приростом, но и с переселенческим движением. О чем свидетельствуют приведенные ниже данные (табл. 15 и 16, прил. 2).

При обращении к материалам, характеризующим семейный строй у крестьян Приамурья и Приморья в 90 х годах XIX в., обнаруживается непосредственная связь численности и структуры семей с колонизационными процессами. В районах первоначального заселения региона к этому времени сложился определенный тип земледельческих семей, небольших по размерам и несложных по составу. Так, в 1895 г., по данным Н.А. Крюкова, в трех селениях Амурской области числилось 544 крестьянских дворов, в них — 2059 душ муж. пола, т.е. на семью в среднем приходилось по 3,8 души муж. пола. Типичные размеры семей здесь в 1—4 души муж. пола (63% от всего количества). По 3—6 душ муж. пола в среднем было в семьях у крестьян пяти селений Приморской области и 72,3% всех семей у них имели в своем составе 1—4 души муж. пола.

Более детально размеры крестьянских семей этих селений можно проследить по данным (табл. 17,прил. 2).

По переписи 1897 г. семья на Дальнем Востоке состояла в среднем из 6,0 душ обоего пола, в том числе 3,5 мужчин и 2,5 женщин; в Амурской области соответственно из 5,9 душ обоего пола (3,2 мужчин и 2,7 женщин); в Приморской области — из 6,0 душ обоего пола (3,6 мужчин и 2,4 женщин)⁴. Это несколько выше, чем в Сибири, где семья состояла из 5,4 душ обоего пола, в том числе 2,6 мужчин и 2,8 женщин⁵.

Унификация крестьянских семей прослеживается и в обеспеченности их мужскими рабочими руками. В 1895 г. в трех селениях Амурской области не имели трудоспособных мужчин 7,3% семей, имели по одному работнику 48,9%, по два — 21,9%, по три — 14,2%, по четыре и свыше — 7,7%; в пяти селениях Приморской области — соответственно 5,2; 51,2; 25,8; 13,2; 4,6%⁶. Таким образом, 21,9% крестьянских семей Амурской области, имевших по три и выше трудоспособных мужчин, и 17,8% — в Приморской являлись зажиточными, способными вести фермерские капиталистические хозяйства.

Динамика размеров семей Дальнего Востока в период капитализма представлена следующим образом (табл. 18, прил. 2).

По всему Дальнему Востоку число душ обоего пола на семью в среднем составляло в 1869 г. — 7,7, в 1887 г. — 6,9 и в 1900 г. — 6,8.

В целом семейная производственная единица в эпоху капитализма сокращала свою численность, упрощала ее структурно поколенный состав. На Дальнем Востоке господствующей формой семьи являлась малая, простая по составу семейная родственная общность (7,7—6,8 душ обоего пола). По численности русская крестьянская семья Приамурья и Приморья приближалась к крестьянской семье европейской России (5,2—6,6 душ обоего пола) по отдельным губерниям. Она выступала как наиболее целесообразный производственный организм и была способна экономически и биологически обеспечить воспроизводство населения.

Но в некоторых районах Дальнего Востока сохранялись еще патриархальные традиции, и длительное время существовали неразделенные семьи.

Например, крестьянин д. Благовещенской Амурской области В.Ф. Лефанский возглавлял семью в количестве 20 душ обоего пола; Е.И. Саяпин из Гильчина — 23, а крестьянин из села Ивановского Г.Ф. Коломицын — в количестве 27 душ обоего пола⁷.

В Приморской области в семье крестьянина с. Никольского Степана Зернина насчитывалось 18 душ обоего пола. Крестьянин д. Астраханки И.И. Сапрыкин имел семью из 19 чел., а крестьянин с. Шкотово Е.Ф. Колягин — из 23 чел.⁸

Причина длительного существования неразделенной семьи коренилась в условиях экономической жизни крестьян. Неразделенная семья располагала большей рабочей силой. Семьи, имевшие много рабочих рук, успешно сочетали сельскохозяйственные работы с отхожими промыслами (извоз, работа по найму). По архивным документам все неразделенные семьи имели сравнительно хорошие экономические возможности для расширения своего хозяйства. Для примера проанализируем данные 1893 г. по семье крестьянина д. Заливной Амурской области Зотика Родионовича Гостевского. Его семья состояла из 14 чел. Главе семьи было 60 лет, его жене 54 года, дочери 14 лет, трем женатым сыновьям (29, 22, 19 лет), их женам (24, 26, 21 год), их 5 детям (от полугода до 6 лет). Семья жила в 2 домах, имела мельницу, кузницу, 3 амбара, 27 десятин пашни, 12 рабочих лошадей, 15 голов крупного рогатого скота. В хозяйстве было 4 плуга, 8 железных борон, 4 телеги, 12 кованых саней и на довольствии 400 пудов разного хлеба⁹. Это было зажиточное фермерское хозяйство, имевшее значительные излишки сельскохозяйственной продукции для продажи на рынке.

Людность семьи, состав ее рабочего ядра влияли на экономическую состоятельность семьи, на производство материальных благ, но не были определяющими. Эти факторы, наряду с другими, действовали на начальных этапах социального расслоения. В дальнейшем в зажиточных семьях их влияние могло быть компенсировано наймом рабочих рук.

Имущественное положение крестьян, уровень зажиточности хозяйств в условиях юга Дальнего Востока во второй половине XIX в. определялись целым рядом факторов: местоположением хозяйства, т.е. оптимальностью выбора места для его организации; размером первоначальных денежных накоплений и количеством привезенного имущества; численностью трудоспособных членов семьи; обеспеченностью хозяйства орудиями труда; размерами и внутренней сбалансированностью пашенных и сельскохозяйственных угодий; плодородием почв; психологией крестьян, их отношением к труду и т.д.

Изучение процесса расслоения крестьянства на Дальнем Востоке сопряжено с рядом трудностей. Первая из них — это вопрос о критериях выделения различных социальных групп хозяйств. Вторая — отсутствие полных статистических данных, детально характеризующих социальные отношения в дальневосточной деревне.

Установление признаков группировки — обязательное методологическое требование, исходный и вместе с тем решающий момент в определении степени расслоения крестьянства. Обеспеченность средствами производства, т.е. землей, скотом, инвентарем, является одним из главных таких признаков. В.И. Ленин при изучении расслоения дореволюционной русской деревни рекомендовал пользоваться «…исключительно группировкой по хозяйственной состоятельности (по раб. скоту; по посеву)»¹⁰.

Для анализа социального состава крестьянства в районах экстенсивного зернового хозяйства необходимо использовать, во первых, группировку дворов по размерам посева, во вторых, сведения о стоимости имущества и обеспеченности лошадьми и крупным рогатым скотом крестьянских хозяйств. Совокупность перечисленных признаков позволит точнее определить принадлежность посевной группы к одному из трех социально экономических типов (беднота, среднее крестьянство и зажиточное крестьянство).

Для показа процесса расслоения крестьянства на юге Дальнего Востока впервые использовались подворные списки крестьян за 1881, 1888—1891 и 1898 гг., сохранившиеся в архивах лишь по отдельным селам Амурской и Приморской областей, а также материалы воен­но конской переписи по Дальнему Востоку за 1902 г. Степень достоверности этих источников очень высокая, так как хозяйство крестьянина было на виду и ему трудно было что либо скрыть.

Чтобы получить представление о динамике расслоения крестьянства наиболее развитого зернового района Амура, воспользуемся подворными списками 24 крестьянских селений за 1881 и 1891 гг. Распределение посева между группами домохозяев показано в (табл. 19, прил. 2).

Из таблицы видно, что домохозяева без посева и с посевом до 5 дес. в 1881 г. составляли 30% всех дворов, на их долю приходилось 10,2% посева. В среднем каждый двор имел 2,7 дес. посева. По среднему размеру посева на один двор они должны быть отнесены к беднякам. Следующая группа домохозяев с посевом от 5 до 10 дес. составляла 42,7% всех дворов, на её долю приходилось 38,3% посева. Эта группа хозяйств относилась к середнякам.

На долю же домохозяев с посевом от 10 и более дес., составлявших 27,3% дворов, приходилось 51,5% посева, и в среднем на один двор — 14,8 дес., т.е. более чем в 5 раз по сравнению с домохозяевами с посевом до 5 дес. Представители этой группы относились к зажиточным крестьянам.

В 1891 г. количество бедняцких хозяйств, вовлеченных в процесс социального расслоения, по сравнению с 1881 г. оставалось почти на том же уровне и процент хозяйств составлял 29,6%. В то же время число зажиточных хозяйств (при их абсолютном росте) составляло соответственно 27,5 и 36,9%. Степень расслоения была здесь несколько выше, чем в остальных районах Дальнего Востока.

О расслоении крестьян Амурской области в 1888—1891 гг. свидетельствуют данные посемейных списков крестьян, насчитывавших 1115 дворов с населением 8122 души обоего пола и засевавших 9877 дес. земли¹¹. Одной из особенностей этих посемейных списков является то, что в них, наряду с количеством засеваемой каждым крестьянином площади, указывалась также и стоимость имущества каждого двора. Этот показатель очень важен при определении социальных групп на Амуре. Чтобы обзавестись самостоятельным хозяйством, средней семье необходимо было израсходовать в то время от 500 до 750 руб.¹²

К беднейшему крестьянству можно отнести в данном случае хозяйства без движимого и недвижимого имущества и с имуществом стоимостью от 8 до 500 руб. и засевавших до 5 дес.; к середняцким — хозяйства с имуществом общей стоимостью от 500 до 1000 руб. и засевавших от 5 до 10 дес.; к зажиточному крестьянству — хозяйства со стоимостью имущества свыше 1000 руб. и засевавших 10 дес. и более (табл. 20, прил. 2).

Характерной особенностью социального расслоения на Амуре в 1888—1891 гг. явилось то, что здесь в районе развитого торгового земледелия, наряду с быстрым ростом предпринимательских хозяйств, существовала значительная прослойка среднего крестьянства (32,8%), в то время как в 49 губерниях европейской России она составляла 22,0%, а в четырех округах Енисейской губернии — 24,2%¹³. Данные табл. 20 подтверждают высокий процент (64,9) середняцких и зажиточных хозяйств Амурской области. По стоимости имущества зажиточные хозяйства превосходили бедняцкие в 7 раз, а по посеву — в 4,7 раза.

Существование широкого слоя сельской буржуазии на одном полюсе и относительно небольших групп беднейшего крестьянства на другом — отличительная черта социального состава крестьянства земледельческой зоны Приморья. Согласно данным посемейных списков крестьян 20 селений Приморской области за 1891 г. (813 дворов, засевавших 5675 дес., имевших 2323 головы рабочих лошадей и 5273 головы крупного рогатого скота) бедняцкие хозяйства составляли 30,5%, а сельской буржуазии — 23,5%¹⁴.

Дальневосточная деревня по своему социальному составу была более мелкобуржуазной, чем деревня европейской части страны. Преобладающей фигурой в ней был средний крестьянин. По данным за 1891 г., среднее крестьянство в Приморской области составляло 46% общего числа хозяйств. Здесь, как и в Сибири, в связи с многоземельем и экстенсивным земледелием, развитием капитализма «вширь» процесс формирования сельской буржуазии проявлялся более отчетливо.

В дальневосточной деревне сложился значительный слой хозяйств преимущественно фермерского типа, и это является важнейшей закономерностью аграрно капиталистической эволюции, сформулированной В.И. Лениным: «…чем свободнее крестьянство, чем меньше давят на него остатки крепостного права, чем лучше в общем и целом обеспечено крестьянство землей, тем сильнее разложение крестьянства, тем быстрее идет образование класса сельских предпринимателей фермеров»¹⁵.

Данные, которые приводились выше, касались отдельных местностей и районов Дальнего Востока. Источником для определения степени социального расслоения дальневосточного крестьянства в целом являются данные военно конской переписи 1902 г., содержащие группировки хозяйств в Амурской и Приморской областях по числу рабочих лошадей. Они охватывали 22 251 хозяйство Дальнего Востока¹⁶.

Данные военно конских переписей европейской России успешно использовал В.И. Ленин для характеристики социальных групп крестьянства¹⁷. Он указывал на наличие в сибирской деревне низших (безлошадных, с 1 и 2 лошадьми) и высших групп (5—9, 10 и более лошадей), известных по европейской России¹⁸.

Аналогичное положение наблюдалось и в дальневосточной деревне в конце XIX — начале XX в. В областях Дальнего Востока (Амурской и Приморской) к низшей группе относились хозяйства без рабочих лошадей, с 1 и 2 лошадьми, и к высшей группе — с 5 и более. Соотношение этих групп в сравнении с другими районами страны дано в (табл. 21, прил. 2).

Итак, из табл. 21 видно, что в дальневосточной деревне наиболее быстро шел процесс формирования класса сельских предпринимателей из среды многоземельного старожильческого крестьянства. Доля зажиточных хозяйств Дальнего Востока была в 1,7 раза больше, чем в европейской России (31%), а бедняцких хозяйств — в 1,7 раза меньше (33,4%).

Э.М. Щагин выявил две особенности классового расслоения крестьянства в дальневосточной деревне. Первая — быстрый рост удельного веса предпринимательских хозяйств не сопровождался на Дальнем Востоке столь же быстрым увеличением доли беднейшей группы и «вымыванием» средних слоев. Вторая — наличие более широкого, чем в европейской России, слоя мелких и средних земледельцев¹⁹.

Таким образом, итоги социального расслоения дальневосточной деревни опровергают утверждение американского историка Д. Тредголда о том, что после реформы 1861 г. в Сибири крестьянство не раскололось на «нанимателей и нанимаемых», «на капиталистов и пролетариев», а представляло однородную массу мелких хозяйств²⁰